Люди, должно быть, слышали стрельбу. И если не выстрелы в церкви, то уж в тишине парка наверняка.
Казалось, вот-вот со всех сторон, истошно завывая сиренами, с фонарями в руках, нагрянет полиция.
Но никого не было.
Уже по дороге назад, к машине, они встретили Рэйла Бородатого, безликого пропойцу, который неожиданно появился из-за деревьев на другом конце моста. Он протянул грязную руку и проворчал:
— Подайте… — И вдруг невольно закашлялся.
Его вряд ли смутил вид молодого человека, одетого в футболку, едва прикрывающую наготу.
Пожалуй, и молодая окровавленная женщина, на которой, кроме юбки и кроссовок, тоже ничего не было, не очень его поразила.
Скорее, он узнал ту, которую однажды пытался изнасиловать.
Хотя самое сильное впечатление произвела на него перевернутая лысая отрубленная голова МИРа, которую Джейн несла, прижав рукой к телу.
Вместо того чтобы закончить свою излюбленную сцену попрошайничества, Рэйл завизжал и мигом скрылся в темноте парка.
По дороге к машине больше ничего не произошло.
Уже рано утром, на следующий день, чистый, перебинтованный и одетый с иголочки Брейс явился в пункт «Скорой помощи» больницы Доннервилля.
Он объяснил, что споткнулся в своем гараже, когда нес оконное стекло, и осколок отрезал ему ухо. Потом упал на доску, в которой торчал гвоздь.
Спустя два часа он вернулся к Джейн, сообщив, что ему сделали укол от столбняка, наложили свежие бинты и выписали два рецепта, которые потребуют похода в аптеку.
— Согласно последним известиям за этот день, предполагается, что ответственность за жестокое убийство двух неопознанных мужчин в баптистской церкви Голгофы и в парке рядом с ней должны нести сатанисты.
Они закопали голову МИРа в полночь на усыпанном скошенным сорняком заднем дворе зловещего дома недалеко от Мемориального парка «Райские Кущи».
— Это наверняка успокоит его, — сказала Джейн, притаптывая землю.
На рассвете следующего дня, на заднем дворе дома Джейн, они похоронили ухо Брейса.
Оно было по-прежнему ледяным.
Джейн хотела оставить его для церемонии, но Брейс возразил.
— Нам не стоит этого делать, — сказал он, снимая крышку чашки, в которой покоилось ухо. Передав крышку Джейн, он нагнулся и положил ухо в небольшую ямку. — Называется — «биологически несовместимо».
— Да, ты прав.
— К тому же ты всегда можешь захотеть им воспользоваться.
Джейн поморщилась.
— Ты, наверное, шутишь. Конечно, я ничего не имею против твоего гнилого старого уха, но не думаю, что могла бы заменить им нормальную пищу.
— Вы, женщины, такие брезгливые.
Она тихо засмеялась.
— Я уж точно.
Носком ботинка Брейс засыпал ямку.
— Пока, ухо.
— Пока, — присоединилась Джейн.
Брейс нежно погладил ее по спине. Он уже наизусть знал, какие ссадины доставляют ей наибольшее беспокойство, поэтому старался не дотрагиваться до них.
— Больше ничто и никогда не застанет нас врасплох, — тихо сказал он.
— И не говори об этом, — усмехнулась Джейн.
— А это еще почему? — удивленно посмотрел на нее Брейс.
— Потому что теперь ты всегда будешь припадать к земле ухом.
— Я этого не говорил, — засмеялся Брейс.
— Ну, так собирался.
— Если я такой чертовски предусмотрительный и предсказуемый — тогда что я собираюсь сказать дальше?
— Это нечестно. Если я угадаю, ты сразу начнешь все отрицать.
— Ты ведь помнишь — я никогда не лгу.
— Ага, ты соврал доктору и…
— Тебе — никогда.
— Да? Ну ладно, — улыбнулась Джейн, — так что же ты сбирался сказать?
— Это ТЫ должна угадать, — напомнил он.
— А. Ну, да. Ты должен был сказать…
— Что?
— Джейн, ты самая великолепная лапочка в мире, и я просто от тебя балдею.
Брейс засмеялся, покачал головой, а потом посмотрел ей в глаза. Улыбка исчезла с его лица.
— Джейн, ты самая великолепная лапочка в мире, и я просто от тебя балдею. — Вдруг его рот широко раскрылся, глаза округлились от удивления. — Господи! — выкрикнул он. — Откуда ты узнала, что я собирался сказать?
— Я тебя могу читать, как книгу, — сказала Джейн и потянулась к его губам.