Во тьме

Глава 36

«Джейн!»

Этот рев умирающего зверя заставил Джейн проснуться. Она открыла глаза. Горела настольная лампа. Щурясь от яркого света, она увидела подбегающего к ней Брейса.

Никогда еще он не выглядел так испуганно.

Это привело ее в смятение.

Остановившись рядом с кроватью, он впился в нее глазами — взгляд его был прикован к тому месту ниже груди, где она ощущала какое-то странное онемение и жжение. Голова его нервно подергивалась, а руки были выставлены вперед. Словно он только что уронил бесценную вазу и, хотя видел, как она разлетелась вдребезги на полу, все никак не мог поверить, что его неуклюжесть будет ему стоить так дорого.

Разбираемая любопытством, Джейн поднялась на локтях.

И вместе с ним стала разглядывать свое тело.

То, что она была нагой, ее вовсе не удивило. Но она ожидала, что торс будет залит кровью. Резчик, по всей видимости, аккуратно все протер за собой — кожа была чистой, если не считать отпечатков пальцев и слова.

Должно быть, он обмакнул руки в ее кровь, а затем приложил их к ее грудям и бедрам — педантично следя за тем, чтобы отпечатки получились четкими и не смазанными. Руки у него были огромные.

Вырезанное на животе слово уже не кровоточило. Большие буквы были образованы неглубокими порезами, выглядевшими совсем свежими. Единственными буквами, которые она узнала с первого взгляда, были те, что стояли по краям — П под правой грудью и Я — под левой.

Переставив в уме все буквы в обратном порядке, Джейн поняла послание МИРа.

Она чуть было не проговорилась Брейсу, что нужно развернуть буквы. Но вовремя поняла, что, если подскажет, тот может догадаться, что она раскусила эту уловку, изучая предыдущие послания. А ей не хотелось, чтобы он что-нибудь узнал об этом.

— Что тут говорится? — пробормотала она.

Брейс нахмурился и покачал головой.

— Я не… не могу сообразить. Это… Кто тебе это сделал?

— МИР. Кто же еще.

— Боже! — вскрикнул он.

— Спокойнее, ладно? — Она выдавила из себя улыбку. — Кажется, это меня порезали.

— Ублюдок!

— Тсс, — она насупленно вперилась в слово. — Похоже, написано… наоборот.

— Надо вызвать полицию. — Затравленно шаря глазами по комнате, Брейс пробормотал: — Есть у тебя здесь телефон?

— Никакой полиции, — отрезала Джейн.

— Мы должны вызвать полицию.

— Нет, не должны.

— Он же всю тебя изрезал! Ублюдок искромсал тебя!

— Ну, ты преувеличиваешь. Заживет. Это просто предупреждение… что бы в нем ни говорилось.

Брейс посторонился, и Джейн встала и опустила ноги с кровати. Вздрагивая всем телом, она медленно прошла мимо него и остановилась перед зеркалом. В глаза прежде всего бросилась кровь на шее и лице. Снова отпечатки МИРа. Желудок мерзко зашевелился. Это были не отпечатки пальцев.

МИР, должно быть, с дюжину раз поцеловал ее, обмакнув предварительно губы в кровь.

Подошел Брейс и тоже стал рассматривать ее отражение. Она перевела взгляд на вырезанное на животе слово «ПОВИНУЙСЯ».

Брейс смотрел на слово, но при этом глаза его бегали по ней вверх и вниз.

«Проверяет меня», — подумала она.

Не будь идиоткой, он изучает повреждения.

Заметив в зеркале незаправленную рубашку, прикрывавшую серые брюки, она быстро подняла взгляд на его лицо.

Оно было красным, словно пылало огнем.

«Шокирован или возбужден? — терялась она в догадках. — А может, и то и другое?»

— Как он мог такое сделать? — тихим сиплым голосом произнес Брейс.

— Уверена, это доставило ему огромное удовольствие.

— Но ведь я был в соседней комнате. И ничего не слышал.

— Я кричала.

Он покачал головой.

— Я не слышал. Боже! Прости, если бы я не уснул…

— Ничего, — прервала его Джейн. — Крика, наверное, не было слышно. — Она отвернулась от зеркала. Расположение пятен крови на простыне повторяло общее очертание ее тела. В сторонке валялась парочка скомканных белых шариков. — Лейкопластырь, — промолвила она. — Рот и глаза были заклеены, а руки и ноги, должно быть, связаны — я не могла ими пошевелить. — Единственными инородными предметами на кровати были эти комки лейкопластыря. Она взглянула на свои запястья. Никаких следов от веревки.

Джейн медленно обошла вокруг кровати в поисках других следов происшедшего.

Но ни веревок, ни проводов, ни чего-либо другого, с помощью чего можно было связать, она не нашла.

Однако на полу под кроватью в дальнем углу обнаружилась ее ярко-синяя пижамная пара. Когда она подняла ее, то увидела, что на рубашке отсутствовали пуговицы. По аккуратным срезам пучочков ниток можно было подумать, что пуговицы были обрезаны острой бритвой — несомненно, тем же лезвием, которым было написано слово «повинуйся» на животе.

Надевая кофту, она спросила:

— Я была в этой пижаме?

Брейс покачал головой.

— Не знаю.

— Должно быть. Но мне казалось, что я уснула на диване.

— Да. Ты сразу же отключилась. Но потом, около двух часов, проснулась и ушла в свою комнату. Когда ты выходила, на тебе все еще были джинсы и та просторная плотная рубашка.

Вдевая ноги в пижамные штаны, Джейн попыталась вспомнить. Но не получалось.

— Что еще случилось?

— Ты была как бы не в себе, — продолжал Брейс. — Понимаешь, как будто потеряла ориентацию. Словно никак не могла понять, как очутилась на диване. Не помнишь?

— Не очень.

— По правде говоря, мне показалось, что ты собиралась вернуться. Промямлила что-то о том, что хочешь устроиться поудобнее, и, пошатываясь, вышла из комнаты. Я остался на диване. Затем услышал, как хлопнула дверь твоей спальни, но все еще продолжал надеяться, что через несколько минут ты вернешься. Затем, должно быть, и сам уснул.

— И ты не слышал ни звука?

— Нет, — признался он. Его лицо приняло виноватое выражение. — Боже! Я все проспал.

Джейн скривилась.

— Я тоже ничего не слышала. Думаю, меня разбудила боль, когда он начал резать. Не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть. — Джейн почувствовала, что задыхается, словно сами воспоминания перекрывали доступ воздуха в легкие.

Обойдя кровать, Брейс положил ей руку на плечо и нежно привлек к себе. Она прижалась к нему, и они обнялись. Джейн уткнулась лицом в его плечо и замерла — руки Брейса медленно скользили сзади по кофте.

Прешло немало времени, прежде чем он пробормотал:

— Я больше никому не позволю к тебе прикоснуться.

Она знала, что он говорил всерьез, но сомневалась, что Брейс — или кто-нибудь иной — сможет защитить ее от МИРа.

— Не думай об этом, — прошептала она.

— Тебя могли убить.

— Но не убили. Просто он хотел сделать мне больно.

— Он не желает, чтобы ты выходила из Игры.

— Какой ты проницательный, Шерлок.

Брейс тихо рассмеялся, слегка всколыхнув своим дыханием ее волосы. Она поцеловала его в шею.

— Может, тебе лучше сделать, как он хочет? — промолвил он.

— Нет, это должно кончиться.

— Но он не оставит тебя в покое. На этом он не остановится. Безумец, проникший в твою комнату и вырезавший на коже буквы, он… будет тебя доставать, пока ты не сдашься и не выполнишь то, что он хочет.

Слегка отстранившись, Джейн заглянула в глаза Брейсу.

— У меня есть новость для МИРа, — произнесла она. — Я не уступлю. Игра закончена. — Повысив голос, она добавила: — Слышишь, МИР? Игра закончена. Можешь хоть всю меня исполосовать и режь хоть до скончания века — больше ни одного твоего приказа я не выполню.

— Думаешь, он тебя слышит? — изумился Брейс.

— Меня бы это не удивило. То, как он приходит и уходит, говорит о многом.

Прищурившись, Брейс пристально посмотрел поверх ее головы, словно изучая потолок.

— Лучше позвонить в полицию, — предложил он. — Может, они смогут его найти.

— Нет.

— Да. Взгляни, что он с тобой сделал, Джейн. Это же совсем не то, что прокрасться в дом и оставить тебе деньги… на этот раз он совершил настоящее преступление. Как минимум — это нападение с применением оружия. За это его могут посадить за решетку.

— А меня могут посадить за убийство, — произнесла Джейн, следя за выражением глаз Брейса.

Реакция была такая, словно она неожиданно пырнула его ножом в живот.

Джейн отпрянула назад.

— Ну, что же ты стоишь? Вызывай копов, ты ведь этого хотел? А мне надо принять душ.

Оцепенев и чуть сгорбившись, он молча проводил ее взглядом из комнаты.

Сильный напор горячей воды больно обжег порезы, но в остальном ощущения были самые приятные. Куском мыла она оттерла кровавые отпечатки рук и стала тщательно мылить лицо, чтобы удалить оставленные МИРом следы губ.

Интересно, позвонит ли Брейс в полицию, размышляла она. Пожалуй, нет.

Хотя он такой правильный, что вполне может решиться на это.

И в ушах уже зазвенели его слова: «Как бы хорошо я к тебе ни относился, Джейн, оправдать убийство я не могу. Ты не оставила мне другого выбора, как только сдать тебя полиции».

Подставив спину под струю, она смахнула рукой воду с глаз и посмотрела вниз. Царапины и синяки, оставленные псом, окончательно сошли — как раз вовремя, чтобы предоставить МИРу нетронутое полотно для его художеств. Однако, к ее утешению, все отпечатки его рук полностью смылись, и кожа выглядела блестящей и чистой, если не считать живых ран от вырезанных букв.

«У меня довольно привлекательный вид, — подумала она. — Довольно привлекательный? Лучше, чем когда-либо». Спасибо всем этим нагрузкам и солнечным ваннам — и нескольким дням, когда она почти не ела, которым она была обязана МИРу и Брейсу.

Возможно, в былые годы она и была стройнее, но никогда не находилась в такой хорошей физической форме.

Только бы МИР прекратил резать меня…

Положив мыло на небольшую полочку сбоку от поддона, она сделала шаг вперед, наклонилась и потянулась за пластиковым пузырьком шампуня. Едва ее пальцы обхватили скользкие бока пузырька, как дверь у нее за спиной затарахтела.

Ахнув, она выпустила из рук шампунь, быстро выпрямилась и обернулась.

Поставив одну ногу в кабинку, Брейс взглянул на нее и поднял брови.

— Скажи только слово, и я уйду.

Этого слова Джейн не вымолвила.

Брейс зашел и задвинул стеклянную дверцу. Его тело отрезало ее от льющейся воды.

Джейн шагнула навстречу.

И остановилась, упершись животом в его упругий член.

Руки Брейса легли ей на плечи, и он улыбнулся.

— Решил, что безрассудно выпускать тебя из виду. Неизвестно, где может подстерегать опасность.

— Ты расслышал, что я тебе сказала? — поинтересовалась она.

— Что ты кого-то убила?

— Ты что, не собираешься доносить на меня в полицию?

— Ни в коем случае. — Он положил руки ей на грудь.

От резкого вдоха она содрогнулась.

— Я тебя знаю, — продолжал он. — И если ты так сделала, значит, это был единственный выход.

— О Боже! — Она придвинулась ближе, почувствовав, как его член ткнулся в нее и скользнул вверх. Когда он задел один из порезов — часть буквы «с», как ей показалось, — она поморщилась, но не отстранилась, а еще сильнее прижалась к Брейсу. Несмотря на небольшую боль от нажатия на порезанную кожу, ей нравилось ощущать на своем животе всю его длину и понимать, что он стал таким твердым и огромным из-за нее.

Затем ей в лицо хлынул горячий поток — это Брейс присел и, лаская ее ягодицы и бедра, стал целовать, облизывать и обсасывать ее груди.

Погрузив пальцы в его волосы, она стала извиваться всем телом.

В конце он прижал ее к скользкой кафельной стене, так что только кончики ее пальцев касались дна поддона, и вошел в нее. При каждом вхождении она подскакивала, и ее носки отрывались от пола, а плитки скользили вверх и вниз по спине и ягодицам.

Когда они выбрались из кабинки, Брейс расстелил на резиновом коврике полотенце и помог ей лечь.

Слово «повинуйся» стало кровоточить.

Отдельные его части кровоточили довольно сильно, и Брейс несколько раз шептал с придыханием: «Лучше остановиться» и «Надо обработать раны».

Но она неизменно возражала: «Все нормально». Она не хотела не только, чтобы это остановилось, но чтобы даже прервалось хоть на миг.

Насколько помнилось, она, должно быть, произнесла «все нормально» раз десять или двенадцать, еще когда они были в кабинке.

Сейчас он спрашивал:

— Ничего, если мы используем махровую простыню?

А она отвечала:

— Все нормально.

Приподнявшись на локтях, она смотрела, как Брейс накрывает слово «повинуйся» простыней. Он сидел на корточках сбоку, голый и мокрый. На белой поверхности стали проступать кровавые точки.

Брейс покачал головой.

— Простыня, наверное, испортится. — Стекавшая с его подбородка вода капала ей на бедра.

— Все нормально, — сказала она и улыбнулась.

Когда их взгляды встретились, Брейс улыбнулся в ответ:

— Это все, что ты умеешь говорить?

Она кивнула.

— Нам следовало остановиться. Это моя вина, что снова пошла кровь.

— Все в порядке.

Его взгляд упал на простыню.

— Не знаю, что на меня нашло, — признался он.

— Зато я знаю, что в меня вошло.

— Смешно.

— Такая уж я.

— Не говоря о том, что я не… надел кое-чего.

— Все нормально, — вновь повторила она.

— Ты только это и говоришь.

— Потому что это правда.

— Ты не веришь в… безопасный секс?

— Я не занималась никаким сексом.

— Что ж, и я тоже.

— Значит, — сказала она, — худшее, что может случиться, так это у нас появится ребенок.

— Ребенок?

— Ну, знаешь, один из этих крохотных человечков.

— О!

— Впрочем, это крайне маловероятно. Думаю, нам это все же не угрожает… в данный момент.

Она посмотрела на часы. Крапинки на простыне превратились в ярко-красные пятнышки, но, к счастью, их было совсем немного.

— Не похоже, чтобы тебе угрожала смерть от потери крови, — заметил Брейс. Стащив простыню, он принялся обследовать раны. — Надо обработать чем-то дезинфицирующим и наложить повязку.

— В аптечке, — подсказала она ему.

Когда он плеснул ей на живот перекись водорода, Джейн съежилась от холода и покрылась гусиной кожей. Там, где перекись попадала на свежую рану, она шипела и пенилась.

За повязкой она отослала Брейса в свою спальню. Он вернулся с большим красным платком, который был взят из ящика комода. После того как платок был трижды свернут в длину, он полностью прикрыл слово «повинуйся». Брейс закрепил его длинными полосками скотча.

Когда они вышли из ванной комнаты, солнце уже встало. Джейн отдала Брейсу свой халат. Он сидел на нем отлично. Сама же надела большую и просторную футболку. Сварив кофе, они взяли свои чашки и пошли в гостиную. Там сели на диван, прижавшись друг к другу.

— Думаю, мне лучше рассказать тебе о вчерашней ночи, — начала она.

— Если только хочешь.

— Но ты ведь хочешь об этом знать, да?

— Я хочу знать о тебе все.

— И мой любимый цвет?

— Все.

— В данную минуту мне лучше ограничиться событиями прошлой ночи.

И она начала свой рассказ. Когда она подошла к той части, что касалась женщин, он побледнел и отставил в сторонку свой кофе. Наконец она рассказала ему о том, как прокралась в зрительный зал и застрелила троих.

Брейс был ошарашен услышанным.

— Ума не приложу, как ты смогла такое сделать.

— Это было не очень трудно. Я была просто вынуждена это сделать. Надо было позаботиться о том, чтобы они не пустились за нами вдогонку. Но это не все. Отчасти это было еще и для того, чтобы защитить тех двоих, которых пришлось оставить. Потому что если бы они узнали о нашем побеге, неизвестно, что бы они учинили с Линдой и Марджори. Тем более что они не имели права жить после того, что сделали.

— Не знаю, — возразил Брейс. — Во всяком случае, чертовски сожалею, что тебе пришлось это сделать.

— Не только ты, но и я сама. Но, если бы я просто ушла… с того момента вся вина пала бы на меня. Понимаешь? Они бы выкрутились, я в этом уверена. И все их будущие зверства и убийства были бы на моей совести.

— Надеюсь, что ты искренне веришь в это, — заметил Брейс.

— Да, верю.

— Потому что это очень серьезное дело — убить человека. Возможно, серьезнее нет ничего на свете. И носить в себе…

— Ты делал такое?

— Нет. И не уверен, смог бы.

— Смог бы.

— Возможно.

— Готова поручиться, что ты прикончил бы МИРа, если бы застал его, когда он меня резал.

— Уверен, что, по крайней мере, попытался бы. — Он крепко обнял ее. — Мы должны придумать, как защитить тебя сегодня ночью.

— Да, я знаю. Ты голоден?

— Шутишь?