Владелица проклятого замка

Глава 8

Он не отпускал мои плечи, его пальцы всё ещё впивались в ткань моего платья. Дыхание постепенно выравнивалось, но в воздухе висело что-то новое — густое, звонкое, переполненное смыслом.

— Ленка, — его голос был низким, хрипловатым от вина и эмоций. — Лен. Замуж за меня. Давай. Не будем дураками.

Он говорил это не как романтическое предложение, а как приказ, как констатацию самого очевидного в мире факта. И в этой его грубоватой прямоте не было ни расчёта, ни политики. Была лишь простая, ясная решимость.

Я смотрела на него — на знакомые и незнакомые черты, на тень давней школьной влюблённости, на ярость только что отгремевшей ссоры и на тепло, всё ещё разливавшееся по губам от его поцелуя. Мысль о библиотечном кафе где-то далеко на Земле на мгновение померкла. Здесь и сейчас был он. Стас. Настоящий, сложный, неудобный и безумно притягательный в этой своей неидеальности.

— Это самое глупое предложение в моей жизни, — выдохнула я, и мои губы сами растянулись в улыбку. — Да. Ладно. Давай.

Он не засмеялся. Он просто резко, почти порывисто кивнул, как будто только что заключил самую важную сделку. И тут же, не выпуская моей руки, поволок за собой из комнаты, мимо удивлённо поднявшей бровь Марьи, вверх по холодной лестнице.

Моя спальня была не намного уютнее остального замка, но здесь горел камин, и на огромной, нелепо массивной кровати лежало сразу три толстых одеяла — единственная роскошь, которую я себе позволила.

Дверь закрылась с глухим стуком. Он повернул меня к себе, и на этот раз в его глазах не было ни злости, ни расчёта. Было тёмное, жадное любопытство и желание, которое больше не нуждалось в словах.

Первым делом он принялся за шнуровку моего платья — неумело, торопливо, ворча себе под нос, когда узлы не поддавались.

— Чёртов исторический костюм, — пробормотал он, и я фыркнула, помогая ему.

— Не нравится? Могла бы и в гобелене прийти.

— Молчи, — он наконец справился со шнуровкой, и тяжёлая ткань соскользнула на пол.

Холодный воздух комнаты обжёг кожу, но почти сразу его сменило тепло его ладоней. Его прикосновения были такими же, каким был поцелуй — не слишком нежными, но невероятно уверенными. Он не спрашивал разрешения, он изучал, словно заново открывая то, что раньше видел только мельком, сквозь школьные коридоры.

Мы спорили, мы ругались, мы бросали друг другу обвинения, и теперь вся эта накопленная энергия находила выход здесь. Это не была утончённая любовная игра. Это была битва, в которой не было победителей и побеждённых, а только взаимное, жадное признание. Я отвечала ему с той же силой, кусая его губу, впиваясь пальцами в спину, сбрасывая с него эту дурацкую, дорогую рубашку. Он смеялся — низко, глухо, прямо у меня в шею, когда я роняла его ремень со звоном на каменный пол.

На мгновение мы замерли, глядя друг на друга при свете огня, и в его взгляде не осталось и тени той школьной снисходительности. Было лишь чистое, обоюдное изумление. А потом он снова притянул меня к себе, и мы упали на груду одеял, сметая подушки.

Всё было неидеально, как и всё в этом замке. Кровать скрипела, с потолка где-то в углу сыпалась пыль, а за окном выл ветер. Но это было настоящее. Его кожа под моими ладонями, его прерывистое дыхание в моих волосах, его внезапная, сбивающая с толку нежность в тот миг, когда он, казалось, вот-вот потеряет контроль. И моё собственное тело, отзывающееся на каждое его движение, забывшее и о завещании, и о кафе, и обо всём на свете, кроме этого странного, нелепого, желанного «здесь и сейчас».

Когда в комнате наконец стихло, остался только треск огня, наш учащённый пульс и тяжёлое, общее дыхание. Я лежала, уткнувшись лицом в его плечо, чувствуя, как его пальцы медленно и лениво перебирают мои спутанные волосы.

— Ну что, — его голос прозвучал у меня над головой, довольный и немного хриплый. — Оформляем?

Я рассмеялась, и смех прозвучал непривычно свободно.

— Оформляем. Но завтра. Сейчас… я, кажется, слишком устала, чтобы двигаться.

— И я, — он признался, притягивая меня ближе. — Ты, Ленка, оказалась… огненной.

— А ты, Костарецкий, оказался на удивление терпеливым, — пробормотала я, чувствуя, как дрожь расслабления разливается по телу.

— Только не распространяйся, — он шлёпнул меня легонько по бедру, и я засмеялась снова.

Мы заснули так, спутанные конечностями, под старыми одеялами, в проклятом замке, который вдруг перестал казаться таким уж одиноким. А где-то в сокровищнице, может быть, тихо позвякивало золото, но сейчас оно было нам совсем не нужно.