Винтик из вагончика Димки лежал на тумбочке. Игорь не знал, зачем он его взял. Сувенир на память о безумии? Талисман? Он был просто куском железа, холодным на ощупь.
Безумие… Эта мысль была единственным спасительным якорем. Если он сходит с ума, значит, всё это ненастоящее. Значит, дядя Коля просто неудачно упал, а Димка просто стал странным типом после травмы. Но якорь держал плохо. Слишком уж реальными были эти видения. Слишком уж точным оказалось предсказание.
Он больше не мог просто лежать. Страх сменился навязчивым, почти параноидальным ожиданием. Он стал ловить себя на том, что вглядывается в лица прохожих, ища на них признаки того самого мерцания. Он стал прислушиваться к внутренним ощущениям, пытаясь уловить тот самый медный привкус или внезапную боль в старых травмах.
Его старый перелом таза ныл от сырости. Голова временами кружилась. Он списывал это на нервы.
На пятый день после разговора с Димкой он пошёл в единственный работающий магазин за хлебом. Очередь была недлинной, но двигалась медленно. Кассирша с лицом, как помидор, орала на кого-то по телефону, не спеша пробивая товары.
Игорь стоял, уставившись в спину впереди стоящей женщины, и думал о том, что сходит с ума. И вдруг…
Он почувствовал это раньше, чем увидел. Сначала — лёгкое головокружение. Потом — тупая, знакомая боль в тазу, будто кость снова треснула. Он застонал и схватился за прилавок, чтобы не упасть.
— Парень, ты чего? Тебе плохо? — обернулась женщина, которую он разглядывал. Молодая, лет двадцати пяти, с усталым, но добрым лицом. На руках у неё сидела маленькая девочка, лет трёх, с двумя косичками-хвостиками.
Игорь поднял глаза. И увидел.
Воздух вокруг неё и ребёнка плыл. Искажался, как над раскалённым асфальтом. А сквозь эту дымку проступал жуткий, на мгновение мелькнувший образ: женщина лежит на асфальте, её голова неестественно запрокинута, а из-под неё растекается лужа. А рядом, в метре, валяется маленькая розовая туфелька.
Видение длилось долю секунды. Но его было достаточно.
Медный привкус заполнил рот. Игоря затрясло.
— Вам вызвать врача? — женщина смотрела на него с искренней тревогой.
«Она добрая», — промелькнуло в голове у Игоря. «Она спросила, плохо ли мне».
— Уходите, — просипел он, с трудом разжимая челюсти.
— Что?
— Уходите отсюда! Сейчас же! — его голос сорвался на крик. Люди в очереди обернулись. Кассирша бросила трубку.
Женщина с испугом отшатнулась, прижимая к себе ребенка.
— Да вы больной…
— УБЕЙТЕСЬ! — завопил Игорь, уже не контролируя себя. Паника, животный ужас перед тем, что он видел, вырвались наружу.
Испуг на лице женщины сменился оскорблением и страхом. Она резко развернулась и, прижимая дочь, почти побежала к выходу, бросив свою полупустую корзину.
Игорь стоял, тяжело дыша, опираясь о прилавок. На него смотрели как на сумасшедшего. Кассирша что-то кричала, тыча в него пальцем. Он ничего не слышал. В ушах звенело.
Он выскочил на улицу. Женщина уже сажала ребёнка в старый запорожец, припаркованный у тротуара. Она торопилась, бросала на него испуганные взгляды.
Игорь отпрянул назад, в подъезд, и стал наблюдать, сердце колотилось, как молот.
Машина завелась. Женщина посмотрела по сторонам, дала задний ход, чтобы выехать с узкой парковки. Она была явно нервная, дёрганая из-за его криков.
В этот момент из-за угла, не сбавляя скорости, вырулил грузовик-самосвал, везущий песок с карьера. Он пронёсся в сантиметрах от бампера запорожца.
Женщина резко дёрнула руль и нажала на тормоз. Запорожец дёрнулся и заглох.
Грузовик, не заметив ничего, умчался дальше.
Тишина. Женщина сидела за рулём, опустив голову на руки. Видно было, как она дрожит. Ребёнок на заднем сиденье начал плакать.
Никакой крови. Никакой лужи. Никакой розовой туфельки.
Игорь медленно выдохнул. Сжатые в кулаки пальцы разжались. Он сделал это. Он предотвратил это. Он не дал этому случиться.
Он спас её.
Чувство облегчения было таким сильным, что он готов был рыдать. Он не сумасшедший. Его дар реален. И его можно использовать во благо.
Он вышел из подъезда, чувствуя странную эйфорию, смешанную с остатками адреналина. Он посмотрел на женщину. Она заводила машину, всё ещё в явном потрясении.
Их взгляды встретились. В её глазах не было благодарности. Там был чистый, неподдельный страх. Страх перед ним. Психом, который закричал на неё в магазине и который теперь смотрит на неё из подъезда.
Она резко дёрнула с места и уехала.
Игорь остался один. Эйфория стала понемногу угасать, сменяясь пустотой и холодком. Он повернулся, чтобы идти домой.
И замер.
На противоположной стороне улицы, прислонившись к стене гаража, стоял Димка. Он был в том же тёмном пальто. В руках он держал тот самый странный компас со стрелками на пружинках. Одна из стрелок мелко подрагивала.
Димка не смотрел на Игоря. Он смотрел на точку, где только что был запорожец. Его лицо было сосредоточенным, как у учёного, фиксирующего интересный феномен.
Потом он медленно поднял голову и посмотрел прямо на Игоря. В его глазах не было ни гнева, ни раздражения. Было лишь холодное, безжалостное любопытство.
Он поднёс две руки к вискам, пальцами изобразил подобие короны, а потом медленно, очень медленно, провел пальцем по горлу.
Жест был настолько отчужденным и леденящим, что у Игоря по спине побежали мурашки.
Затем Димка развернулся и ушёл, не оглядываясь.
Эйфория исчезла полностью. Её сменил новый, куда более глубокий страх. Он не предотвратил смерть. Он ее перенёс. Он выдернул одно звено из цепи, и теперь вся цепь начала двигаться по-новому, непредсказуемому и, судя по жесту Димки, куда более страшному пути.
Он не герой. Он был мальчиком, тыкающим палкой в сложный механизм, не понимая, как он устроен. А где-то рядом стоял часовщик, который всё понимал. И который был готов разобрать механизм на части, чтобы починить нанесённый им ущерб.
Игорь посмотрел на небо, затянутое серой пеленой. Баланс. Димка говорил о балансе.
Игорь нарушил его. И теперь кому-то придётся заплатить по счету.