Видеть, не глядя (СИ)

Глава 3

С трудом разлепив глаза, первое, что я увидела — моего похитителя. Сидя на стуле рядом с кроватью он, не отрываясь, смотрел на меня, и то переживание, что читалось в его глазах, удивило. Не веря в такое, я два раза моргнула, а потом зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, лицо мучителя уже выглядело равнодушным и холодным.

«Хм, привидится же после болезни невозможное», — вяло подумала я и прокаркала:

— Пить хочу.

— А ещё ты должна поесть, — безэмоционально ответил он и, поднявшись со стула, направился к выходу из комнаты.

Оставшись одна, я попробовала сесть на кровати и тут же упала назад на подушку, чувствуя неимоверную слабость. Закрыв глаза, я попыталась собраться с силами, а затем снова попробовала сесть. В этот раз получилось, и как только я удобнее устроилась, на кровать прыгнул Мавруша и, мяукнув, залез мне на ноги. Топчась и пуская когти в одеяло, он мурлыкал и, улыбнувшись, я провела рукой по его шёрстке.

— Привет, моё рыжее чудовище, — с любовью прошептала я. — Я помню, что ты был со мной. Спасибо.

Ткнувшись носом мне в ладонь, он замурлыкал ещё громче, а потом улёгся и, перевернувшись на спину, подставил свой живот. Почёсывая его, я обвела взглядом комнату и тяжело вздохнула.

Эта комната, как и та, которую я видела, каждый раз выходя из дома, была отделана деревом, но в отличие от гостиной, более светлым. Мебель, подобранная в тон цвету стен дополняла интерьер, а лежащий на полу пушистый бежевый ковёр, и такого же цвета шторы на окне, ещё больше добавляли уюта. «Вот только, сколько я здесь пробуду — неизвестно. А так надоел уже тот подвал с серыми стенами и металлической койкой. И глаза радуются, и кровать большая, с удобным матрасом. Здесь хоть чувствуешь себя человеком, а не бесправной скотиной, над которой могут издеваться».

Дверь в комнату открылась и, оторвавшись от разглядывания комнаты, я посмотрела на похитителя. Держа в руках поднос, он как обычно не проявлял никаких эмоций. Подойдя к кровати, он поставил поднос на тумбочку и рот тут же наполнился слюной от аппетитного запаха, идущего с тарелки.

— Ты должна поесть бульон. Если захочешь ещё, скажи, я принесу.

— Даже так? — сипло спросила я. — Как я понимаю, в питании меня сейчас ограничивать не будут, чтобы я набралась сил. А зачем мне силы? Чтобы снова сидеть в подвале, или заниматься прополкой, которая совершенно не нужна?

— Не разговаривай, а ешь, — холодно порекомендовал похититель. — Или буду кормить тебя через зонд.

Он попытался вручить мне тарелку, но я покачала головой, давая понять, что пока не получу ответа, есть не стану.

— Лета, не заставляй меня идти на крайние меры. Я ничего тебе объяснять не буду. Смирись со своим положением и делай то, что тебе говорят, — процедил он.

— Нет, — твёрдо произнесла я.

— Ладно. Буду действовать по-другому, — ответил он и, поднявшись, достал из-за пояса две пары наручников.

Холодный браслет одной пары тут же застегнулся на моём левом запястье, и я ничего не успела сделать, как рука была отведена назад, и второй браслет мужчина застегнул вокруг одной из деревянных перекладин на спинке кровати.

— Эй, не смей это делать! — воскликнула я и попыталась отпихнуть похитителя.

Но все усилия были тщетны. Он казалось, даже и не обратил внимания на мои попытки. Крепко сжав вторую руку, он и на неё надел наручник, и через пару секунд я была прикована к кровати.

— Не рекомендую пытаться освободиться, — сказал он, видя, как я дёргаю руками. — Мебель добротная и ты её не сможешь сломать, а лишь поранишь запястья.

— А я всё же попробую, — зло бросила я и снова дёрнула руками.

Однако уже через минуту поняла, что ничего не выйдет. Я и так никогда не отличалась силой, а сейчас после заточения и болезни, вовсе чувствовала себя беспомощной и хилой.

Тяжело дыша, я с ненавистью посмотрела на мужчину, который всё это время равнодушно наблюдал за мной.

— Так нести зонд, или предпочтёшь питаться добровольно? — лаконично поинтересовался он.

— Добровольно, — выплюнула я и одарила его презрительным взглядом.

Встав, он отстегнул мои руки и, сняв наручники, вручил тарелку. А мне ничего не оставалось, как послушно приняться работать ложкой, тем более что голод уже отзывался сосущей болью в желудке, а бульон оказался неимоверным вкусным.

Следующие два дня я больше не проявляла непокорство, понимая, что мужчина исполнит своё обещание. Да и спорить в чём-либо казалось бесполезным.

В первый же день, поняв, что под одеялом голая, я испытала стыд, понимая, что мужчина не только раздел меня, но и купал в ванне, потому что тело было чистым. А потом потребовала одежду, но он отказал в этом, и мне ничего не оставалось, кроме как или лежать в его присутствии в кровати, или кутаться в одеяло. Но из-за слабости я предпочитала первое, и лишь иногда вставала, чтобы сходить в туалет. Вторая дверь в комнате, которую я приметила не сразу, вела в совмещённый санузел и, обнаружив там не только унитаз, а и ванну, я с нетерпением ждала дня, когда слабость отступит и я смогу нормально, самостоятельно вымыться.

А ещё в первую же ночь я обследовала свою комнату, надеясь, что хоть отсюда удастся сбежать, но меня ожидало разочарование. В санузле окон вообще не имелось, а то, что находилось в спальне, на ночь снаружи закрывалось роллетами, с которыми я точно не могла справиться. Ну а входная дверь естественно запиралась на замок, и выходило, что я снова такая же пленница, как раньше, только уже без цепи и в более комфортной обстановке.

Время опять потянулось в томительном ожидании, и незнание своей будущей судьбы нервировало.

Ненавидя похитителя от всей души, я уже игнорировала его сама, и даже когда он обращался ко мне с вопросом о самочувствии, усиленно делала вид, что его нет в комнате. Но его, похоже, это нисколько не волновало. Исправно принося еду, он протягивал градусник, либо молча засовывал мне его подмышку, а потом долго и пристально разглядывал мои глаза и порой казалось, что в его глазах я видела боль от недовольства тем, что он видит.

Во вторую ночь, крутясь с бока на бок, я пыталась понять интерес мужчины к моим глазам и, поднявшись, решила сама более пристально рассмотреть их, тем более что зрение у меня явно ухудшилось ещё больше. А то, что я увидела, неимоверно испугало.

После того, как я оказалась в этой комнате и могла заходить в санузел, я, конечно, умывалась и мельком смотрела на себя в зеркало. Но мысли были заняты другим, и я даже не обращала внимания на изменения, однако в ту ночь, внимательно посмотрев на себя, с ужасом отшатнулась от зеркала, увидев своё отражение.

В волосах появилось ещё больше седины и количество светлых прядей увеличилось; щёки, то ли от болезни, то ли от недоедания и работы — ввались; под глазами появились тёмные тени, а на лбу, возле переносицы залегла глубокая складка. Но всё это мало волновало, а вот настоящий ужас вызвали глаза. Раньше они были тускло-голубого цвета, и никогда не нравились мне, а сейчас цвет набрал интенсивность и они стали ярко-голубыми. Настолько, что сильно выделялись на бледном лице и их цвет казался слишком нереальным и каким-то кристально чистым. Однако не только изменение цвета поразило меня, а то, что на радужке появились светлые точки. Кое-где они сливались в едва заметные разводы, и теперь глаза выглядели странно и неестественно. Казалось, из глубины глаз льётся какой-то нереальный, кристально бело-голубоватый свет и я понимала, что это ненормально.

Увиденное в зеркале настолько ужаснуло, что теперь я боялась подойти к нему, а на окружающие вещи смотрела с придирчивым интересом, пытаясь рассмотреть мелкие детали и осознавала, что это уже не удаётся, независимо от того, смотрю на них вблизи или издалека.

По всему выходило, что это не близорукость или дальнозоркость, а что у меня более серьёзные проблемы со зрением, а иногда появляющаяся мысль, что я вообще слепну, пугала до дрожи.

Поэтому, весь третий день после прихода в сознание, я просидела на подоконнике. Кутаясь в одеяло, я тоскливо смотрела в окно, пытаясь запомнить даже мельчайшую деталь того пейзажа, что пока могла рассмотреть.

Наблюдая за листочком, который только что ветер сорвал с дерева, я чуть не расплакалась. «Боже, а ведь следующую осень я больше не вижу… И весну, с её буйством красок, изумрудной зеленью и голубым небом… И лето… Не смогу выйти на пляж и посмотреть на гладь воды, или на тянущиеся вдаль поля созревающей пшеницы, или поле диких красных маков», — в памяти всплыла дорога, по которой мы с мужем ездили на одно из озёр, и она как раз проходила через такое поле. Сколько бы раз мы его не проезжали, я всегда просила остановиться, и с восхищением рассматривала красные цветы на ковре зеленой травы. «Не увижу, как во время летней грозы на улице образовываются ручейки, а на поверхности луж пузырится вода. Не увижу радугу после такого дождя…. Не смогу наблюдать зимой из окна за снегирями и синичками, которые прилетели на балкон к кормушке, где я исправно насыпала зерно или крошила хлеб… Я вообще не смогу что-либо увидеть! Только тьма будет вокруг».

Зажмурившись, чтобы представить, как это будет, я не выдержала и расплакалась, испугавшись этого чёрного, бездонного мрака. Но уже через секунду, когда я открыла глаза и увидела мелькнувшую справа тень, меня охватила злость. Повернув голову, я зло крикнула:

— Зато и вас я видеть не буду! Никогда! Вы уже замучили меня своим мельканием!

А потом слезла с подоконника и пошла в ванну, надеясь, что горячая ванна поможет снять напряжение. «Сил уже достаточно, чтобы нормально помыться. И вообще, неизвестно, сколько я пробуду ещё в этой комнате. Здоровье идёт на поправку, и возможно скоро я снова окажусь в подвале, так что надо пользоваться благами цивилизации пока меня снова не пытаются превратить в животное, живущее лишь, чтобы спать, есть и работать».

Ванна немного помогла. Тело перестало трясти от ужаса, но в душе как будто что-то надломилось и, вытираясь полотенцем, я тяжело вздыхала, а затем в голову пришла спасительная мысль и я уцепилась за неё, как якорь, не дающий скатиться в пропасть отчаяния и беспросветной тоски. «А кто сказал, что я вообще доживу до той же зимы, не говоря уже о весне и лете? Может, как только я ослепну, то стану не нужна своему похитителю и он просто убьёт меня… Да. Это лучше всего. Слепая, со слабым здоровьем, не имея на кого опереться, я просто не выживу в этом мире и смерть лучшее решение».

На сердце от этого стало легче, и если раньше я боялась смерти, то теперь ждала её, как благо и освобождение от всех мучений. А когда забралась в кровать и укрылась одеялом, на меня вообще снизошло умиротворение, и я впервые за всё это время улыбнулась, а не горько усмехнулась, после чего закрыла глаза и спокойно заснула.

Проснулась я от тихого позвякивания посуды. Открыв глаза, я увидела, как мой похититель ставит поднос с ужином на тумбочку рядом с кроватью. Глядя на его профиль, волевой подбородок, плотно сжатые губы, я спокойно произнесла:

— Добрый вечер.

От неожиданности он дёрнулся, а потом с недоумением посмотрел на меня.

— Добрый вечер? — грубо спросил мужчина. — Уверена? И куда делось твоё игнорирование моей персоны?

— Осталось в прошлом. Как и всё остальное, — бесстрастно ответила я. — Мне надоело бояться тебя, ненавидеть, желать тебе зла и мучиться от неизвестности. Чтобы ты не задумал, мне всё равно. Закончится всё моею смертью, а это избавление. Я буду терпеливо её ждать. Раньше я всеми силами цеплялась за жизнь, но больше этого делать не стану. Будешь издеваться надо мной, нагружать работой, или даже бить, я буду только благодарна, потому что это приблизит меня к тому, что больше всего я желаю. Всё, мне больше нечего терять.

— Значит, смерть ждёшь? — его лица исказила гримаса ярости. — Думаешь, тебе нечего терять? Поставила на себе крест?

— Совершенно верно, — кивнула я и безмятежно посмотрела ему в глаза. — Чтобы ты не сделал, я уйду с миром в душе.

— Да кто тебе даст умереть? — впервые за время моего заточения он повысил голос и, наверное, раньше это бы меня испугало, но сейчас внутри даже ничего не дрогнуло.

— Не кричи, — спокойно попросила я.

— Не кричать? — воскликнул он ещё громче. — Да как до тебя ещё достучаться? Я изо всех борюсь за твою жизнь, а ты уже, наверное, и надгробную надпись себе придумала! Не бывать этому!

Бросившись ко мне, он сдёрнул одеяло и прорычал:

— Сейчас посмотрим, насколько ты смирилась с происходящим! Не позволю тебе опустить руки и просто умереть.

Сгорая от стыда, я почти не слушала похитителя и потянулась снова к одеялу, желая прикрыть свою наготу, но он тут же сбросил его на пол, а потом рванул на себе ворот рубашки и пуговицы посыпались на пол.

«Он что, польстился на моё тело? Хочет изнасиловать?» — пронеслось в голове, и сердце сжало кольцом ужаса.

— П-пожалуйста, не д-делай этого, — запинаясь, прошептала я, прикрывшись подушкой, а потом затараторила, увидев, как он расстёгивает ширинку на джинсах: — Только не это. Лучше мори голодом, или заставляй работать до потери сознания, или бей. Ничего не рассказывай. Морально унижай, но не это. Я готова, что угодно делать! Могу перепахать весь лес, могу перебрать всю землю вокруг дома, и пересеять её через сито, могу даже языком вылизать унитаз и весь пол в доме… Только не трогай меня, умоляю!

Но мужчина казалось, не слышит меня. С каким-то непонятным остервенением и стеклянными глазами, он стянул с себя сначала джинсы, а потом и носки. А когда коснулся трусов и снял их, я испугалась ещё больше и дыхание перехватило.

Держа подушку перед собой, я начала отползать на другой край кровати, и не в силах вымолвить слово, только мотала головой, показывая, что не хочу, чтобы он меня трогал.

— Видит Бог, я не желал этого, но другого выхода нет, — пробормотал он и, схватив меня за руку, снова притянул на центр кровати, а потом вырвал подушку и отбросил её в угол комнаты.

— Нет! — завизжала я и ударила его по лицу, а потом начала беспорядочно махать руками и брыкаться ногами, когда он попытался лечь рядом со мной и прижать к себе. — Не смей меня трогать! Убью! Горло перегрызу! Тварь!

Ничего не говоря, он без усилий сначала сжал мои запястья, а потом подмял под себя и, ощутив тяжесть его тела, я забилась в истерике и предприняла попытку сбросить его с себя. Но он даже не шелохнулся. Перехватив мои запястья одной рукой, второй он начал шарить по моему телу и то омерзение, что накатило, вырвалось воем из горла. А когда насильник приник губами к моей шее, из глаз брызнули слёзы.

— Нетттт! — протяжно завыла я, когда ощутила, как он пальцами скользнул между ног, а спустя некоторое время снова провёл рукой по телу, одновременно с этим медленно проникая в меня.

То, что происходило дальше, не могло привидеться и в самом страшном кошмаре. Ощущая толчки, я захлёбывалась слезами, а внутри всё разрывалось от невероятного чувства моральной боли. Казалось, что мужчина насилует не моё тело, а душу, и это приносило неимоверные страдания. И эта пытка тянулась бесконечно долго и мучительно.

Но всё когда-то заканчивается. Когда мужчина перекатился на спину, освобождая меня от своей хватки и тяжести тела, я сжалась калачиком и разрыдалась с новой силой, проклиная тот день, когда вообще родилась на свет. А самым страшным было осознание того, что после произошедшего я никогда не буду той Летой, которой была.

Всё произошедшее ранее в моей жизни доставляло страдание телу или разуму, или ударяло в душу, но всё равно что-то внутри меня держало и давало надежду на лучшее. Какой-то кусочек души берег меня, храня в нём свет и тепло, но сейчас я ощутила, что этот свет угас. Его растоптали этим насилием, и больше ничего не поддержит меня в трудную минуту и не даст успокоения.

— Су… Лета… — над ухом раздался шёпот полный горечи, а потом я ощутила прикосновение, и меня аж подбросило на кровати.

— Не прикасайся ко мне! Никогда! — завизжала я и, вскочив с кровати, с ненавистью посмотрела на мужчину, а потом бросилась в ванную.

К счастью, туда за мной не последовали и, прорыдав там некоторое время, я включила воду и, забравшись под душ, долго мылась. Такого ощущения гадливости и омерзения от собственного тела я ещё никогда не испытывала, и плача, тёрла кожу мочалкой. Даже когда она покраснела и начала гореть, мне всё равно казалось, что я грязная, и не знаю, сколько бы я ещё мылась и до какого состояния содрала с себя кожу, но силы начали быстро таить, и я ощутила, что просто больше не могу ничего делать.

Кое-как выбравшись из душа, я обтёрлась полотенцем, а потом, пошатываясь, вышла из ванны. Бросив взгляд на кровать, я почувствовала дрожь в теле и поняла, что никогда больше туда по доброй воле не лягу. Поэтому подобрав одеяло, я закуталась в него и уселась в кресло, стоящее в углу. Подогнув под себя ноги, я упёрлась лбом в колени и с новой силой разрыдалась, мимо воли вспоминая перенесённый кошмар. «Это демон, посланный из ада, чтобы мучить меня здесь… Нет, это даже не демон, а сам дьявол», — подумала я, уже не зная, как жить дальше и будет ли смерть спасением.

Утро принесло ещё больше страданий. Не успела я толком проснуться, как в памяти всплыл вчерашний вечер и из груди снова начали рваться рыдания, а жизнь показалась беспросветной чередой мучений, которые никогда не закончатся. Внутри разлилась горечь, и вообще ничего не хотелось, даже двигаться, поэтому я так и продолжила сидеть в кресле. Мне казалось, что если я встану с него, или даже шелохнуть, то просто рассыплюсь в прах от горя, но и это меня не спасёт от страданий, а они только ещё больше усилятся.

Так я сидела в кресле, кутаясь в одеяло и то плача, то ощущая полную апатию ко всему вокруг. Но как только дверь открылась, на меня накатила такая дикая волна ужаса, когда я представила, что мучительно снова уложит меня в кровать и начнёт насиловать, что я сжалась и заскулила. «Я просто не переживу второго раза… Не смогу…», — поняла я, и шаги мужчины ко мне отдавались гулким эхом в ушах.

Оцепенев и поскуливая, я не знала чего ожидать, но когда мучитель дотронулся до меня, неожиданно для самой себя вскочила из кресла, и резко отпихнув его, бросилась вон из комнаты.

Не знаю, куда я бежала и на что надеялась, но всё что успела, сделала два шага в коридоре, как меня обхватили сзади и опять занесли в комнату.

— Ты монстр! Чудовище! Нелюдь! Я проклинаю тебя! — завизжала я, когда мужчина уложил меня на кровать и, вскочив с неё, метнулась в угол.

— Лета, не бросайся такими словами, особенно не зная их силы, — устало произнёс насильник, а потом двинулся ко мне и, подойдя вплотную, заглянул в глаза.

Из-за долгих рыданий вчера и сегодня, глаза опухли и болели, да и сейчас их застилали слёзы, поэтому я не могла чётко различить лицо мужчины. Но когда он выдохнул:

— Наконец-то, — поняла, что он нашёл в них то, что так долго искал.

— Наконец-то? — переспросила я, и ощутила ярость. — Что ты там увидел? Мою растоптанную душу? Животный страх? Ненависть к тебе? Или всё сразу?

— Сегодня вечером ты всё узнаешь, — с облегчением произнёс он. — Поверь, я вынужден был так действовать…

— Вынужден? Такому нет оправдания! — прервав его, выкрикнула я.

— Лучше отдохни и наберись сил для серьёзного разговора, — спокойно порекомендовал он. — Поверь, они понадобятся, потому что ты узнаешь такое, что полностью перевернёт твою жизнь.

Сказав это, он стремительно вышел, оставив меня одну, и поняв, что никто больше насиловать меня не будет, я шумно выдохнула, а потом нахмурилась. «Сегодня вечером я узнаю причины моего нахождения здесь, и это перевернёт мою жизнь? Но хочу ли я этого? Или меня снова не спрашивают? А впрочем, хотелось бы понять, за что со мной такое сотворили».