Глава 14

Утром, открыв глаза, я сонно уставилась в пространство, не понимания, почему всё вокруг серое, и я не вижу света, и только оглянувшись вокруг и увидев Яна, всё вспомнила.

«Ох, нужно теперь заново привыкать, что мир не размытый и чёрно-белый, а серый с яркими, цветными пятнами», — сказала я себе и с улыбкой посмотрела на ауру Яна, которая сейчас была равномерно светло-сиреневой. «А вот ночью было такое светопредставление, что и меня уже начало слепить», — в памяти всплыли особо яркие моменты, когда мы оба находились на пике наслаждения и, не удержавшись, я наклонилась и поцеловала Яна в щёку, отчего перед глазами сразу засияли маленькие искорки.

— Доброе утро, — ласково раздалось над ухом, а затем Ян прижал меня к себе и поцеловал в губы.

Тело моментально отреагировало и в груди разлилось тепло, а когда Ян начал нежно целовать меня в шею, я рассмеялась.

— Щекотно. Перестань немедленно, — попросила я, чувствуя, как начинаю испытывать возбуждение. — Нужно уже подниматься и идти к Эсмарх. Кстати, который сейчас час?

— Половина одиннадцатого, — ответил Ян.

— Ого! Вот это мы спали! — удивлённо произнесла я. — Совсем утратила ориентацию во времени, потому что не вижу — день или ночь.

— Так и заснули мы в начале четвёртого, — в перерывах между порхающими поцелуями, сказал любимый. — Брачная ночь, по-моему, удалась.

— О да! Ещё как удалась! — весело ответила я, а потом став серьёзной, добавила: — И мы её обязательно не раз повторим, а сейчас нужно к Эсмарх. Ян, я честно волнуюсь за свою подопечную. Девочка в любой момент может сделать страшное…

— Понимаю, — Ян тоже стал серьёзным и провёл рукой по волосам, а по ауре прошла тёмно-сиреневая волна. — Ты слышишь её сейчас? Бес что-нибудь говорит?

— Нет, и вот это меня больше всего пугает, — нахмурившись, произнесла я, вспоминая, как и сама пыталась покончить жизнь самоубийством. — Абсолютная тишина. Ни беса, ни ангела. Второй сдался, а первый успокоился, поняв, что окончательное решение принято.

— Ты уверена? А может девочка передумает?

— Нет, Ян, не передумает, — печально ответила я. — Когда-то сама пыталась наложить на себя руки и отчётливо помню, как мучилась, принимая это страшное решение. А вот когда определилась, на меня снизошло какое-то спокойствие… Понимаешь, когда ты знаешь, что скоро твои мучения закончатся — успокаиваешься и начинаешь ощущать какую-то внутреннюю свободу. То, что причиняло боль или страх — уже не имеет значения. Моя попытка самоубийства произошла в ночь после выпускного. Я, как и все одноклассники, получила диплом, а затем, наверное, впервые в жизни открыто на них всех посмотрела. Я не прятала взгляд, не опускала глаза и меня совсем не волновали сущности, которых я вижу. Меня даже перестало беспокоить, что одноклассники называют меня чокнутой или шизанутой. Все эти нападки стали казаться мелочными и пустыми. Я стояла на пороге вечности, и жизненные неурядицы потеряли для меня значение. А ещё перед смертью мне захотелось хоть на пару часов стать обыкновенной девушкой, поэтому я даже решилась пригласить одного из мальчиков на танец и старалась напоследок повеселиться… Я как бы этим весельем ставила точку в своей жизни. Поэтому тишина со стороны беса меня пугает. Он как бы даёт девочке возможность сделать то, что она желает… Сейчас она может быть в школе и прощаться со своими одноклассниками, причём, она и словом не обмолвится о своих планах. Или может поехать в место, где ей нравилось, или сделать то, что она хотела больше всего… Вариантов много, но несомненно — это затишье перед бурей. Как только ребёнок исполнит желаемое, бес потребует жертвы. Поэтому тянуть нельзя.

— Сури, мне так страшно, когда ты говоришь о том, что могла умереть, — отрывисто произнёс Ян и прижал меня к себе. — От одной только мысли сердце щемит и внутри образовывается пустота… Отвратительное ощущение невосполнимой потери…

— Знаешь, и мне сейчас страшно от того, что могла умереть и никогда тебя не встретить, — пробормотала я, обняв любимого. — Но всё это в прошлом, и мы, наконец, вместе. А вот девочка одна и её нужно спасать. Так что давай подниматься, принимать душ, завтракать, а потом к Эсмарх.

— Хорошо, — Ян кивнул и, встав с кровати, подал мне руку. — Пошли, освежимся, а после позавтракаем.

— Угу. Но только при одном условии — за руку меня в доме не водить. Хочу, как и твоя мама сама передвигаться, чтобы ты мог от меня хоть иногда отдыхать. Поэтому, я иду, а ты подсказываешь — правильно или нет, — попросила я, поднявшись, а потом недовольная собой, добавила: — Эх, нужно было пройтись по дому и всё запомнить, когда ещё видела. А теперь буду, как слепой котёнок.

— Не будешь, — заверил Ян. — Во-первых, у всех домов, в любом нашем посёлке, одинаковая планировка комнат. Это сделано для того, что Пифии, даже переехав в другой посёлок, или придя в гости, могли спокойно перемещаться по дому. Во-вторых — в обстановке комнат все придерживаются принципа, что мебель стоит вдоль стен, а центральное пространство свободно. Опять же, чтобы вы не натыкались на мебель. Порогов меж комнатами тоже нет, чтобы вы не спотыкались. Тебе нужно просто развить пространственное виденье. Дом моих родителей ты помнишь, а значит, уже будет легче. Необходимо лишь запомнить, как здесь стоит мебель. Или мы можем переставить её так, как ты желаешь. Пару-тройку раз вместе обойдём дом, всё ощупаешь, и думаю, проблем не возникнет. Но сегодня лучше не тратить на это время, раз волнуешься за подопечную.

— Да, ты прав, — подумав, ответила я. — Сейчас лучше держи меня за руку и веди, а запоминать всё потом буду.

Но всё же пока было тяжело вообще ничего не видеть и, принимая душ, завтракая и одеваясь, я чувствовала себя беспомощной. Раньше я хоть ориентировалась по светлым или тёмным пятнам, а сейчас — то не могла найти вилку, чтобы поесть, да и приготовленную Яном яичницу долго гоняла по тарелке, пытаясь поддеть кусочек, и при этом отказывалась от помощи, желая доказать, что смогу хоть как-то себя обслуживать. То влезла пальцами в чашку кофе, пытаясь её взять, то перевернула всё на столике, надеясь, что хоть смогу найти расчёску и сама причесаться. И был даже момент, когда хотелось расплакаться из-за неспособности делать элементарные вещи.

— Ян, я ходячая катастрофа, — пробормотала я, когда мы, наконец, вышли из дома и направились к Эсмарх. — Даже страшно представить, что я утворю на кухне, если решу приготовить чай, или во что превратиться комната, когда я пару раз по ней пройду. Это ужасно, когда совсем ничего не видишь, кроме аур!

— Сури, родная, никакая ты не катастрофа, — весело ответил он. — Просто первый день незрячая и пока тяжело. Поверь, через три месяца ты выучишь расположение всех вещей в доме, тактильные ощущения усилится, и многое ты сможешь делать сама. Вспомни мою мать или Весу — они живут полной, нормальной жизнью, и ты так сможешь.

— А пока тебе придётся водить меня за руку, а во второй руке держать веник, тряпку и совок, — я тяжело вздохнула. — При этом ещё кормить, поить и одевать…

— Что я буду делать с удовольствием. Всё, перестань бурчать. Я люблю тебя, и мне наоборот нравится ухаживать за тобой. Или хочешь так? — спросил он, а потом зловеще пробасил: — Сурияна, теперь ты в моей власти, и я буду делать с тобой всё, что захочу! Поэтому, молчи, несчастная!

— Деспот! Ой, как страшно, — прыснув от смеха, сказала я. — Уже дрожу!

— Надеюсь, от возбуждения? — голос стал ласкающим и бархатным.

— Это кто сейчас спрашивает — злой деспот или озабоченный пятнадцатилетний пацан?

— Это спрашивает любящий муж, — ласково сказал Ян, а потом уже сдержанно добавил: — Вот и пришли. Впереди ступени.

— Помню, — ответила я, внутренне собираясь и подумала: «Ох, надеюсь, что получится найти девушку. Не хочется с первой же подопечной потерпеть фиаско».

В доме нас встретила помощница Эсмарх, и как только мы сняли верхнюю одежду, провела нас в гостиную. Поприветствовав Старшую Пифию, я залюбовалась её золотистой аурой, а она добродушно сказала:

— Ох, люблю молодожёнов! Такие все сияющие! Ну, и чего стоите? Садитесь. В ногах правды нет. Будем искать вашу девочку.

— Очень надеюсь, что получится, — обеспокоенно сказала я, когда Ян меня усадил. — Я всё утро пыталась её услышать, но бес молчит…

— Ерунда, он уже проявился, поэтому не спрячется. Ты помнишь его голос, а значит — найдёшь, — уверенно произнесла Эсмарх, а затем встала и, подойдя к дивану, села по правую руку от меня. — Давай свою ладонь, а потом закрой глаза и вспомни свои ощущения, когда слышала беса. Что ты чувствовала?

— Боль за девочку, ненависть к её отчиму, ярость к бесу, за то, что он подталкивает к самоубийству, — пробормотала я, воскрешая свои ощущения. — А сильнее всего было желание найти последних двух и наказать…

— Вот и накажи их. Почувствуй снова всё это и тяни нить к бесу, — посоветовала Старшая Пифия. — Представь, как ты летишь сквозь пространство в их направлении.

— Хорошо, попробую, — ответила я и, зажмурившись, постаралась это представить.

Мгновенно меня как будто затянуло в какую-то трубу, и я понеслась настолько быстро, что перехватило дыхание. Испугавшись такого стремительного полёта, я открыла глаза и шумно выдохнула:

— Уф… Так необычно и немного страшно, — произнесла я, пытаясь зафиксировать взгляд на ауре Эсмарх, потому что полёт полностью вырвал из реальности и перед глазами всё плыло.

— Не прерывай поиск, — недовольно сказала Эсмарх. — Привыкнешь и к этому. А теперь снова закрывай глаза!

Глубоко вздохнув, я опять зажмурилась, готовясь нестись сквозь пространство, и меня снова резко бросило вперёд, а Старшая Пифия тут же начала нашёптывать:

— Ничего не бойся. Ты сама контролируешь все события. Видишь, как мимо тебя проносятся светло-сиреневые пятна? Это твои подопечные. Если хочешь, притормози немного, и ты увидишь их ауры чётче.

Однако, пока притормозить не получалось, как я ни старалась. Вокруг действительно был не только серый цвет, как в реальности, а виделось и светло-сиреневое сияние, но оно имело не контуры людей, а растягивалось на всю площадь обзора по бокам.

— Не получается притормозить, — промямлила я. — И ауры людей не вижу, а только полосы этого света.

— Ничего страшного. Наоборот хорошо. Это значит, что ты быстро летишь к своей подопечной, точно зная её местонахождение, — ответила Эсмарх. — Главное, не бойся и не открывай глаза…

— Ааа, — вскрикнула я, прервав свою учительницу, потому что в этот момент как будто-то столкнулась с чем-то твёрдым, и меня немного отбросило назад, а перед глазами возник силуэт с такой же аурой, как у меня.

— Что ты видишь? — требовательно спросила Старшая Пифия.

— Силуэт человека… По контуру аура светло-сиреневая, а вот внутри… это ужасно… Всё чёрное… — прошептала я, понимая, что это ненормально — так выглядеть.

— Это твоя подопечная. А теперь мысленно протяни к ней руку и дотронься до ауры.

— Попробую, — выдохнула я и представила, как поднимаю руку и прикасаюсь к силуэту. И в этот момент на меня обрушилось такое количество информации, что перехватило дух.

— Ищи название города! Где девушка живёт или учится?

— Воронеж, — ответ как будто пришёл из пустоты, и я озвучила его. — Ей четырнадцать… Она учится в лицее… Одноклассники её не сильно жалуют, потому что она скромная тихоня…

— Ищи её домашний адрес! Хотя бы улицу!

— Улица… Есть! И номер дома! — перед глазами как будто появилась табличка, которую крепят на дома и я громко повторила адрес, чтобы не забыть его.

— Умница! — довольно сказала Эсмарх. — А теперь убери руку и можешь открывать глаза.

Последовав инструкциям, я мысленно убрала руку от силуэта, а только после этого открыла глаза и глубоко вздохнув, сказала:

— Ощущения, наверное, как на американских горках, когда несёшься вперёд… А когда находишь человека — вообще странно… Как будто из пустоты возникает ответ и тут же исчезает… Жаль только, что я номера квартиры не знаю…

— Жаль? Да ты с первого раза смогла узнать столько, сколько некоторые Пифии учатся узнавать за полгода! — добродушно произнесла Эсмарх. — Я вообще думала, что мы полдня проведём только пытаясь добраться до подопечной, а ты вон какая шустрая! Видать, сильно хочешь ей помочь.

— Да, сильно, — ответила я. — Сама когда-то жила в таких условиях, когда жить не хотелось, и я понимаю эту девочку…

— А знаешь, наверное, поэтому ты легче всему обучаешься, — задумчиво вставила она. — Наши Пифии растут в атмосфере счастья и заботы, а ты успела немало горя хлебнуть и поэтому сильнее чувствуешь людей, а соответственно и сильнее проникаешься их проблема, что позволяет быстрее установить с ними контакт.

— Сури, видишь, всё просто. А ты боялась. Молодец! — с гордостью сказал Ян, а потом поцеловал меня в щёку.

Улыбнувшись, я посмотрел на его ауру, которая начала чуть интенсивнее светиться, а потом перевела взгляд на поднятую руку.

— У тебя что-то в левой руке? — пытливо спросила я и, дотронувшись до неё, нащупала что-то плоское. — Телефон?

— Да, — подтвердил он. — Смотрю расписание авиарейсов… Через четыре часа как раз есть рейс на Воронеж. Если поторопимся, то успеем побросать в сумку необходимые вещи и добраться до аэропорта. А значит, уже сегодня можем найти девочку…

— Значит, нужно торопиться! — воскликнула я. — Мне очень не понравилась аура девочки и медлить нельзя!

— Тогда бегите собираться, — посоветовала Эсмарх.

— А что на месте делать? — спросила я.

— Поговори сначала с девочкой, и неплохо бы — с её матерью. А потом уже решим, что делать. Как всё узнаете — звоните.

— Хорошо, — я кивнула и выжидающе посмотрела на Яна.

— Пошли, — сказал он и, протянув руку, помог мне подняться с дивана, а затем повёл к дверям.

Домой мы чуть ли не бежали, а там, встав в углу комнаты, чтобы не мешаться у Яна под ногами, я лишь наблюдала за тем, как любимый носится по комнате и собирает сумку. А как только всё было готово, мы сели в машину и двинулись в путь.

Ёрзая от нетерпения на сиденье, я постоянно прислушивалась к гулу голосов и выискивала там голос беса девочки. «Господи, только бы она дождалась нашего приезда! Только бы мы успели! Будет вдвойне обидно, если мы будем на полпути, а она наложит на себя руки», — нервно сжимая кулаки, думала я и мысленно обращать к девочке, прося её нас дождаться.

— Сури, не нервничай так. Учитывая разницу во времени — мы прибудем в Воронеж ближе к вечеру. Вряд ли она будет это делать в такое время. Ты же сама предположила, что сегодня она прощается с жизнью, а значит, пока занята. Если она точно решила убить себя, то попытается это сделать, когда её не смогут остановить. А вечером, как правило, домой возвращаются родители, и та же мать может ей помешать. Скорее всего, она решится на это ночью, или утром, когда мать уйдёт на работу. А к тому времени мы уже будем там, — спокойно сказал Ян и его тон подействовал на меня.

— Да, ты прав, — подумав, ответила я и постаралась успокоиться и внутренне собраться.

А через полтора часа на место беспокойства о девочке пришли совсем другие эмоции. Попав в здание аэропорта, я испытала настоящий шок, и минуты две вообще не могла двинуться, рассматривая людей. Всё вокруг представлялось морем и окрашивалось в такие невообразимые цвета, что я растерялась, боясь ступить и шаг. А больше всего пугало, что у большинства людей сущности бесов имели большие размеры, и меня начало трясти.

— Сури, родная, тебе что, страшно? — ласково спросил любимый, крепко держа меня за руку. — Не бойся. Это просто обыкновенная толпа людей.

— Ян, если бы ты видел то, что вижу я, то не говорил так, — обескураженно пробормотала я. — Сущности многих настолько пугают и такие большие… Сразу вспоминается Демон и его абсолютная тьма… А вдруг я соприкоснусь с чье-то сущностью, и она меня поглотит?

— Никто тебя не поглотит, — успокаивающе сказал он. — А сущности — это всего лишь ненависть, жадность, эгоизм, высокомерие и прочее отрицательные чувства, которыми бесы напитались. Они касаются только своих хозяев, а на других влиять не могут. Соберись, родная, нам ещё нужно билеты выкупить и пройти регистрацию.

— Хорошо, попробую, — ответила я, а внутри всё сжалось. — Только ты не иди быстро. В посёлке я точно знаю — по чему иду, а здесь пока тяжело передвигаться.

— Договорились, — мягко сказал он, а потом не спеша двинулся в разноцветную толпу, увлекая меня за собой.

Боясь полностью оторвать ноги от пола, я шаркающе плелась за Яном, и подавляла в себе желание отпрыгнуть в сторону от того или иного силуэта, у которого сущность была особенно большой.

«Господи, аж сводит всё внутри от омерзения», — подумала я, когда пришлось пройти через чёрное пятно рядом с человек, и по коже пошли мурашки. «Лучше вообще закрыть глаза, чтобы не видеть такого», — решила я и, сделав это, ощутила облегчение. Прислушиваюсь к голосу спокойному голосу Яна, я осторожно двигалась вперед, испытывая к нему благодарность. Вовремя подсказывая где повернуть или поднять ногу, он не забывал подбадривать меня и хвалить, и понемногу я стала расслабляться, повторяя про себя, что лучше не открывать глаза, чтобы ничего не видеть. А окончательно успокоилась, только когда мы заняли свои места в салоне самолёта.

— Фух, сели, — с облегчением сказала я и откинулась на спинку кресла.

— Ты умница, — с нежностью сказал Ян. — Доверилась мне и шла спокойно…

— Ага, не считая того, что собрала на трапе толпу, пока медленно поднималась, чуть ли не зубами цепляясь по поручень, — с улыбкой ответила я. — Не всегда понимаю насколько высоко нужно поднимать ногу и боязно ступить.

— Ничего страшного. Главное — результат, и твоё умение не сдаваться и преодолевать свой страх. Между прочим, говорят, когда молодые Пифии попадают впервые в общественные места, некоторые в ступор впадают.

— Эх, ничего я не преодолевала, а позорно закрыла глаза, чтобы не видеть всякую гадость, — призналась я.

— Тоже хороший вариант. А может даже и лучший. Не зачем тебе смотреть на всякую дрянь, — весело сказал Ян, чмокнув меня в щёку, а затем посоветовал: — Теперь отдыхай.

— Попробую, — пообещала я, и попыталась выбросить все страхи из головы, но ничего не получалось.

Увиденное в аэропорту поразило, и я задумалась о том, сколько же в некоторых людях отрицательных чувств и желаний. А затем мысли увлекли меня дальше, пока в один из моментов я не вспомнила про Наблюдателей.

— Ой, Ян, всё забывала спросить — а что там с моим бывшим, его семьёй, а главное — с детьми? — встрепенувшись, спросила я. — Удалось что-нибудь разузнать о Наблюдателях?

— К сожалению, всё семейство твоего бывшего использовали втёмную, — презрительно ответил он. — Номера телефон, на которые он звонил, отключись ещё до рассвета, а квартиру, на которую нас вывел один из номеров, была пуста к моменту приезда нашей группы. Но, всё же одна зацепка есть и очень важная. Мы подняли все финансовые документы на фирме твоего бывшего. Судя по всему, через неё отмывали деньги, полученные при помощи шантажа, а это хороший след. Совет надеется, что этот след приведёт нас к кормушке Наблюдателей, где они аккумулируют свои ресурсы. Таким образом, мы перекроем им доступ к деньгам, чем расшевелим Наблюдателей, и они проявят себя. Поверь, тут уж наш Совет взялся основательно, потому что такого рода данные попали к нам впервые. А само семейство уже сидит в следственном изоляторе. На каждого из них нашлось не по одной статье. Выйдут они не скоро. И за детей их не волнуйся. Как я и говорил — нашлась бездетная пара в одном из наших посёлков, готовая забрать детей к себе. Документы на усыновление уже оформляются. А сами ребята, кстати, неплохие. Одна из Пифий встречалась с ними и сказала, что те не успели набраться негатива от родителей и ауры у них чистые.

— Это хорошо, — с оптимизмом сказала я, радуясь вестям и о хорошем моральном состоянии детей, и о важной зацепке.


В аэропорту Воронежа опять пришлось идти, закрыв глаза, чтобы не дёргаться от вида бесов. А сев в арендованную машину, я сосредоточилась на ауре Яна, и от этого на душе стало ещё легче. «Вот что всегда нужно делать, когда не по себе! Смотреть на любимого и переливы его ауры. Это куда приятнее, чем окружающие люди», — подумала я и, с нежностью улыбнувшись, сказала:

— Ян, спасибо тебе, что ты есть. Спасибо, что поборолся за меня… вернее со мной. Не сдавался, и не опустил руки. Что нашёл в себе силы пройти через ад в том доме, а потом не давил на меня, а выжидал, давая время привыкнуть, и простить тебя. Спас меня от Наблюдателей. А позже, наоборот — проявил решительность и не дал мне закрыться. Ну а сейчас — поддерживаешь во всём, помогаешь, и спокойно относишься к моим страхам, неуверенности и неспособности к самостоятельности.

— Сури, родная, это тебе спасибо, что дала мне шанс, — нежно ответил он, а потом весело добавил: — И ты не представляешь, как мне нравится твоя неспособность к самостоятельности. Ты так комично расстраиваешься и корчись рожицы, когда что-нибудь не получается. Или хмуришься и сердито сопишь… Так хочется прижать тебя к себе и не отпускать.

— Знаешь, скажи мне кто-нибудь после нашей первой встречи, что ты можешь быть совсем другим, я бы не поверила. Тогда я тебя ненавидела, и казалось, что нет в мире человека худшего, чем ты. А сейчас наоборот — кажется, что нежнее тебя не существует никого. И при этом чувствуется, что в случае чего, недоброжелателям ты спуску не дашь, а это вызывает ещё и немалое уважение, а не только любовь.

— Просто сейчас с тобой я могу быть откровенным и хочу проявлять все положительные чувства. А с остальными… Ты же и сама знаешь — могу так встряхнуть, что мало не покажется. Работа требует предельной собранности и безэмоциональности. А ты — это совсем другое… Ты моя душа, которую я буду беречь от всего плохого, — мягко ответил он, но потом по ауре прошла тёмная волна и Ян процедил: — По крайней мере — беречь настолько, насколько возможно при нашей работе… Кстати, почти приехали по адресу. Въезжаем во двор.

— Это хорошо, — внутренне сконцентрировавшись на работе, ответила я, когда машина остановилась. — Бес девочки молчит, и я снова попытаюсь её найти, чтобы понять, где точно она живёт.

Как учила Эсмарх, я закрыла глаза и попыталась протянуть ниточку к девочке и почти мгновенно увидела я. Чернова внутри контура казалось ещё более насыщенной, а основной цвет поблек и это пугало. «Это наверно от того, что время самоубийства всё ближе», — подумала я и, протянула руку к девочке, надеясь, что увижу номер квартиры.

В первые секунды вообще ничего не происходило, и тишина испугала ещё больше, а потом как-то слабо перед глазами проявилась цифра двадцать три.

— Спасибо! — вслух сказала я, убирая руку от силуэта, а потом только открыла глаза и назвала Яну номер.

— Замечательно, — отрывисто бросил он, а потом повернулся и что-то взял с заднего сиденья. — Сейчас я пробью по нашим базам — данные и узнаю, кто проживает в этой квартире и с кем мы вообще имеем дело.

Через минуту я услышала своеобразный гул и поняла, что это включился ноутбук. «Такая разведка — это хорошо», — подумала я, терпеливо выжидая, пока Ян щёлкает по клавишам.

— Итак, рассказываю, — деловито произнёс он спустя минут пять. — Мы имеем дело с Мамонтовым Семёном Антоновичем, его женой Мамонтовой Еленой Николаевной, и девочкой — Швецовой Ольгой Денисовной. Пара заключила брак пять лет назад. Елена Николаевна родом из небольшого села, находящегося тут же, в Воронежской области. Как я понимаю, муженёк забирал её оттуда, потому что предыдущее место прописки — в родном селе. Девочку он не удочерял, поэтому по документам и фамилия, и отчество от предыдущего отца. Так, дальше… Как ты и сказала — ей сейчас четырнадцать и учится она в лицее… Так, это не важно… Посмотрим чем дышит наш любитель детей… Ага, вот. Работает он менеджером среднего звена в одной оптовой компании… Короче — офисный планктон. Зарплата стабильная, позволяющая хорошо жить, не особо шикуя, но и не отказывая себе в тех же поездках на отдых заграницу и прочих мелких радостях… Есть машина, и дача… Ну, это в общем, не интересно. Посмотрим мать девочки… Так, медсестра в одной из больниц…

— Да? Теперь понятно, как этот урод находил время для издевательств над девочкой! — с отвращением вставила я. — Медсёстры ведь сутками дежурят!

— Похоже на то, — согласился Ян. — Ну что ж, картина более-менее ясна. С таким мы справимся быстро. Но сначала нужно побеседовать с нашей подопечной. Готова?

— Ой, а я не знаю, что говорить, — растерянно ответила я, не представляя, как пробиться к девочке. Но страх, что она может убить себя оказался сильнее, и глубоко вздохнув, я сказала: — А вообще, будем смотреть по обстоятельствам. Пошли. Каждая секунда дорога.

Кивнув, Ян вышел из машины, потом помог это сделать и мне, а затем повёл вперёд.

— Осторожно ступай, тут выбоины на тротуаре, — заботливо произнёс он, но я тут же забыла о его словах, когда увидела знакомый силуэт со светло-сиреневой аурой и с чернотой внутри.

— Ян, нам навстречу идёт девушка, или меня уже глючит? — спросила я.

— Идёт, — ответил он. — Но из-за зимней одежды и капюшона не могу рассмотреть её лицо…

— Это наша подопечная! — быстро ответила я, а потом дёрнулась к ней и громко сказала: — Ольга! Ольга, подожди! Нам нужно поговорить!

— Сури, не надо пытаться бежать, — недовольно сказал Ян, не давая мне ринуться к девушке, а потом уже и сам обратился к ней: — Ольга, не бойтесь! Моя жена хочет с вами поговорить.

Девочка, услышав обращение, замерла, нервно топчась на месте, а по ауре прошла волна, но моё внимание всё сосредоточилось на сущности, висящей у неё с левой стороны. Чёрное пятно имело немаленький размер, и я даже издалека чувствовала исходящий от него могильный холод. «Кошмар! Такого я даже не видела в аэропорту! Бес размером чуть ли не с девочку», — с ужасом подумала я.

— Кто вы? Мы знакомы? — робко спросила девочка.

— Нет, не знакомы, — ответила я, подойдя к ней, а потом сразу решила перейти к главному. — Мы приехали, чтобы как раз познакомиться и помочь тебе. Я знаю, что с тобой делает отчим, и что ты задумала убить себя.

Как только я это сказала, по ауре девочки пошла яркая рябь, сущность беса заколыхалась, а сама она дёрнулась и бросилась к подъезду.

— Ян, задержи её, — попросила я, а потом громче добавила: — Ольга, умоляю, не убегай! Дай нам возможность помочь тебе! Мы накажет твоего отчима, обещаю!

Ян тем временем догнал девочку и схватил за руку, а она неожиданно зло закричала:

— Не трогайте меня! Никто не поможет! Я устала от всего! Отпустите! — а сразу после этого всхлипнула, и разрыдалась.

«Ох, только бы никто из соседей сейчас не выскочил и не попытался вмешаться! Из-за того, что кто-то знает про те мерзости, что с ней творят, она испытывает унижение, и никак нельзя её прямо сейчас оставлять одну!» — подумала я, и осторожно двинулась к силуэту.

Благо, что отбежать она успела всего на пару метров, поэтому добралась я к ней быстро, а потом прижала плачущую девочку к себе и, гладя по голове, стала приговаривать:

— Олечка, не стоит этого стыдиться. Ты ни в чём не виновата. Ты же ничего не могла сделать, а маме боялась сказать. Но мы обязательно решим все твои проблемы. Только ты не убивай себя. Давай лучше накажем твоего отчима…

— Как? — всхлипывая, спросила она. — И как маме о таком сказать? Она всё время твердит, что он чуть ли ни благодетель для нас… Говорит, что если бы не он, мы жили до сих пор в селе, в нищете, потому что там нет работы… Она даже терпит и не осуждает, когда он на неё руку поднимает! Я умоляла её уйти от него! А мама не хочет! Говорит, что нам негде будет жить, что на её зарплату даже квартиру не снять, а в село бессмысленно возвращаться! Да и отчим всё твердит — пикнешь, выброшу вас на улицу! Вот как я могу ей сказать про всё остальное? Она же меня возненавидит за то, что я разрушу её жизнь…

— Шшш, не нервничай так, — успокаивающее попросила я. — Пойми, если бы мама знала, что он с тобой делает, то сразу бы ушла. Думаю, она терпит всё это ради тебя, желая, чтобы ты росла в достатке. Но как только она всё узнает, то терпеть не станет. Поверь, твоя жизнь и душевное спокойствие для неё дороже, чем всё остальное… Понимаешь, вы терпите друг ради друга, а отчим этим пользуется.

— Я не могу сказать маме про такое! Не могу! — девочка ещё сильнее расплакалась и замотала головой, при этом пытаясь вырваться. — Отпустите! Я хочу умереть! Пусть мама живёт с ним!

— Хочешь умереть? Поверь, маме легче от этого не будет. А вдруг мама родит ещё одну девочку? И он опять будет делать с ней такое же, что и с тобой? — как можно мягче спросила я. — И твою сестричку некому будет защитить. Понимаешь, не ты должна расплачиваться своей жизнью за его преступления, а отчим должен сесть, чтобы больше такого не делал.

— Сестричку? — испуганно спросила девочка и оцепенела, а затем прошептала: — Не хочу, чтобы кто-то ещё такое переживал…

— Поэтому мы и приехали тебе помочь…

— Нет! Всё равно не могу! — она снова расплакалась. — Если заявить на него в полицию — все узнают, что он со мной делал! Я просто не вынесу этого! Не смогу рассказать на суде о таком! Как жить потом? На меня пальцем будут тыкать и смеяться! А могут подумать, что я сама этого хотела и вообще станут называть по-разному! Не могу! Отпустите меня!

— Олечка, милая, на Воронеже свет клином не сошёлся. Вы можете с мамой уехать в другой город, где никто не узнает о случившемся╦- сказала я, понимая, что девочку именно осуждение больше всего беспокоит и стыд.

— Сури, на нас уже обращают внимания, — вставил Ян. — Лучше перенести разговор в другое место.

— Да, — ответила я, а затем обратилась к девочке: — Олечка, нам нужно поговорить. Можно пойти к нам в машину, а можно — к вам в квартиру. Выбирай. А заодно и маме всё расскажешь. Она же дома?

— Нет. Дежурит сегодня сутки, — ответила она, всхлипывая.

— А отчим в командировке. И сегодня ночью ты планировала умереть, — добавила я и тяжело вздохнула.

— Да. Откуда вы знаете? — пытливо спросила девочка.

— Я много чего знаю. Даже то, что ты думала об убийстве отчима…

— Оооо, — девочка напряглась, а потом затараторила: — Но я не смогла! Не представляю, как убить человека…

— Не волнуйся за это. Не смогла и хорошо. Я не осуждаю тебя за намерения убить его, просто говорю, что знаю о твоих планах, — дружелюбно сказала я. — Давай всё же перейдём в другое место и там спокойно поговорим.

— Пойдёмте тогда в квартиру, — предложила она и, освободившись из моих объятий, шмыгнула носом, после чего подозрительно добавила: — Вы же честно хорошие?

— Честно хорошие, — с улыбкой сказала я, протягивая Яну руку.

Девочка ещё секунду помедлила, а потом развернулась и пошла вперёд, а я с оптимизмом посмотрела на её ауру. Основной контур стал ярче, а внутри, в черноте, начали появляться слабые светло-сиреневые всполохи, а это вселяло надежду, что удастся спасти девочку.

Раздавшийся писк и щелчок дали понять, что моя подопечная открыла дверь в подъезд, и мы с Яном вошли следом за ней. Как обычно Ян подсказывал — где поднять ногу и сколько впереди ступенек. А затем мы остановились, и по характерным звукам я поняла, что ждём лифт.

— Вы что, не видите? — с любопытством спросила девочка.

— Да, — подтвердила я, не желая пока объяснять, что вижу не так, как остальные. «Мало ли что она подумает. Мне такое расскажи раньше, решила бы, что имею дело с сумасшедшими. Поэтому лучше молчать», — сказала я себе.

Поднявшись в квартиру, мы сняли обувь и верхнюю одежду, и девочка сразу предложила нам чай.

— Нет, спасибо, — мягко ответила я, а сама подумала: «Хороший ребёнок. Несмотря на свои беды, в первую очередь старается думать о других. Могла снова расплакаться, но вместо этого сначала решила проявить гостеприимность и позаботиться о гостях. И о матери думает, боясь разрушить свою жизнь. А тот мерзавец этим пользуется», — подумала я, ощущая ещё большую ненависть к её отчиму.

— А откуда вы узнали про мои планы? — нерешительно спросила девочка, когда мы расположились в комнате.

— У меня есть способности, помогающие выявить людей, попавших в плохие ситуации, — ответила я, понимая, что лучше сразу рассказать часть правды.

— И вы им помогаете?

— Пытаемся помочь, — уклончиво произнесла я. — Сейчас я очень хочу помочь тебе, и надеюсь, что ты дашь нам шанс. Понимаю, что тебе очень больно и очень трудно о таком говорить, а ещё страшнее, что о твоей беде узнают другие люди. Но поверь, порой стоит чем-нибудь пожертвовать, чтобы потом спокойно жить…

— Легко вам говорить, — пробормотала она. — Не с вами же такое делают, и не вам проходить через суд, а потом терпеть насмешки людей.

— Олечка, по странному стечению обстоятельств, именно у нас с тобой похожие ситуации. Только у меня немного наоборот. Когда-то и я пыталась наложить на себя руки, а затем мне пришлось пережить насилие, о котором тоже узнали люди. И сейчас я живу в таком месте, где все знают о насилии надо мной. Правда, у меня всё же немного другая ситуация, и требовалось пройти через такие испытания, но я отчётливо помню, как внутри умирала душа, как мне было больно, когда пришлось пройти через изнасилование. Это очень страшно. Поэтому я тебя понимаю и очень хочу помочь пережить всё это. Хочу, чтобы ты выросла и была счастлива. Ты очень хорошая девочка и поверь, мир многое потеряет, если ты умрёшь. А больнее всего будет твоей маме. Ты оставишь её одну и с огромной раной в сердце, а отчим продолжит её бить. Она утратит последнюю точку опоры в твоём лице. Или, как я уже говорила до этого — она может родить ещё одну девочку, и твой отчим снова начнёт все издевательства и над твоей сестричкой, и твоей мамой. А вот заявив в полицию на отчима, ты дашь шанс на нормальную жизнь и себе, и своей маме.

— Но это так страшно, рассказывать всё, — тоскливо пробормотала она. — Не представляю, как даже маме рассказать, не то чтобы другим… Боюсь, я не смогу…

— Сейчас главное маме рассказать, а чтобы ты не боялась, обещаю, я буду рядом и поддержу тебя, — заверила я.

В этот момент зазвонил мобильный телефон, и девочка встрепенулась, после чего, судя по движениям, я поняла, что она достаёт трубку.

— Ой, это мама, — растерянно прошептала она. — Наверное волнуется, что я одна дома… Не знает, что для меня это лучше, чем быть с отчимом…

— Поговори с ней, — доброжелательно посоветовала я. — Успокой, а завтра, когда она придёт с работы, всё расскажем ей.

— Нет. Лучше я попрошу её сейчас отпроситься, — аура подопечной стала ещё ярче, а во внутренней черноте, в районе голове проступило светлое пятно. — Боюсь, что если буду ждать до утра, то потом снова побоюсь рассказать, — решительно заявила она и, ответив на вызов, сказала: — Да, мама!

Из трубки, судя по интонации, раздался обеспокоенный голос, но слов я разобрать не могла, а потом, когда девочка стала говорить, поняла, что кто-то из соседей видел, как она плакала и после заходила в квартиру с незнакомыми людьми.

— Мама! Ну не надо пока вызывать полицию, — взмолился ребёнок. — Это не преступники и не аферисты. Они наоборот хотят мне помочь… Мамочка, ну выслушай меня! Никто не пытается меня обмануть! Умоляю, отпросись и приезжай домой. Мне срочно нужно тебе кое-что рассказать! Я долго молчала, боясь такое говорить, а сейчас поняла, что нельзя так. Что я делаю только хуже, скрывая от тебя одну вещь… Нет, никто не заставляет меня сейчас такое говорить! И никто не угрожает мне! Умоляю, приезжай домой и я всё тебе расскажу!.. И не надо просить тётю Свету зайти к нам! При ней я ничего не расскажу!.. Хорошо, жду! — она нажала отбой, и как будто что-то отбросила рукой, а аура снова немного поблекла, и пятно в голове стало чернеть.

— Олечка, ты опять боишься и сомневаешься, — констатировала я. — Не надо. Я буду рядом и поддержу тебя. Хочешь, возьму тебя за руку, чтобы ты чувствовала мою поддержку? Не бойся, мама не будет тебя осуждать и всё поймёт.

— Ох, я не представляю, как такое сказать, — она опять всхлипнула и расплакалась, поэтому я встала и под присмотром Яна осторожно направилась к ней, а затем присела на корточки и взяла её за руки.

— Ты сильная девочка, я чувствую, и всё обязательно получится…

— Я не сильнаяяяя… сильные убивают не себя, а своих обидчиков… — плача, протянула она.

— Нет, Олечка, ты сильная, — твёрдо произнесла она. — Лишить себя добровольно жизни может далеко не каждый человек. Это очень страшно принять такое решение. А ты смогла это сделать. Плюс, ты заботливая, потому что боялась расстроить маму. Поэтому я уверена, что у тебя хватит сил и на остальное. Что ты сможешь рассказать всю правду, посадить отчима, и сумеешь заново открыто и с радостью смотреть на мир. У тебя впереди столько всего нового и интересного, и ради этого стоит жить…

— А вдруг дальше будет только хуже? — спросила она.

— Не будет. Ты и так уже пережила самое страшное из того, что может случиться с ребёнком, не считая смерти родителей. Вот увидишь, дальше всё будет только налаживаться. И сразу скажу — ты всегда можешь рассчитывать на меня. Чтобы не случилось — я тебе помогу.

Ничего не ответив, девочка соскользнула со стула и, обняв меня за шею расплакалась, уткнувшись в плечо.

— Поплачь, поплачь, — прошептала я, гладя её по спине. — Выплесни ту боль, что мучила тебя всё это время. Теперь ты можешь, наконец-то вздохнуть с облегчением и поделиться своими проблемами. Я всегда тебя пойму.

Уцепившись ещё сильнее мне за шею, Оля продолжила рыдать, а я немного подождала, пока схлынет первая волна слёз, а потом попросила Яна отвести нас к дивану, и уже там прижав к себе ребёнка, продолжила её успокаивать.

Спустя полчаса, когда девочка начала, наконец-то, успокаиваться, из прихожей донёсся звук открывающегося замка, а потом дверь открылась, и в комнату стремительно влетел силуэт с основной розовой аурой, внутри которой виднелось много серых пятен, а следом разнёсся и специфический запах лекарств. «Всё ясно, изначально нежная, застенчивая, скромная женщина, умеющая беззаветно любить попала под влияние мужа-скотины, и он её морально сломал, поставив в зависимость от себя, и теперь она боится изменений, и даже готова терпеть побои, поэтому внутри много серого. Осталось только выяснить — готова ли она поменять жизнь ради дочери. Распространяется любовь на девочку или материальная часть вопроса пересилит? Судя по маленькому размеру беса, она хороший человек, а значит, надежда на лучшее есть», — успела подумать я, рассматривая ауру, а женщина выкрикнула, протянув в нашу сторону руку:

— Немедленно отпустите моего ребёнка и вон из квартиры! Если хоть на секунду здесь задержитесь, я такой шум подниму, что сбегутся все соседи, а потом ещё и сдам вас в полицию!

— Мама, пожалуйста, перестань, — устало сказала Ольга, высвобождаясь из моих объятий. — Это хорошие люди, и они приехали мне помочь…

— Олечка, доченька, иди ко мне, — умоляюще произнесла женщина. — Ты просто ещё молода и не разбираешься в людях, поэтому и веришь их словам… Я же вижу, они заставили тебя плакать…

— Нет, мама, они правда хотят помочь, — ответила она, но всё же встала и подошла к матери, чтобы та не сильно волновалась. — Вернее, они уже помогли… Давай присядем, и я всё расскажу…

— Пусть они покинут квартиру, и тогда я выслушаю тебя, — упрямо сказала женщина.

— Мама! Ну сколько можно! Да если бы не они, завтра с утра, придя с работы, ты нашла бы дома мой труп! Понимаешь? Если бы не они, к утру я была мертва! — повысив голос, резко бросила моя подопечная и аура женщины на секунду как будто вспыхнула и пошла тёмной волной, а во внутреннем контуре серый цвет начал меняться на чёрный.

— Оленька… что ты говоришь?… — испуганно спросила она. — Как умерла бы?…

— А вот так! Наглоталась бы таблеток, которые у тебя на работе стащила и всё!

— Но почему? — голос женщины задрожал. — Я же всё стараюсь делать ради тебя… Неужели тебе плохо?… Может дело в одноклассниках? Они тебя травят, да? Так я с ними поговорю! А хочешь, переведу тебя в другую школу!..

— Мама, если ты сядешь, я обязательно тебе всё расскажу, — произнесла девочка. — Только обещай выслушать меня. И давай сядем рядом… ой, а я и не спросила, как вас зовут…

— Меня зовут Сури, а моего мужа — Ян, — сказала я, поняв, что девочка обращается к нам.

— Необычное у вас имя, — слегка удивлённо сказала она, а потом снова обратилась к матери: — Давай сядем рядом с Сури. Мне так легче будет обо всём рассказать.

— Хорошо, я сяду и выслушаю тебя, но пусть мужчина отойдёт в другой угол комнаты и не двигается, — попросила она.

— Ян, они не причинят мне зла, — мягко сказала я. — Поэтому лучше отойди, чтобы Елена Николаевна успокоилась.

— Сури, у неё в руках скальпель, и пока она его не отложит, я и на полшага не отойду от тебя, — угрюмо ответил он, а женщина тут же спросила:

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Мама, они знают даже то, о чём я думала, — вставила девочка.

— Ян, я уверена, что никто не пустит в ход скальпель, поэтому сделай, как просит женщина, — нежно произнесла я, и погладила его ладонь, лежащую у меня на плече. — Не волнуйся.

— Ну, хорошо, — с недовольством ответил он и отошёл в сторону.

— А почему вы вечером, в солнечных очках, в помещении? — подозрительно спросила женщина, когда уселась рядом с дочкой на диван и Ольга взяла меня за правую руку, а её — за левую.

— Потому что я слепа в человеческом понимании, и не хочу смущать людей видом своих глаз, — просто ответила я. — Но если вас это настораживает, могу снять очки.

Сказав это, я сняла очки и снова посмотрела на мать с дочерью, а те удивлённо одновременно охнули.

— Ого! Вот это глаза! — поражённо воскликнула девочка. — Такие необычные… и красивые…

— Спасибо, — я улыбнулась, а потом пожала её ладошку и подбадривающе сказала: — Давай, не будем заставлять твою маму ждать, и всё ей расскажем.

— Ладно, — робко ответила она и сильнее сжала мою ладонь, а потом запинаясь произнесла: — Мама, я хотела умереть, потому что Семён…он… ох… насилует меня… когда… ты… уходишь… на работу…

— Что? — обескураженно прошептала женщина. — Не может быть…

— Мамочка, может! — девочка прорвало. — Поверь, я не вру! Честно! Каждый раз, когда ты уходила на дежурство, он такое заставлял меня делать, что меня рвало даже. А внутри всё болело! Пожалуйста, поверь мне! И только поэтому я хотела сегодня умереть! Я устала терпеть!

— Боже… какой ужас… — выдавила женщина и тяжело задышала, а потом треснувшим голосом спросила: — Как давно?

— Почти два года, — ответила девочка и всхлипнула. — Это было так страшно! Когда он впервые пришёл ко мне, я испугалась… А потом он угрожал мне, и снова-и снова приходил по ночам в мою спальню! Заставлял делать всякие гадости, и при этом снимал всё на камеру! А ещё фотографировал меня, заставляя принимать разные позы! И ему нравилось, что я плачу! Он специально старался причинить мне ещё больше боли, чтобы я рыдала, когда он насилует меня!

— Доченька моя маленькая… бедненькая, иди ко мне, — с голос женщины был полон печали, горечи и сожаления. Прижав к себе дочку, она тоже расплакалась. — Но почему ты мне ничего этого не говорила?

— Потому что ты всё время повторяла, что благодаря ему мы живём теперь в нормальных условиях, что я могу учиться в нормальной школе, и что теперь у меня есть перспективы! Ты говорила, что нам повезло! Что теперь есть деньги, и мы может ездить даже за границу на отдых! Что теперь не нужно отказывать себе в элементарных вещах! Ты же чуть ли не молилась на него, и терпела удары!

— Солнышко, так всё это было ради тебя! Я думала, что хоть ты потом сможешь счастливо жить! Господи, если бы я только знала, к чему приводит моё терпение! — с отчаянием воскликнула женщина. — И теперь мне всё понятно! Я же видела, что ты стала замкнутой и пугливой! Видела, что ты часто плачешь! Но я-то думала, что это переходный возраст, что ты влюбилась в какого-нибудь мальчика, а он не отвечает взаимностью! Думала, что может чувствуешь себя белой вороной в школе, и одноклассники к тебе относятся с пренебрежением, потому что ты приехала из села! Я что угодно думала, но такой ужас мне и в голову не приходил! Бедный мой ребёнок! Прости меня, пожалуйста!

— Мамочка! Я не виню тебя! Честно! Я люблю тебя! Я так боялась, что ты мне не поверишь, или будешь ругать, обвинять меня в этом, а ты… Спасибо тебе! — девочка уже разрыдалась в голос, а следом за ней и мать, и я понимала, что сейчас вмешиваться не стоит, потому что обеим это жизненно необходимо.

«Господи, хоть бы самой не расплакаться», — пронеслось в голове, и я ощутила, как на глаза навернулись слёзы. Украдкой смахнув их, я снова посмотрела на два силуэта и обомлела от картины. Прямо на глазах аура обеих начала набирать свет, а внутри у девочки на месте черноты начали появляться светлые пятна. Они как будто вбирала в себя весь мрак и это завораживало. А вот бесу явно не нравилось это, и сущность начала дрожать всё сильнее, а затем и постепенно уменьшаться, сдуваясь, как проткнутый мяч. «Хах! Вот тебе! Обломайся! Не получилось загубить душу ребёнка!» — самодовольно подумала я, наблюдая, как бес становится всё меньше, и в конце превратился в небольшой шарик.

Ждать, пока они успокоятся, пришлось долго, но это стоило того, потому что аура девочки стала один-в-один с моим цветом, да и внутри всё изменилось, лишь кое-где оставив тёмно-фиолетовые пятна, что говорило о боли и перенесённых страданиях. Но я понимала, что здесь уже просто нужно время, и материнская любовь, чтобы девочка излечилась от душевных травм.

— Ну всё-всё, моя маленькая, не плачь. Больше я никому не дам тебя в обиду. Он никогда пальцем к тебе не притронется, — нежно произнесла женщина, глядя девочку по спине, а потом подняла голову и, запинаясь, добавила в мою сторону: — Спасибо вам огромное… Олечка смысл моей жизни, и страшно представить, что она могла умереть сегодня…

— Пожалуйста, — доброжелательно ответила я и улыбнулась, а потом протянула руку и провела девочке по плечу, успокаивающе сказав: — Вот видишь. Мама тебя любит и на всё готова, только, чтобы ты была счастлива.

— Да, — ответила она, а потом отстранилась от матери и, обняв меня, пробубнила: — Сейчас так легко стало на душе… Я уже и забыла, каково это, когда не мучает страх, или боль, или стыд…

— А дальше будет ещё лучше, — оптимистично добавила я. — Когда он сядет за решётку и понесёт наказание, ты полностью сбросишь с себя этот гнёт ужаса.

— Наказание? — голос матери дрогнул.

— Конечно. Такое нельзя прощать, — подал голос Ян.

— Но ведь это огласка, и Олечка не перенесёт её, — робко сказала женщина.

— Мамочка, перенесу. Представь, ведь он же может потом также издеваться над другими, — девочка была полна решимости. — Только обещай, что мы потом уедем отсюда!

— Ты всегда была у меня заботливой и доброй девочкой, — ласково произнесла мать. — Конечно, уедем. Начнём всё сначала. И пусть нам будет тяжело, но однажды всё наладится. Ты ещё будешь счастливой!

— А давай в наше село поедем. Мне, если честно, в городе не нравится, — нерешительно попросила Оля. — Здесь шумно и люди мне не нравятся. Вспомни, как было раньше, когда мы жили там. Нам ведь обоим нравилось.

— Нравилось, солнышко, но там мне работать негде, — с сожалением ответила мать. — А на одних продуктах с огорода не проживёшь.

— Вы медсестра ведь? — в разговор вмешался Ян, и когда женщина кивнула, я поняла, что он достал из кармана телефон. Набрав номер, он поприветствовал человека на другом конце провода и деловито спросил: — Как у нас обстоят дела с медсёстрами? Есть свободные вакансии?… Замечательно! А где именно?… Да?! И в нашем посёлке даже? Ещё лучше! Хорошо, если что, я перезвоню, — после чего убрал телефон и лаконично произнёс: — Мы можем предложить вам и работу, с хорошей зарплатой, и дом с обстановкой, и хорошую школу для вашей дочери, и всё это как раз находится в селе, где обстановка спокойная, а люди доброжелательны. Думаю, вам стоит согласиться. Поверьте, вам у нас понравится, и это как раз то, что необходимо вашей дочери, чтобы восстановить душевное равновесие.

Слушая Яна, я всё больше расплывалась в улыбке, с благодарностью глядя на любимого, и с трудом заставила себя сидеть на месте, хотя хотелось вскочить и расцеловать его за такое предложение нашим подопечным.

— А где это — у нас? — в голосе женщины опять проявилась подозрительность. — Кто вы такие? И как узнали о случившемся и тем более о планах Олечки?

— Эээ, — выдала я, не зная, что можно говорить, а что нет, и с надеждой посмотрела на Яна.

Поняв мою заминку, он сказал:

— Мы, это группа людей, помогающая таким, как вы, попавшим в беду. Моя жена обладает способностями слышать некоторые вещи, которые обыкновенный человек не может, и она не единственная с такими способностями. Нас много. Живём мы небольшими сёлами — тихо и неприметно. Но нам, как и всем остальным нужны и школы, а значит учителя, и больницы — а значит и врачи, и медсёстры, и всё остальное. Поэтому, мы способны предложить попавшим в беду не только моральную помощь и поддержку, но и, так сказать, материальную. Большего, простите, сказать пока не могу. Если примите предложение, то узнаете всё подробнее, а нет — и так уже достаточно рассказано.

— Что-то мало верится в такой альтруизм, — пробормотала женщина. — Может вы секта какая, и мы в рабство попадём, или вы нас на органы разберёте…

— Мама, а я им верю, — твёрдо сказала девочка. — С нас же взять-то нечего. Квартира не наша, накоплений нет… И мне кажется, что Сури точно не способна заманивать людей в рабство… Я чувствую, что она не такая.

— Спасибо, — я улыбнулась подопечной, а потом обратилась к её матери: — Елена Николаевна, поверьте, мы не секта. Мы просто закрытое сообщество, основная цель которого спасать души людей. Не давать им совершить преступление, или как в случаи с Олечкой, убивать себя. Никаких других целей мы не преследуем, потому что живём вообще по-другому принципу. В наших посёлках люди в первую очередь уважают друг друга и понимают, а также всегда приходят на выручку. У нас нет понятия чужой беды, зависти, подлости и прочих отрицательных человеческих качеств…

— Больше похоже на какое-то сказочное месте, чем на реальный посёлок, — женщина не сдавалась. — Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Уж слишком у вас всё красиво выходит.

— Почему же бесплатный? — спросил Ян. — Вы, как и здесь, будете работать медсестрой. В посёлке живут и обыкновенные люди, и такие, как мы с женой, и все мы требуем такого же лечения и ухода, как и любой человек в городе. И наш посёлок, совсем не сказка. Просто мы не афишируем себя, и приглашаем туда лишь тех, у кого ситуация действительно патовая. Но если не хотите и боитесь ехать к нам, мы постараемся вам помочь переехать в другой город. У нас обширные связи и мы поможем вам найти и достойную работу, и снять жильё, а на данный момент — поможем и с возбуждением уголовного дела, и проследим, чтобы вашу девочку не сильно мучили при снятии показаний.

— Мама, ну пожалуйста, поехали к ним! — взмолилась девочка.

— Я подумаю, — уклончиво ответила женщина и хотела сказать что-то ещё, но тут со стороны прихожей донеслось копошение, а потом открылась входная дверь.

— Он вернулся… раньше… специально… — испуганно прошептала девочка и прижалась к матери, а аура моментально поблекла, и внутри всё окрасилось в более тёмные цвета.

Женщина только успела обнять её, как в комнату вошёл силуэт и, посмотрев на его ауру, я сморщилась от омерзения, и ощутила тошноту. Аура была мутно-красной с тёмными разводами, а внутренний контур переливался разными оттенками тёмно-бордового, а в районе половых органов цвета были особенно насыщенными. Но больше всего поразил бес — в полтора раза больше самого силуэта, он колыхался в разные стороны, пугая абсолютной чернотой.

— Я не понял, а что здесь такое? — нагло спросил мужчина. — Лена, почему ты не на работе? И что это за люди у нас тут? А же приказывал — в дом кого попало не водить!

— Семён, а ты почему так рано вернулся? — дрожащим голосом спросила женщина.

— Освободился раньше, — небрежно ответил он, и в этот момент женщина резко сорвалась с места и бросилась на мужчину, с яростью закричав:

— Тварь похотливая! Убью! Ты вернулся, чтобы в очередной раз изнасиловать моего ребёнка! Мне Олечка всё рассказала! Я тебя порежу сейчас!

Если мужчина и растерялся в первый момент, то лишь на секунду, а потом резко выбросил руку вперёд и нанёс удар в лице женщине, отчего та сразу упала на пол, а он потом угрожающе произнёс, повернув голову в нашу сторону:

— Что сучка сопливая, всё рассказала? Тебе конец!

— Мамочка! — вскрикнула девочка, бросившись к лежащей женщине.

— Это тебе конец, — сдержанно произнёс Ян, оказавшийся уже рядом с мужчиной, и тоже подняв руку, нанёс ему удар.

Тот хрюкнул и, отлетев, наверное, ударился об стену, а потом начал сползать вниз. Однако Яну этого было мало. Подойдя к мужчине, он так встряхнул его, что затрещали кости, а потом процедил:

— Что, бить женщину и насиловать ребёнка куда удобнее, чем противостоять таким, как я? Привык приказывать и запугивать? Отвыкай! Теперь тебе будут приказывать и запугивать. Клянусь, в первую же ночь в тюрьме, тебя оскопят, а потом весь срок будут использовать так же, как ты использовал ребёнка. И что ещё точно обещаю — если кто-то захочет носить тебе передачи, я сделаю так, что вазелина в них не будет.

— Да пошёл ты! — зло выплюнул мужчина.

— Сейчас вместе пойдём. И пойдём туда, где ты хранишь диски со своими фильмами, а также фотографии. Спасибо, кстати, что собирал доказательства для суда.

— Она сама этого хотела! — выкрикнул мужчина, видать поняв, что дело серьёзно и ему придётся нести за всё наказание.

— Я не хотела! — с отчаянием закричала девочка. — Я умоляла оставить меня в покое!

— Тссс, доченька. Не плачь. Я тебе верю, — успокаивающе сказала женщина, сев, и прижав к себе дочь, а потом добавила: — В нашей спальне есть сейф. Он всегда держал его закрытым и не позволял мне заглядывать в него. Как я теперь понимаю, всё там.

— Где ключ? — холодно спросил Ян, а потом снова встряхнул мужчину и тот застонал. — Ну, будешь говорить, или простимулировать тебя? Проверим твои яйца на крепость, перед тем, как ты их лишишься?

— Лена, я дам тебе денег и позволю уехать! Давай договоримся между собой! — истерично предложил он. — Много денег дам!

— Засунь ты свои деньги в… — с отвращением произнесла она. — Ты должен сидеть! Ты делал с моей дочерью страшные вещи, и я хочу, чтобы ты всё это прочувствовал на своей шкуре!

— Суки! — взвыл мужчина и дёрнулся, чтобы ударить Яна, но тот моментально среагировал и нанёс удар, после которого раздался треск, а затем силуэт насильника застыл на месте.

— Что случилось? — испуганно спросила я, всё это время сидевшая смирно, чтобы не мешаться под ногами у своего Поводыря. — Ян, ты же не убил его?

— Нет. Только нос сломал, а он сразу вырубился. Хлипкий мужичок. Тяжело ему будет в тюрьме, — презрительно ответил он, а затем встал и спросил: — Ну что, вы готовы вызывать полицию, писать заявление и давать показания?

— Как ты, доченька? Уверена, что сможешь? — заботливо спросила женщина. — Ведь тебя будут обо всём спрашивать. Врач будет осматривать…

— Смогу, мамочка, — решительно ответила девочка. — Только ты меня не оставляй. Будь рядом. Мне так легче.

— Конечно, буду, — заверила женщина. — Как и обещала, больше в обиду не дам.

— Сури, а вы можете с нами побыть какое-то время? Мне бы хотелось, чтобы и вы с Яном пока не уезжали, — Оля обратилась к нам.

Не зная, что дальше в таких случаях полагается делать Пифиям, я перевела взгляд на Яну, и он дружелюбно ответил:

— Не волнуйся, мы не бросим вас. Неделю точно проведём ещё с вами, чтобы помочь пережить первые дни, и заодно ускорить следствие, чтобы вы могли быстрее уехать отсюда и всё забыть. Да и потом не оставим без помощи. Вы всегда сможете с нами связаться. Ну а если решитесь ехать в наш посёлок, будем вдвойне рады.

— Спасибо! — аура девочки засияла и, поднявшись с пола, она помогла встать своей матери, а затем бросилась ко мне и, обняв за шею, тихо прошептала: — Спасибо тебе за всё! Ты спасла меня!

— Пожалуйста, — с нежность сказала я, чувствуя, как меня охватывает невыразимое ощущение счастья, что в борьбе со злом я одержала свою первую победу.

«Как же это приятно, вот так видеть, что кому-то помогла. Сняла тяжесть с души, и снова направила на хорошее. И пусть я ослепла, пусть до этого пережила страшные вещи, пусть слышу и вижу такое, отчего по коже бегут мурашки, но это стоит вот таких минут радости и искренних, положительных эмоций, которые сейчас исходят от девочки», — подумала я, ещё более укрепляясь в понимании всей нужности работы таких Пифий, как я.

Загрузка...