За одну ходку мы перевезли Катины вещи в кузове пикапа. Переезд оказался легким и быстрым. Теща помогла загрузить и выгрузить барахло моей девушки, а точнее, невесты и быстро слиняла домой. Она считала меня странным человеком, будто чувствовала что-то, но, несмотря на это, с радостью отреагировала на наше с Катей решение жить вместе.
У меня оставалось два дня, чтобы к понедельнику подготовить тексты для продюсерского агентства, но эта проблема ушла на задний план, как и мой канал, о котором я резко позабыл, столкнувшись с нехваткой пищи. Я понимаю, что проблема с едой решаема и нет ничего критичного, но в том-то и дело, ее надо было решать. Именно решать, выдумывать, браться и делать что-то. А что? Полицейские рыщут по району, вон пока переезжали, три патруля встретили, а сосед сказал, что Кешку в прокуратуру вызывали вчера. Очевидно, его подозревают. Это хорошо. Возить в кузове трупы домой я теперь не смогу, даже если полиция рассосется насовсем. Как я от Кати буду скрывать все это? Придется сегодня ночью делать вылазку за пищей. Банки с клубникой возьму в пикап, трубки для сливания тоже. Пару бутылок с водой, чтобы отмыть руки, на всякий случай, и ножик перочинный. Трубки, главное, не забыть, а то как сливать буду? Потом закопаю их где-нибудь, чтоб не везти домой. Хотя нет, их проще помыть и кинуть в багажник. В трубках пластиковых нет ничего подозрительного. Осталось понять, куда ехать и где искать жертву. И тут меня осенило! Кеша по телефону говорил, что на овощной базе в Стрельцове, а это как раз недоезжая до нашего поселка километров десять, стоит будка с охранником. Я помню эту базу. Охранник, он сказал, старик, точно! Теперь я отчетливо вспомнил это место. Сколько раз проезжал там, он вечно сидит курит, причем один. Как раз в этой будке и кровь солью с него.
– Федь, надо теперь в магазин съездить, кушать нечего, – сказала Катя, стоя на кухне возле неразобранных сумок с вещами.
– Поехали, – не задумываясь, предложил я.
Честно сказать, я тут ни разу не был, хотя жил в ста метрах от магазина. Катя постоянно просила отвести ее в какой-либо отдел и показать необходимый товар, а для меня все это было настолько чуждо, что я не то что найти не мог продукт… я половины названий не знал! Ну не ел я никогда чипсы (хотя это слово слышал в рекламе по ТВ), манго (понятия не имею, что это за зверь), яйца перепелов (в моей деревне сто лет назад заводили только куриц. Оказалось, перепелка – это мини-курица с мини-бессмысленными яйцами. Зачем они нужны? В них же меньше калорий!). Сколько же бесполезных продуктов поглощает человек. Кода Катя попросила найти креветки, я взвыл, благо всего лишь в мыслях, и пытался сообразить, кто это… ЧТО ЭТО?
Отмучившись ровно тридцать минут, мы вышли из этого дьявольского цирка на улицу с четырьмя полными пакетами чепухи, которая мне и в кошмарах не снилась. Когда мы вернулись домой, часы показывали восемь вечера. Катя настолько вымоталась за день, что мы решили не разбирать сегодня сумки с ее вещами. Вместо этого отправились на улицу посидеть на лавочке возле дома. Катя взяла себе бутылочку пива и пачку сигарет. Она не курила, но иногда любила расслабиться таким образом, редко, может, один-два раза в месяц. Девушка вытащила две сигареты и выкинула почти полную пачку в урну. Первую сигарету она выкурит сейчас, а вторую – когда допьет бутылку. Мы сидели на лавке возле дома этим душным летним вечером и смотрели на закат, точнее, смотрел только я, а Катя… Катя просто сидела. Солнце падало за дом Кешки и уже коснулось крыши. Моя любовь попросила открыть ей пиво и закурила.
– Мама сказала, что Щетка опять обосралась жидко, – Катя сделала затяжку и стряхнула пепел, – у нее что-то с животом последние дни.
– Ох уж эти собаки, – ответил я.
Катя присосалась к холодному пиву, а потом снова затянулась сигаретой.
– Ты не жалеешь? – спросила она серьезным тоном.
– Нет, обосралась и обосралась, – сказал я.
– Я про нас с тобой. – Катя и не думала шутить.
– Нет, не жалею. Я давно думал о том, что пора что-то менять. Жизнь проходит, мы не вечны, и надо пользоваться временем, что нам отведено. Я люблю тебя и хочу, чтоб мы были всегда рядом.
– Я тут подумала, если ты не готов заводить детей, я не буду давить на тебя.
– Правда? Катя, спасибо, ты не представляешь, как ты облегчила мне жизнь этими словами!
– Нет, блин! Федя!
– Что?!
– Я специально так сказала! Я хотела, чтоб ты ответил: «Дорогая, да что ты говоришь, я хочу детей, скоро мы их заведем». А ты! Ты! – она повернулась в мою сторону и сделала укоризненное лицо, но вскоре расплылась в улыбке и засмеялась.
– Катя?
– Да шучу я, – сказала она и глотнула пива. – Если серьезно, то я не против оставить все как есть. Будем пока жить вдвоем. Я больше не буду давить.
– Ну… – я не знал, что ответить, – я не против детей, но… не все сразу, мы, это, как его…
– Не парься, Федор. Я люблю тебя и не хочу терять.
По ее манере речи я понял, что пиво и сигареты слегка ударили Кате по мозгам. Быстро что-то ударили.
– И я тебя люблю.
– Солнце почти село? – спросила девушка.
– Нет, еще посветит немного.
– Я тут подумала…
– Катя, – перебил я ее, – я должен что-то рассказать тебе.
– Ну, – она замялась на секунду, – расскажи… что-то случилось? – Катя напряглась.
– Да, давно случилось.
– Я слушаю.
Я не знал, какие лучше подобрать слова, и поэтому заявил напрямую:
– Катя, я не могу иметь детей.
Девушка сделала глоток пива. Зажала вторую сигарету губами и принялась прикуривать, чиркая зажигалкой.
– Сломалась, что ли. – Катя потрясла зажигалку.
– Дай я помогу.
Прикурив ей последнюю сигарету, я выкинул зажигалку в урну. Катя придвинулась ко мне и обняла за плечо.
– Какая-то болезнь? – спросила она.
– В юности, лет в семнадцать, – я начал сочинять на ходу, – я очень сильно простудил… яйца. Был простатит с осложнениями. Года два лечился, массажем, таблетками, уколами. Когда восстановился, выяснилось, что детей у меня быть не может.
– Почему сразу не сказал?
– Я боялся. Ты так хотела ребенка… вдруг ты бы бросила меня.
– Эх, Федька, Федька, глупый ты.
– Возможно.
Этой ночью я собрался выехать к овощебазе на разведку. Но на всякий случай закинул в машину банки с ягодами, пластиковые трубки и пятилитровую бутылку с водой, чтоб отмыть кровь. Я не планировал охоту сегодня, но, если вдруг все сложится удачно, зачем ждать завтрашнего дня? У Кати был нервозный день – переезд, осознание моей бесплодности, пиво и сигареты; в общем, девушка в десять часов вечера спала без задних ног. Я же, побросав необходимые вещи в салон своего авто, поехал в Стрельцово. Дорога заняла около двадцати минут. Проскочив мимо овощебазы, я успел заметить того самого бедолагу охранника. Я запарковался на обочине в пятистах метрах от будущего места преступления. Выйдя из машины, я вдохнул прохладу вечернего хвойного леса, который раскинул свои объятия на десятки квадратных километров. Идеальнее места для охоты и найти нельзя. Хорошо, что я подслушал разговор Кешки. Получается, охранник этот какой-то знакомый или родственник ему? Неважно. Попробую убить дедка сегодня, чего ждать? Я прогулялся в глубь леса по тропинке, просто так, чтоб скоротать время до наступления полной тем- ноты.
В темноте я видел, будто днем, никакой разницы. Сетчатка вампирского глаза улавливала кванты света, строя четкое изображение в мозгу. Когда начало темнеть, я повернул назад в сторону шоссе и не спеша потопал по тропе, изрезанной корнями деревьев, вылезающими из земли и тут же уходящими обратно. Я шел и наслаждался прохладным влажным воздухом, насыщенным ароматом сосен. Человека бы тут вмиг сожрали комары!
Вернувшись к машине, я еще раз прокрутил в голове план действий. Авто оставляю в ста метрах, как раз там есть съезд на полянку, так что с дороги мою машину не увидят. Беру банки и трубки и прячу их возле будки, метрах в двадцати, хоть за куст, хоть куда, плевать, не украдут. Далее захожу к охраннику под предлогом что-то спросить и убиваю старика. Выхожу из сторожки, беру банки с трубками и иду сливать кровь. Через лес возвращаюсь в машину и еду домой.
Спустя десять минут я постучал в дверь сторожа овощебазы.
– Да, что вам? – произнес старик в камуфляжной форме, выглядывая из приоткрытой двери.
Не мешкая, я толкнул его так, что тот отлетел в дальний конец деревянной комнатки охранного домика. Заскочил внутрь помещения, и меня тут же отбросило к стене. Я понял, что какой-то парень (который, мать его, тоже там был!) ударил меня прикладом ружья в висок. Старик поднялся на колено и снял рацию с пояса. Я успел броситься на него, не дав сообщить о нападении. Схватил руками за голову и со всей силы ударил затылком о стену. Скорее всего, это хрустнул его череп, а не доски, но разбираться времени не было. Я резко обернулся к парню в такой же камуфляжной форме. Тот уже целился в меня из ружья, но дуло заметно дрожало.
Спустя несколько секунд я стоял в центре будки и со звериным оскалом осматривал совершенное мной убийство. У стены лежал старик и дергал в конвульсиях рукой. Возле моих ног с вырванным кадыком хрипел парень, испуская дух. Очень все грязно вышло. Очень! Но назад пути нет. Надо действовать! Я выглянул в окно. Убедившись, что на улице никого, я вышел из сторожки. До дороги было метров тридцать. За то время, что я шел сюда от машины, ни один человек не проехал по шоссе. Бегом я добрался до кустов, где оставил банки и трубки.
«Вот она, расплата за торопливость», – подумал я, схватил вещи для слива и рванул обратно. Сердце ушло в пятки, когда я не обнаружил деда на своем месте. В будке лежал только паренек! Растерянный, я снова выскочил на улицу.
– Все идет через задницу, – произнес я, увидев хромающего, плетущегося по дороге человека. Почему я не добил его! Какой же я идиот! Из-за поворота показалась машина, освещая фарами раненого сторожа. Что делать?! Автомобиль остановился, и оттуда вышел мужчина. Старик рухнул на асфальт, когда водитель подошел к нему. Выбора нет, надо бить их всех! В несколько прыжков я преодолел тридцать метров до дороги и наскочил на мужчину, нанеся ему удар коленом в голову. Тот моментально потерял сознание, распластавшись возле своей колымаги. Я взял их обоих под мышки и так же быстро, как и несся к дороге, поднес к будке. Первым в домик охраны залетел старик, а следом горе-водитель. Чтобы точно не очухались и не разбрелись, я не мешкая вырвал руками старику кадык (все равно он был без сознания), а для нокаутированного водителя приготовил хлороформ, чтобы усыпить, когда он очнется. Не убивать же его просто так? На улице темно, да и я бежал как оголтелый, не видел он меня, сто процентов не видел.
Две лужи крови смешались в одно большое красное пятно, растекшееся на всю комнату. Я попытался успокоиться и взять себя в руки, но ничего не получилось. Суета держала меня стальной хваткой. Благо хватило мозгов выключить свет в будке. Я взял банку, приподнял старика и направил струю крови из его шеи в горлышко стеклянной тары. К черту трубки! Напор крови постепенно ослабевал, заполняя трехлитровую емкость. Спустя минуту, набрав два литра, я бросил тело деда и, шлепая по красной липкой луже, подошел к парню. Из него продолжало сочиться, и я смог добрать до трех литров. Запах крови сводил меня с ума. Закрыв банку крышкой, я впился в разорванное горло деда. Жадно глотал оставшуюся кровь, меня трясло от удовольствия. Как же вкусно! На мгновение я забылся в пьянящем соке утекшей человеческой жизни. В это время дверь в сторожку отворилась. Я резко отвернулся от дырявой глотки и увидел Кешку, стоящего в дверном проеме. Он щурился в темноте. За его спиной виднелись еще двое мужчин. Встретив взгляд Кеши, я схватил банку и выскочил из будки, сбив троих стоящих в проходе мужчин. Я мчался к машине, осознавая, что это конец.
Двенадцатилетний Федя зазевался и упустил поклевку. Парень схватил самодельную удочку, подсек, но было поздно, рыба стянула червяка с крючка.
– Проворонил?! – раздался голос из-за спины.
Федя вздрогнул и обернулся, сидя на песке. Его обступили четыре парня того же возраста, что и он. Двоих он знал, с одним из них – Димкой – даже когда-то дрался, а двоих других видел впервые. Ребята держали в руках удочки, сачки и сумки с рыболовными снастями.
– Давай отсюда, чеши, хромоножка, – сказал Дима, – это наше место.
Пацаны захихикали.
Поджав под себя левую ногу (правая не сгибалась в коленке) и опираясь руками о песок, Федя кое-как встал, взяв костыли.
– Я вчера тут прикармливал, – нахмурившись, произнес Федя.
– Большое спасибо. Теперь ты свободен.
– Найдите себе место да рыбачьте.
– Мы тут всегда рыбачили.
– Что-то я не припомню.
– Кого волнует, что ты там помнишь. У тебя, наверное, с памятью проблемы. Головой стукнулся, когда упал. – Димка засмеялся.
– Это у этого родители придурочные? – спросил у Димки его друг.
– Да, да, он самый.
– Держи язык за зубами. – Федя сжал рукоять костыля в правой руке.
– Батя помер, говорят, от болезни в заднице, – сказал Дима, – а мамашу теперь мужики сношают за фермой.
– Моя мама писатель! Она порядочная! А отец умер из-за печени! – Федя кипел от злости.
– Ну, приятель, это не мы придумали, – ответил Дима, – такая уж молва ходит, так что не обессудь. Давай, ступай, четырехногий, а то мы тебе поможем.
Федя изо всех сил вцепился ладонью в рукоять правого костыля и перенес вес на левый костыль.
– Речка общая, – не в силах сдержать злость, прошипел он.
– Вот и вали в другое место, – сказал Дима, – даю тебе три секунды. Раз, два…
Ударом костыля Федя фактически снес хулигана. Димка упал на бок и замер. В ту же секунду у Феди брызнули слезы, а следом потекла кровь из носа. Мальчик пошатнулся и рухнул на задницу, стараясь не согнуть правую ногу. Боль от воздействия на колено была бы несравнима с любыми другими увечьями. Один из парней схватил костыли и бросил в речку.
– Нет! Что ты делаешь?! – закричал Федя, приподнявшись на локте.
Деревянные опоры, служившие Федьке много лет, медленно уносило тече- нием.
– Твари, – произнес мальчик и перевернулся на живот, чтоб подняться.
Когда он уперся руками в песок, один из друзей Димки сел ему на спину. Двое других схватили Федю за руки и завели их за спину так, что мальчик взвыл от боли.
– Сломаете! Сломаете! – кри- чал он.
Димка встал и, пошатываясь, подошел к потасовке. Кровь тонкой дорожкой стекала с его виска.
– Поэт наш совсем дикий стал, – произнес Дима.
– Что с ним делать будем? – спросил один из парней.
Дружки главаря Димки начали перебирать варианты:
– Напинаем, может?
– Удочку ему в зад запихнем?
– Давайте песка в рот засунем!
– Проще рожу набить.
– Поверните ему голову набок, – сказал Дима.
– Я вас не боюсь, уроды! – выкрикнул Федя в тот момент, когда один из парней схватил его за волосы и прижал щекой к песку, навалившись всем весом.
– Промою-ка я ему мозги. – Дима вытащил член из штанов. – Держите, чтоб не дергался.
– Ты только на нас не попади, Димастый.
– Не боись, я меткий. Сейчас через ухо все вымоем.
Струя мочи разбилась о щеку Федора. Парень сморщился и закрыл рот, чтоб туда не попали капли. Но когда Дима направил поток на ухо, Федька заорал:
– Я убью вас! Когда-нибудь я вас разорву на куски! – Федя брыкался, но двое парней сидели верхом так, что парень не мог сдвинуться с места. Голова его по-прежнему была прижата к песку.
– Ходить сначала научись, недоделок, – ответил Дима, наведя прицел Федьке в глаз.
– В рот ему нассы! – воскликнул один из ребят.
Федя, почувствовав, что струя движется от глаза по щеке вниз, снова сомкнул губы. Секунд через десять Дима закончил, стряхнув последние капли на Федора.
– Все, хорош. Отпустите его, – сказал Дима. – Скажи спасибо, я сделал тебе одолжение, теперь тебя хоть бить больше никто не будет. Трогать противно.
Парни, державшие Федьку, отскочили в стороны. Федя не пытался встать, он лежал с закрытыми глазами, будто ничего не случилось.
– Эй, – сказал один из мальчишек, – ты там живой?
Дима осторожно пихнул Федора ногой.
– Да не трогай его.
– Да я же подошвой.
– Вонючкой хочешь быть?
– Я же говорю, подошвой можно ссаного трогать.
– Кто тебе сказал?
– Никто, просто можно, и все.
– Да ладно! Фу! Ты ссаного потрогал!
– Слышь!
– Вонючка ты теперь!
– Диман, чего он начинает, я же его ногой толкнул?
– Да все, хватит! – рявкнул Дима. – Не трогайте больше, да и все.
Добежав до авто, я схватил бутылку воды и судорожно начал лить себе на ботинки, в надежде отмыть кровь с подошв. Я понимал, что нужно срочно уезжать, но, если меня остановит патруль и увидит следы на коврике… А руки! Руки-то какие красные! Я лил воду на ноги и тер ботинки руками.
Он видел меня. Но было темно, скорее всего, не узнал. Он мог заметить мою машину, когда ехал. Что же делать-то теперь? Я оглянулся и увидел вдалеке скачущие лучи фонарей.
Хоть как-то оттерев ботинки, я запрыгнул в машину и вдавил педаль газа в пол. Проехав пару километров, я свернул в какую-то деревню. Миновав ее по проселочной дороге, я уперся в обрыв, по дну которого текла река. Я заглушил двигатель и оказался практически в полной темноте, если не считать сияние луны, окруженной пикселями звезд. Коврики и ботинки я прополоскал в реке, осторожно спустившись с обрыва. Я сел на песок, пытаясь переварить случившееся. Я не понимал, что там делал второй охранник и как так вышло, что я не добил деда сразу. Еще и водитель! Приплелся к этой бойне вообще левый человек! Просто ехал по своим делам на машине, а тут на тебе! Надеюсь, он выжил. Потом Кешка! Кешка-сосед! Он-то что забыл тут! Сюрреализм какой-то! Сто лет охочусь по отработанной схеме, и все хорошо было, но стоило дать трещину лишь одному элементу моей тактики, как раскололась вся стратегия!
Скольких я уже убил просто так, не для охоты, не для пропитания? Убивать становится все проще, а жизнь каждой новой жертвы обесценивается для меня все больше. Оно все как-то само наваливается. Я смотрел на отраженное от поверхности реки небо. Куда попадают вампиры после смерти? Я не знал. Наверно, все зависит от жизненного пути. Меня там точно ждут огонь и вечные муки. И ничего уже не поделать. Чего бы я доброго ни делал дальше, на том свете это уже не зачтется.