Вершина мира. Книга первая

Глава 4

День выдался не очень. Впрочем, как он мог быть очень, если с утра поругалась с начальством из-за исследования, застрявшего где-то на середине, а под конец дежурства непонятно как лопнул мешок с лекарством, который навешивала на штатив капельницы. Такого раньше никогда не было, да и вообще случиться не могло – ну, не лопаются пластиковые мешки с раствором и все тут. Ни у кого! Хотя, жаловаться грех, отделалась легким испугом и душем вполне безвредного раствора. Лицо я сразу помыла, но все равно осталось ощущение, что кожа превратилось в стянутую маску, и из всех чаяний осталась мечта поскорее добраться до дома, и попытаться что-нибудь сделать с этой засохшей резиной.

Наташка хохотала до слез, когда я, ругаясь на чем свет стоит, расписывала ей происшествие. Подруга, утирая слезы, заявила, что такое могло произойти только с доктором Романовой, сунувшейся выполнять работу медсестры. И посоветовала сделать смягчающую косметическую маску, желательно из клубники, чтобы смыть с лица застывшее выражение неизбывного счастья.

Придя домой, я поняла, что мне впервые за день действительно повезло – никого в каюте не было. Какое же это счастье, когда дорогие родственники расползлись по своим делам! По крайней мере, никто не станет смеяться и подшучивать надо мной, когда буду лежать в своей комнате с отвратительной кашей на лице.

Первым делом приготовила маску, на нее пошла вся клубника, припасенная для Олега. Мальчику необходимы витамины, впрочем, мальчик вполне может и обойтись без ста грамм клубники сегодня вечером. Я с недоверием посмотрела в месиво, потом в руководство по косметологии и прочла, что туда надо добавить ложку сметаны, здесь тоже встал вопрос какую – чайную, десертную или столовую? Решив не жадничать, я плюхнула в яркую массу столовую ложку, и взбила, как советовали в густую массу, и добавила в эту адскую смесь, приобретшую отвратительный красно-розовый цвет еще чайную ложку меда. Если оно не сработает, я надену эту гадость Наташке на голову. Для укрепления волос.

Сходила в душ и, накинув халат, наконец поняла, что созрела для маски. Торжественно поставив миску с толченой клубникой, исходящей соком и одуряющим запахом, в раковину, я зачерпнула сладкое месиво и принялась старательно намазывать лицо. Клубника сразу же набилась в еще сырые после душа волосы, какая гадость! Пришлось искать полотенце, чтобы накинуть на голову. Закончив накладывать маску, я констатировала, что вид у меня идиотский – красная бесформенная масса с белыми пятнами вокруг глаз. Хоть сейчас на съемки фильма ужасов, такие деньжищи загребу!

Скорчив под маской унылую рожу, красная ноздреватая масса при этом шевельнулась, прихватила приготовленное влажное горячее полотенце и плошку с молоком, которым надлежало смыть маску, отправилась в свою комнату. Теперь полежать двадцать минут с закрытыми глазами, ни на что не реагируя и, если верить Наташке, кожа опять станет кожей, а не каучуком.

Я поправила подушку, завела будильник и легла, вытянув руки вдоль тела, блаженно закрыла глаза. Ноги, уставшие от дневной беготни, приятно покалывало, сквозь полотенце на голове не доносилось никаких звуков, глаза закрыты и тишина. Остается только надеяться, что никто не прискачет в ближайшее время…

…Не успел Влад прийти на работу, как начальство, в лице Эжена, начало проявлять недовольство, что выразилось вызовом в кабинет и долгим полосканием мозгов. Влад краснел от стыда за свою нерасторопность, опускал голову и покаянно вздыхал, думая при этом о своем. Как, например, поживает Анин брат Сенька, и не выгнал ли Саха маленького медвежонка Топтыжку. Начальство, поорав с полчаса, отпустило Влада с миром. И подчиненный, с изрядно подогретым рвением, поплелся за свой стол к неоконченному делу, на котором он, похоже, завис всерьез и надолго. На Эжа Влад не обижался, что поделаешь, работа у человека такая – гневаться. Его самого, небось, генерал с самого утра прорабатывает, как маленького, но чем может помочь Влад, если в деле глухо?

Влад повздыхал над папками, сверил показания, хоть бы зацепку какую-нибудь, ну маленькую такую, за которую ухватиться можно. Вот тогда уж он, Влад, все раскрутит, и непременно найдет, как Саха говорит, печку от которой плясать можно. Правда, зачем плясать от печки Влад совершенно не понимал. У печки надо греться, когда промерзнешь, а плясать от нее затея глупая.

Дальше день покатился не то чтобы хорошо, но довольно сносно – начальство больше не беспокоило, а зависшее дело без отчетов экспертов сдвинуть было никак. Но эксперты завалены другой работой и на помощь глупому стажеру не спешили – с корабля, пересекающего орбиту их станции, был получен сигнал «SOS», взорвалось у них там что-то. Люди, слава богам, все живы, только трюм разворотило. И теперь корабль грудой металла с острыми рваными краями на брюхе, тащился на буксире за станцией, ожидая, когда подойдет эвакуатор. А полицейскому отделу было приказано разобраться в причинах взрыва и по возможности отыскать виновных, поскольку дело взято под чей-то очень высокий контроль.

Этим Влад не интересовался, на это было совершенно и абсолютно плевать, он был обижен, что в команду расследования его не взяли, а заставили заниматься этой глухой и темной мелочевкой, будто он мальчишка совсем, которому и доверять-то нельзя.

Кое-как досидев почти до конца рабочего дня, Влад со вздохом сложил материалы дела обратно в папки, а папки в свою очередь запихнул в металлическое нутро сейфа, и отправился домой. На его уход никто в отделе не обратил внимания. Ну, конечно, они же все заняты!

Влад добирался до дома целых двадцать минут. Лифты почему-то все время тормозили, а один вообще завис между палубами. Правда, быстро пошел, но те несколько минут, что Влад просидел, а точнее простоял в набитой людьми кабинке, были не самыми приятными.

Придя домой, Влад заметил в прихожей Анины ботинки и порадовался, что она уже дома. Он обошел все общие помещения каюты, разыскивая ее, надеясь пожаловаться на плохой день, но девушки нигде не было. Единственная комната, куда не зашел, ее личная. Влад потоптался под дверью, прислушиваясь, тишина, и тогда решился открыть дверь. Если она спит, он не станет беспокоить, а если работает, то вполне можно и потревожить, предложив выпить кофе.

Комната освещена тусклым светом, Аня действительно лежала на кровати. Что-то в ее позе насторожило Влада, Аня никогда не спит на спине, вот что! Да и просто так никогда не ложится. Может, заболела, забеспокоился Влад, перешагивая через порог. Он приблизился к кровати… крик, замешанный на панике, застыл где-то посередине горла, не давая вдохнуть, вырвалось только невнятное хрипение. Сердце остановилось, сжимаясь до невероятно маленьких размеров, а потом разорвалось на миллионы острых осколков – вместо лица у девушки было кровавое месиво, кое-где уже успевшее потемнеть. Время остановилось на несколько секунд, будто Влад попал в черную дыру. Паника, прорвав заслон в горле, вырвалась криком: «Аня!», и время пошло, заставив двигаться и его, Влада.

Он упал на колени перед кроватью и неистово затряс ее за плечи. Может быть жива? Что бы ни случилось, Боже, сделай так, чтобы она оказалась жива, а все остальное можно поправить! Господи! Он будет любить ее и такой, даже если уже ничего нельзя поправить! Только бы жива…

– Аня, Анечка, ну, пожалуйста!…

Я проснулась от невыносимой тряски, аж зубы лязгали противными щелчками, и каких-то всхлипов. Кое-как разлепив веки, я уставилось на чье-то перекошенное лицо, не сразу поняв, что этот странный, бледный человек, с перекошенными губами, глазами, горящими диким огнем и яростно трясущий меня, всего-навсего Влад.

– Пе-ре-ста-ань! – потребовала я, сквозь лязг собственных зубов, но он, казалось, не слышал.

– Влад!!! Прекрати сейчас же! – заорала я, вцепившись в его плечи. У меня создалось впечатление, что у парня случилось помрачение рассудка, никак по-другому объяснить его поведение я просто не могла.

– Аня, – голос его звучал хрипло, с какими-то странными подвываниями, – Анечка, что случилось, расскажи, я Наташу позову, она поможет. Тебе очень больно?

– Конечно, мне больно! Еще и синяки на плечах останутся от твоих пальцев. У тебя что – с головой не все в порядке? – пробормотала я, отрывая от себя его застывшие в судороге пальцы, недоумевая, почему мне должно быть больно.

– Аня, твое лицо… Надо Наташу… – Влад вскочил, готовый куда-то бежать и кого-то звать, Наташку, кажется.

– Что мое лицо? – недоумевала я, хватая его за рукав, совершенно уверенная, что никуда бежать не надо. – Лицо, как лицо, что такого?

Я провела рукой по щеке, щека оказалась влажной и липкой. Как зачарованная уставилась на свои пальцы в каком-то красном месиве. Я осторожно понюхала испачканные пальцы, пахли они клубникой. Маска!!! Боже, я заснула с маской на лице, а Влад, не подготовленный к созерцанию подобной красоты, решил, что меня облили кислотой, или еще что-нибудь в этом роде. Вот потеха бы была, притащи он меня в госпитальный отсек!… Я подняла глаза на Влада, застывшего в шаге от меня, лицо его осунулось от только что пережитого ужаса, резко выступили скулы, а в глазах все еще пылает дикий огонь.

– Владушка, со мной все в порядке, – как можно спокойнее проговорила я, понимая – хорошо, если он слышит, хотя бы каждое второе слово из сказанного, – успокойся, все хорошо, это просто маска такая косметическая, вот смотри…

Я взяла приготовленное полотенце и быстро вытерла лицо. Влад наблюдал за моими действиями с ужасом и лепетал что-то инфекцию, которую я могу занести.

– Влад! – прикрикнула я. – Посмотри на меня хорошенько, все в порядке, вот потрогай!

Я схватила его кисть и насильно провела мужскими пальцами по своей очищенной от клубники щеке. Влад вырвал у меня свою руку и сам провел пальцами по другой щеке, убеждаясь, что все действительно в порядке.

Он на несколько секунд отвернулся от меня. Слепо пошарил сзади рукой, нащупывая спинку кровати, опустился у меня в ногах и, обхватив голову руками, принялся раскачиваться из стороны в сторону, мыча, как от тупой боли. Я осторожно дотронулась до его плеча, погладила, успокаивая, и зашептала какие-то глупости, по щекам потекли слезы. Это ж надо было так мальчишку перепугать!

Он резко отнял руки от лица и, ничего не говоря, вдруг сильно обхватил ладонью мой затылок, притянул к себе и впился в мои губы. Сопротивляться бесполезно, что я против него? Да и не хочется признаться. Скоро все у нас закончится, и плевать на последствия!

…Он целовал ее долго, насколько хватило дыхания, оторвался только на секунду, загнать в легкие воздух. В том месте, где только что образовалась дыра, а до нее было сердце, стало горячо и больно. Ее затылок удобно лежал в ладони, пальцы запутались в шелке волос. Влад был уверен, что она непременно оттолкнет его и выкрикнет что-нибудь обидное, но вместо этого она обняла его за шею и тоже запустила пальцы в его волосы, отчего по всему телу пробежала приятная дрожь. Он рывком пересадил ее к себе на колени, мельком подумав, что она позволяет ему все это от изумления, что сейчас она очнется, и расправы будет не избежать… Ее дурманящий запах, губы, пальцы, нежно ворошащие волосы и воздух будто искрится и потрескивает наполненный электричеством, еще чуть-чуть и загорится все вокруг.

Словно сквозь туман Влад подумал, что не Ане, так ему нужно сейчас же остановиться, иначе через пять минут будет уже поздно и поворачивать, будет некуда. Это надо сделать прямо сейчас. Нет, вот прямо сейчас и ни секундой позже. Но ее руки скользнули с его шеи на спину, погладили длинные мышцы, и Влад сразу забыл обо всех своих намерениях.

Пальцы, выпутавшиеся из нежного шелка, погладили тонкую нежную шею под волосами, опустились ниже. Какая же у нее узкая, беззащитная спина, он и не замечал раньше. Он открыл глаза, оказывается, они все это время были закрыты, и увидел прямо перед глазами синенькую жилку, лихорадочно, в унисон с его сердцем, бьющуюся под белой прозрачной кожей и от этой самой жилки почему-то стало жарко и дыхания уже не хватает, и дышать нельзя, но и не дышать невозможно. И глубокие сапфировые глаза, окруженные длинными пушистыми ресницами, смотрят умоляюще. И жадность, и тоска в них, и не растраченная нежность, так, будто сию минуту мир рухнет, завалив обломками и ничего уже не успеть, не сделать. Анины руки оказались на поясе его брюк…

Я вытащила его рубашку из-за пояса и осторожно потрогала разгоряченную, гладкую кожу спины, поднялась выше, туда, где неистово бьется о клетку ребер птица-сердце. И горячее дыхание, и стон, уже не разберешь мой или его, и пьянящая свобода, когда позволяешь себе все и немножко больше, хоть ненадолго, не стесняясь и не оглядываясь.

В отчаянии я прижималась к нему все сильнее, чувствуя его твердую, надежную грудь, такую широкую, что можно укрыться и не заметит никто. Я провела губами по его щеке, шее, сунула нос за расстегнутый ворот рубашки. Там было тепло и жар, исходящий от его тела приятно грел нос, пахло чистой кожей, немного резковатым очень мужским одеколоном и мужчиной, моим мужчиной. Эта мысль внезапно отрезвила. Вмиг растаяло горячечное наваждение, подстрекаемое любовью и желанием. Каким моим? Он никогда не был моим, хотя и приятно так о нем думать.

Влад, моментально почувствовавший перемену, насторожено затих. Я уперлась головой ему в грудь, смотреть в лицо было стыдно.

– Мы должны остановиться, – строго контролируя голос и стараясь, чтобы в нем не прозвучала тоска, сдавившая горло, но голос предательски дрогнул, – мы не должны…

– Не должны, – глухим эхом отозвался Влад

Я сползла с его коленей и забилась в угол, как можно дальше от него, будто боясь, что окажись я немного ближе все повторится и остановиться уже сил не будет ни у него, ни у меня.

– Я не имею права, – оправдываясь, замотала я головой.

– Я знаю, – прошелестел он.

Повисло неловкое молчание, словно мы не два взрослых человека, а пара подростков, застигнутых взрослыми за чем-то непристойным. Что говорить, и нужно ли говорить, в подобных случаях я не знала, а Влад и подавно. За что нам все это? Глаза противно защипало, и я зажмурилась, еще этого мне не хватает! Я же не истеричка, какая!

– Аня, – нерешительно начал Влад, – я…

– Только посмей извиниться! – я резко вскинула голову, слеза все-таки выползла из уголка глаза, медленно и щекотно поползла по щеке.

– Не буду, – покладисто согласился Влад и, протянув руку, осторожно стер соленую капельку, – ты только не плачь, ладно? Что ж тут поделаешь?

– А я и не плачу! – самоуверенно заявила я и шмыгнула носом.

– Конечно, не плачешь, – опять согласился он, – это просто дождь.

– Естественно дождь, – подтвердила я, понимая, что несу чушь, но заставить себя замолчать не могла, – ливень, цунами, торнадо! Водопровод и канализацию, в конце концов, прорвало!

– Ань, не нервничай ты так. Пойдем, что ли, чаю попьем, иначе, если я еще немного останусь с тобой за закрытой дверью, я за себя не отвечаю. Да и ты, похоже, тоже не отвечаешь. А на кухне сделать что-то проблематично – Олег может в любой момент заявиться, а там мы… Вот.

– Романов, ты несешь чепуху, – рассмеявшись, заявила я на его неуклюжую попытку разрядить обстановку.

– Но мне же надо тебя как-нибудь повеселить, – приводя свой привычный аргумент, безразлично пожал он плечами, и, схватив меня за руку, поволок на кухню.

Почти сразу после нашего переселения на кухню пришел Олег и принес плоды Никиного труда на ниве фотографии. В застывшем кадре запечатлены мы с Владом, кадр сделан на дне рожденья. Когда успела подловить? Но фотография была отличная, даже я себе на ней понравилась. Двое молодых людей стоят полуобнявшись, он что-то спрашивает, она смотрит на него.

Влад долго рассматривал фото и даже буркнул, что вполне приемлемо. Я предложила повесить фотографию на стене в гостиной, возражений не было и мы принялись мостить кадр в старую темную рамку, давно валявшуюся среди прочего хлама в шкафу, а рамку на стену. Почти переругались, каждый был уверен, что прав именно он, а рядом стоящий – законченный дебил. Но рамку приконопатить все же удалось, и мы, довольные друг другом и простившие недавние обиды, отправились на кухню пить чай, а потом готовить ужин.

В процессе приготовления еды Олег мешал ужасно, но прогнать его с кухни не решилась, боясь своего внезапно ожившего темперамента. Я усиленно гнала от себя мысли о произошедшем. Но стоило только поднять на Влада глаза, как в памяти всплывали его губы, целовавшие нежно и требовательно, и как мир кружился вокруг, словно клубы тумана, наполненного бриллиантовыми всполохами. Большая ладонь, в которой так уютно лежала голова и запах, резковатый, притягательный и очень мужской. Конечно, можно очень просто прекратить эту пытку, выпроводив Влада вон, но без него будет гораздо хуже, чем с ним. Глупость? А что поделаешь!

Знай, я тогда, что это последний спокойный вечер в нашей с ним жизни, не стала останавливаться и ему бы не позволила, а пустила все на самотек, может быть тогда не было бы потом так обидно и больно. Хотя, кто знает…

На следующий день я пришла на работу с опозданием и сразу же отправилась на плановую операцию. Потом обход и еще операция. Потом вызов из реанимации и экстренный случай. Так что присела я только к концу дня. Едва я закрыла дверь своего кабинета, отгородившись от шума и суеты отделения, как на меня навалилась усталость, давя на плечи непомерным грузом. Я опустилась в свое кресло, повернувшись к двери спиной, вытянула натруженные ноги и блаженно закрыла глаза. Вот посижу минутку, всего минутку и буду оформлять накопившиеся за день карточки. Но это потом. Потом. А сейчас минута тишины.

Громко хлопнула дверь, заставив меня вздрогнуть и резко повернуться к незванному посетителю. Им оказался папа. Наверное, шел к Наташке и по привычке перепутал двери, лениво подумала я, такое с ним уже случалось.

– Наташка дальше по коридору, вторая дверь налево, – проинформировала я родителя, намереваясь отвернуться и еще немного посидеть с закрытыми глазами.

– Я не к ней, а к тебе, – проговорил папа, в голосе звучала маета и безысходность, обычно таким голосом сообщают о беде, я им пользуюсь в разговорах с родственниками больных, если, не приведи Господи, операция закончилась летальным исходом.

– Что случилось? – голос почему-то звучал хрипло и неестественно.

Папа молчал и старательно отводил глаза. Я медленно поднялась на ноги, мир закачался, сжимаясь до микроскопических размеров, а в образовавшемся пространстве осталось только черное облако, в котором не было ни жизни, ни воздуха. Облако обволокло, схватило за горло, а внизу живота скрутился холодный и тугой узел ужаса. Боже, Влад полетел сегодня в патруль, а его бронежилет остался висеть в прихожей, я его видела, когда уходила на работу и еще подумала про Влада что-то не очень хорошее. Господи, пронеси!…

– Что с Владом? – я вцепилась в край стола, так что побелели пальцы. – Я тебя спрашиваю! Отвечай сейчас же, что с ним?! Почему ты молчишь?! – голос сорвался в истерику.

– С Владом? – переспросил папа, очнувшись от своих раздумий и словно не замечая моего ужаса, – Нормально все, я разговаривал с ним минут пятнадцать назад, они как раз вылетали домой. Чего ты так переполошилась? Я не о нем пришел поговорить, я пришел тебе сказать, что расследование по убийству его родителей закончено. Собраны все доказательства, не хватает только признаний. Твою родительницу, вместе с ее теперешним мужем привезут к нам для заключительных мероприятий, все-таки титулы замешаны не маленькие.

– Когда привезут? – шмыгнула я носом, чувствуя, как мир перестает качаться и осторожно устанавливается на место, черные клубы расползаются по углам, и подступают слезы облегчения. Всего-то! А я-то, дура, перепугалась!

– Завтра с утра. Мне бы Влада на это время убрать из отдела, а потом, когда мы определим их в камеру, я приму меры, чтобы он их и не увидел, чего парня зазря тревожить. Поможешь?

– Не проблема, – легко согласилась я, – организуем ему больничный.

– Нет, больничный мне не подойдет, – сразу же запротестовал папа, – он мне на работе нужен.

– Ты разберись сперва, чего ты хочешь, – заворчала я, – ладно, что-нибудь придумаю, насколько я должна его задержать?

– Часа на два, на три не больше.

– Ладно. Вы зайдете сегодня?

– Да, если не вызовут никуда.

Выпроводив отца, заперла дверь на ключ, подошла к раковине и открыла кран. Вода сильным потоком с шумом обрушилась на эмалированные бока, закружилась водоворотом, обдав мелкими холодными брызгами. Я сунула голову под воду и стояла так, пока не заломило виски.

Вот оно, что выходит, думала я, рассматривая в зеркало, как по лицу и шее стекают струйки воды, противно заползая за воротник, мамашу арестовали, ну что ж, ты сама этого хотела. Да, хотела. Вот только на душе пусто и мерзко, будто вывалялась в грязи. Я не хотела мести. Я не зла на нее. Я просто хотела вернуть Влада в его законную семью, а что на моем пути оказалась женщина, когда-то давшая мне жизнь, не обессудьте. Тут уж, как говорится, кто не спрятался, я не виноват.

Семейный ужин прошел в крайне странной обстановке. Хотя, по-моему, кроме меня никто этой странности не заметил. Все, находящиеся на моей кухне, были как бы порознь. Я оглядела семью, сидящую за столом. Мою семью, за моим столом. Оглядела с тоской, удивлением и даже какой-то досадой, только сейчас осознав, что семья эта уже не моя и моей больше не будет. Я становлюсь статистом на празднике их жизни.

Вот сидят мой папа и моя подруга Наташка. Они влюблены и никого не замечают и смотрят друг на друга так, будто увиделись в первый раз и прямо сейчас им предстоит расстаться. От их безмолвного разговора очень хотелось сбежать, чтоб не мешать. Если так пойдет и дальше, а оно пойдет, деваться от этого некуда, то на свет скоро появится еще куча маленьких Романовых. Так что ни папа, ни Наташка уже не мои, они вместе.

А вот моя… моя сводная сестра Ника и мой двоюродный брат Олег. Они очень веселятся при виде поглупевшего от любовной горячки, генерала, совершенно не замечая, что не сильно отличаются от него. Они подпихивали друг друга локтями и смешливо перешептывались. Они тоже вместе.

Слово-то, какое теплое, «вместе». Еще сегодня утром я, как и они, была «вместе», а сейчас…

А вот, напротив, сидит Влад. Он еще ничего не знает, ни про мою мать, ни про убийство, ни про семью, которую у него украли, ни про меня, и поэтому сосредоточено жует свой ужин, не отрывая глаз от тарелки. Как хорошо, что он еще ничего не знает. А когда узнает, начнет меня ненавидеть и объяснять ему что-то будет глупо – не выслушает. Любое мое слово будет выглядеть ложью, жалкой попыткой оправдания. А если ему все-таки кто-нибудь расскажет, как все было на самом деле, он не поверит, и как всякий мужчина, скорый на выводы и убеждения, найдет себе тысячу оправданий и отговорок. Впрочем, это уже не будет иметь никакого значения, до конца осталось меньше месяца – четыре недельки. Четыре на семь получается двадцать восемь, лунный месяц. А потом он получит свой документ и уедет отсюда. Навсегда. Он не вернется, я это знаю.

Месяц. Много это или мало? Да какая разница, если он никогда не остался бы, а так хочется, очень-очень! Но он скоро улетит и не вспомнит, что когда-то рядом оказалась девушка Аня. Он забудет меня сразу же, как ступит на борт своего корабля. Ну и черт с ним! Не больно-то и хотелось!

От этих мыслей настроение испортилось окончательно. Как будто еще вчера я могла что-то изменить и жить «как все», а сегодня это «что-то» сломалось, и починить уже ничего невозможно. Захотелось схватить тарелку и швырнуть ее об стену, а потом смотреть, как осколки разлетаются по всей кухне. Глупо. Да ладно, я просто устала.

И черт с ними со всеми! С их отдельной личной жизнью, в которой для меня нет, и не может быть, места. Переживу! Всегда переживала и сейчас переживу! Да ладно, завтра будет новый день, и все будет лучше. Гораздо! Убеждала, да сама себе не верила.

Проводив гостей, я поплелась на кухню, помогла Владу с уборкой, и почти сразу отправилась спать, сославшись на усталость. Засыпая, я слышала, как Влад и Олег что-то громко обсуждают и смеются в гостиной.