Вершина мира. Книга первая

Глава 3

Утро на Боре было в самом разгаре, поднявшееся солнце успело высушить росу на траве. Лес играл оттенками зеленого от нежно-салатного до темного малахита. Где-то пел ключик, затерявшийся в густой траве, захотелось скинуть башмаки и пройтись по ней босыми ногами. Высоко, между деревьями сновали маленькие птички, разгоняя утреннюю тишину своими громкими голосами. В траве зашуршало, мы обернулись – усевшись столбиком в высокой траве, на нас смотрел заяц, крутя длинноухой головой и пытаясь разгадать, что эти непонятные животные делают на его территории.

– Ой, заяц, – удивленно прошептал Влад, видевший до сих пор это животное только за стальными прутьями клетки в зоопарке.

– Пошли, – потянула я его за рукав, – некогда по сторонам смотреть. До нужного нам места идти очень далеко, если не поторопимся, придется заночевать в лесу.

– Как в лесу? – не понял Влад, нехотя отрываясь от созерцания зайца и следуя за мной.

– А вот так, – хмыкнула я, – прямо на земле, главное костер не забыть развести, а то ведь зверье сожрет.

– Какое зверье? – Влад обогнал меня и теперь оглядывался через плечо.

– Да самое обыкновенное, – буднично заявила я, углубляясь в лес, – медведи, волки. Я точно не помню, но здесь, кажись, и тигры водятся.

– Ань, ты это специально, да? Чтобы меня напугать, да? Ты ведь просто шутишь?

– Какие уж тут шутки, – мрачно выдала я, – зайца видел? Видел. А раз есть травоядные, есть и хищники. Так что давай за спину, держись ко мне поближе и ступай след в след. Если заблудишься, искать я тебя не пойду, и лес пополнится еще одним обитателем.

– А у тебя что, оружие есть? – помрачнев, спросил он.

– Ты рехнулся? – возмутилась я, – Какое оружие, здесь же заповедник.

– Тогда почему ты говоришь, чтобы я к тебе поближе держался? Если оружия нет, то держись не держись – все равно сожрут.

– Слушай, дружок, ты что-нибудь о лесе знаешь, кроме как из учебников? Ты по лесу когда-нибудь в одиночку ходил? – поинтересовалась я, останавливаясь и внимательно его рассматривая. Влад отрицательно покачал головой, – То-то же, а я в этом лесу в свое время все каникулы проводила, так что ориентируюсь здесь без карты и немного знаю о его жителях. Все, хорош трепаться, пошли.

Дальше мы шли молча, Влад еле поспевал, и мне пришлось тащиться медленнее черепахи. Сказывалась неприятная ночь. Уж не знаю, о чем думал он, а я просто наслаждалась пешей прогулкой и ласковым солнцем, которого так не хватает жителям космических станций. Был виден каждый его лучик, пробивающийся сквозь зеленый потолок, создавая причудливые узоры на стройных стволах сосен. Теплый воздух напоен терпким запахом леса, в котором перемешивались смолистый хвойный аромат, запах лесных цветов, ягод и сырость мха, предвещающая скорое появление грибов.

До первого привала мы прошли примерно полпути, об этом я могла судить потому, что среди стройных хвойных деревьев начал появляться густеющий подлесок, и уже кое-где проглядывали белые стволы молодых березок. Я немножко отклонилась от намеченного пути, заслышав поблизости журчание ручейка, на его берегу мы и устроили короткий привал.

Идти до затерянного в лесу большого озера, на берегу которого расположился домик Сахи, еще далеко. День на Боре длится около десяти часов, и если будем долго отдыхать, то до темноты не успеем. А ночевать в лесу даже мне не хотелось.

День уже давно перевалил за полдень, приятную прохладу сменила удушающая лесная жара. Мошкара, привлеченная запахом пота, лезла в глаза и безжалостно кусала открытую кожу. Влад уже изрядно устал и едва передвигал ноги, я сначала пыталась его торопить, но потом поняла, что от моих окриков он быстрее идти не будет, и нам пришлось сделать очередной привал.

Парень привалился спиной к шершавому стволу и закрыл глаза. Я подала ему фляжку с водой, он, не открывая глаз, принял у меня воду и, сделав глоток, скривился – не слишком приятно пить теплю воду, отдающую запахом железа. Он уселся поудобнее, обхватив колени руками.

– Можно спросить? – Влад вырвал травинку и принялся крутить ее между пальцами.

– Спрашивай, – разрешила я, перевернувшись на живот и, подперев щеку рукой, приготовилась внимательно слушать.

– А насколько часто теперь будет эта… – он пощелкал пальцами, – как ее там…

– Ломка? – подсказала я, он кивнул, – это зависит от наркотика и от степени привыкания организма. Приступы абстинентного синдрома повторяются иногда в течение трех недель, могут больше, могут меньше. А к чему ты спрашиваешь? Что, уже?

– Да, потихоньку начинается, если мне будет так же худо, как и ночью, я никуда идти не смогу, – предупредил он.

– Сможешь, – пообещала я, подтаскивая к себе свою сумку, – я тебе сейчас кое-что уколю, ты у меня не только пойдешь, ты у меня побежишь. – Я порылась рюкзаке, выискивая нужные ампулы, – Хотя, честно говоря, тебе не витамины колоть надо, а скипидаром зад намазать, тогда ты как живой побежишь.

– Какая ты не чуткая, – упрекнул он меня, настороженно наблюдая, как я выгоняю пузырьки воздуха из шприца, – и шприц взяла как на слона.

– И чуткая я, и ласковая, – отмахнулась я, прикрывая иглу колпачком, – только вести себя надо соответственно. И чего ты спрашивается, сидишь? Давай, заголяйся, времени нет, – Влад расстегнул ремень, но потом остановился.

– Ты руки не помыла, – он попытался оттянуть приятный момент, – вдруг заразу какую занесешь.

– Поучи еще, – буркнула я, толкая его на траву, – расслабься и получай удовольствие.

– Ох, мама моя, – захныкал он, натягивая штаны и массируя место укола, – со зла уколола, нога аж отнялась.

– Ничего, – авторитетно заявила я, – больно – не смертельно, от этого еще никто не умирал.

Я посмотрела на часы, мы сидели уже двадцать минут, надо вставать и идти дальше.

– Подъем! – Я шлепнула его по мягкому месту. – Надо идти, нечего разлеживаться. – Влад тяжело поднялся и поплелся за мной.

Подлесок становился все гуще, цеплялся за ноги, не давая и шагу ступить. Приходилось прикрывать лицо локтем, пробираясь сквозь особо высокие кусты, так и норовящие ветками вынуть глаза зазевавшимся туристам. По моим подсчетам мы должны были пройти не менее двадцати километров от места посадки, значит, вот-вот появятся первые зарубки, оповещающие о границах земель Сахи. Я внимательно осматривала ствол каждого дерева. Ничего.

Подняв голову, посмотрела на небо в редких просветах раскидистых крон, оно уже выцвело и потеряло яркие краски в преддверии вечера. Влад спотыкался на каждом шагу, я оглянулась на молчаливого спутника и только вздохнула. Парень вымотался и передвигает ноги на одной силе воли, а идти еще километров десять. Еще пара километров, и дальше он идти не сможет, придется заночевать в лесу. Свет еще есть, так что ночевку устроить успеем.

Вот если бы сейчас найти хоть одну маленькую зарубочку. «Неужели мы заблудились, – испуганно подумала я, чутко прислушиваясь к голосам вечернего леса. – Без паники, доктор, только без паники! Да какая к черту, паника! Место для ночлега искать надо и обустраиваться. Черт, а так хотела дойти…»

– Все, привал! – скомандовала я. Влад как подкошенный рухнул на траву.

Я позавидовала ему, мне тоже хотелось упасть и ни о чем не думать, но я переборола себя и сделала небольшой круг, осматривая стволы деревьев в поисках отметин. Не найду, придется навигатор включать, а это нежелательно. Мой навигатор по давнему договору был завязан на генерала. Чтоб отец мог найти непутевую дочь, где бы она ни была.

Отдыхая, прислонилась к шероховатому, нагретому за день стволу, и тут заметила белую полоску зарубки, почти скрытую в смолянистых оплывах. Я обрадовалась ей как ребенок неожиданному подарку, и почти вприпрыжку вернулась к Владу.

– Эй, вставай, – тронула я его за плечо, – пошли, совсем чуть-чуть осталось.

– Я больше не могу, – пробормотал он, не открывая глаз, – я никуда не пойду.

– Вставай, кому сказано! – Ледяным тоном приказала я, – Или ты собрался здесь ночевать? Я бы не советовала.

– Можешь орать, можешь бить, – он облизал пересохшие губы, – по мне хоть убей, но я никуда не пойду.

– Твое дело – подыхай, на себе не потащу! – Я подхватила свой рюкзак и пошла вперед.

– Аня, – послышалось сзади, – подожди, я с тобой, – я притормозила, Влад нагнал меня и мы пошли прежним порядком.

– Давай, шевели ногами, нам топать еще не меньше пяти километров, – поторапливала я парня, то и дело поглядывая на небо, окрасившееся в сиренево-розовые закатные тона.

Сбоку послышался легкий хруст сухих веток и возня в кустах малинника, я остановилась и сделала Владу знак замереть и молчать. Хруст и возня повторились, слева появилась огромная медвежья морда.

– Стой спокойно, – одними губами предупредила я, еле заметным движением беря его за руку, – как только отвернется, падай, только тихо и прикинься трупом, если побежишь, прикидываться уже не придется.

Медведь особого внимания на нас не обратил, занятый добыванием сладких ягод. Нам еще крупно повезло, что оказались с наветренной стороны. Я прислушалась, черт, их двое. Вот сейчас будет весело. Один сзади, другой впереди – круто! Я спиной почувствовала чье-то присутствие и напряглась, уговаривая себя не побежать, стоять не шевелясь. На мое плечо опустилось что-то тяжелое. «Лапа!» – пронеслось у меня в голове. Я осторожно скосила глаза: рука, человеческая рука! Только большая. Я медленно повернулась, передо мной стоял здоровенный, бородатый мужик с длинными до плеч волосами, одетый в кожаные рубаху и штаны, обшитые бахромой. Приходилось здорово напрягать глаза, чтоб в сгустившихся сумерках разглядеть его лицо. Тщетно. Пару секунд мы пялились друг на друга. О чем думал гигант, сказать не берусь, я же стояла перед дилеммой: упасть мне в обморок сейчас или немного с этим подождать. Пока я решала этот вопрос, создание раскрыло рот и ласково пророкотало:

– О, Аська!

– Саха! – выдохнула я и бросилась на шею, уже не обращая никакого внимания на присутствие медведя.

– Ох, какая ты большая выросла! – Рассмеялся Саха, подхватывая меня и поднимая на вытянутые руки, он прекрасно знает, что я этого терпеть не могу.

– Саха!!! – завопила я, – Поставь меня, немедленно! Что за дурная привычка!

– Трусиха! – еще громче засмеялся Саха, вспугивая своим хохотом птиц, успевших устроиться на ночлег.

За радостью встречи мы совсем забыли про Влада, но он сам напомнил о себе глухим стуком падающего тела. Мы с дядей обернулись и увидели парня, лежащего без сознания, а над ним – огромного бурого медведя. Все, у парня сдали нервы, слишком длинные сутки.

– Топтыгин! – начал распекать Саха лесного жителя, – Как не стыдно, любопытник, к тебе человек в гости пожаловал, а ты напужал. Смотри, какой слабак, как девка, сразу в обморок.

Медведь закачал огромной головой и тихонько заревел. Саха присел на корточки около Влада и, перевернув его на спину, легонько пошлепал по щекам. Парень слабо дернулся и открыл глаза, но, узрев над собой склоненного Саху, а рядом любопытствующего Топтыгина, усевшегося на задние лапы и покачивающегося из стороны в сторону, со слабым стоном закрыл глаза и снова провалился в беспамятство. Представляю, как этот сюрреализм со стороны смотрелся.

– Так, значит, ножками мы не пойдем, – подытожил дядя и, повернувшись к медведю, проговорил, – придется тебе Михайло Иваныч перевозчиком поработать, уж извиняй, ты его первым напужал, тебе и тащить.

Медведь выразил свое несогласие глухим ворчанием, но все же опустился на четыре лапы. Саха с легкостью поднял Влада, и закинул его поперек лохматой медвежьей спины.

– Пошли, Аська, – пробасил Саха, – в лесу стало не безопасно – браконьеры повадились, да и Васька ужо, небось, к ужину заждалась.

Настроение сразу улучшилось, и я уже почти не чувствовала усталости. Путешествовать по лесу в Сахиной компании было совсем не страшно. Он здесь хозяин, и ни одна живая тварь, перемещающаяся на четырех лапах, не посмеет тронуть. Саха – хранитель леса на этой части планеты. Он следит за зверьем и деревьями, не позволяя браконьерам опустошать леса. За многие годы работы он научился понимать лесных обитателей. Некоторые люди называют его говоруном, или шаманом.

Насчет общения с духами не скажу, не знаю, а вот лекарь из него хороший. Лечиться к нему едут со всех уголков ближайшей галактики, он никому никогда не отказывает и не делает различий между своими пациентами. Как-то к нему привезли одновременно какого-то богатого молодого балбеса из хорошей, высокопоставленной семьи, упавшего с лошади и серьезно повредившего ногу, и военного, сильно пострадавшего в бою. Так Саха, недолго думая, разместил их в одной комнате. А когда юный повеса возмутился такому положению вещей, давя на свое положение, дядя просто посоветовал ему не лезть со своим уставом в чужой монастырь. Хочешь лечиться, пожалуйста, но приказывать не смей. В итоге, два молодых человека подружились и уехали вместе.

– Бежишь от кого али просто экскурсию другу устроила? – поинтересовался Саха, – что-то ты в этот раз не как все нормальные люди – окольными путями, не через город.

– Ты прав, – покаялась я, – вот только я не бегу, а прячусь, от братца вашего. Мне совсем не хочется, чтобы он прознал о нашем месте расположения, а через порт сам знаешь как. В порту регистрироваться надо, а так сел кораблик посреди леса и отчитываться не надо. Кстати, вы получили мою посылочку?

– Да, спасибо, все получили. А как братец мой, здоров ли?

– Спасибо, все здоровы, у нас все нормально. Папа все собирается взять отпуск и приехать к тебе порыбачить, да служба не пускает. И я не приезжала давно, тоже работы много. Да и к тебе ни позвонить, ни написать, а в город ты ходишь редко.

– Ну, это да, – согласился дядя.

Некоторое время мы шагали молча, я уцепилась за бахрому на Сахином рукаве. Когда-то давно маленькая Аня спросила у егеря, зачем ему такие висюльки, ведь с ними неудобно – за кусты цепляются. Дядька рассмеялся и, щелкнув любопытную по носу, объяснил, что неудобные висюльки помогают скрываться в лесу. Это уже позже я узнала, что егерь не шутил и бахрома дробит силуэт охотника.

– Саха, мне твоя помощь нужна. Точнее даже не мне, а ему, – я кивнула на Влада, – понимаешь, он в очень неприятную ситуацию попал. Сначала ему пулей позвоночник перешибло, но ничего, вроде собрали. Я к нему специалиста хорошего вызвала, а специалист дерьмом оказался – на иглу парня посадил, так, ради эксперимента. Я об этом только вчера узнала.

– Так ежели он на игле, его не ко мне, его в больницу надо, а специалиста в камеру, – убежденно высказался дядя.

– Здесь все немного сложнее, чем ты думаешь, – замялась я.

– Он твой жених? – догадался Саха.

– Хуже – он мой раб, – Саха аж присвистнул от такого заявления.

– Да, красавица, – протянул он, – от тебя я такого не ожидал. Ты, значит, тоже поддалась влиянию моды и завела себе двуногую игрушку-зверушку?

– С каких это пор ты делаешь выводы на пустом месте? – обиделась я.

И потершись носом о его рукав, пересказала Сахе предысторию нашего с Владом здесь появления, не забыв поделиться сведениями, раздобытыми генералом, изредка бросая косые взгляды в сторону парня, все еще висевшего поперек спины медведя. Боялась, как бы Влад не услышал то, что слышать не положено.

– Теперь-то ты понимаешь, почему нельзя в больницу?

– Да уж, ситуация, – Саха поскреб бороду огромной лапищей, – ты, Аньк, того, не серчай на меня. Помогу я тебе, это не вопрос. Просто у меня в последнее время голова кругом идет.

– А что случилось?

– Да, вот, сынок мой старшенький, Арсений, проблем подкинул. Жениться удумал.

– Так в чем беда? – не поняла я.

– Да-х… – Хранитель махнул рукой, – вырастил сына-урода, где просмотрел, понять не могу, – пожаловался он.

– Да объясни ты нормально, – взмолилась я, – я же только одиннадцать часов как с корабля слезла и ничего еще не знаю.

– Ну, в общем, дело такое, – начал Саха, легко перепрыгивая ствол поваленного дерева и помогая мне перебраться, – жил-был Сенька-дурак и влюбился он в девку Варьку и порешили они пожениться. А отцу Варькиному Сенька не по вкусу пришелся и чтоб, значит, свадьбе помешать и с дочерью не поссориться папаша потребовал от Сеньки сто тысяч кредов, Варьке на приданое. Знал, шельмец, что у мальчишки таких денег отродясь не было и, наверное, никогда не будет. Да и к чему нам деньги эти, в лесу же живем. Вон Топтыгину, – он кивнул на лениво переваливающегося рядом медведя, – плати не плати, а меду за деньги не допросишься. Правда, есть у меня на счету кое-какие сбережения, но я сказал сынку: «Хочешь жениться, сам и собирай такие деньжищи». Думал, отступится. А он – нет, упертый получился.

– Это наследственное, – прокомментировала я, – беда семьи Романовых – все мужики с головой не дружат.

– Такие уж уродились, – довольно ухмыльнулся Саха. – Так вот, говорит, не дашь денег, я их сам добуду. Я только рассмеялся, где, говорю, добудешь, коли ты и образования-то толком не имеешь? Да и пока ты их заработаешь, твоя невеста скончается в девках. Сенька психанул, и ушел на два дня в лес, на третий появился, веселый такой. Говорит, я-де на Вареньке все равно женюсь, и в город ушел. Мне это подозрительным показалось, и я за ним подался. Оказывается, этот гаденыш, белфа изловил, и продавать повез…

– Белф это такой бурундук с изумрудным мехом, которого разговаривать научить можно? – Уточнила я.

– Он самый, – подтвердил Саха и продолжил, – Сенька в город пришел и белфа этого за сотню и сбыл. Ну, я его выследил, Сеньку-то, в подворотню затащил и пару раз по морде дал и пока этот оболтус сопли утирал, я пошел к покупателю и забрал животину, а деньги вернул. Потом мы домой пошли, только разными дорогами. Сенька напрямик рванул под материну юбку прятаться, а мне подумать надо было, вот я и пошел в окружную. Дома мы появились с разницей в два часа, дело вечером было, когда я домой пришел Васька-хитрюга, сынка ужо спать отправила, чтоб я его не тронул. Утро вечера мудренее. Но у меня настроение было не то, и я его из кровати вытащил.

Спустились вниз, поговорить надо было. Спокойного разговора не вышло, мы с Сенькой повздорили, он гадостей мне наговорил, ну ты же знаешь, я на сынов вспыльчивый, схватил ружьишко и погонял сынка по дому, ежели бы не Васька, пристрелил, наверное, уж сильно злой был. Она чадушко свое двухметровое грудью закрыла, на ружьишко легла. А Сенька в окошко выскочил и тикать. Как был, в одних портках, босой и без рубахи, – Саха усмехнулся и покачал головой.

– И где он сейчас? – глухо спросил Влад, оказывается, он уже очнулся и успел устроиться поудобнее, и ехал теперь, сидя на медведе.

– А бес его знает, – Саха бросил быстрый взгляд на Влада, – где-то по лесу шастает. В городе он точно не появлялся, я бы знал, у меня там начальник полиции знакомый.

– А что ты с ним сделаешь, когда найдешь? – осторожно спросила я.

– Не знаю, – признался егерь, – может, пристрелю, а может, просто шкуру спущу, не решил еще.

– Ну, тогда он точно домой сам не явится, кому ж хочется головы лишиться, – сделал Влад разумный вывод.

– Ладно, – вздохнула я, – это все позже. Давайте я вас лучше познакомлю, вот это, – я ткнула пальцем в Саху, – Саха, егерь, лекарь и по совместительству мой дядя. Шутить с ним не советую, рука у него больно тяжелая. А это Влад, мой друг, – Влад с Сахой пожали друг другу руки.

– Я не друг, – возразил мне Влад, и, обращаясь к Сахе, добавил, – я ее раб, абсолютно бесправное существо.

– Слышь, бесправное существо, слазь тогда с медведя и топай ножками, – приказала я, у него прямо-таки талант обижать меня.

– Да ладно тебе, Аська, пущай едет. Темень, хоть глаз коли, споткнется еще за корягу, ноги и руки переломает.

В лес действительно пришла непроглядная ночь, а я и не заметила, настолько легко шагалось в обнимку с Сахой. В просветах плотного потолка из веток и листьев проглядывали звезды. Мне пришлось согласиться с доводами дяди. У Влада нет никаких навыков в хождении по дневному лесу, а уж по ночному и подавно.

Неожиданно лес кончился, и мы оказались на пригорке, с которого, как на ладони, была видна вся долина, раскинувшаяся под ногами, на ее дне огромным черным зеркалом лежало озеро, переливающееся в ровном свете Крека. Легкий ветерок обдал прохладой и принес с собой запах воды, нагретого песка и ночных цветов. Почти у самой кромки озера стоял огромный бревенчатый дом, во всех окнах которого горел приветливый уютный свет, обещающий усталому путнику горячий ужин и ночной приют.

– Ну, вот мы и дома, – проговорил Саха, – вы потиху спускайтесь, а я чуть подзадержусь, надо травички кой-какой набрать, сейчас баньку истопим.

Саха скользнул в сторону, растворившись в темноте, словно его и не было, ни одна веточка не шелохнулась. Мы почти спустились по склону, когда во тьме послышалось какое-то движение, и черная тень метнулась к Владу, сбив его с медвежьей спины. До меня долетали только звуки возни и приглушенные ругательства. Я кинулась на звук, на ходу скидывая рюкзак и пытаясь отыскать в боковом кармане небольшой фонарик. Нашла. Желтоватый лучик света выхватил из темноты две мужские фигуры, катающиеся по земле. Влад, оказавшийся прижатым к земле, извернулся и с силой ткнул нападавшего в лицо. Незнакомец хрюкнул и отключился. Влад скинул его с себя и быстро поднялся на ноги.

– Что здесь за дурдом творится? – недовольно поинтересовался он, сердито стряхивая с себя песок и сухую траву, – сначала ненормальный дядя с медведем, напугавший до смерти, потом вообще какой-то парень психованный! Полудурок! – Влад зло сплюнул в сторону и вытер рукавом разбитую губу, – а если бы у меня пистолет был? Пристрелил бы, не задумываясь. Кретин! Кто это такой, мать его за ногу?

– А это мы сейчас узнаем, – пообещала я. Я перевернула поверженного врага на спину и посветила ему в лицо фонариком. – Опаньки, – усмехнулась я, – Олег Александрович, собственной персоной, прошу любить и жаловать. Этот, как ты выразился, полудурок, младший сын Сахи. Утверждать пока не берусь, но ты, кажись, ему нос сломал, глянь, как кровища хлещет.

– Я не хотел, – заволновался Влад, – он первый на меня напал.

– Я бы ему вообще морду раскроил по новой, – критически заметил Саха, появляясь около нас и разглядывая сына. Саха отстегнул от пояса фляжку и побрызгал в лицо Олежке водой. Парень замотал головой и сел, затравлено оглядывая стоящих над ним людей.

– Ну, здравствуй, Олег Александрович, – беззлобно ухмыльнулась я, – значит так теперь принято на Боре гостей встречать? – Я уперла руки в бока и начала наступать на подростка, – кто это вас, милейший, такому обучал, неужто ж матушка ваша, Василиса Андреевна, или отец Александр Петрович?

– Я-то учил, да видать плохо. Сейчас домой придем, и у него будет много времени, чтобы припомнить все правила хорошего тона, под замком в своей комнате, целая неделя, вспоминай не хочу, – мрачно пообещал Саха, грубо поднимая Олежку за шиворот и ставя на ноги.

– Но, батя, – залепетал Олежка басом, – это же мой медведь…

– Две недели, – поправился Саха, – а будешь еще возражать, я тебя и ремешком благословлю, – и спокойно пошел к дому, уже не обращая внимания на несчастного Олега.

– Саха! Подожди, – я бросилась вслед за ним, – ну зачем портить вечер. Олежка и так уже наказан, по носу он все-таки получил, в следующий раз подумает, прежде чем кидаться.

– Ладно, – после некоторого раздумья неохотно согласился Саха, – будь сегодня по-твоему. Слышь, Олег Александрович, кланяйся Анне Дмитриевне в ножки, она меня уговорила. И нос утри, рубаху всю залил.

Мы уже подходили к дому, когда под ноги Владу бросился ощетинившийся серый шар.

– Это волк? – с паникой в голосе спросил Влад, вытягиваясь по стойке смирно.

– Да, волк, – подтвердил Саха, и потрепал серого по холке, – его зовут Арк, он уже старый и подслеповат малек, но дразнить не советую, у него еще осталось достаточно сил и проворности, чтобы откусить задницу сильно любопытным представителям человечества.

Арк подскочил ко мне, поставил лапы на мои плечи став враз одного со мною роста, и принялся вылизывать лицо.

– Арк, Аркуша, – я почесала грозному зверю шею, мягко отстраняясь от его шершавого языка, – отстань, баловник, залижешь же до смерти.

Я толкнула добротную дверь, и мы оказались в сенях, там было тепло, пахло медом и яблоками, к этому запаху примешивалось что-то еще, еле уловимое, от чего становится тихо и спокойно, наверное, так пахнет детство.

Разувшись, мы прошли в просторную, уютную комнату, служащую гостиной. Весело потрескивал живой огонь в камине, сложенном из неотесанных камней. Посередине комнаты массивный стол, застеленный белой скатертью. На самой середине стола возвышался древний самовар, поблескивая начищенными желтыми боками. На открытых окнах чуть покачивались похожие на легкую паутинку занавески, связанные умелыми руками Васены.

Сама хозяйка дома хлопотала на кухне у печи, готовя в чугунке что-то необыкновенно вкусное. Высокая и статная с толстой русой косой и рыжими глазами рыси, Василиса – из тех женщин, о которых писал древний поэт, что-то о том, что они коня запросто останавливали и по горящим избам шлялись, точнее не скажу, не помню. Нраву Васена сурового, и ежели, не дай-то Бог, всерьез осерчает, от нее даже Саха уходит в лес, предпочитая там пережидать бурю на семейном горизонте. В гневе Васька невоздержанна на язык и распускает руки. Так что ей ничего не стоит пройтись по спинам своих мужиков оглоблей или чем-нибудь еще попавшимся под руку. А какой же ей еще иметь нрав, ежели у нее в доме три мужика разного возраста? Муж, да два сына, и за всеми надо смотреть. Но при всем при том, она моментально становится на защиту своих великовозрастных оболтусов. Васена ловко подхватила ухватом чугунок, сунула его в печь и только после этого обратила на нас внимание.

– Васька! – во всю глотку рявкнул Саха, – выдь, подивись, каку я неведому зверушку в лесу поймал. Ни в жисть не догадаешься, кого.

– А я и гадать не стану, – проворчала Васька, повернулась к нам и с удивлением уставилась на меня, – Здравствуй, Аннушка, душа моя заблудшая, – улыбнулась Васька, обнимая крепкими руками, – как живешь-то, дитятко?

– Да, вроде как, и ничего. Все спокойно, – отрапортовала я.

– Так я тебе и поверила, – засомневалась Васька, – вы же с Митькой жить не можете без приключений. А это кто? – Она оценивающе осмотрела Влада, – познакомь с другом.

– Это Влад, – представила я парня, – а это Васена, тетка моя.

– Ну-ка, милок, подсоби, сходи на двор и набери воды в колодце, самовар согреть надо. Саха, поди, баню растопи, чего стоишь, рот разинувши, – в ответ Саха только хмыкнул, покрутил головой и вышел из дома. Васька сунула в руки Владу два ведра. Дождавшись когда он, громыхая ведрами, исчезнет за дверью, Васька повернула ко мне горящие от любопытства глаза, – ну, колись, племяшка, женишок твой?

– Я же тебе сказала, что у нас все спокойно, как болото в лесу, кроме… – я вывалила на Ваську все новости, которые накопились у меня за те два года, что мы не виделись.

– Вот подтверждение тому, что я всегда права, – довольно высказалась тетка, – я же знаю, что вы без приключений жить не можете.

– На себя посмотри, – усмехнулась я, – Сенька с дома сбег, у Олежки крыша едет, на всех кидается, у вас что здесь, у всех бурное помешательство случилось?

– Ой, и не говори, – Васена нахмурилась, – повырастали мои мальчишки. Ну, Арсений, там понятно – жениться приспичило. А вот чего Олежка бесится, разобрать не могу.

– А может тоже влюбился? – подначила ее я.

– Какое там влюбился, мал пока, усы еще не растут. Просто у друзей и то новое, и это. И в городе живут, и работать им по дому не надо. Говорит, над ним все в школе смеются, говорят, что он в своей одежде как вахлак выглядит.

– Что за дурь? – Удивилась я, – ладно, попробую поговорить с Олегом, может он меня послушает, все нормально будет.

– Эй, Аська, – на окне качнулась занавеска и появилась растрепанная голова Сахи, – я баньку-то растопил, поди, первая помойся, только всю воду не выплескивай, а то ж мы, мужики, поболе тебя будем.

– Уговорил, – я села на подоконник и свесила на улицу ноги, – ты Влада не видал? Васька его за водой послала, не утопился бы в колодце.

– А вон они, – Саха махнул рукой в сторону озера, – с Олегом на озеро пошли, разговаривают.

– Вот зараза, – проворчала я, спрыгнув на улицу, и крикнула в темноту, – Влад! – Через минуту возле меня возник запыхавшийся Влад.

– Звали, хозяйка? – Влад позволил себе немного подурачиться.

– Да, – кивнула я, – тебя за водой посылали, а ты шляешься незнамо где.

– Извините, хозяйка, – он склонил голову в почтенном поклоне.

– Если ты еще раз назовешь меня хозяйкой, я тебя пристрелю, – процедила я сквозь зубы.

– Да, хозяйка, – хрюкнул Влад, пытаясь не рассмеяться.

– Влад, – серьезно попросила я, – не афишируй, пожалуйста, кем ты мне приходишься, здесь тебе не база, и не все это поймут.

– Ты думаешь, твой дядя не возьмется за меня? – улыбка сползла с его лица.

– Саха не в счет, он-то все поймет, – я застегнула пуговку на его рубашке, – но у Сахи бывают разные люди, и некоторым это может не понравиться.

– Я все понял, – шмыгнул он носом, – значит, мне придется носить ошейник.

– До этого, я думаю, не дойдет, ты просто помалкивай об этом и все. А теперь, пойди и принеси Васене воды, и не забудь вытереть ноги, прежде чем зайдешь в дом, если не хочешь получить веником, – я проводила взглядом его поникшую фигуру и, тяжело вздохнув, пошла в баню.

Возле бани на скамейке сидел Саха, около него аккуратно сложенной стопочкой лежали два полотенца, на них мыло, сваренное Васеной. Саха держал во рту трубку, задумчиво наблюдая, как в небо уплывают клубы дыма, теряясь в ночной мгле.

– Посиди со мной, – дядя хлопнул ладонью по лавочке. Я присела рядом и уставилась на звезды.

– Страшно ему, – после недолгого молчания то ли спросил, то ли просто сказал Саха.

– Есть немного, – кивнула я головой. – Саха, можно тебя попросить?

– Попробуй.

– Отнесись к нему снисходительно.

– Это почему? – Безмерно удивился он.

– Понимаешь, – я принялась ковырять землю носком ботинка, – парню и так досталось в этой жизни. Того, что он прошел, на троих хватит. Да и мне было очень трудно привести его в нормальное состояние…

– Сколько ты на него потратила?

– Черт его… – Я пожала плечами, – кажется, уже восемь месяцев.

– А другие на него потратили не менее двадцати лет, – заметил Саха, – и ты должна понимать, что за сутки человек не меняется. Знаешь в чем твоя ошибка? – Он испытывающе посмотрел на меня и тут же сам ответил на свой вопрос, – в том, что ты дала ему слишком много свободы. Сразу. У тебя будут еще не такие проблемы. Его большую половину жизни содержали как скота, наказывали, причем, я больше чем уверен, очень жестоко, за каждый лишний поворот головы. Ты же, естественно, захотела сделать из него нормального свободного человека, и все к чему он привык, и с чем освоился, в одночасье изменилось. Сломать оно завсегда проще, чем построить. И ты, не подготовив ни черта, выдернула привычное, а другого взамен не дала.

Парню сейчас куда тяжелее, чем раньше. Раньше все понятно было, а сейчас что? Новые правила, объяснить которые некому. Ты ж не объяснишь! Для тебя-то это все понятно, а парня за руку вести надо.

Для него это не более чем игра в свободу, занимательная, увлекательная, но все же игра. И передышка. Парень привык подстраиваться в той или иной мере к изменениям внешней среды. Он разрешил навязать себе эти правила, потому как они ему нравятся, но ни на минуту не забывает, кто он таков на самом деле и тебе не дает об этом забыть. Одного ты, конечно же, добилась, твой Влад попробовал свободы, хоть и не полной, но попробовал, а это как первая кровь и подчиняется тебе еще, но уже больше по инерции, до конца не понимая, что именно ты от него хочешь. А ты захотела изменить его сущность, нутро. Понимаешь, за столь короткое время это не получится. На это нужны многие годы, а, иногда, и целой жизни мало. Вот у парня и получается раздрай и нервы он тебе треплет неслабо. Но и это не главная твоя ошибка. А главная твоя ошибка состоит в том, что к свободе его надо было приучать постепенно. Ты можешь соглашаться со мной, можешь – нет, но ему нужна хорошая сильная рука, и держать его надо в ежовых рукавицах, и когда никогда, как бы тебе ни было противно, браться за ремень, ты этого, естественно, не делала и Димке не давала.

– Саха!!! – Возмутилась я.

– А зря, – Саха выбил погасшую трубку о подошву мокасина, – пару раз перетянула бы его ремешком хорошенечко, так и сюда лететь бы не надо было, потому как мальчик знал бы свое место. Пока он тебе подчиняется, потому что ему это, как бы это сказать, приятно, что ли. А потом его рабское нутро все равно вылезет, это неизбежно, и он начнет против тебя протестовать. К чему это может привести, мне и подумать страшно. Как бы ты ни хорохорилась, а девочка ты у нас ранимая. – Я открыла рот в желании возразить, но Саха меня остановил, – я знаю, что ты мне сейчас скажешь. Все протестуют, у всех развит детский негативизм. Парню надо пройти за год то, на что его сверстники потратили по двадцать лет жизни. Это, конечно, правильно, но я хочу, чтобы ты поняла одно – нельзя в корне изменить человека за короткое время. Я хочу, чтобы ты это осознала и не сильно расстраивалась, когда подобранный тобой в лесу волчонок, подрастет и искусает протянутую руку.

– И что мне делать? – Я грустно посмотрела на Саху, прекрасно понимая, что он прав, как бы в подтверждение этого вспомнились все гадости, которые Влад успел мне наговорить, пока был уверен, что я его обязательно продам и ненависть, горевшая в серых глазах, такая лютая, что живот сводило. И Наташка права была с наручниками, не будь Влад тогда закован, свернул бы мне шею и глазом не моргнул.

– Жить дальше, – вклинился в сознание голос Сахи, я посмотрела на дядю, он ухмыльнулся и пожал плечами, – и быть готовой к тому, о чем я тебе только что рассказал. Потому что изменить ты уже ничего не сможешь. Когда конь сбежал, поздно браться за вожжи. Если ты сейчас попытаешься применить к нему силу, он вообще запутается, и ничего хорошего из этого не выйдет.

– Саха, а насколько могут быть верны твои прогнозы?

– Пятьдесят на пятьдесят, – вздохнул Саха поднимаясь. – Ты же понимаешь, это лотерея. А в ответ на твое пожелание отнестись к нему снисходительнее, могу обещать только одно. Я к нему буду относиться так же, как и ко всем другим своим пациентам, не больше и не меньше – надо будет, поглажу, а если посчитаю нужным, то и за кнутом дело не станет, – пообещал он и пошел в сторону дома.

…В бане было невыносимо жарко. Сухой воздух раскаленным потоком врываясь в ноздри противно щекотал горло. Саха держал Влада на самой верхней полке вот уже полчаса, не позволяя даже руку свесить. Владу уже начало казаться, что за это время из него вышла через поры вся влага, содержащаяся в теле, и он стал похож на одну из древних мумий. Саха помариновал его еще немного и все же позволил спуститься на нижнюю полку, это показалось спасением, поскольку Влад чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но это, оказывается, было только начало.

Дальше все больше походило на средневековую пытку и Саха заместо инквизитора. Он взялся за Влада обстоятельно и целеустремленно, доводил парня до сумасшествия, охаживая распаренным веником, не то чтобы больно, но кожа горела нестерпимо, и погасить этот стихийно возникший пожар не было никакой возможности. А инквизитор все поддавал пару и весело покряхтывал, глядя на распростертое перед ним беспомощное тело.

Наконец Влада отпустили, предварительно натерев и без того горящую кожу жесткой мочалкой, намыленной приятно пахнущим мылом, окатили с головы до ног водой из ведерка, смывая пену, завернули во влажную простыню и определили на невысокий табурет у самого входа, сунув в руку огромную кружку с душистым квасом. Где Влад и сидел, ошалело озираясь и удивляясь на столь варварский метод смывать с себя грязь…

Поход в баню у мужиков занял два часа, за это время я успела отдохнуть и чувствовала себя достаточно сносно. Влад же, которого Саха, весело посмеиваясь, втолкнул в комнату, выглядел ошарашенным, растрепанным и немного испуганным. На его щеках пунцовел румянец, какой бывает только после хорошей бани. Похоже, Саха уже взял парня в оборот и хорошенько намял бока веником, заставляя всю гадость выливаться вместе с потом.

За стол уселись достаточно поздно, мы с Васькой из кожи вон лезли, чтобы ужин прошел в теплой, почти мирной обстановке. Все испортил Олег. Когда дело дошло до десерта, Олежка, которому не сиделось на месте, наклонился ко мне и, указывая на Влада глазами, спросил заговорщическим шепотом:

– Анька, а что у него на бедре такое?

– Клеймо, – ответил за меня Влад, он сидел рядом и слышал некорректный вопрос.

– Как клеймо? – не понял мальчишка. – Клеймо же только на рабах ставят.

– А я кто? – спокойно спросил Влад. Что он интересно делает, пронеслось у меня в голове, ведь я же просила.

– Тогда где твой ошейник? – нахмурился Олег, – и почему ты с нами за столом сидишь? Твое место…

– Угомонись! – шикнула на него Васена.

– Но, маманя, – недовольно протянул он.

– Поди из-за стола, – попросила Васька.

– Что же это получается, я должен уйти, а этот, – Олег презрительно смерил взглядом Влада, – останется? К тому же, я еще чай не допил.

– Ты слышал, что мать сказала? – грозно спросил Саха, сверля сына взглядом. – Не нарывайся!

– Лучше я пойду, – встрял в семейную разборку Влад, смиренно поднимаясь из-за стола, – ваш сын прав, мое место в сарае.

– Сядь, – ласково попросила Васька, не глядя на него. В воздухе запахло грозой, если тетка становится не к месту ласковой, значит вот-вот разразится буря, но глупый Олег не почувствовал перемены в голосе матери.

– Брейк! – сочла нужным вмешаться я, – Влад сядь, пожалуйста, и прекрати проверять нервы окружающих, – когда он опустился на свое место, я продолжила вполголоса, – а тебе, Олег Александрович, лучше уйти, если ты собираешься дожить до утра. Я защитила тебя сегодня от твоего отца, но ведь я могу и поменять свое мнение и тогда тебе ни отец, ни мать не помогут. И я обещаю, ты проведешь следующий месяц в реанимационной палате, это говорю тебе я, дипломированный хирург.

О том, что злить меня не стоит, Олег знал еще с раннего детства. Раскачиваюсь я долго, но разозлившись, становлюсь неуправляема, хотя потом очень сожалею об этом. Олег, видя, что до точки кипения осталось совсем чуть-чуть, предпочел сдаться и вылетел из дома, громко хлопнув дверью. Васька еле удержала Саху, который собирался догнать сына и надрать тому уши.

Одна из хороших черт Сахи, это отходчивость. Поэтому он уже скоро успокоился и, лениво развалившись в мягком кресле, закурил трубку, изредка бросая на Влада оценивающие взгляды из-под косматых бровей, от каждого такого взгляда Влад ежился как от холода. Мы с Васькой быстро прибрали со стола и помыли посуду. Я надеялась, что дядя пожалеет нас и отложит все дела, связанные с Владом, назавтра. К моему сожалению Саха решил по-другому, не успела я поудобней устроиться в кресле у камина, как дядя отложил свою трубку в сторону, и хрустнув пальцами сказал, обращаясь к нам двоим сразу:

– Ну что, пожалуй, начнем. Но сначала вот мои условия: от тебя, Аська, я потребую только одно – не влазь ни во что, какой бы моей блажью тебе это ни показалось. Забудь о том, какое ты имеешь к нему отношениея. и кто он. От тебя, – он испывающе посмотрел на Влада, – я требую подчинения, полного и безоговорочного, мне показалось, ты это умеешь. Отныне, и на все время, что ты здесь – я твой последний суд, а так же и царь, и Бог, и воинский начальник. Ты согласен?

– А у меня разве есть выбор? – Изумился Влад, в первый раз за вечер дерзко и прямо заглянул Сахе в глаза, и переходя на хамский тон, которым пользовался всегда, когда его загоняли в угол, но дядиного взгляда не выдержал и отвернулся.

– Выбор есть у всех и всегда, – пожал плечами Саха, – но не всегда можно выбрать то, что хочется, ты понимаешь меня, парень?

– Мне, по-моему, деваться некуда, – усмехнулся Влад, и добавил, – да, я согласен.

– Хорошо. – Саха удовлетворенно качнул головой, – идем дальше. Расскажи-ка, почему тебя сюда привезли?

– На игле потому что сижу, – с явной неохотой ответил он.

– Замечательно, – продолжил кивать головой Саха. Что он находил в этом замечательного, осталось загадкой. – Теперь поведай мне грустную историю о том, привез ли ты сюда наркотики?

– Нет, я ничего сюда не привозил, – Влад во второй раз посмотрел Сахе в глаза, так что никаких сомнений в искренности не осталось.

– Замечательно, – повторил дядя, – поверю тебе на слово, но предупреждаю сразу, если вдруг обнаружу что-то подобное, сам понимаешь, приму меры и очень жестокие. Значит, вот и все, что я жду от вас. Со своей же стороны обещаю вам результат в течение, – он уставился в потолок, что-то прикидывая, – в течение месяца, пожалуй. А так же ъобещаю, что относиться я буду к тебе так же, как и ко всем остальным. Теперь, когда мы во всем разобрались, пожалуйте, милейший, за мной наверх, посмотрим с какого края к тебе подступиться.

– Как, прямо сейчас? Уже? – Запаниковал Влад. Он, видно, тоже рассчитывал, что его мучения начнутся только завтра.

– А в чем дело? – удивился Саха, останавливаясь на середине лестницы, – если трусишь, то Аська пойдет с нами. Но только на первый раз, не люблю соболезнующих под рукой.

– Ничего я не боюсь, – уязвлено пробормотал Влад, направляясь вслед за Сахой.

Чердак дома дядя оборудовал под медицинские цели. В огромной пустой комнате только высокий черный стол, вытесанный из цельного куска дерева, я к своему стыду не помню его названия, но дерево это обладает жутко лечебными свойствами. С его краев свисало множество скобочек, цепочек, если не ошибаюсь, там была пара широких железных кандалов, служащих, скорее всего фиксаторами, над столом висела яркая лампа. Вдоль стен – пара широких лавок. В стены вбиты разнокалиберные кольца, а с потолка свисает крюк, крепящийся к массивной цепи. В дальнем углу комнаты узкая дверь, прикрытая наполовину сползшим лоскутом мешковины. Из открытого окна в комнату ворвался ветерок и покачнул цепи, они тихонько звякнули.

– Добро пожаловать в логово маркиза де Сада, – чуть дрогнувшим голосом прокомментировал Влад обстановку, на что Саха засмеялся и подтолкнув Влада к одной из лавок, ответил:

– Я не маркиз де Сад, а ты не непорочная дева, – дядя скинул с себя куртку, обнажив торс с тугими буграми мышц, заметив мой любопытствующий взгляд, похвастался, – не даю себе расслабляться, тренируюсь ежедневно.

– Ага, – кивнула я, – и теперь можешь зарабатывать немалые деньги, подрабатывая наглядным пособием по анатомии, демонстрируя бедным студентам, где и какая мышца крепится и как работает.

– Какая же ты, Анька, все-таки язва, – скривился Саха, – а язык что змеиное жало.

– Саха, а что за той дверью? – я махнула рукой в сторону сползшей мешковины, пропуская мимо ушей едкое замечание дяди.

– Там кладовка, где хранится всякий хлам, – пояснил он, – который скидывал туда твой дед.

– А можно посмотреть? – как можно спокойнее спросила я. На самом деле мне не терпелось кинуться к двери и полазить в каморке.

– Можно, – разрешил Саха, – но позже. А сейчас надо разобраться с этим господином, – он кивнул на Влада, усевшегося на одну из лавок, настороженно поглядывая на Саху, – а то время позднее.

Саха приказал Владу раздеться по пояс и стать, упершись ладонями в стену. Такое положение восторга у парня не вызвало, тем более что повернутый носом к стенке, он не мог видеть, что собирается делать новоявленный эскулап.

Саха подошел к нему и, положив широкую ладонь Владу на шею, повел руку вниз по позвоночнику, что-то бормоча себе под нос. Я же все это время пялилась на запертую дверь, она притягивала, как магнит, интересно, что мог складировать старый ворчун?

В детстве я могла часами просиживать в дедовском кабинете, спрятавшись за занавеску на окне и слушать, как он ясным сильным голосом проговаривает этапы операций. Сначала дедуля пытался с этим бороться, справедливо считая, что маленькой девочке нечего интересоваться особенностями анатомии и если меня обнаруживали, то с позором изгоняли из кабинета. А потом примирился, поняв, что бороться с моим медицинским образованием не представляется возможным и подарил мой первый хирургический набор, а после даже разрешил присутствовать на некоторых не очень серьезных операциях. Он часто говорил, что оставит мне кое-что в наследство, но что именно я так и не узнала, потому что умер дедушка внезапно, а я даже не смогла подержать его за руку, я работала в то время в карантине, выехать оттуда не было никакой возможности…

– Ну, что скажет мне официальная медицина? – вернул меня в действительность Саха.

– Что? – не поняла я, неохотно отрываясь от интересующего меня предмета. – А, да! Неправильное положение шестого позвонка, – это я могла сказать ему даже без осмотра, потому как точно помнила дефект, отображенный на снимке, – вообще-то ему надо сделать операцию и все установить на место, но у меня нет еще разрешения на такие операции, а другим нейрохирургам я, с некоторых пор, не доверяю. Так что и привезла его к тебе.

– Правильно, – протянул он, – нечего лишний раз мальчишку наркозом грузить, если все можно и так сделать. Сейчас я его вправлю, потом будет видно, что делать дальше. Смотри и учись.

Саха положил свою левую руку Владу на грудь, правую же отвел назад и резко, без предупреждения, ударил пальцами, вправляя позвонок. Ладони Влада, лежащие на стене, сжались в кулаки, он чуть покачнулся, с шумом втянув в себя воздух, но удержался от крика. Я такого раньше никогда не видела и не рискну сама повторить – силенок не хватит. Я бы поступила проще – загрузила его наркозом и исправила все оперативным путем.

– Крепкий мальчик, – похвалил его Саха, – до тебя мало кто такое молча выдерживал, орали все как резанные. Иди, ложись на стол.

Саха приоткрыл дверь и громко позвал:

– Василиса Андреевна, клиент полностью ваш.

На лестнице послышались легкие шаги, в комнату вошла Васена, вид у нее был очень серьезный и деятельный. Она скользнула взглядом по лежащему на столе Владу и неодобрительно покачала головой, глядя на мужа. Васькино недовольство вызвала ярко-красная отметина, оставленная Сахой на спине Влада. Васька поставила на лавку принесенную с собой плетеную корзину, прикрытую крышкой, потерла ладонью о ладонь и положила руки на плечи Влада. Медленно скользнула вниз, к талии, осторожно касаясь кожи, отчего по телу Влада пробежала легкая дрожь, а кожа покрылась мурашками. Он открыл глаза и удивленно оглянулся на Васену.

– Ты гляди, – хохотнул Саха, ни к кому не обращаясь, – а мальчонке это по нраву!

– Уж конечно больше, чем твои методы, садист, – беззлобно проворчала Васька, извлекая из корзинки длинные золотые иглы, и пузырьки с ароматическими маслами и похлопав Влада по плечу, попросила раздеться.

– А вы, – она повернулась к нам, – пошли вон отсюда, нечего его смущать.

Нам с Сахой не оставалось ничего, кроме как убраться. Не спорить же с Васькой!

– Все, они ушли, можешь расслабиться, больше нам никто не помешает, – закрывая дверь, услышала я теткино воркование, – давай я тебе помогу. Да не косись ты так на иголки, больно уже не будет. Давай, ложись…

– Вечно она со всеми сюсюкает, – пробурчал на это Саха и сердито грохоча ботинками, направился вниз, оставив мне сомнительное удовольствие дожидаться окончания сеанса в гордом одиночестве.

…Василиса выполнила свое обещание – уколов он почти не почувствовал. Закончив с иголками, Влад видел, как она сложила их на салфетку, она полила его спину чем-то теплым и растерла легкими приятными движениями, оказавшись полной противоположностью мужу, Василиса действовала на Влада успокаивающе. От всего этого, а еще от дурманящего аромата масла, втираемого в кожу, легких, почти неслышных прикосновений становилось тепло и сонно.

Открыв глаза и оглядев комнату, Влад обнаружил, что остался в одиночестве. Анина тетка окончив сеанс ушла, накрыв его большим теплым полотенцем. Влад повернулся на спину и уставился в дощатый потолок, он с удивлением обнаружил, что не ощущает ни усталости, ни разбитости, которые просто обязаны присутствовать, после такого тяжелого дня. Видно Василиса действительно знала свое дело, вот только вымазанное маслом тело на ощупь было скользким и противным.

Влад для удобства закинул руки за голову и с интересом оглядел полупустую комнату с распахнутым окном, в который врывался теплый ласковый ветерок, и отдельным очагом, сложенным из неотесанных речных камней, над которым возвышался прокопченный треног, в присутствии Сахи рассматривать комнату было невозможно. Теперь эта комната, пропахшая невиданными ароматами, уже не вызывала того ужаса, как с первого взгляда. На лавке у левой стены аккуратной стопочкой лежала его одежда, поверх нее часы Василисы.

Влад напряг зрение, стараясь различить крохотные черные цифры и даже сел от удивления – стрелки подобрались к часу. Значит, он продрых здесь больше трех часов!

За окном гулко заухал филин, заставив Влада вздрогнуть от неожиданности, полотенце свалилось на пол. Влад оглянулся и недовольно уставился на большую серую птицу, сидящую на ветвях сосны растущей у самого дома. Филин склонил голову, равнодушно разглядывая сидящего на столе, огромными желтыми глазами. Владу стало неудобно, что он сидит нагишом под этим внимательным взглядом.

– Чего подглядываешь? – сердито буркнул он, подхватывая с пола полотенце и оборачивая его вокруг талии.

Он успел это сделать как раз во время, в следующую секунду с тихим скрипом отварилась дверь и в комнату заглянула Василиса.

– Отдохнул? – приветливо улыбаясь, поинтересовалась она.

– Да, – Влад немного сконфузился, чувствуя, как щеки вспыхивают огнем, – только нехорошо как-то вышло…

– Ничего, – еще шире улыбнулась она, протягивая ему банный халат, – накинь, а то вещи испачкаешь, жалко.

Влад не глядя просунул руки в рукава.

– Иди к Аньке, она покажет тебе, где душ. Сам отмыться от жира сможешь, или помочь?

– Нет, спасибо, – пробормотал Влад, завязывая пояс, как ни пытался найти в ее последних словах иронию, не смог…

На ночь нас разместили в небольшой комнате на втором этаже. Обстановка в комнатке аскетическая – две кровати, застеленные пестрыми одеялами, маленькая тумбочка с зеркалом, одна табуретка, да двустворчатый шкаф. Пространство между кроватями застелено шкурой животного, правда, определить, что это было, когда бегало, мне так и не удалось. Влада ожидал неприятный сюрприз – на его кровати отсутствовали матрац и подушка, а доски застелены тонкой простыней. Влад оглядел свое ложе и недовольно скривился.

– Ань, дай хоть подушку, – начал выклянчивать он, – вон у тебя, их целых две.

– Ты уже мои подушки успел посчитать, – удивилась я, – быстрый ты, однако. Но подушку я тебе все равно не дам, Саха сказал, что тебе вредно.

– Много он понимает, – проворчал Влад.

– Достаточно, – отрезала я, – а будешь возмущаться, я тебя в амбар спать отправлю, к Топтыгину.

Он обиженно засопел, укладываясь на жесткие доски и отворачиваясь к стене. Я неторопливо переоделась в пижаму и, усевшись перед зеркалом, принялась расчесывать волосы. За моей спиной шумно заворочался Влад, пытаясь устроиться поудобней.

– Анечка, – подхалимски начал он, без надежды на успех, – а рюкзак под голову положить можно?

– Ладно, – сдалась я, – рюкзак не подушка, бери.

Он быстро схватил рюкзак и сунул себе под голову, боясь, что я передумаю. Я выключила свет и тоже улеглась. Еще пять минут назад мне казалось, что я устала настолько, что, добравшись до кровати, усну без задних ног. Но видно, слишком переутомилась, и уснуть никак не получалось. Я легла на спину и принялась изучать трещинки в досках потолка. Мне мешало все: ночные звуки леса, в моей каюте по ночам стоит непроницаемая тишина; голубоватый свет Крека, настойчиво пробивающийся через плотные шторы; да еще и Влад под боком возится. Если он еще хоть раз перевернется, я его удушу подушкой, а труп утоплю в озере.

– Аня, – шепотом позвал он, – ты спишь?

– Нет, – недовольно откликнулась я, – ты не даешь. Хорош вертеться!

– У меня спина до сих пор болит, – счел нужным поделиться он, – чем он меня ударил, я думал, все сейчас проткнет. Что у него в руках было?

– Ничего не было, пальцами он ударил, спи, давай.

– Аня, – не пожелал отстать Влад, – а почему он Саха, если у Олега отчество Александрович?

– Потому что я в детстве букву «ш» не выговаривала, любопытный ты мой, вот и получилось, что он из Саши стал Сахой, это к нему до того прилипло, что некоторые люди принимают эту его кличку за настоящее имя. Еще вопросы есть?

– Да, – немного помедлил Влад, – когда мы домой полетим?

– Как только, так сразу. Ты мне надоел. Или спи, или проваливай.

– Тебе хорошо говорить, а я этого твоего Саху боюсь. Взгляд у него… как посмотрит, так аж до костей продирает, ощущение такое, что прямо в душу заглядывает, да так, что и дышать при нем страшно.

– На то он и Саха, чтобы его боялись, – хохотнула я, – да ты не робей, он суровый, но справедливый. Зазря никогда не обидит, а уж ежели ты что не так сделал, то и отвечать придется по всей строгости. Все, давай спать, он тебя завтра ни свет ни заря подымет, уж я его знаю.

Я закрыла глаза и попыталась считать. Цифры, как назло, получались яркие и объемные, что вовсе не способствовало засыпанию, я бросила это занятие примерно на третьем десятке и сосредоточилась на подсчете голов мелкого рогатого скота.

Десятое животное в моем воображении получилось особенно удачным: откормленное, с мягким шелковым руном молочного цвета. Ни с того ни с сего оно начала менять окраску с белой на изумрудно-зеленую. Затем овца повернула ко мне голову белфа, на его маленькой остренькой мордочке проглядывались черты Влада. Владо-белф раскрыл рот и пробасил голосом Сахи: «Я все равно буду колоться!» После этого заявления мерзкая тварь противно захихикала и начала медленно таять, превращаясь в легкое облачко.

…Влад долго ворочался на неудобной кровати и никак не мог заставить себя погрузиться в дрему. В теплой темноте слышалось ровное сопение спящей Ани, Влад вслушивался в эти мирные звуки, жутко ей завидуя. Вот кто спал сном праведника, хотя, если разобраться, она им и была и упрекать ее за сон, когда он и глаз сомкнуть не может, Влад не имел никакого права. Спина, по своему обыкновению, начала ныть, не давая найти удобного положения. Он поворочался еще немного, затем, махнув на сон рукой, поднялся с кровати, натянул на себя одежду, подхватил рюкзак и вышел из комнаты.

На улице стояла полнейшая тишина, прерываемая изредка звуками ночного леса и тихими всплесками воды в озере. Влад никому не сказал, что в рюкзаке, под подкладкой, зашиты несколько ампул того чудодейственного лекарства, которое прописал ему доктор Карт. Впрочем, он и не соврал Сахе, когда говорил, что ничего не привозил с собой. Рюкзак с тайником выбирал не он, а Аня, не представляющая о его начинке. Так что и не лгал вроде, а просто не сказал всей правды.

Влад воровато оглянулся на спящий дом с темными провалами окон, заспешил к озеру. Надо сделать себе укол, боль отступит, и он сможет уснуть. Всего один раз. Больше он колоться не будет, иначе Анин дядя ему шею свернет, а так и не узнает никто. Влад услышал тихий шорох в нескольких шагах от себя. Он резко обернулся и до рези в глазах уставился в почти непроглядную темноту. На освещенную слабым светом Крека дорожку вынырнул из ближайших кустов старый волк.

– Чего увязался? – недовольно буркнул парень, когда приступ страха сменился узнаванием серого.

Арк застыл, глядя на человека сверкающими оранжевыми огоньками глаз.

– Ну и черт с тобой, – зло заявил Влад, сердясь на волка за пережитый страх, – хочешь подглядывать – пожалуйста! Мне на тебя плевать!

Влад развернулся и заспешил по выбранной ранее еле заметной тропинке, петляющей почти у самого берега. Волк молчаливой тенью следовал за человеком, не отставая, но и не приближаясь больше чем на два шага. Стараясь не обращать внимания на серого конвоира, Влад выбрал небольшую полянку, скрытую от любопытных глаз густыми кустами. Сел прямо на землю, зарядил походный шприц и закатал повыше штанину. Приложив к внутренней стороне щиколотки прохладный металл, нажал на маленькую кнопочку. Промахнуться или сделать что-то не так не боялся – умная машинка сделает все за него, здесь и медиком-то особо быть не надо, хотя страх все же нахлынул, когда припомнились Анины слова о спрятавшихся венах. Но, скорее всего, благотворно подействовала Сахина баня, так что все прошло без сучка и задоринки. Теплая волна от места укола поднялась через все тело к голове и рассыпалась разрывными пулями блаженства. Влад с тихим стоном повалился на мокрую от росы траву, не чувствуя ни прохладного ветерка, потянувшего с озера, ни намокающей от травы рубашки. Не заметил даже, как Арк, тихо зарычав и грозно щелкнув зубами, исчез, растворившись в темноте леса…

Я резко села на кровати и потерла лицо руками. Черт, это ж надо было такому привидеться! Сама же говорю своим пациентам, страдающим бессонницей, чтобы ни в коем случае не подсчитывали баранов. Я, видно, все-таки уснула за этим занятием и вот что получилось!

Встав с кровати, я прошлась по комнате, распахнула окно, впустив в комнату ночную прохладу. Легкий ветерок шевелит занавеску, в воздухе – запах ночных цветов, а в окно беззастенчиво заглядывает голубоватый глаз Крека. Все как всегда и на своем месте. Я уселась на подоконник и свесила ноги на улицу. Захотелось курить. Не слезая с подоконника я протянула руку, извлекла из кармана рюкзака бело-синюю пачку и со вкусом затянулась горьковатым дымом. Мне вспомнилось мое студенческое время, когда спирт, ром и все остальные горючие соединения, исключая только нефть и синтетическое ракетное топливо, лились рекой, пачки сигарет едва хватало на полночи, а в комнате висел огромный плакат: «Студент-медик, помни: курить – вредно, пить – опасно, а умирать здоровым жалко!»

Воспоминания потянулись одно за другим, как ленточки из шляпы старого фокусника. Вспомнился любимый друг и сокурсник Макс Шальнов, с вечно растрепанными волосами и насмешливым взглядом на жизнь. Вот кого мне не хватает больше всех, с ним можно было поговорить обо всем, единственным недостатком, а может и достоинством, Максюши было то, что он совсем не интересовался слабым полом, Макс – гей, вот такие пироги. Память услужливо подсунула мне лицо Макса, с милой улыбкой, вздернутым носом и серо-голубыми, почти как у Влада глазами. Только у Влада глаза, пожалуй, покрасивее будут, да и вообще, в такого и влюбиться не грех, вот если бы он не был моим рабом… Стоп! Оборвала я сама себя и, затушив, выкинула окурок, эко тебя, красавица, занесло. Какая только дурь по ночам в голову лезет! «Это ты во всем виноват!» – проворчала я и пригрозила кулаком Креку.

Но мое внимание было отвлечено от Крека более интересным зрелищем – темной фигурой, пробирающейся по двору, держась в тени зданий и ведущей в поводу одного из Сахиных коней. Эт-то еще что такое? Конокрады, что ли завелись на подведомственной Сахе территории? Фигура скрылась в тени очередного сарая, я чутко прислушалась, стараясь уловить тихий стук копыт, но не услышала ровным счетом ничего, очевидно человек замотал копыта коня тряпками. Поднять что ли тревогу? Нет, сперва нужно разобраться кто это тут балует, а то как бы конфуз не вышел – может у Сахи появилась дурная привычка выезжать по ночам. О том, что у дяди мог появиться на старости лет интерес женского пола думать очень не хотелось. Или может это Сенька решил под покровом ночи посетить родной дом, вот это была бы удача, не нужно будет его по лесам выискивать. Из моей груди вырвался одновременно вздох облегчения и разочарования, когда темная фигура на мгновение попала в полосу света, это был всего-навсего Олег. Ну, вот, одна загадка решена, и я оказалась права – любовь у мальчишки, иначе к чему таскаться тайком ночью незнамо куда? Что ж, учтем.

Сзади тихо скрипнула дверь, и послышались осторожные шаги. Я резко обернулась, рискуя свалиться почти с четырех метровой высоты. Влад остановился посреди комнаты, удивленно глядя на меня, потом повел носом, принюхиваясь к еще не выветрившемуся запаху табака.

– Аня, ты курила? – удивился он.

– Ты где шлялся? – шепотом рявкнула я, переходя в нападение и старательно скрывая то, что его отсутствие в комнате я не заметила, – я уже двадцать минут тебя жду!

– Я прогуляться ходил, ты же сама сказала, чтобы я проваливал, – начал оправдываться он, нервно теребя рюкзак.

– И далеко ты гулял с рюкзаком? – подозрительно спросила я, слезая с подоконника и, включая свет, – А ну, покажи руки!

Влад раздраженно швырнул поклажу на свою кровать и закатал рукава, подставляя мне под нос руки.

– Где еще смотреть будешь? Ноги? Между пальцев? Или сразу анализ крови на токсины сдать? – обидевшись на мое недоверие, хмуро поинтересовался он.

– Давай спать, – миролюбиво предложила я.

– Тебе хорошо говорить, попробовала бы сама на досках, – он бухнулся на кровать и укрылся с головой одеялом.

– Чего ты психуешь? – я присела к нему на край кровати и попыталась восстановить мир, устыдившись своего поступка. – Ну хочешь, ложись со мной, – предложила я.

– Ничего я не хочу, – голос его из-под одеяла звучал глухо, – раз купила себе игрушку, так развлекайся.

– Да пошел ты… – пришла моя очередь обижаться.