Верность и Ложь

Глава 28. Звёздный Рассвет

Элайна уже много дней наседала на команду, и это принесло плоды. Они не только успешно сбежали от военно-морского патрульного судна, но ещё так обогнали "Океанскую Бездну" и Блу, чтобы вернуться домой в Фанго по меньшей мере на день раньше бесполезного синебородого дурака. Элайна объяснит всё отцу намного раньше, чем Блу сможет высказаться, а ещё преподнесёт ему часть из тех декадентских вещей, что они украли с акантийского флейта.

– Кэп, на землю сможем сойти уже через час, – сказал Корин из-за спины Элайны. – Поллик говорит, он заметил корабль, который выглядит точно как "Чёрная Смерть", так что, наверное, твой папаша там.

– Хорошо, – вот и всё, что ответила Элайна. С тех пор, как они взяли флейт, она вела себя с другом сначала холодно, а потом и вовсе стала ледяной. Корин выглядел трезвым, но будь она проклята, если он не заслуживал такого обращения. Он же квартирмейстер на пиратском судне – и не просто на пиратском, а на принадлежащем Таннеру Блэку. Будет знать, как исполнять обязанности под "Люси". Элайна не потерпела бы такого ни от кого из команды, даже от лучшего друга, и её недовольство должно быть хорошо видно.

– Ты ж, эм-м… – Корин тяжело вздохнул. – Ты ж ему не скажешь, а? – Корин вырос с Элайной и видел, на что способен Таннер. Он видел, что семья и друзья не получали снисходительности только из-за родственных или дружеских уз. Отец Элайны верил, что могущество можно получить только через боль и тяготы, и уж он на них не скупился.

– Корин, и за дисциплину моей команды, и за наказания несу ответственность я, – сказала Элайна, не глядя на своего друга. – Папаню это нихуя не касается, а если б и касалось, я в последнюю очередь позволила бы его людям наложить на тебя свои грязные ебучие лапы.

– Спасибо, Эл.

– Я тебе говорила, не называй меня так.

– Прости, кэп.

– Кор, это проблема? – быстро сказала Элайна, пока её квартирмейстер не ушёл.

Повисла выразительная тишина.

– Нет. Никаких проблем.

– Когда в последний раз ты принимал эту дрянь?

– В день, когда мы захватили флейт. В день, когда ты выяснила. – Элайна слишком хорошо знала своего друга – дрожь в его голосе выдавала ложь.

– Корин, если…

– Всё нормально, кэп. Как ты и говорила. Моё дело, чем я занимаюсь в свободное время, если это не влияет на корабельные дела. Не повлияет. Клянусь.

Элайна повернулась, но её друг уже спешил по палубе в поисках работы, так что на этом всё и закончилось.

– Кэп, что будем делать с добычей? – спросил Ровель, когда Элайна выпрыгнула из лодки на пирс.

– Пока ничего. До тех пор, пока её не осмотрит пой папаша.

– С хуя ли? – крикнула Иландра. Эта пиратка славилась своим пронзительным голосом. – Добыча наша, а не его. Зачем…

Ровель сильно шлёпнул её по губам – и недостаточно быстро. Лишь самые храбрые и слабоумные отваживались критиковать Таннера Блэка на его собственном острове.

– Мы на его острове, – тихо сказала Элайна. – Он получает долю, а это значит, он сам выбирает. Ясно?

Иландра кивнула, но выглядела недовольно.

– Я скоро вернусь, – сказала Элайна, скривившись.

Ровель сложил мясистые руки на не менее мясистой груди.

– Тебе нужно сопровождение?

Элайна фыркнула и пошла прочь.

Большинство людей боялось острова Коз. Они теснились в заселённых местах и ходили только по "безопасным" территориям, отмеченным защитными знаками, которые Таннер называл магическими. Действительно, были известны случаи, когда мужчины и женщины уходили в джунгли и больше не возвращались, или возвращались, но изменялись до неузнаваемости. Но для Элайны на острове Коз секретов не было.

Она родилась на острове, а выросла здесь и на море. В детстве её предупреждали не ходить в джунгли – там, мол, опасно – но это её только подстёгивало. К десяти годам она изучила каждое дерево, каждую пещеру, каждую тайну и каждую загадку острова. Не то чтобы обнаруженное не испугало её – испугало – но Элайна была не из тех, кого страх вводит в ступор, так что продолжала свои исследования, и тайны острова Коз перестали быть тайнами. Хотя до сих пор пугали.

Её мать жила во внутренней части острова, далеко за защитными знаками, глубоко в землях духов, считавших остров своим домом. Она жила отдельно, в одиночестве, если не считать армии обезьян, которых растила, кормила и называла своими друзьями. Олянка Блэк была не вполне нормальной, но с этим Элайна давно свыклась. Несмотря на очевидную неуравновешенность, женщина она была сильная, и единственная в мире, кому сходило с рук огорчение Таннера Блэка. Она принесла ему девятерых детей, хотя лишь пятеро выжили при рождении, и имела честь быть единственной в мире, кого он по-настоящему любил. За это Элайна ревновала свою мать.

Прищурившись от палящего солнца, просвечивавшего через полог леса, она взглянула вверх, в сторону дома на дереве, где жила её мать. Дом находился всего-то футах в пятидесяти над землёй – точно не самый высокий в Фанго, и добраться туда можно было разными способами. Из прибитых к дереву досок вышла импровизированная лестница, а ещё от дома до земли свисали две верёвки. Элайна улыбнулась, вспомнив, как гоняла по этим верёвкам Килина. Стилуотер был единственным не из их рода, кому Таннер Блэк позволял посещать дом Олянки.

Игнорируя гиканье сверху, Элайна схватилась за верёвку руками, потом ногами, и стала взбираться. Подъём был нелёгким, хотя не занял много времени. Элайна привыкла взбираться по верёвкам, для неё это уже была вторая натура. Братья раньше дразнили её, говоря, что она родилась с хвостом, и на самом деле была дочерью обезьяны, а не Таннера Блэка. Такие оскорбления вызывали немало драк, и Элайна выиграла их все, хоть и была намного меньше всех троих своих братьев.

Взобравшись до деревянного помоста дома на дереве, Элайна оказалась лицом к лицу с обезьянкой размером с кошку. Мелкое существо сидело на корточках, загораживая путь Элайне, и с любопытством глазело на незваную гостью большими и круглыми глазами на почти человеческом лице. Миниатюрный зверёк грыз кончик своего хвоста, держа его лапками, и это выглядело так, будто он нервничает.

– Отвали, – сказала Элайна, держась за верёвку и за дом.

Обезьянка раскрыла пасть, продемонстрировав множество мелких острых зубов, и заорала на неё.

Элайна вздохнула.

– Мама.

Олянка Блэк вышла из боковой комнаты дома на дереве, жуя что-то вроде орехов, и это было очень похоже на то, как обезьяна грызла свой хвост. Мать была седой и морщинистой, по-матерински дородной, но смотрела пронзительным взглядом, который мог проткнуть человека на большом расстоянии. Несмотря на внешность, Олянка была не такой уж старой – годы тяжёлой жизни взяли своё, а с Таннером Блэком жить нелегко во всех смыслах.

– О, Элайна, это ты. Поднимайся. – Мать говорила тихим, заботливым голосом, полным теплоты.

– Не уверена, что мне можно, – сказала Элайна, уставившись на обезьяну, загородившую путь.

– Жейшей, – строго сказала Олянка. – Отойди. Это моя дочь.

Маленькая обезьянка вскинулась, услышав своё имя, а уже секундой позже поднялась по ноге Олянки и скрылась в объёмных складках лоскутного платья.

– Элайна, сколько времени прошло?

– Слишком много, мама. – Элайна влезла в дом на дереве, и выпрямилась, сбросив петлю с плеча. – Так много, что вот этого я раньше не встречала.

Оглянувшись, Элайна увидела других обезьян – много обезьян. Она перестала считать на двадцати. Некоторые сидели, развалившись, нежились на солнышке. Другие чистились сами или чистили товарищей, а некоторые смотрели на незваного гостя жестокими глазами-бусинками. Элайна почувствовала себя очень уязвимой вблизи от такого количества маленьких зубов и лап.

– Значит, с Жейшей ты не знакома. Он мой маленький защитник. – Олянка Блэк перестала грызть орехи, пока обнимала свою дочь, а потом направилась в комнату, служившую кухней. – Хотя у него пока не отросли зубы, или яйца, так что он пока не очень страшный.

Одна из обезьян издала скорбный вопль.

– Не спорь со мной, – отчитала Олянка мелкую зверушку. – Пошли. Садись, Элайна. Расскажи, как поживаешь.

С преувеличенной заботой Олянка начала убирать со стола в центре комнаты всевозможный мусор. По большей части обезьяньи волосы, но ещё там было несколько резных деревянных фигурок, при взгляде на которые у Элайны зачесались глаза. Каждая стояла на своём месте, какой бы незначительной не выглядела. Элайна помимо воли рассмеялась. Она выросла в этом доме, и первые несколько лет жизни больше ничего и не знала. Она скучала по тому, какой щепетильной может быть её мать даже в отношении самых мелких вещей.

– Мама, я скучала по тебе. – Элайна вытащила шаткий табурет, который, наверное, был старше её, и села.

– Что ж, само собой, – сказала Олянка, проходя по комнате, убирая безделушки и инструменты или передвигая их на новые места. – Ты была бы непочтительной дочерью, если б не скучала. Ты видела чайник?

Элайна уже собралась спросить, с чего бы ей смотреть на чайник, когда одна обезьяна издала низкий звук, который прозвучал очень похоже на сиплый свист.

– Ты прав. На камине ему, скорее всего, самое место, и – ой, глянь-ка, ты действительно прав. – Олянка на миг остановилась перед Элайной. – Помнишь Роло? Всегда ему надо быть правым, даже когда он не прав. Чаю?

– Ага.

– И на этот раз он прав. – Олянка подошла к камину – укреплённому каменному чудищу, которые не были редкостью в домах на острове Коз.

Элайна почувствовала, как что-то потянуло её за штанину, посмотрела вниз и увидела маленькую серую обезьянку с согнутой спиной, которая смотрела на неё молочными глазами. Чтобы вспомнить Чуи, ей не нужно было напоминание матери. Ещё когда Элайна была ребёнком, старая обезьяна была древней, а теперь выглядела и вовсе хрупкой. Элайна осторожно протянула руки, взяла маленькую зверушку и усадила себе на колени, где та свернулась в комочек и быстро уснула.

– Мама, сколько у тебя нынче этих мелких монстров? – Женщина возилась возле камина, бросая в две чашки самые разные толчёные листья.

Олянка весело засмеялась.

– Элайна, ты же знаешь, я не умею считать больше, чем у меня пальцев.

Одна обезьяна несколько раз гикнула.

– Птити говорит, их сорок четыре, что бы это ни значило, но я бы не стала бы верить ей на слово. Этим утром я видела, как она ела свой помёт.

Мать Элайны вернулась к столу с двумя чашками испускающего пар варева, поставила их и отошла в поисках очередного мелкого дела. Она просто не могла оставаться на месте, и Элайну в детстве это едва не сводило с ума. Сейчас эффект был практически таким же, только теперь она знала, что остановить мать никак не получится.

– Так как там в мире? – сказала Олянка. – Сама-то как? По-прежнему на ножах с малышом Блу?

Элайна скорчила гримасу.

– Мама, Блу давно уже не малыш. Он нынче вырос довольно большим, и уже вылитый отец. Вот только красит свою дурацкую бороду в синий цвет.

– О, не помню, чтоб у него была борода, – грустно сказала мать. – Видимо, давно он не приходил меня проведать.

Элайна подула на чай, сделала глоток и поморщилась от горького вкуса.

– Я нормально, а мир, как всегда, опасен. Нынче, может, даже немного опаснее обычного.

– На днях заходил Таннер, – радостно сказала Олянка. – Он сказал, что уедет на какое-то время. Хотела бы я, чтобы вы просто все вернулись ко мне сюда. В лесу настолько безопаснее.

Элайна рассмеялась. Большинство из тех, кто ступал на остров Коз, придерживались прямо противоположного мнения. Олянка обернулась на смех дочери, подошла к Элайне, взяла её за подбородок пухлой рукой и улыбнулась, глядя сверху вниз.

– Ох, доченька. Мёртвые мертвы, пока не оживут, а короли и королевы созданы из похоти, а не из любви. Сердца нынче черны, свет забыт, но не все богатства сделаны из золота. Зимой вянут даже самые тёмные цветы. Стены. Куда я поставила стены? – И она вышла в другую комнату, продолжая чистить, переставлять, и разговаривать с обезьянами, словно она только что не сказала чего-то совершенно безумного.

Элайна некоторое время попивала чай, раздумывая над словами матери. Эта женщина уже много лет пускалась в подобные извержения, и Элайна всегда размышляла, понимает ли она хоть что-то из слов матери. Она посмотрела на спящую обезьянку и глубоко вздохнула. Уже скоро мать станет биться в припадке – они всегда случались после извержений, – и Элайна даже подумать не могла, что мать останется здесь одна, когда свалится.

Спустя несколько часов в быстро сгущающейся темноте Элайна вышла из джунглей в Фанго. Некоторым трудно ориентироваться в сумерках, но Элайна знала остров Коз лучше, чем многие мужики знают свои тела, и уж точно лучше, чем любой мужик знает женское тело.

На пеньке сидел пожилой моряк, давно вышедший на пенсию, и курил трубку. Он, прищурившись, с любопытством посмотрел на неё, потом расплылся в улыбке, демонстрируя гнилые зубы, и поприветствовал её по имени. Мало кто из жителей Фанго не знал Элайну Блэк, а те, кто не знали, по меньшей мере, слышали о ней дохрена.

Элайна уже достаточно долго не шла повидаться с отцом. Визит к матери был просчитанной задержкой, и ей нужно было показаться ему перед окончанием дня, или он станет сердиться на неё ещё сильнее. Вряд ли это она смогла бы перенести. И к тому же ей нужно было переговорить с ним до того, как прибудет "Океанская Бездна", и Блу скажет своё слово – иначе её глупый братец без сомнений настроит отца против неё.

Таннер Блэк всегда собирал приближённых в одном и том же месте, когда бы ни высадился на Фанго, и его выбор не был случаен. "Нимфа" была единственным борделем города, и Таннер следил за тем, чтобы так оно и оставалось. Почти каждый пират, ступавший на землю Фанго, был завсегдатаем "Нимфы", или по крайней мере изредка туда захаживал, и у Таннера имелись глаза и уши во всех углах и закоулках, не говоря уже о шлюхах. Это было частью его железного контроля над островом и его жителями. И это работало.

Бордель располагался в центре города – громадное здание раскинулось на трёх самых больших деревьях в Фанго. Туда вело несколько входов, снабжённых верёвками, лестницами и даже клетками на ослиной тяге для тех, кто не мог взобраться – или не желал. Впрочем, выходов из "Нимфы" было куда больше, чем входов, и многие пьяные моряки, споткнувшись, оказывались на самой короткой дорожке к земле.

Элайна никогда не уклонялась от небольших физических упражнений, и уже третий раз за этот день взялась за верёвку и начала подниматься.

В своё время она не раз бывала в борделях – иногда, к её удовольствию, в них даже бывали шлюхи-мальчонки, – и больше всего в таких заведениях ей не нравился запах. Воздух переполняли запахи старых духов, старой выпивки и старого секса, сливаясь в жуткую вонь. Шум стоял ничуть не лучше. Из общего зала доносился нестройный грохот музыкальных инструментов и пирушки в целом, но были звуки и помимо этого. Стоны и вздохи, вопли и крики. Некоторым мужикам нравились шумные девицы, и они с радостью доплачивали за фантазию, будто ей нравятся его неуклюжие ухаживания. Шлюхи всегда шлюхи, и всегда готовы услужить.

Взобравшись, Элайна обнаружила возле верёвки одного из людей своего отца. Он нередко выставлял часовых у каждого входа, но Элайна тут же пожалела, что не выбрала другой подъём. Первый помощник Таннера, Мэйс, стоял, прислонившись к внешней стене "Нимфы". Он плотоядно таращился на неё во все глаза. Говнюк ничего не говорил – да ему и не нужно было. Оба отлично помнили, что случилось в их прошлую встречу, и от воспоминания Элайну начинало трясти от ярости всякий раз, как она об этом думала.

Она заставила себя не броситься на глазеющего говнюка. Элайна была вооружена мечом, а он только деревянным кошем, но даже если бы она его одолела, сбросив исколотого и окровавленного монстра вниз на верную смерть, то отец узнал бы и наказал её за это. Иногда лучше забыть и жить дальше, как бы трудно это ни было, и сейчас был как раз один из таких моментов. Элайна прошла мимо Мэйса, постоянно чувствуя на себе его взгляд, и едва сдерживалась, чтобы не ускориться. Едва сдерживалась, чтобы не закричать. И хуже того было знать, что потом снова придётся его терпеть. Если она воспользуется другим выходом, то говнюк решит, что Элайна испугалась, а она не могла такого позволить.

Элайна открыла дверь, переступила через порог, и снова её поразило всё то, что она так ненавидела в борделях. Вонь внутри стояла ужасная, шум – жуткий, но атмосфера была заразительной. Пираты пели, пираты плясали, пираты трахались с дюжиной проституток, и пираты отдавали дань уважения человеку, который устроил всё это вокруг себя.

Таннер Блэк сидел в большом алькове, окружённый шлюхами и пиратами, которые ловили каждое его слово и пили от его щедрот. Пускай весь мир его ненавидел, но здесь, на Фанго, он был королём, и скоро остальные острова тоже будут считать его королём.

К Элайне вальяжно подошёл женоподобный юноша с выщипанными бровями, намасленными волосами и побритой грудью. Одет он был только в короткие штаны, а на загорелой груди бугрились мышцы. Другой бы принял Квелла за очередного шлюху-мужика, который собирается застолбить новоприбывшую посетительницу – и ошибся бы, причём, очень сильно. Это был хозяин борделя, который отвечал и за шлюх и за помещение. Знакомые с Квеллом уважали его, а прочие быстро понимали свою ошибку. Некоторые спорили о том, кого предпочитает Квелл, мужчин или женщин, но те, кто делил с ним постель, если таковые и были, хранили на этот счёт молчание.

– Элайна, – тихо сказал он. – Как чудесно снова тебя видеть. Принести тебе выпивки в альков твоего отца?

– У тебя есть что-нибудь подогретое и с пряностями? Когда живёшь на борту корабля, от рома устаёшь.

– К счастью, не все посетители разделяют твои сомнения, – сказал Квелл с искусной улыбкой на блестящих губах. – У нас есть немного пряного виски с севера Пяти Королевств.

Элайна взглянула на него, прищурившись. Товары из Пяти Королевств появлялись на островах всё реже и реже.

– Это тот здоровенный ублюдок, который здесь уже пару недель?

Квелл кивнул.

– Капитан Ти'рак Хан. Видимо, у него остались связи на родине.

– Ясно, принеси мне кружечку.

– Как пожелаешь. И… – Он искренне, хоть и немного с жалостью, улыбнулся Элайне. – Я слышал о… ну, ты знаешь. Постарайся не злить его здесь – мне нужно управлять делами, и насилие в них не входит.

Элайна подошла к Квеллу вплотную – так близко, что почувствовала резкий аромат духов и разглядела отдельные волоски на голове.

– О, не морщи своё милое личико на этот счёт, приятель. Я постараюсь, чтоб меня не изнасиловали в твоём заведении. – Она едва в него не плюнула, хотя обычно отлично с ним ладила.

– Я не имел в виду… – Элайна слышала, как трудно заставить шлюху покраснеть, поэтому предпочла бы не знать, что болтали о ней такого, отчего покраснел хозяин борделя. Не став ждать его извинений, она развернулась и подошла к приближённым своего отца.

Таннер Блэк никогда не упускал ничего, и наверняка наблюдал за Элайной с той минуты, как она зашла в бордель. И сейчас он смотрел на неё, пока она шла к его алькову, где между ним и любым новоприбывшим стояло множество людей наготове. Это место в борделе было тщательно выбрано, защищено не хуже крепости, а высокие деревянные стулья и крепкий, как переборка, стол можно было перевернуть, обеспечив дополнительное укрытие. Элайна хотела бы заговорить первой, прежде чем отец поприветствует её в своей обычной унизительной манере, но Таннеру Блэку всегда нужно было высказать первое и последнее слово. Мешать ему означало лишь разгневать его, так что Элайна подождала, пока он её узнает.

– Ха, парни, гляньте-ка, – сказал Таннер, игнорируя двух шлюх и пиратку, затесавшихся среди его приближённых. – Прибыла нынче утром, дочка-то моя. Встала прям возле моего корабля, и тока щас надумала повидать кэпа Блэка. – У отца была раздражающая привычка говорить о себе так, словно он находился где-то в другом месте. Элайна всегда это терпеть не могла.

– Кэп, эт грубо, точняк, – сказал пират из команды Таннера – дородный детина с полным ртом гнилых зубов.

– Поаккуратней, Флоу, – глянул Таннер на пирата. – Ты о моей дочуре болтаешь, а она стоит вдесятеро больше вас всех вместе взятых.

Элайна едва не улыбнулась, но если бы её отец это заметил, то накинулся бы на неё, а она собиралась на этот раз добиться его расположения.

– Я ходила повидать маму.

– Да?

– Да.

Весь двор Таннера приумолк, и оттого музыка, пение и секс вокруг стали казаться громче. Все знали, что мать Элайны ударенная на голову и безумнее океанского шторма, но возле Таннера никто не посмел бы упоминать этот факт. Последнего, кто посмел, привязали к столбу распоротым от паха до шеи, и он гнил неделю, пока опарыши, жравшие его изнутри, не начали сыпаться из открытой раны. Тогда в первый и в последний раз кто-то не из семьи сказал в лицо Таннеру о болезни Олянки, и даже члены семьи говорили об этом лишь наедине.

– Как она? – тёмные глаза Таннера изучали лицо Элайны в поисках любого скрытого послания. Она держалась непроницаемо.

– Сильна, как женщина вдвое моложе неё, – гордо сказала Элайна, зная, что уж это, по меньшей мере, правда.

– Ага. Ну, она по тебе скучает.

– Она спрашивала о Блу.

Таннер заворчал.

– Неблагодарный щенок не навещал её много лет. Она его вынашивала и растила, а он даже не помнит, что она его родила.

На этот раз Элайна улыбнулась – настраивать отца против Блу всегда было её любимой забавой. К несчастью, любимой забавой Блу было настраивать отца против Элайны.

– Пап, у меня полный трюм товаров, которые тебе, может, понравятся, – сказала она, решив не испытывать дальше удачу. – Необычные пряные вина из пустыни. Какие-то ковры, будто сделанные из змеиной кожи. И куча драгоценностей под огранку.

– Да ну? Что ж, девочка, садись-ка ты, да выпей того дерьма, что притащил Квелл. Никто не скажет, что кэп Блэк не щедр к тем, кто щедр к нему.

И вот так Элайна вернула себе место при дворе отца и его расположение. Она отлично понимала, что сложнее всего будет там оставаться.