Верность и Ложь

Глава 18. Звёздный Рассвет

У Элайны всё болело. Болела каждая мышца в обеих руках, а нос стал сгустком мучения. Она почувствовала кровь и снова вытерла рот. Без помощи дохромала до своего корабля, не сказав ни слова, не проронив ни слезинки. Элайну воспитали так, чтобы она не ревела на людях, чтобы была сильнее этого. А теперь она сидела в своей каюте и проклятые слёзы лились и стекали по щекам, словно горячие мокрые ручьи огня.

Достав бутылку рома из прикроватного шкафчика, Элайна зубами вытащила пробку и сделала три громадных глотка огненной выпивки. Пьянство поможет заглушить боль.

Задница болела. Болела так, будто недавно в неё пихали хер, по-жёсткому. И стоять было больно, и сидеть. Она продолжала вытирать губы, всё время, пока была одна, но всё равно снова и снова находила доказательства унижения.

Но сильнее всего была не боль в заднице, и не боль унижения от изнасилования, от беспомощности перед всеми этими людьми. Хуже всего было то, что это приказал её отец – что он настолько в ней разочаровался, что приказал члену своей команды её изнасиловать. И снова слёзы полились по её щекам.

Элайна и раньше разочаровывала отца. Когда человек настолько велик, как Таннер Блэк, невозможно его время от времени не разочаровывать. Её чувства к Килину Стилуотеру всегда были источником разногласий между ними, но так далеко всё ни разу не заходило. Наверное, на этот раз она его сильно задела. Сама виновата: у неё хватало возможностей убить Килина. А вместо этого Элайна его отпустила, и даже хуже того – она знала, что отпустит снова, если выпадет такая возможность.

Раздался стук в дверь её каюты, и тихий голос Павла донёсся из-за деревянной преграды.

– Капитан, мне бы взглянуть на вас. Команда говорит, сильно вас отодрали.

Элайна вытерла слёзы с лица, поморщилась от боли, глотнула из бутылки рома, и направилась к двери. С той стороны вместе с Павлом стоял её квартирмейстер. На лице Корина застыли ужас и гнев. Павел выглядел ещё хуже. Элайна терпеть не могла, когда её жалели. И хуже того, когда она заслуживала жалости.

– Капитан… – начал Корин.

– Скажи команде, что со мной всё в порядке, – пробубнила Элайна. Опухшие губы заболели, и привкус крови вдруг стал сильнее. – Они получат ещё несколько дней отпуска, только пусть не ошиваются поблизости от команды моего отца.

Корин явно хотел поспорить, но кивнул и развернулся. Элайна отошла, чтобы впустить Павла в каюту. Он прошёл мимо неё, шелестя красной рясой, и направился прямо к столу Элайны, где он поставил большой кожаный чемодан. Элайна закрыла дверь и захромала вслед за доктором.

– Это твой отец сделал? – сказал Павел, копаясь в чемодане.

– Частично. – Элайна остановилась возле доктора и, поморщившись, прислонилась к столу.

Павел ничего не сказал, лишь неодобрительно посмотрел на Элайну. Хотя, конечно, мнение доктора нихера не значило. Он уставился ей в глаза, мягко взялся за подбородок и повернул голову сначала влево, потом вправо. Даже шея Элайны болела, и ей захотелось проклясть всех богов за то, что она появилась на свет такой недальновидной и посмела бесить своего отца.

– Твой нос сломан, – сказал, наконец, Павел.

– Я знаю, – пробубнила Элайна в ответ.

– Придётся его вправить. Будет больно. Тебе лучше сесть.

– Предпочитаю стоять.

Павел снова неодобрительно посмотрел на неё.

– Тебе лучше сесть.

Элайна попыталась бросить на него испепеляющий взор, но, с учётом чёрных подглазин, распухших щёк и губ, готова была поспорить, что цели не достигла.

– Док, тебя когда-нибудь в жопу драли?

Павел неуютно поёжился.

– Нет.

– Я постою.

Несколько минут Павел мучительно тыкал вокруг её носа, а потом приставил руки с двух сторон и…

– Блядь!

Элайна не смогла сдержать крик, когда доктор поставил её нос на место. Свежая волна крови полилась по лицу, и металлический привкус вернулся в горло. Она отпрянула от доктора, чтобы он не видел её слёз и сильно ударила по столу. Падали крупные капли крови, заливая дерево, и Элайна сдержала порыв развернуться и врезать Павлу по носу, чтобы он на себе мог почувствовать, как это больно.

Вытерев глаза, Элайна повернулась лицом к доктору, который уже покопался в чемодане и теперь размахивал чем-то вроде лосьона.

– Надо смыть кровь и втереть это в твои раны. Оно предотвратит инфекцию и должно уменьшить опухоль.

Элайна уселась на столе, игнорируя боль, и кивнула доктору.

– Напомни мне больше никогда не разочаровывать отца.

Павел начал вытирать кровь с губ Элайны.

– Я бы предпочёл напомнить твоему отцу, что Пелсинг решает, как мы должны относиться к своим детям.

Элайна фыркнула от смеха, что закончилось брызгами крови и сильной болью.

– Док, эту проповедь ты вряд ли переживёшь. У твоей золотой богини здесь мало власти. А наша богиня мокрая, жестокая и женщин любит больше всех.

– Если бы это было правдой, – отвратительно спокойным голосом возразил Павел, прикладывая лосьон к лицу Элайны, – разве она позволила бы твоему отцу так с тобой обращаться?

– Страдания закаляют людей, – сказал Элайна, повторяя слова, которые её отец вколачивал в своих детей снова и снова. – Урок, выученный без боли, не выучен вовсе. Боль заставляет помнить. Не даёт повторять.

– Бедняжка.

Элайна резко вышла из задумчивости и сильно толкнула доктора, отчего тот зашатался.

– Никогда не смей меня жалеть, док. Никогда. Мы закончили?

– Да, – быстро сказал док, убирая лосьон и инструменты в чемодан. – Тебе лучше отдохнуть.

Элайна и впрямь устала, но отдыхать времени не было. Нужно было спланировать, куда дальше направить корабль. Нужно было понять, как снова завоевать расположение отца.