Когда я явился в дом Комаровских — разумеется, уже поздним вечером, когда все успели поужинать и Дуняша лихорадочно принялась готовить на кухне самое плебейское блюдо — яичницу. Яичницу я люблю, но не настолько, чтобы питаться ею каждый день. Вчера на завтрак была яичница, на ужин яичница. Пришлось оттеснить девушку от плиты, отыскать на кухне молоко и приготовить омлет.
Когда он был готов, перевалил содержимое сковородки на тарелку, выпросил у горничной кусок хлеба и уселся с краю кухонного стола. Так надоело питаться в столовой, используя кучу ненужной посуды и столовых приборов, что почел за счастье поужинать попросту, по-пролетарски.
— А чем здесь так вкусно пахнет? Ого, омлет!
В дверях появилась моя любимая супруга. Принюхавшись, Наталья уверенно ухватила вилку и подсела ко мне:
— Дай-ка попробую. Не возражаешь? Я чуть-чуть, только попробую.
Ага, всегда так: есть я не буду; ну, дай попробовать; съем у тебя чуть-чуть... И привет моему ужину! Впрочем, вслух выражать недовольство не стал, а иначе Наташка обидится, надуется, как мышь на крупу, извиняйся потом. Нет уж, лучше слегка недоесть, чем обижать любимого человека.
— Наташа! Олежек! Вы почему на кухне, как босяки?
Ох ты, а сюда еще и моя любимая теща заявилась.
— Олег, как же так? Есть прямо на кухне, словно прислуга? — запричитала Ольга Сергеевна. — Ладно, Наталья. Что с нее взять? Она у нас бестолковая и неаккуратная, опростилась, ей все равно, где есть. Но ты-то воспитанный молодой человек!
Наташка зашлась в приступе беззвучного хохота, норовя уползти под стол, а я, приняв достойный вид (как же, я ведь воспитанный молодой человек!) сказал:
— Это все Наталья придумала. Сказала — мол, кушать хочется, пришлось расстараться.
— Наташа, тебя что, плохо покормили? — расстроилась Ольга Сергеевна, а супруга, стукнув меня по коленку кулачком, сказала:
— Мам, накатило на меня что-то... А ты... славный представитель череповецкой молодежи, не ябедничай.
— Между прочем, ябедниками в старину называли адвокатов, — проявил я свою эрудицию.
— Володя, то есть, Олежек... опять запуталась... Не всем же быть такими умными, как ты.
От такого увесистого комплимента я сам едва не ушел под стол, но удержался. Еще отметил, что теща стала называть меня на ты. Думаю, это и хорошо.
А Ольга Сергеевна только вздохнула, обняла дочку, поцеловала ее в макушку, словно маленькую девочку и сказала:
— Если накатило, значит, организм твой омлета хочет. А раз хочет — надо пойти ему навстречу! Но кушать следует в столовой.
Золотые слова. Если организм чего-то хочет, следует пойти навстречу. Жаль, что речь идет о беременных женщинах.
— Что-то меня мутит... — задумчиво проговорила Наталья, поглаживая живот.
— Не надо было сегодня по делам ездить, — упрекнула Ольга Сергеевна дочь. Обернувшись ко мне, сказала. — Олег, а тебе надо присматривать, чтобы беременная жена дома сидела, а не на службу ходила.
Я только вздохнул. Виноват, разумеется, что отправил беременную женщину в посольство. Но с другой стороны, Наташке не стоило так налегать на омлет.
— Пойду прилягу, — решила супруга и, в сопровождении матери пошла наверх, а я остался выпить кофе. Вредно, разумеется, пить кофе на ночь, но коли организм просит кофе, надо уступить.
Поднявшись в комнату супруги обнаружил, что Наталья уже лежит в постели, почитывая не то тонкую книжку, не то брошюру на немецком языке. Видимо, «трофей», доставшийся после похода в посольство.
— Ты как? — первым делом поинтересовался я.
— Да все нормально, — отмахнулась Наташа. — Водички попила, мама таблетку дала, все прошло.
Вот и славно. Теперь уже можно и о делах.
— И как тебе статс-секретарь Реннер? Что интересного рассказал?
Вместо ответа, Наташа вдруг заявила:
— Володя, дай слово, что ты никогда не станешь бить нашего ребенка?
— Какого ребенка? Нашего? Конечно не стану, — растерялся я.
У нас еще и ребенка-то нет, а она уже переживает. Врать не стану, что никогда не бил свою дочь — однажды дал ей по попе, так до сих пор стыдно, хотя прошло уже много лет.
— Нет, ты мне твердо пообещай, что никогда не ударишь нашего Виктора!
— Наташ, может у нас не Виктор будет, а Виктория, — осторожно предположил я, а потом, еще более осторожно, спросил. — Скажи-ка лучше, что ты читаешь?
— Какая разница? — буркнула Наталья, но сменив гнев на милость, сообщила. — Я в посольстве несколько книжек купила. Одну — самого Раннера, а вторую, вот эту, доктора Фрейда. Ты, вообще, о Зигмунде Фрейде что-то слышал?
В моем мире увлечение Фрейдом совпало с началом перестройки, пережило девяностые годы, а потом плавно сошло на нет, когда выяснилось, что кроме Фрейда имеются и другие ученые, а сводить все к фрейдизму — нелепо.
— Откуда? — сделал я удивленные глаза. — Откуда в каком-то Череповце могли знать о теории психоанализа, о теории эдипова комплекса, не говоря уже о методе свободных ассоциаций? Деревня, чай, щи лаптем хлебаем.
— Володь, ты опять начинаешь изображать из себя обиженного провинциала? Я вовсе не хочу тебя обидеть. Если обидела — то прости, не хотела. Чего ты хочешь от беременной женщины? Про Фрейда люди слышали, но все сводят к бессознательному, да подавленной сексуальности, как будто у доктора Фрейда больше ничего нет.
— Нет, у Фрейда еще есть работа, в которой говорится, что богатые люди страдают запорами.
— Это что за работа?
— Это из ранних, — уязвил я ученую даму, закончившую курс гимназии. — Господин Фрейд писал, что жадные дети стараются долго не какать, потому что им жалко э-э .. в общем, ты поняла, чего им жалко. В конце концов, это начинает приводить к запорам. А богачи — все сплошь жадные. Стало быть, богатые люди страдают запорами.
— Не читала, —вытаращилась Наталья. — Не помнишь, как работа называется?
Я только пожал плечами. Где упомнить название, если прошло столько лет? Хорошо еще, что основную мысль уловил, но не уверен, что правильно ее передал.
— И что тут у тебя? — кивнул я на книгу.
— Так сам посмотри, — попыталась Наталья передать мне брошюру, но вспомнив, что в немецком языке ее супруг ни бельмеса, сказала. — Это отдельный оттиск статьи «Ребенка бьют». Так вот, Фрейд пишет, что дети сознательно напрашиваются на побои родителей, потому что получают от этого наслаждение. Если бьют их самих — мазохистское наслаждение, а если при них бьют братьев и сестер, то получают садистское удовольствие.
Как часто вспоминают слова профессора Преображенского о том, чтобы не читали за обедом газеты. Но беременным женщинам читать Зигмунда Фрейда вообще противопоказано.
Захотелось отобрать у Наташки брошюру, порвать ее и отдать горничной на растопку печки, но не стал этого делать, чтобы любимая не обиделась.
— Так с Раннером-то что? — напомнил я. — Собирается Вена нас признавать, или нет?
— Вена бы хоть сегодня признала, но боится. Ждет, пока державы-победительницы Советскую Россию признают, или хотя бы Франция.
— Ну вот, — расстроился я. — И зачем тогда Реннеру нужна была встреча с начальником торгпредства?
Расстроишься тут. Я то уже планы начал строить, захотел «Сказки Венского леса» послушать в самой Вене. И резидентуру учредить в самом центре Европы, чтобы наши агенты могли работать и по Венгрии, и по Чехословакии с Германией. А тут, понимаете ли, мордой и об стол.
— Торговать они хотят, — сообщила Наташа. — Австрийцы готовы брать у нас нефть, зерно, а еще лес. Но хотят, чтобы мы не по общеевропейским ценам продавали, а по договорным, со скидкой процентов на двадцать. И чтобы мы транспортные расходы на себя взяли.
Покажите мне хоть одну европейскую страну, которой не нужен наш лес, зерно и сырая нефть? А еще чтобы — подешевле. Но оплачивать транспортные расходы для Австрии, у которой нынче нет выхода к морю — перебор. Но в принципе, мы готовы взять эти расходы на себя, включив их в стоимость сырья. Но с зерном сейчас у самих туговато. Спасибо, что пока не полыхнул голод в Поволжье, но еще все может быть.
— Еще австрийцы готовы рассмотреть вопрос о компенсации Советской Россией стоимости нефтяных месторождений в Галиции, а также оборудования, — добавила Наташа. — Карл попросил, чтобы торгпредство довело это до правительства товарища Ленина.
В той истории Австрия не требовала от Польши, которой досталась Галиция и нефть, никаких компенсаций. Попробовала бы — так сразу бы получила ответ от Англии и Франции.
— И что ты ответила? — полюбопытствовал я.
— Все, как и положено — торговля должна быть взаимовыгодной, поэтому Австрия должна предоставить перечень тех товаров, в которых была бы заинтересована Советская Россия. Касательно же нефтяных месторождений, то посоветовал связаться с Галицкой республикой, потому что она является независимым государством.
— Умница, — похвалил я свою супругу и боевого товарища. — Ответила по существу, достойно.
И обтекаемо, как истинная дочь дипломата. А что не так? Галиция и на самом деле не является частью РСФСР. Вон, мы ее даже на своих картах не отображаем. Правда, карты свои мы так до сих пор и не отпечатали, но это пока.
— Статс-секретарь не сказал, какие товары Австрия может продавать Советской России?
— Я спрашивала, но Реннер только плечами пожал — дескать, это нужно выяснять на месте или делать запрос в министерство промышленности и торговли.
То есть, экс-канцлер сам не знает, что производят в Австрии? Понятно, отчего он продержался на посту меньше года. В государстве, конечно же, дела идут плохо, но не должно же такого быть, чтобы совсем ничего не производили? Боевые действия центральную часть Австро-Венгрии не затронула, хотя бы предприятия должны остаться. Не предприятия — так какие-нибудь частные кузницы. Я бы у них сельхозтехнику прикупил. Да что там — если недорого, так даже серпы, лопаты и топоры бы скупил.
Нет, определенно придется самому ехать в Вену, выяснять все на месте. А потом там посадить... А кого мне там посадить? И чтобы языки знал, хотя бы в пределах гимназического курса. Может, Исаковых?
— Володя, ты ведь не станешь возражать, если в торгпредство прибудет новая переводчица? — спросила Наташа. — Я сообщила, что по уважительным причинам отойду от дел на несколько месяцев, товарищи из исполкома согласились.
Не знаю, насколько нужна мне новая переводчица, но пусть будет. С немецким языком я не успел подружиться, да и французский далек от совершенства.
— Тоже из Коминтерна, как и ты?
— Ага, — кивнула супруга. — Как же Коминтерн оставит без собственного внимания одну из первых в Европе советских торговых миссий? Ты же у нас молодой и перспективный, а торгпредство — потенциальная ячейка мировой революции. А то, что Аксенов скептически относится к идее мировой революции, так по недостатку опыта и слабой теоретической подкованности.
Я посмотрел на жену, вздохнул. Сидит, понимаете ли, рассказывает, что ее приставили к мужу в качестве осведомительницы Коминтерна, не краснеет, да еще и о мировой революции рассуждает.
— Наталья Андреевна, а в чем заключается ваш присмотр за мной? — поинтересовался я.
— А ты об этом Зиновьева спроси, — предложила супруга. — Григорий Евсеевич давно жалуется, что Аксенов неподконтролен Коммунистическому интернационалу, хотя и является коммунистом, а попытки взять его под контроль обречены на провал. Дескать, кого не пришли, они сразу «аксеновцами» становятся и под его дудку поют. Владимир Ильич и приказал меня к тебе приставить — мол, если требуется контроль, так лучше жены человека не найти. Посмеялся еще — дескать, с женой ты на сторону ходить не будешь.
— Когда это я на сторону ходил? — обиделся я.
— Товарищ Ленин это гипотетично сказал, как ты не понимаешь? Париж, как-никак, город соблазнов, а ты человек молодой. А на молодых людей лучше всего через женщин воздействовать.
Про Париж Владимир Ильич из собственного опыта знает? Хм... Счастливец, товарищ Ульянов-Ленин. Успевал, стало быть, отрываться. В смысле — отрываться от Надежды Константиновны. А мне, даже если и захочется сбегать по ночным бабочкам, так некогда.
— А ты, значит, на меня воздействуешь?
— Конечно, — хмыкнула Наталья. — И воздействую, и присматриваю. Вон, ты весь присмотренный, даже воротнички регулярно меняешь, бриться не забываешь.
Вообще-то, бриться я никогда не забываю, это «на автомате», но спорить из-за пустяков не стал.
— А кто, кроме тебя, за мной присматривает?
— А сам как считаешь?
— Вначале думал, что это Светлана Николаевна, потом перестал.
— Правильно думал, — кивнула Наталья. — Но из нее тоже информатор аховый. Она, хотя и пообижалась на тебя, за половое воспитание, — прыснула супруга, — потом очень зауважала. Говорила — иной раз мягкосердечен, но в новых условиях это оправданно. Гражданская война скоро кончится, такие как Кустов очень нужны. Пришло время не только разрушать, но и созидать. Сказала как-то — мол, усыновила бы парня, если бы он начальником не был. Представляешь, какой бы из тебя сыночек получился?
— Представляю, — кивнул я. — Умел бы стрелять с двух рук сразу. Первые игрушки — гильзы от пистолета, патрончики по всем углам, а самое большое развлечение — прогулка в тир.
— В тир — только за хорошее поведение и за учебу на «хорошо» и «отлично»! — назидательно сказала Наталья и мы оба засмеялись. Отсмеявшись, я спросил:
— Кого присылают-то на замену? Небось, мымру какую-нибудь?
— Почему это сразу мымру? — возмутилась Наталья. — Молодая женщина, красивая, ребенка в феврале родила.
— Так и сидела бы с маленьким ребенком дома, чего на службу переться?
— А что ей дома-то делать? Ребенок подрос, полгода скоро, а ей нужно работать. Как-никак, большевичка. Зовут Юлия Урусова.
— Здрасьте-пожалуйста, — вырвалось у меня. — У нас что, вся русская аристократия в Коминтерн перебралась? Вначале графиня Комаровская, теперь Урусова. Не княжна, часом?
— Вообще-то, она не Урусова, а Соколова, и не княжна. В Челябинске была, в подполье. Я это так, по привычке назвала. Была княжна Юлия Урусова — ее подруга, они даже внешне похожи. Но княжна умерла, а Соколова для работы ее документы взяла. Она даже в контрразведку устроилась, к генералу Ханжину. Юлия столько секретных документов сумела Тухачевскому переслать, что целой группе разведчиков бы не удалось. Продержалась полтора года, случайно раскрыли, когда связника арестовали. Она успела о провале узнать, в подвале у одного купца спряталась, в бочку с огурцами залезла, там и сидела. Неизвестно, сколько она там времени провела, но ее наши разведчики обнаружили, еле живую за линию фронта переправили.
— Мужественная женщина, — искренне сказал я, представляя, каково это сидеть в соленом рассоле, да еще и зимой.
— А то! Юля вообще человек героический. Накануне войны выучилась на учительницу,потом — на сестру милосердия, на фронт ушла с «батальоном смерти». Там, вроде бы, с княжной Урусовой и сдружилась.
— Да о ней романы писать нужно.
— Так это еще не все. Ее первый муж — генерал Соколов, с первых дней революции на нашу сторону перешел, военспецом был в штабе у Фрунзе, погиб в Туркестане. У нее два старших брата погибло в одном бою — один у красных, второй у белых.
— Ты сказала — первый муж погиб, а кто второй? — поинтересовался я.
— Второй муж Пятницкий.
— Пятницкий? — переспросил я. — Что-то фамилия знакомая.
— Еще бы, да не знакомая, — фыркнула супруга. — Пятницкий Осип Аронович, из старых большевиков, у него стаж в партии большевиков, почти как мой. Он секретарем МК РКП (б)был, а с марта этого года в Коминтерне заведующий отделом внешних связей.