Я оставался на мостике, пока Амарджагаль сражалась с ветрами, а «Люцифер» швыряло по волнам, как щепку. Иногда мне казалось, что это не корабль, а какое-то живое существо, которое гонит перед собой нетерпеливый пастух или охотник. Мы немного сбились с курса, судя по траектории на экране, но теперь оставалось только надеяться как можно скорее достичь орбиты, где нас ожидал ракетный модуль.
Старт ракетами здорово помог. «Люцифер» проскочил основную облачную массу в рекордно короткое время. Качка стихла быстро, только толчки ракет мотали и сотрясали корабль.
И вдруг…
Произошло, быть может, самое страшное. Двигатели отключились. Одно долгое мгновение мы летели, как автобус с моста, слышалось только гудение ракетных двигателей. Еще один краткий миг - и шум стих окончательно, мы скользили как по гладкому стеклу.
Мы находились на орбите. В нулевой гравитации. Руки мои всплыли вверх с поручней кресла, и желудок подкатил к горлу. Амарджагаль говорила с техниками на мостике на их родном наречии. Критически важным было вовремя встретиться с ракетным модулем, иначе мы бы так и остались болтаться на орбите Венеры. Но мне предстояло сделать еще одно важное дело. Отстегнувшись от кресла, я перелетел к люку. Мне предстояло срочно найти уборную, или я рисковал испоганить рубку.
Ближайший туалет находился в каюте капитана. Я заколебался на мгновение перед тем, как вломиться. Но только мгновение. Мне было в самом деле плохо, и к тому же я прекрасно знал, что капитан в лазарете с Маргаритой. Я провел самые жалкие полчаса в своей жизни (это после моего триумфа в должности вице-капитана корабля!) в обнимку с вакуумным унитазом. Каждый раз, как мне казалось, что приступ миновал, стоило только пошевелиться, и все начиналось снова.
Но тут я услышал интерком:
- Режим стыковки. Ускорение вращения при единице гравитации.
Я дополз до кровати Фукса и почти моментально впал в забытье.
Когда я проснулся, казалось, ничего страшного не произошло. Стояла тишина, корабль не трясло, не качало и не швыряло. Никаких внешних признаков разгерметизации, пожара или проникновения космического холода также не проявлялось. Все мои внутренние органы оставались в надлежащих местах, я спокойно мог повернуть голову - мир при этом не плыл вокруг меня.
Я осторожно поднялся и столкнул одну из подушек капитана с кровати. Она вполне обычно упала на пол.
Я засмеялся. Значит, Амарджагаль успешно встретилась с ракетным модулем, теперь мы вращались на конце стыковочного кабеля, создавая искусственную гравитацию внутри «Люцифера». Искусственная или нет, ощущение она создавала просто чудесное.
Выбравшись из кровати, я направился в кубрик, где принял душ и надел свежий комбинезон. Мысль о том, что скоро с «Третьена» будут доставлены все необходимые медикаменты и мы направимся к Земле, доставляла ощущение мира и покоя. Приятно размышляя об этом, я направился в лазарет.
Одного взгляда на Маргариту хватило, чтобы улыбка исчезла с моего лица.
- Он мертв,- объявила она.
Фукс лежал на узком операционном столике, глаза его были закрыты. Мониторы безмолвствовали, их экраны стали серыми и пустыми, как лицо Фукса.
- Когда? - спросил я.- Когда это случилось? Она посмотрела на электронные часы.
- Пять-шесть минут назад. Я только что отключила мониторы.
Я посмотрел на безжизненное тело. Мой отец. Я так и не успел узнать его за те дни, что были нам отпущены. Наша встреча оказалась краткой, но он отдал мне все, что мог. Даже свою кровь.
- Если бы мы были на Земле,- горько проговорила Маргарита,- если бы рядом оказались настоящие доктора, а не я…
- Не надо винить себя. Ты не виновата,- утешил я.
- Его можно было спасти,- твердила она.- Я знаю, что его можно было спасти. Или даже заморозить, законсервировать, пока профессионалы не смогут устранить тромб в мозгу.
Она говорила о криогенной заморозке. Заморозить тело немедленно после клинической смерти в надежде, что потом удастся устранить ее причину. Так делалось на Земле. Даже в Селенограде, на Луне, люди использовали крионику, чтобы остановить смерть.
Вдруг совершенно дикая идея вспыхнула у меня в мозгу.
- Так заморозь его! И побыстрее! Маргарита непонимающе посмотрела на меня.
- Но у нас же нет аппаратуры, Ван. Чтобы это сделать, нужно…
- У нас под рукой самый большой и мощный холодильник на свете,- объяснил я.- Вот он, прямо за воздушными шлюзами.
У нее широко раскрылся рот.
- Ты имеешь в виду - вынести его наружу, в вакуум?
- А почему бы нет? При температуре в один Кельвин он замерзнет почти мгновенно.
- Но радиация, метеорные тела…
- Оденем его в скафандр. Он же еще не закоченел, это будет нетрудно.
- Нет, это займет слишком много времени. Так мы не успеем спасти его. Заморозить надо как можно быстрее.
- Тогда одна из спасательных капсул,- предложил я.- Открыть ее люк в вакуум. За минуту любое тело внутри нее промерзнет насквозь.
Она напряженно соображала:
- Ты… думаешь, что?..
- Мы теряем время,- напомнил я.- Приступим.
Диковатая похоронная процессия получилась. Мы с Маргаритой пронесли тело Фукса по коридору, стаскивая с лестниц, затем пронесли через воздушный шлюз, туда, где последний раз я видел Багадура, и занесли в одну из оставшихся спасательных капсул. Мы обращались с его телом как могли бережно, хотя при жизни этот бунтарь-одиночка всегда кипел пламенем мести негодования. Но я знал, какие демоны гнали его. Я кипел от ярости, знал, откуда они происходят, и мог только сожалеть о человеке грандиозной силы и способностей, чья жизнь прошла впустую. Жизнь моего отца.
Опустив тело на узкий настил между кресел, мы переложили его на среднее кресло - место капитана. Казалось, надо произнести какие-то прощальные слова, но ни я, ни Маргарита таких слов не знали, потому что нам не довелось в жизни хоронить близких людей. Хотя и ее мать, и мой брат ушли из нашей жизни, но сделали это так, что обошлось без похорон. Смерть вообще стала редким явлением, гибли в основном космонавты. В Поясе астероидов или во время исследований далеких планет.
Так мы начали двухмесячное путешествие к Земле с мертвецом, лежавшим в одной из спасательных капсул, люк которой был открыт в холодный космический вакуум.
Прошла ровно неделя после того, как мы стартовали с орбиты Венеры, когда Венера… то есть, простите, Маргарита, сообщила мне об останках Алекса.
У меня было долгое совещание с капитаном «Третьена», пришлось ответить на многие накопившиеся вопросы. Затем мы переправили мои аптечные снадобья - я говорю прежде всего о транкви л заторах - на «Люцифер», после чего два корабля стартовали на Землю по разным траекториям.
Я занял апартаменты Фукса. Сначала мне казалось неудобным обитать в каюте капитана, но затем я убедил себя, что это логично. Если бы я продолжал жить в кубрике, мне было бы трудно сохранить уважение Амарджагаль и остального экипажа. Таким образом, предоставив Амарджагаль капитанское место в рубке, я занял место в каюте - и мы по справедливости разделили обязанности между капитанским диваном и креслом.
У меня оставалось не так много дел по пути домой. Круг обязанностей моих стал снова узким, можно сказать, до невозможности. Все были рады, что остались живы и возвращаются домой,- экипаж ликовал, и уж теперь все с радостью готовы были нести двойную вахту. Им были обещаны огромные премии в случае успеха, и они уже мысленно распоряжались своим капиталом. Впрочем, не только мысленно. Я разрешил сеансы связи с Землей, так что некоторые из них, возможно, уже промотали свои состояния. А те, кто играл в виртуальные азартные игры, вполне возможно, даже оказались по уши в долгах. Но все равно радость возвращения не оставляла присутствующих. Я жил как среди карнавала, вечной подготовки к празднику.
Мне приходилось тесно общаться с Микки Кокрейн и еще дюжиной других ученых, демонстрировать им данные, а также видеоматериалы, собранные за время полета. Возможно, «тесное общение» не совсем правильное определение, поскольку даже световым волнам нужно несколько минут, чтобы преодолеть расстояние между «Люцифером» и Землей. Да и можно ли называть общением процесс, когда один говорит, а другая сторона только слушает, фигурально выражаясь, с раскрытым ртом. Затем положение менялось: и начинали сыпаться вопросы, уточнения, предложения и предварительные договоренности.
Больше всего меня удивляло, что среди этих голосов не слышно голоса профессора Гринбаума, пока Микки не сообщила мне, что его больше нет.
- Умер? - повторил я с удивлением.- Это в наше-то время? Но как? - Я представлял, как люди могут погибать в катастрофах или оттого что не могли получить в надлежащее время квалифицированную медицинскую помощь. Как, например, случилось с Фуксом. Но Гринбаум жил в университетском центре, вместилище всех последних достижений науки, кроме запрещенной нанотехники. Что могло случиться опасного для его здоровья?
Мики, конечно, не узнала о моем недоумении по этому поводу. Она просто продолжала:
- Официальная причина смерти - почечная недостаточность. Но на самом деле это просто одряхление организма. Он был очень старым человеком. Ни разу не проходил омоложения, и внутренние органы отслужили свой срок.
Как же можно довести себя до такого состояния? Так запустить свой организм! Умереть от старости. Для меня это было просто непостижимо. Ведь жизнь - самое дорогое, что есть у человека…
- Зато он умер счастливым человеком,- добавила Микки с улыбкой. Мы вели сеанс видеосвязи, и я видел на большом экране перед собой ее увеличенное в несколько раз лицо.- Твои телеметрические данные о вулканической активности подтвердили правоту его гипотезы о том, что Венера вступает в фазу смещения пластов.
Интересно, каким было ее мнение на этот счет. Когда пришла моя очередь, я спросил ее об этом. Ответ пришел почти через двадцать минут.
- Посмотрим,- неопределенно сказала она.
Вскоре после нашей «беседы» с Микки в каюту вошла Маргарита с видом крайне серьезным и хмурым.
- Что случилось? - спросил я, указывая на кресло перед столом. Я как раз читал одну из старинных книжиц Фукса, коротая время между ответами Микки. Книга была о золотоискателях на Юконе, которые занимались этим непростым делом двести лет назад.
- Там твой брат,- объявила она, садясь на краешек кресла.
Сердце у меня сжалось в груди.
- Алекс? Но что с ним могло случиться после того, что уже произошло? От него ничего не осталось?
- Лишь тонкий пылеобразный осадок внутри скафандра.
- Пепел.
- Да, именно. Пепел,- ответила Маргарита.
Страшная картина вновь развернулась перед моими глазами: Алекс взаперти, в капкане спасательной капсулы, заживо сгорает в беспощадном климате Венеры, как в плавильной печи. И как долго тянулись его мучения? Уж лучше открыть визор шлема, чтобы ускорить конец. Но шлем был закрыт, я это отчетливо помнил. Алекс не искал легкой смерти.
Словно прочитав мои мысли, Маргарита продолжала:
- Целостность скафандра нигде не нарушена. Очевидно, он оставался в нем до последнего мгновения.
Я устало откинулся в винтовом кресле.
- Он…- Голос ее сорвался, затем она сглотнула ком в горле и закончила: - Он оставил для тебя письмо.
- Письмо? - встрепенулся я. Каждый нерв во мне вздрогнул.
Маргарита сунула руку в нагрудный карман комбинезона и вытащила оттуда тонкий плоский чип с данными, затем перегнулась через широкий стол, передавая его мне. Я увидел наискось написанное слово: «Ван».
- Это лежало в набедренном кармане скафандра. Я решила, что это какое-то послание,- объяснила она.- Я его не читала.
- Да,- пробормотал я.
Чип лежал передо мной на протянутой ладони. «Все, что осталось от Алекса»,- сказал мой внутренний голос, словно произнося последнее слово над свежей могилой.
Маргарита поднялась.
- Наверное, ты захочешь ознакомиться с ним наедине,- сказала она.
- Да,- вымолвил я. Как только она коснулась рукой двери, я вспомнил и добавил: - Спасибо тебе.
Коротко кивнув, она вышла из каюты, осторожно закрыв за собой дверь.
Не помню, сколько я так просидел, не сводя взгляда с чипа. Наверное, я просто боялся поставить ее на прослушивание, боялся увидеть или услышать что-то. Но что? Смерть моего брата, записанную на бездушный чип? Да, конечно, как выяснилось, он не был моим генетическим братом, но это ничуть не умаляло наших отношений. И теперь я знал, что единственный, о ком он вспомнил перед своей кончиной, был я.
А он знал, что мой отец на деле мне отцом не является? Вряд ли. Мартин Хамфрис человек скрытный и никогда не рассказывал о своих провалах, тем более - в личной жизни. Тем более не стал бы рассказывать любимому сыну, первенцу, о том, как ему наставил рога его злейший враг.
Преодолев наконец нерешительность, я вставил чип в компьютер. Сделан он был из материала, который не могла повредить никакая температура - вольфрамовый диск с лазерной насечкой плюс еще какие-то устойчивые антикоррозийные сплавы для покрытия. С таким же успехом он мог пролежать века в соленых водах океана или в подземной трещине - с ним ничего бы не случились. Этому диску не страшны были никакие катаклизмы, коррозия, удары и прочее. Раньше их применяли исключительно в так называемых «черных ящиках», но затем они распространились повсеместно благодаря освоению вольфрамовых залежей астероидов. Так что к этому продукту цивилизации приложил руку и мой «отец» Мартин Хамфрис.
Вкладывая дискету в дисковод, я, как ни странно, почувствовал, что рука моя спокойна. Сердце билось ровно, и никаких неприятных ощущений в желудке. Правда, я ощущал леденящий холод, от которого немели внутренности.
Компьютерный экран осветился, и передо мной возник Алекс. Лицо его было едва видимо за кварцевым визором шлема. Изображение было смутное, с помехами: видимо, сильное электромагнитное излучение с гор или просто записывающие приборы с трудом выдерживали напор температуры. Камера отодвинулась - и за его спиной показался внутренний интерьер спасательной капсулы. Он сидел перед приборной панелью, что можно было понять, разглядев подлокотники и спинку кресла. Они дымились!
- Не знаю, увидимся ли мы с тобой, Младший Братец,- начал Алекс- Боюсь, эта экспедиция сорвалась.
Качество звука тоже оказалось плохим, но это был голос Алекса, у меня не оставалось никаких сомнений. Голос, который я уже никогда не услышу. Слезы брызнули у меня из глаз. Я вытер их, а брат тем временем продолжал:
- Ван, в верхнем слое облаков Венеры мы натолкнулись на неожиданное препятствие. Мы не успели разобраться, в чем дело. Может быть, кислота, а может, какие-то микроорганизмы. Но то, что кроется в верхнем облачном слое, разрушило газовую емкость «Фосфороса», и мы падаем на Венеру. Я пытался связаться с Землей, но, похоже, антенны Тоже разрушены или сгорели во время падения.
Я заметил, что киваю ему в ответ, как будто разговариваю с живым человеком, а не с его призраком трехлетней давности. С человеком, который не мог видеть меня, но мог на это надеяться.
- Не знаю, попадет ли к тебе этот чип. В любом случае, это может случиться только тогда, когда какой-нибудь смельчак опустится на поверхность Венеры и найдет место нашего падения. Но я сомневаюсь, что кто-нибудь отважится на это в ближайшие десятилетия. Так что, скорее всего, ты услышишь меня, когда будешь уже старым человеком. Может быть, у тебя уже большая семья, Много детей…
Слезы с новой силой хлынули из моих глаз. Ведь я помнил о том, что сам Алекс оказался бездетным. И мог ли он подумать, что этим «смельчаком» окажется его брат, коротышка Ван!
«Да, Алекс,- подумал я,- долго бы еще не случилось того, о чем ты говоришь, если бы не десятибиллионный приз». Деньги правят миром, как говорила Дюшамп.
- Ван,- продолжал брат.- В последнюю ночь перед вылетом я рассказывал тебе, что я хотел помочь «зеленым», доставить им снимки, которые покажут будущее Земли, гибнущей от последствий парникового эффекта. Что ж, моя попытка сорвалась.
Взрыв помех внезапно оборвал связь - только тут я вспомнил, что это никакая не связь,, а обыкновенная видеозапись на вольфрамовый диск. Экран усеял «снег» помех. Но голос Алекса остался, хриплый и слабеющий. Видимо, температура «отключила» изображение в этом венериан-ском раскаленном аду.
- Нет никакой связи между тем, что случилось на Венере, и тем, что происходит на Земле,- продолжал рассказывать брат.- Абсолютно никаких параллелей. Две планеты могли начать с совершенно равных условий, но Венера почти сразу потеряла всю свою воду. И когда на Земле возникли океаны, Венера оказалась настолько жаркой планетой, что вся вода почти сразу выкипела в космос. Произошло это биллионы лет назад.
Теперь Алекс стал говорить быстрее, словно торопясь успеть сказать все самое важное - или просто рассказать побольше.
- Нет смысла сравнивать парниковый эффект Земли с событиями на Венере. Условия совершенно разные. «Зеленые», вероятно, будут крайне разочарованы, из их расклада пропадет карта, которая могла бы оказаться тузом в политической игре. Ведь они собирались ставить Венеру в пример… того, что произойдет на Земле, если вовремя… не прекратить промышленную деятельность, вызывающую появление… парникового эффекта.
Внезапно он закашлялся. Изображение немного прояснилось, и я с трудом, но различил его лицо за стеклом визора.
- Системы спасательной капсулы вышли из строя,- продолжал Алекс совершенно спокойным голосом. Точнее, нельзя было сказать, что он хоть чуть-чуть паниковал. Он понимал, что его положение безвыходно. Никто его спасти не сможет.
- Тут становится жарко… как… в печке.- Экран снова погас на мгновение, затем вспыхнул.
«Нет! - раздался во мне немой крик.- Не уходи, Алекс! Не умирай! Говори со мной. Расскажи мне…»
Голос его растаял. Я подождал, но не услышал больше ничего, кроме шипения. Может быть, это был фон, а может, звуки того, как Алекс…
Нет! Это было выше моих сил. Я потянулся отключить звук на компьютере, но в этот момент он стих окончательно.
Я сидел возле пустого экрана. Только мерное гудение компьютерного вентилятора - и больше ничего. Я оказался словно вырван из этого мира вместе с жизнью брата.
Последние мысли брата были посвящены экспедиции, причине, по которой она сорвалась. Он думал о срыве, о провале, но он не жалел себя. До последнего издыхания он остался человеком науки. Настоящим ученым, как называл его отец. Венера победила его, его светлые мечты помочь «зеленым» и спасти Землю умерли на раскаленных камнях планеты с именем богини красоты. Мой великолепный, мой прекрасный, обаятельный, всегда веселый старший брат ушел с мыслью о своей неудаче. И с мыслью обо мне. Он же не адресовал последнее послание своему отцу. Или «зеленым». Он хотел говорить со мной! Хотел открыть мне свои последние сомнения, последние свершения.
Я взглянул на опустевший экран, откинул голову на подушечку за креслом, закрыл глаза и снова представил Алекса молодым и веселым. Я вспомнил те счастливые мгновения, когда мы были вместе. Их выдалось так мало, этих мгновений… Но они навечно останутся в моей памяти, пока я жив.