СВЕРХРОТАЦИЯ


Твердое тело планеты может вращаться очень медленно, но верхние слои венерианской атмосферы, раскаленной Солнцем, создают потоки воздуха, которые и ветрами назвать язык не поворачивается. Они несутся со скоростью двести километров в час и более, облетая планету за несколько дней. Кстати, они чем-то схожи с земными морскими течениями, только куда больше и мощнее.

Наш воздушный пузырек оказался во власти этих ветров, точно листок, захваченный ураганом. Двигатели за бортом гондолы мы использовали только для того, чтобы удержать судно в относительном равновесии, иначе за несколько часов сожгли бы все горючее. Бороться с такими ветрами бесполезно, по ним можно только скользить, пытаясь сделать это скольжение относительно спокойным.

«Третьей», покоившийся вверху на безопасной стабильной орбите, мог, наверное, проследить наше движение и вычислить расположение дирижабля по нашему телеметрическому маяку. Этому имелись две причины: во-первых, приходилось держать постоянную связь для определения маршрута и скорости ветра сверхротации, причем «Гесперос» напоминал частичку сажи в продуваемом ветром тоннеле. Однако к тому времени, когда мы попали в плен сверхротации, «Третьей» не развернул еще всей системы спутников связи вокруг планеты. Пока что на связь по маяку уходило по полчаса, а на передачу более подробных данных и того больше - полдня.

И если с нами что-нибудь случится, они узнают об этом лишь спустя как минимум десять часов.

По счастью, единственной проблемой оказались несколько ушибленных конечностей. «Гесперос» нырял и крутился в турбулентных потоках. Он напоминал яхту, застигнутую штормом: его швыряло из стороны в стороны, и оставалось думать не о направлении, а о том, чтобы удержаться на ногах и не перевернуть корабль окончательно.

Сначала, признаюсь, мне было не по себе. Никакими лекциями, видеофильмами и даже симуляциями виртуальной реальности к такому не подготовишь. Но через несколько часов я привык. Более-менее, худо-бедно, но привык.

Большую часть этого времени я просидел в наблюдательном пузыре, в нашей обсерватории, устроенной на дирижабле, глядя, как мы пронзаем облачные вершины. Маргарита то и дело отлучалась в свою лабораторию. Мимо меня проходили члены экипажа, спотыкаясь и запинаясь друг о друга в коридоре, чертыхаясь всякий раз, когда корабль давал крен или делал очередной неожиданный скачок.

Но вот Маргарита появилась на пороге с тяжелой на вид серой коробкой в руках.

- Как ты смотришь на то, чтобы проверить сенсоры? спросила она, испытующе глядя на меня.

- Но они же в полном порядке, что там проверять? Если будут какие-то проблемы, достаточно связаться по моему коммуникатору.- И я постучал по нагрудному карману комбинезона, где лежал вышеупомянутый коммуникатор.

- Разве ты сам не хочешь разобраться в том, как поступают данные?

- Попозже, когда качка немного утихнет,- сказал я. Меня всегда приводило в замешательство, как научные работники носятся вокруг своих приборов, пока идет процесс наблюдения, на который они, в общем-то, повлиять никак не могут. Как будто их инструменты запишут от этого что-то другое.

Маргарита ушла, и я снова остался один, созерцая несущийся нам навстречу верхний слой облаков. Длинные ленивые полосы желтого тумана летели перед нами, растворяясь по мере приближения. Облака вели себя как живые существа: они двигались, клубились, как закипающее варево. Казалось, это дышит гигантское живое существо.

Опять я стал впадать в антропоморфизм. Привычка видеть во всем живое распространена среди первооткрывателей. Я сделал себе суровое внушение. Оставим метафоры поэтам и романтикам вроде Маргариты. А я - ученый, и этим все сказано.

«Конечно,- хмыкнул насмешливый внутренний голос.- Играешь в большого ученого. Настоящий ученый гонялся бы сейчас за данными, как тигр за ланью».

«И пропустил бы такое зрелище?» - возразил я сам себе.

Теперь мы погружались в облака, словно субмарина в море, исчезая с поверхности. Желто-серые облака скользили перед моими глазами и новые туманные горы вставали в иллюминаторе. Мы опускались все глубже и глубже, в вечные и вездесущие сернисто-кислые облака Венеры.

Качка в самом деле поубавилась, но не настолько, насколько бы этого хотелось. А может, просто начинаешь привыкать к постоянному колыханию и верчению. Мы обрели почву под ногами, пусть зыбкую. Мы обрели ее, Венеру.

Было в этом нечто сверхъестественно-жуткое - плыть в сплошном тумане. Вот уже несколько дней в иллюминаторах была все та же пустота. Серая пелена облаков, не зажженных солнечным светом, как воды морских глубин. Мне хотелось пронзить их взглядом, эти облака, забраться туда, где можно было подключить к делу телескопы, чтобы поскорее отыскать место аварии.

Однако тщательно разработанный план миссии предписывал набраться терпения, и, несмотря на мое желание, его необходимо было придерживаться. Следовать плану - значило преуспеть. И остаться в живых. Теперь мы находились над территорией, не отмеченной на картах. Мы должны были убедиться, что системы «Геспероса» работают четко и отлаженно.

Громадный газовый пузырь, подвешенный у нас над головами, был заполнен вакуумом. Его люки оставались открытыми все время нашего полета с земной орбиты. А затем, когда мы вошли в венерианскую атмосферу, их плотно задраили. Что может быть лучше в качестве плавающего средства, чем вакуум? Не забывайте про плотность облаков!

Сейчас мы понемногу заполняли пузырь газообразным водородом, качая его из сернисто-кислых облаков с помощью синтезаторов. В процессе синтеза отделялся нужный водород и освобождались ненужные сера и кислород. На земле такая «фабрика» водорода могла бы сработать, как бомба, в любой момент, но в атмосфере Венеры практически не содержится свободного кислорода, так что не существует никакой опасности взрыва или возгорания. Корпус пузыря был выполнен из прочной металлокерамики, более легкой, чем любой металлический сплав.

Заходя все глубже в облака и продвигаясь ближе к поверхности, мы могли проветривать полученным кислородом воздух, понемногу заменяя им углекислый газ. Когда же придет время подниматься, мы снова разделим углекислоту на составные углерод и кислород, первый выкачаем за борт, а более легкий кислород поднимет нас вверх, как на поплавке. Когда мы поднимемся выше, придется снова расщеплять сернисто-кислотные молекулы облаков и заполнять наш пузырь водородом.

Мы проверили оборудование: синтезаторы работали превосходно, раскалывая молекулы, как орешки. Первая проверка прошла еще до старта, теперь же внутри «пояса Венеры» - окружающего ее облачного массива -мы подключили их к производству водорода из окружающей среды.

Чем глубже мы погружались, тем большее возбуждение охватывало меня, да, наверное, и остальных членов экипажа. Я был просто счастлив, что оборудование действует безотказно. Не хотелось бы застрять на поверхности планеты, с обгоревшими пятками, не имея никакой возможности вернуться. Поэтому перед посадкой мы зависли в облаках, еще раз проверяя и испытывая наши системы.

Мне стало казаться, что чем ближе к цели, тем больше мы топчемся на месте, как корабль, севший на мель. Нас окружали облака. Но вот какой-то внезапный сильный поток подхватил нас вместе с гондолой, так что она заскрипела, как какой-нибудь древний «Летучий Голландец», заодно чуть не выворотив мои внутренности.

Из головы не шел Фукс, но, судя по сводкам из МКА, он тоже двигался наугад. Он вошел в атмосферный слой за несколько часов до нас, но ненамного при этом продвинулся в сравнении с нами. Как и мы, он витал в верхних слоях облачного массива, облетая планету на сверхротационных ветрах.

- Он не дурак,- сказала мне Дюшамп, когда мы сидели в нашем по-спартански тесном камбузе - единственном месте на «Гесперосе», где двое-трое могли усесться рядом, не считая разве что капитанского мостика.- Ларе сильно рискует, но только когда понимает, что ставки в его пользу.

- Вы так хорошо его знаете? - удивился я.

Едва заметная улыбка появилась на губах капитана.

- Да. Мы с ним старые приятели.

- Приятели? - Я почувствовал, как мои брови ползут вверх.

Ее улыбка растаяла.

- Я познакомилась с ним как раз в то время, как он потерял свой бизнес и жену. Отчаянный он парень. И злой до чертиков. Он никак не мог прийти в себя от того, что в жизни все может быть отнято так просто. Все, что он построил за долгие годы: собственное дело и семья - все пошло прахом.- Капитан хмыкнула. Я так и не понял, усмешка это или сожаление. По выражению лица я догадывался, что Дюшамп прекрасно знает, что и работу, и жену отнял у Фукса мой отец. Но она не сказала этого. Достаточно и того, что мы оба об этом знали.

- Но ведь он же сумел подняться? - вдруг ляпнул я.- Какие-то там разработки, шахты на астероидах? Или у него ничего так и не получилось?

Дюшамп посмотрела на меня долго и выразительно, как университетский профессор на безнадежно тупого студента.

- Да,- сказала она.- У него не получилось.


Загрузка...