Вельтаншаунг. Уровень первый

Солнце за нас!

Локация: босс уровня

Удивительное дело: обе синие двери вели параллельными коридорами в одном направлении. Что за извращенная логика? К чему это пиршество архитектурной фантазии? Как, вообще, можно было додуматься до подобного абстракционизма?

Я шел правым коридором, испытывая странную тревогу, мол, в любой момент сквозь тонкую перегородку ко мне протянется костлявая длань с лопатой, зажатой в руке, и прохрипит загробным голосом: «С тебя, шпион, должок-с!»

Глупый, конечно, страх, необоснованный. Но я жался у стены, рядом с которой, по моему мнению, было безопаснее, и слышал, как стучат мои зубы.

И только потом я осознал, что это не от пережитого ужаса, а от нарастающего холода, который змеился по полу, словно впереди меня ждала глыба арктического льда.

Припомнился враг человеческий, замороженный в самом сердце земли да еще эта надпись над входом в Ад «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Впереди зияла чистотой синяя непробиваемая дверь. Слева мигал огоньками пульт управления. Нужно было знать код доступа.

Пришлось вернуться и обследовать второй коридор.

Здесь картина была той же. Только на двери был еще выгравирован знак: козья морда в перевернутой лучом вниз звезде. Это походило на сдерживающую магическую печать.

Чем тут фашисты занимаются? Вызывают духов, упражняются в чтении запретных гримуаров? Очень похоже на то.

На полу, в сторону двери с рисунком, вели следы волочения, местами проступала плохо замытая кровь. Это говорило только об одном: немцы так боялись того, кого сдерживали, что даже побоялись тщательно убираться.

Значит, тот, кто по ту сторону, иногда выскакивает из заточения, хватает зазевавшегося охранника и тащит к себе в логово, чтобы скушать бедолагу с комфортом.

Может быть, мне туда вовсе не надо? И, потом, если все так и есть на самом деле, становится ясно, почему фашисты стояли ко мне спиной. Я попятился, но было слишком поздно.

Адская тварь почувствовала кровь на моих руках или услышала шум шагов, и стальной массив дверей колыхнулся, печать изогнулась волнами, точно металл был парусом, надуваемым изнутри ветром. А потом щелкнули засовы. В открывшемся проходе показался мутант.

Это был гибрид человека и козла, напоминавший более мифического минотавра, чем Пана. У него не было копыт на ногах — это я отметил сразу, ибо монстр явился босым. Ноги, как и все тело, поросли густой рыжей шерстью. Кулаки чудища были размером с мою голову. Слегка приплюснутую, обезьянью башку венчали изогнутые турьи рога, меж которых сияло синее свечение, напоминавшее электрические разряды. Вот почему его так боялись — это был ходячий электрический стул! Стоит ему коснуться рогами живого человека и все — шашлык без вертела на ужин ему обеспечен. Без долгих церемоний чудовище нагнуло голову и кинулось на меня.

— Забодай тебя комар! — бросил я в сердцах, выпустил в мчащуюся на меня тушу все патроны и понял, отчего фашисты так боялись мутанта.

Рогатый, продырявленный точно перфокарта, явно испытывал боль и от этого приходил еще в большую ярость. Он был живым, но наделенным чудовищной силой.

Мгновение, и беснующееся животное настигло меня. Времени на перезарядку не осталось. Я ударил автоматом противнику по морде. Тварь выхватила оружие у меня из рук, что было неожиданно. Счет пошел на секунды.

Пусть враг рогат и кажется бессмертным, но его явно вылепили при помощи генной инженерии. В основе, пусть модифицированное, улучшенное, но все-таки — тело неандертальца, а, может быть, даже и человека.

Я выхватил нож и трижды ударил в сердце. Так валят диких кабанов: один неточный удар — и твои кишки свинья тут же намотает на свои клыки.

Чудовище недоуменно остановилось. Глаза, налитые кровью, вдруг изменились. Разряды синих молний между рогами померкли. И мутант закричал. Дико, как летящий в пропасть зверь, уже осознавший неизбежность смерти.

От этого вопля я чуть не оглох, но глаз с противника не спускал. Зверь сделал последний шаг, судорожно сжал правый кулак и завалился в сторону.

Я отер рукавом пот со лба.

Зверь оказался сильным, умным, он умел открывать двери и запираться изнутри, был быстрым, но, по всей видимости, — неуправляемым. Понятно, почему его здесь держали.

Ясно же, что нацисты выводили новую расу солдат. Арийцам необходимо было пушечное мясо, снабженное не только мускулами, но и парой извилин, чтобы выполнять поставленные перед ними задачи. С силой они даже переборщили, а вот мозги — они либо есть, либо их уже съели местные зомби.

Что ж, я узнал столько мерзких тайн, что если где-то обнаружится выход из этого вертепа, нужно будет сразу «рвать когти». Вот только бы найти эту заветную дверцу! Поди, она скрывается в каморке папы Карло под холстом с нарисованным на нем кипящим котлом.

И в животе сразу заурчало.

Не надо было думать про еду! Всегда так: когда приходишь с тренировки в служебную квартиру — есть обычно не хочется, приходится утром выбрасывать пропавшую провизию. Но как только понимаешь, что гипотетически не сможешь утолить голод, тут же сводит желудок.

Зверь был повержен. Распахнутая дверь с намалеванной козьей рожей в пентаграмме звала заглянуть внутрь. Ну, вот что там может быть? В лучшем случае — жилище убитого. В худшем — портал между мирами. Например, лаз во вселенную снов.

Конечно, нет никаких магических дверей, но здесь, в твердыне нацизма даже невероятное вдруг оборачивается очевидным!

Нужно бежать отсюда, сломя голову, но что манит меня туда, откуда выходят рогатые монстры?

Эх, была, не была!

Я поднял автомат. Зарядил его.

Перегнал пули из нескольких наполовину разряженных «магазинов», собрав два полных запасных рожка, которые тут же запихнул за пояс. Боеприпасы лучше иметь под рукой, а не в рюкзаке.

Помедлил. Перекрестился. Плюнул мертвецу между рогов. Двинулся вперед.

Локация: тайна рогатого босса

Это было настоящее логово зверя. Видимо, когда-то комната принадлежала офицеру, но с ним что-то приключилось. Похоже, его предали, оклеветали, заключили под стражу. Что ж, в последнее время такое творится повсюду, в каждом государстве. Все грызутся за власть, впиваются в горло друзьям, чтобы просто выжить в этом безумном мире.

Да и чем можно объяснить присутствие в убежище твари парадного портрета Гитлера, а также прикрепленные к стене стеллажи с затрепанными, читанными много раз томиками? Тот, кого я убил, вряд ли понимал, зачем нужны книги.

В комнате стояла аккуратно заправленная кровать, но монстр, видимо, спал на полу, явно чего-то опасаясь. Шерстяное одеяло было расстелено прямо на ковровой дорожке. Более того, на половых досках из-под настилки отчетливо виднелись следы мела. Это был самый настоящий защитный магический круг.

Выходило, что, еще находясь в человеческом сознании, фашист боялся демонов даже больше, чем своих товарищей. Видать, страхи его были обоснованными. Нацистам все-таки удалось вселить в тело этого человека иную сущность, паразитировавшую на мозге и качественно изменившую и мыслительный процесс, и строение скелета, и всю физическую форму. Видать, не помог нацисту белый круг…

На тумбочке стояла миска и стакан. Выходит, монстр умел пользоваться посудой.

Когда же над этим бедолагой начали ставить опыты?

А вот и разгадка: над изголовьем кровати висел наградной кинжал штурмовых отрядов SA. Я вытащил клинок. Так и есть: «In herzlicher Freundschaft. Ernst Rohm»[18]. Имя предателя Рема не затерто. Значит, мужчину арестовали до «Ночи длинных ножей». И он томится здесь не более девяти лет.

Выходит, проект по созданию сверхчеловека был развернут давно. И то, что немцам годами удавалось скрывать свои наработки — очень плохо. Как только они поймут, что я видел их «первый блин», живым меня отсюда не выпустят!

Ну и зачем я пробивался сюда с боем? Ради какой такой радости?

Я заглянул в ванную, что, как в любом гостиничном номере, совмещена с туалетом. Под краном на полочке стояла щетка и тюбик с зубной пастой. Мыло еще влажное — им пользовались!

Выходит, немцы и сами не знали, что физические метаморфозы не задели самосознания подопытного. Похоже, преданный партией и родиной, он мстил своим создателем, прикидывался безумным убийцей, к которому никто не входил, а сам, тем временем, вел человеческую жизнь.

Вот только он чего-то боялся. Одеяло, расстеленное на полу, означало лишь вечную готовность вскочить и начать битву за свою жизнь.

И еще: если он и убивал охранников, то совсем не похоже, чтобы он ел человечину. В тумбочке я обнаружил запас консервированных продуктов, но брать их побоялся. Немцы вполне могли натолкать в них гормоны, из-за которых у меня самого могут вырасти рога.

Складывалось ощущение, что тела поверженных монстром охранников забирала некая сущность, превосходящая по силе самого хозяина комнаты. Иной зверь приходил неясным путем, как чертов Хирт через невидимые двери или даже сквозь магические порталы. Впрочем, это мог быть и неуловимый профессор. А в руках у него было то, чего боятся звери: живой огонь, к примеру. Или оголенный провод под напряжением на конце.

Может, мне вовсе не померещилось, когда я видел фантом ангела с перебитым крылом? Возможно, призраки невинно убиенных шастают здесь всюду, принимая разнообразные облики. Или их специально создают? Или они возникают как блуждающие фантомы электрических разрядов? Вдруг эти призраки сходны с молнией, только образованы из иного, неизвестного нам вида энергии?

Вдруг рядом что-то зашевелилось. Я дернулся, но не выстрелил, сдержался.

«Мяу!» — отчетливо сказали за стеной.

Я нагнулся к вытяжке. Вентиляционная труба, закрытая чугунной решеткой имела выход не на потолке, как обычно, а снизу. И болты крепежа ее уже скручены. Я вытащил решетку — она свободно вышла. Видно, открывали часто.

В трубе, как я и предполагал, сидел мой старый знакомец. «Фигаро там, фигаро тут!» — подумалось мне.

Кот вышел на свободу, встряхнулся, распушился, вздернул хвост и горделиво отправился прочь из ванной внутрь комнаты.

Я заглянул в трубу: она шла и вверх, и вбок под углом 90 градусов, так что котам здесь разгуливать очень даже комфортно. И дыра солидная, больше дымохода. Вот только я туда никак не помещусь, а жаль.

Кот прямиком отправился к книжному столу. Я двинулся следом. Там, сбоку, стояли два блюдца: с едой и водой. Хорошо же он тут устроился! Всюду его любят и ждут!

Ящики письменного стола не были закрыты, я сунул в них нос и увидел массивный бронзовый ключ. Интересно, что им открывается? Таскать с собой лишний груз — испытывать судьбу. Но я все-таки пихнул находку в рюкзак и неожиданно почувствовал себя сорокой, которая тащит все блестящее.

Кот наелся, подошел к книжной полке и отвалился в блаженной истоме.

В прошлый раз местный любимец опрокинул для меня фляжку с целительным зельем. Вдруг и сейчас он явился не случайно. Он как будто мой тайный поводырь по замку. Звучит забавно, но лучше разговаривать с котами, которые гуляют то «по цепи кругом», то «сами по себе», нежели с собственным отражением или с призраками.

— Ясновельможный пан кит! — сказал я с самым невозмутимым выражением на лице. — Будь ласка, укажи дорогу до хаты.

Зверь открыл один глаз и вопросительно уставился на меня.

— Ну, на хауз. Ферштейн[19]?

Лохматая бестия не понимала. Более того, зверь зевнул, показывая острый язычок. Он что, дразнится?

Стоп. Коты не разговаривают и не улыбаются, кролики не носят часов, черные королевы не…

Все, хватит!

Я развернулся, чтобы покинуть последний приют фашистского офицера, обернувшегося монстром, как заметил, что одна из книг слегка выдается среди остальных.

Только я коснулся выпирающего вперед корешка, как томик сам прыгнул мне в руки. Я раскрыл книгу. В середине, в вырезанном скальпелем потайном кармане прямо в центре страниц, лежала красная коробочка со свастикой. Кто бы сомневался!

В коробочке оказалась металлическая пластинка с выгравированным на ней числом. Ладно, авось пригодится.

Я помахал коту на прощанье:

— Сдается мне, я тебя еще увижу.

Кот заурчал. Наверное, он был только сытым, но мне показалось, что он понимает и одобряет ход моих мыслей.

Я покинул комнату и решил попробовать набрать код в соседнем коридоре. Чем черт не шутит: вдруг это подсказка?

Локация: запретная комната

Я стоял в узком синем коридоре перед таинственной дверью с кнопками и вводил цифры кода с той самой железной пластинки, которую зачем-то прятал среди книг монстр.

Если вдуматься, я совершал странные поступки, но обычная логика здесь не работает. Тайные послания были разбросаны в замке на каждом шагу, нужно просто замечать их и правильно понимать.

Шифр подошел. Да, это оказался тот самый код, который вполне осознанно подсказал мне немецкий кот. То фляшка, то пароль… Может быть, зверь тоже ненавидит фашистов, потому что они замучили его хозяев и теперь тайно мстит проклятым живодерам?

Дверь тем временем плавно ушла в стену, образуя проем овального люка. Это напомнило подлодку.

Внутри горел свет. Бубнило радио. Хор мальчиков благоговейно выводил:

«Deutschland, Deutschland über alles,

Über alles in der Welt!»[20]

Правильно, а что еще могут транслировать при фашистском режиме?

Удивляло другое. Я не видел ни одного охранника. Это была просто комната со столом посередине, со знаменами, расставленными по углам. И она пустовала. Вот это и непонятно. Что-то здесь нечисто. Зачем запирать вход в одно единственное помещение, в котором не было даже пыли?

Я осмотрелся. В одном углу лак на полу блестел не так парадно, как в других, словно туда часто ставили провинившихся размышлять на досуге о своем недостойном поведении.

Не задумываясь, я проследовал к этому углу и простучал стены. Так и есть! От одного из моих ударов, блок стены дрогнул и отъехал, освобождая проход. Как немцы все-таки любят все тайное!

Я сунулся в полумрак, в надежде найти если не золото нацистов, то хотя бы секретную документацию по исследованиям дальности полетов крылатых ракет. Я уже был в радостном предвкушении, как раздался треск автоматной очереди.

Вот гнида! Он давно стоял здесь, в сумраке этого тайника и ждал, когда я сунусь в его хитроумную засаду. Боль обожгла плечо. И все же я успел ответить.

Немецкая атака захлебнулась. Эсесовец рухнул к моим ногам. Однако и я истекал кровью. На этот раз задели меня основательно. Я как стоял, так и сполз по стеночке, экономя последние силы.

Я торопливо сдернул с плеч рюкзак, поморщился от боли, вытряхнул все содержимое прямо перед собой. Схватил заветную фляжку с магическим регенерирующим зельем, отвинтил крышку и с ужасом обнаружил, что удача отвернулась от меня. Питье кончилось. Не было ни капли! Вот это я попал!

Нужно извлечь застрявшую пулю и перевязать рану. Но силы стремительно покидали меня. Не ожидал, что встречу свою смерть так глупо. Я надеялся выйти отсюда и вынести из замка все его магические и реальные тайны. Видно — не судьба.

Я оглядел свой малочисленный скарб. Взгляд упал на жестяную коробочку, которую перед смертью подарил мне польский ученый. Что ж, умирать, так с высоко поднятой головой. Что мне мог передать заключенный? Если это особый яд, то сейчас он как нельзя кстати; если секретные разработки, то, тем более они не должны достаться врагу!

Меня начало лихорадить. Поди, у этого последнего чокнутого фашиста были особые пули, пусть не серебряные, но ядовитые. Он их замачивал в трехлитровой банке с ядом кураре, точно малосольные огурцы. Сил даже на улыбку не осталось.

Я макнул палец в порошок, сунул в рот.

Нужно доесть порошок! Но яд явно уже попал в кровь. Руки и ноги онемели.

Ничего-то я не успел: дерево не посадил, дом не построил, ребенка не воспитал. Только убийц убивал, чтобы это все вместо меня могли сделать те, кто выживет в этой войне.

Я завалился вбок, понимая, что это — мои последние мгновения. Слезы выступили из глаз, точно я разрезал свежую луковицу. Наверняка, это — побочный эффект яда.

Я еще подумал: «Лишь бы не обмочиться напоследок. Только бы не дать тем гнидам, что найдут потом мое бездыханное тело, глумиться, показывать на труп пальцем и заявлять, что все антифашисты «сыкуны и трусы»».

Секунда. Другая. Третья…

И в голове взорвался фееричный салют!

Я ощутил, как онемение сползает с меня, точно сброшенная гадюкой кожа. Это было и противно, и радостно.

Это казалось чудом.

Так вот что дал мне польский ученый! Мощнейшее средство от ядов! Господи, как тут не уверовать в провидение, что ведет нас сложными путями к неведомым нам самим целям!

Я поднялся. Голова болела. Тошнило, но все-таки я был жив!

Я аккуратно закрыл коробочку с белым порошком, сунул ее в карман штанов — такая вещь должна быть постоянно под рукой, так же, как и оружие.

Потом я сложил разбросанные вещи обратно в рюкзак, забрал у мертвеца рожок с пулями, вставил его в свой автомат. Мне еще пригодятся ядовитые патроны!

Потом я нашарил на стене выключатель. Лампы тихо загудели под потолком.

В двух шагах от трупа охранника оказалась дверь. Так вот как он попал сюда! Не думаю, что дальнейший путь будет легким, но дорогу осилит идущий!

Я пнул дверь ногой, ворвался в новое помещение.

Они меня ждали. Опрокинув канцелярские тяжелые столы, прячась за ними, как за щитами, они держали оборону так, словно отступать им некуда, будто позади — Берлин.

Я тоже был готов к трудностям, но баррикады образовывали кольцо вокруг входа. А за теми, кто прятался, стояли еще матерые эсесовцы в гимнастерках с закатанными до локтей рукавами. То, что они были одеты не по уставу, выдавало их элитную избранность. Нет, тут без гранат не пройти. Но где их сейчас взять? А еще подошел бы фугас или гранатомет.

Мгновенно оценив ситуацию, я метнулся обратно, в тайный проход, упал за труп еще не остывшего фрица, прикрываясь им, приготовился дорого продать жизнь.

Но немцы не спешили. Они прошили дверь очередями, сделав из нее гигантское сито, но ко мне не совались, даже не пытались. Похоже, они охраняли здесь что-то ценное. Только бы не оказалось это каким-нибудь священным слюнявчиком маленького Гитлера… Погибнуть за подобную чушь было бы совсем обидно.

А потом я услышал треск настраиваемой рации: «Лазутчик, как вы и предполагали, гер бригаденфюрер, проник именно со стороны потайного эвакуационного пути из особой третьей лаборатории. Если он смог дойти до нас живым, то — очень опасен. Думаю, все наши патрульные уже мертвы. Прошу на помощь людей».

«Людей он просит, — мстительно подумалось мне. — Правильно, сами-то давно уже звери дикие. А без нормального человека и бутылки водки здесь уже и не разобраться. Сейчас слетится со всех сторон воронье!»

Тактика фашистов всем известна. Они больше «свиньей» не ходят, но в душе так первобытными кабанами и остались. Нынче они применяют тактику, которую надо бы назвать «гиенами». Подкрадываются со всех сторон, как тати в ночи, окружают, берут «в котел», точно мы грешники, а они — черти, приставленные к этим кипящим чанам, и только тогда атакуют.

Теперь, когда впереди — засада, позади уже бегут эсесовцы, проскочить вряд ли удастся. Я — в просматриваемом со всех сторон коридоре. Где меня искать — любому нацисту понятно. Трупы, оставленные в коридорах, разложены, как указатели: «Там, там спрятался Хома! О, поднимите же фашистскому Выродку веки!»

Я поднялся и со злости врезал кулаком в стену: «Что делать?!»

Конечно же: обследовать все вокруг! Вдруг есть еще потайные механизмы? Если не найду новой двери, то хотя бы смогу нырнуть в очередную раскрывшуюся нишу, из которой можно будет отстреливаться. Не сровняют же они с землей тайные лаборатории в подвалах старинного замка!

Я кинулся простукивать стены.

За прострелянной дверью засмеялись: презрительно, с вызовом. Они слышали, как я метался в их мышеловке. Похоже, не было здесь больше тайников. Лимит чудес исчерпан!

Но я не сдавался. Я уже ни на что не надеялся, просто механически выполнял единственное, что еще мог делать. Но потом я услышал позывные. С немцами за дверью связались умники из штаба.

И до того, как радист принял сигнал, я уже знал, что меня решили уничтожить. Это, точно, был приказ стрелять на поражение. Им больше не нужны показания шпиона, они предъявят мой труп миру и объявят меня лазутчиком той страны, какой им будет выгодно.

Они как будто хотели отомстить хотя бы одному врагу за сорванный «Блицкриг», за то, что Вермахт увяз под Москвой, за партизан — за все.

Немцы народ пунктуальный до тошноты. Они любят механические игрушки больше живых людей. Не удивительно, что именно их нацию выбрали для войны за мировое господство. Но то, что им не нужны больше показания пленников — вовсе на фашистов не похоже.

Тут я споткнулся, растянулся на полу, и как раз вовремя.

Принимаемый нацистами приказ я не услышал из-за грохота стены, разламываемой мощными ударами изнутри.

Не поднимаясь, я с ужасом смотрел, как та сторона коридора, которую я ошибочно считал безопасной, содрогается, крошится.

Ба-бах! — и солидный кусок кирпичной кладки вылетел в коридор, приземлившись в метре от меня.

Под синим кафелем, оказывается, скрывался красный кирпич. Он сейчас алел, как кровь, словно замок был живым существом, а я и фашисты, не смотря на нашу вражду — были для живого здания вредителями, бактериями чумы: я — красной, немцы — коричневой.

Еще удар — и в проломе показалась гигантская рука. Это был еще один искусственно выведенный мутант. Да их здесь целый инкубатор, и все они — недоделанные! Вот откуда здесь столько охраны.

Уж не знаю, что за моча ударила в голову этому верзиле, но он точно не хотел, как его товарищ, ходить за завтраком через двери. Ему забавнее шастать сквозь стены. Наверное, это казалось ему смешным или даже волшебным. Поди, он представлял себя невидимкой, бесшумно скользящим по замку.

Еще удар — и гигант протиснулся в образовавшийся пролом. Меня он не видел, потому что обращен был лицом к дверям.

Фашисты тоже не ждали, когда к ним вломится суперсолдат и даст всем прикурить. Дверь распахнулась. На пороге лежали фрицы у пулемета. Тра-та-та-та!!!

Зря они так с добрыми, пушистыми силачами, похожими на троллей: как внешне, так и по умственному развитию.

Один немец вдохновенно всаживал в мутанта пули, другой — направлял ленту: они хорошо смотрелись в паре.

Не успел я поднять головы, как автоматчики хлынули в дверь, точно тараканы. Мне даже показалось, что один из этих ухарей даже шевелил рыжими усами, точно заправский прусак.

Да их там не меньше чертовой дюжины набежало на одного единственного гиганта, нечаянно сломавшего стенку, да на меня, мимо проходившего. А мне нужно-то было в три часа ночи, в целях повышения самообразования, пройти в их секретную библиотеку.

Грохот стоял такой, точно я снова оказался на передовой, и враг предпринимает очередную атаку. Шквальный огонь не давал возможности приподнять голову. Все солдаты были поглощены расстрелом собственного же чудовища. Похоже, на меня вообще не обращали внимания.

Гигант разозлился. Внезапно он подпрыгнул, точно обезьяна, ухватился за люстру, качнулся вперед и в прыжке преодолел разделявшее его от убийц расстояние.

Хрясь! — во внезапно наступившей тишине я услышал, как хрустнули сломанные шейные позвонки — это «гость» приземлился на шею пулеметчику.

А потом снова раздались автоматные трели, вопли обреченных, размазанных по стенам, гортанные крики команд. Но все это не спасло фашистов.

Вырвавшийся из заточения сверхчеловек обладал еще большей выносливостью, чем его погибший собрат. Через пару минут весь коридор был в пятнах расплескавшейся крови. Гигант разрывал немцев пополам, точно кукол. Он расшвыривал автоматчиков, словно те были оловянными солдатиками. И эсесовцы с перекошенными лицами сползали по стенам.

Еще минута и победитель перешагнул через мертвецов, скрываясь в той заветной комнате, куда меня не пустили.

Выбора особого у меня не было. Не ходить же следом за обиженным чудовищем.

Я метнулся в пролом стены, оставшийся от сбежавшего, и оказался в комнате, бывшей логовом монстра. На полу здесь были собраны в кучу обглоданные кости и лохмотья съеденных людей. Этот «продукт генной инженерии» уже не читал книг, не ел из посуды: кости лежали грудой возле «гнезда» и нещадно смердели. Возможно, именно для этого собрата первый рогатый зверь и убивал нацистов.

Из комнаты вели две двери: уже выбитая бронированная и еще одна железная без ручек, запертая.

Во взломанную дверь — соваться боязно. Я вытащил найденный в комнате первого монстра ключ и вставил его в скважину. С удивлением обнаружил, что моя догадка оказалась верна.

Когда я шагнул во мрак открытой двери, то услышал топот рвущихся к месту трагедии немецких солдат. «Жги напалмом! Не жалей газа!» — истерично кричал начальник, видимо вслед подчиненным. Он задыхался, вероятно, не приучен был к физическим нагрузкам.

Я успел повернуть за собой ключ и отпрыгнуть от запертого входа. Притаился: не дай бог, услышат шорох! Они ведь тогда просто вынесут дверь!

А потом сквозь скважину проник запах жженых волос, ногтей, плоти. Фашисты, и в самом деле, выжигали все вокруг себя, точно в замке разбили колбу с улучшенным вирусом чумы или сибирской язвы. А в том, что вирусы в замке хранили — в этом у меня сомнений не было.

Запах гари и вони усилился. Меня затошнило от смрада, заполнившего все вокруг. Я задержал дыхание и закрыл нос руками.

Потом я услышал шаги. Фашисты проникли следом за мной. Они исследовали комнату дюйм за дюймом. Жар усилился, видимо, они выжгли все вокруг себя. Да, без противогаза и без специальной защиты нацисты в этом чаде сами бы далеко не продвинулись.

Сейчас, тем более, нужно замереть.

Где-то далеко заревел от боли дикий зверь. Значит, они встретились: безумные ученые и выведенный ими мутант. И, похоже, фрицы взяли реванш.

Я не слышал больше шагов, но чувствовал чье-то тягостное присутствие. Они как будто караулили, чувствовали меня.

Нельзя поддаваться панике! Я прокусил губу до крови. Глотнул гари и снова задержал дыхание.

Глаза слезились от наползающего дыма. Нет, ждать больше нельзя, а то можно так тут и остаться. Не хватало еще, чтобы эта группа зачистки под конец и газ пустила.

Но мне повезло. Только я собрался двинуться, как различил тяжелые шаги отступающих врагов. Потом они еще шуршали плащами в проеме, вылезая обратно в свои синие коридоры.

Выждав пару минут, я осторожно двинулся прочь во мраке, натыкаясь на стены.

И вот что плохо: не было здесь ни кирпича, ни кафеля — лишь влажная земля да выпирающие местами клубки корней. Очень хотелось верить, что это — средневековый тоннель, ведущий за стены замка. Ведь он должен быть! Но я старался не обнадеживать себя, чтобы не испытать потом ужас разочарования.

Даже если окажется, что заброшенный тоннель рылся под канализацию, сейчас-то здесь нет сточных вод. Более того, каждая дорога куда-то ведет.

Но куда?

Локация: склад провизии

Чем дальше я продвигался во тьме, тем чище становился воздух. Влага, выпадавшая конденсатом, прибивала ползущий за мной едкий дым. Это была большая удача. Чем дальше я продвигался, тем легче становилось дышать.

Тоннель то сужался, то раздавался вширь, словно рабочие, рывшие его когда-то, были в состоянии опиумного опьянения. Возможно, это просто были следы обвалов из-за близости рва.

Вероятно, где-то рядом протекала и подземная река. Могли трудиться кроты. Но лишнюю землю, по всей видимости, отсюда периодически выносили. Значит, об этом ходе знают, но электричество не провели, облицовку не сделали. Почему?

Возможно, это старались повстанцы, желавшие выкрасть представителей «улучшенной» бойцовой расы арийцев. Но антифашисты, как только в замочную скважину своих героев увидели, — желание кого-то спасать сразу и пропало.

А если серьезно: ну, какие заговорщики могли закрыть тоннель дверью, отпирающейся из комнаты чудовища? Нет, это фашисты постарались. И света здесь нет потому, что если монстр вздумает ворваться сюда — далеко не забредет. Звери бояться тесноты, темноты и огня.

Стоп!

Меня обожгло предчувствие.

Если этот тоннель предназначен для дрессировщиков, кормящих монстра, то, наверняка, предусмотрены и ловушки, отпугивающие зверей. И если кормить чудовищ приходили этим путем, то свет их фонаря должен высвечивать то, что скрывает мрак.

Не успел я подумать, как из стены вырвалось пламя. Я отпрянул, а потом засмеялся. Огонь был ненастоящим. Напоминал бенгальский: много шума, искр, но никаких ожогов. Да, то, что нужно.

Вот только если немцы своих убийц создавали не из глины, точно големов, а из людей, то зачатки интеллекта никуда не делись. Рано или поздно твари сообразят, что огонь не жалит. Значит, впереди должна быть еще, как минимум, одна ловушка, на этот раз настоящая.

Не успел я об этом подумать, как механический голос, точно с грампластинки, предупредил: «Ни шагу вперед!»

Это что-то новенькое. Наверное, я задел нить, которая держала в подвешенном состоянии иглу граммофона, та опустилась, механизм заработал. Но ведь чудища не понимают человеческую речь. Или я не прав?

Рисковать не хотелось.

Я снял ремень и кинул его перед собой. Вжик — из стен с обеих сторон выскочили мечи, со свистом рассекшие воздух. Нет, здесь не проскочить. Тем более, не видно, на каком расстоянии друг от друга мелькнули лезвия.

Но раз люди здесь ходят, стало быть, механизм непременно отключается. Я начал простукивать и обшаривать стены. На уровне глаз я нащупал выключатель, нажал кнопочку. Полумрак озарился светом ламп.

Я стоял на границе природного тоннеля и усовершенствованных коридоров подземелий. Меня встречала красная кирпичная кладка, значит, скоро будет и выход. Проемы для мечей: по четыре с каждой стороны. Да, нашинкуют мелко.

Я посмотрел на испорченный ремень, разрезанный на лоскуты, валявшийся на земле и подумал, что скоро добуду себе новый, немецкий: сниму с первого же убитого нациста. И все же я ощутил чувство утраты.

Странно, мы так прикипаем к обычным предметам, которые окружают нас повседневно, что они перестают быть вещами, а становятся фрагментами воспоминаний о ком-то или о чем-то. Вот и этот ремень я носил на счастье, суеверно считая, что он спасет мне жизнь. По сути, так и произошло. Я встряхнул головой, чтобы разогнать несвоевременные мысли и тут только увидел рубильник.

Господи, как все просто!

Я поменял положение рычагов и швырнул вперед рюкзак. Мечи остались в тайниках.

Я торопливо бросился вперед, на бегу подхватил рюкзак и, миновав, опасную зону, остановился с безумно колотящимся сердцем. На уровне глаз снова оказался выключатель, ниже которого находился второй рубильник для включения механизма с мечами. Пожав плечами, я нажал и на кнопочку, и на рычажки.

Тоннель снова погрузился во мрак, но это уже не имело значения, потому что, преодолев опасную зону, я уперся в обычную деревянную дверь. Хотелось верить, что по ту сторону меня не ждут автоматчики.

Собравшись, проверив, снят ли предохранитель, я пнул дверь сапогом, ворвался в новое помещение и закричал:

— Стоять, ять, бояться!!! Всех убью, один останусь.

— Was ist das?[21] — удивился благообразный упитанный мужчина с аккуратными бакенбардами, откладывая в сторону журнал «Сигнал».

Это был первый мужчина в замке, который не носил формы и оружия. Судя по тому, что он был в белом переднике, передо мной был повар.

— Это вы — господин сбежавший шпион? — невинно поинтересовался хозяин.

Я растерялся.

— Фрау Грюнвальд и фрау Блоксбери мне все уши прожужжали о том, как вы пощадили фрейлин Изольду. Не думайте, господин шпион, что все немцы звери и фашисты. Пойдемте, молодой человек, я вас накормлю. Да и ремень вам понадобится. Вы же, как мальчишки, вечно всюду носитесь с полными ранцами, набитыми карманами, да и за пояс надо напихать пистолетиков. Что ж, я понимаю, у самого трое сыновей. Представляете, они пошли служить в СС, потому что у них была самая красивая военная форма в мире. Ну не сороки ли? Они же меня сюда и пристроили.

— Помолчите! — рявкнул я. — Где мы? Сколько солдат рядом?

— Таки вы удивитесь. Мы в подсобном помещении кухни. Выхода на улицу или на помойку отсюда нет. Понимаю, вы очень на это надеялись, но увы… Зато и охраны нет. Солдаты сыты. Женщин я отпустил до шести вечера. Ну, знаете, у нас ведь вчера обрушилась лестница в башне. Конечно, это всех напугало. Патрули усилены, но они все наверху, потому что под нами — только ад. Так что для вас — проход свободен.

Я помялся:

— Вы предлагали провизию. Серьезно?

— А разве вы не человек? Нашим шелкоперам, я вижу, не удалось вколоть вам их чудовищную вакцину. У вас две руки, две ноги. Посередине, надеюсь, мозги. Мы похожи. Я ни с кем не воюю. Мне просто нужно выжить. Отчего бы мне не накормить вас? Может быть, вы никогда не выберетесь из нашего замка. А большего я для вас сделать и не могу.

Я проследовал за главным поваром через пустую столовую в кабинет, на котором значилось: «Заведующий продовольственным складом».

— Не удивляйтесь. Я и повар, и начальник. Нормальных людей всегда и всюду не хватает. — усмехнулся немец. — И вы подумали правильно. Я, в самом деле, каждую неделю привожу провизию из города, но в машине со мной едут еще трое солдат, чтобы грузить мешки.

Мы вошли. Хозяин налил мне дымящегося горохового супа, наложил картофельного пюре с котлетой, придвинул стакан с красным вином.

— Ах, да! — хлопнул себя по лбу немец и попробовал еду из моих тарелок, и сделал глоток из граненого стакана. — Ешьте, не беспокойтесь.

Пока я торопливо глотал, завскладом сложил мне в рюкзак хлеб, тушенку, нож, ложку, бутыль с вином и штопор.

— Почему вы предаете своих? — спросил я с набитым ртом.

— А почему вы меня не пристрелили как крысу? Мы ведь для вас животные.

Я смутился и покраснел.

— А, ну понятно! — кивнул сам себе мой собеседник. — Вы видели наших генетических солдат. Согласен, это ужасно. Из хороших офицеров сотворить такое! Но, с другой стороны, за верность заговорщикам их ждал расстрел. Оно: то на то и выходит.

— Они убиты. — сказал я.

— Это вы их? — удивился немец.

— Смеетесь? — изумился я. — Ваши в них стреляли-стреляли, огнем жгли-жгли, прежде, чем те упали. Одному человеку невозможно им противостоять.

— Особенно мне жаль Карла. — повесил голову мужчина.

— Так это и были ваши дети?

— Увы… — вздохнул немец. — Как это случилось?

— Они вырвались на свободу и напоролись на гарнизон. По сути, они отвлекли охранников на себя и дали мне шанс. Я им обязан.

— Я готовил им побег, — немец смахнул скупую слезу, — но Гестапо — это всевидящий глаз, не дремлющий ни днем, ни ночью! Наши изуверы поймали меня. Они завершили мою работу, но поставили на входе ту мясорубку, сквозь которую может проскочить лишь человек, не прошедший генетических трансформаций. Мои дети давно не люди, у них расширен гипофиз, но уменьшились лобовые доли мозга. Поверьте мне, я знаю это точно, потому что с едой и аппаратурой они подпускали к себе только меня. Просто чувствовали, что я их не предам. Только сказать они ничего уже не могли. Как собаки…

— Простите, вы сказали: трое? — я отодвинул пустые тарелки.

— Да. — мотнул головой собеседник.

— Но я видел лишь двоих. Возможно, кто-то из них еще жив.

— Вы же понимаете, что это ненадолго. — вздохнул немец.

Мы поднялись.

Хозяин сделал шаг к шкафу, открыл его. Там висели эсесовские костюмы.

— Все, что осталось от сыновей? — понимающе кивнул я.

Немец утвердительно вздохнул:

— Возьмите себе один из ремней. Когда-то я тайком носил эти пряжки в костел, чтобы их там заговорили на удачу. Видимо, не услышал меня бог. Или пастор перепутал псалмы. Гитлер почитает Вотана и смеется над Христом. Вдруг католические молитвы помогут вам, а, господин шпион? Вы верите в бога?

Что я мог сказать отчаявшемуся отцу?

Когда меня перебрасывали из красной России в буржуазную Польшу, я должен был петь интернационал и помнить, что большевики — атеисты, убийцы всех богов и экспроприаторы всего, что попадалось им на глаза. Мы должны презирать богов. Мы сами себя избрали мессиями, несущими не мир, но меч.

Однако, в глубине души, я, как и весь мой народ, снявший кресты, продолжал чувствовать нечто светлое, разлитое над родиной. Собственно, коммунизм и фашизм одинаково ненавидят религию. Мы ведь даже были союзниками, когда разрывали многострадальную Польшу на куски. Это потом Германия первой успела предать Советский Союз…

— Да, партайгеноссе[22], я верю в бога.

Локация: оставь надежду

Когда за мной захлопнулась дверь подсобки, я вдруг ощутил себя бесконечно одиноким, брошенным всеми, преданным и забытым. Отчаяние отца, потерявшего всех сыновей, казалось мне амебой черного облака, которое переползло и на меня.

Я встряхнул головой. Я здесь затем, чтобы узнать о тайнах нового секретного немецкого оружия. Я должен донести и до британцев, и до русских, и до всех мыслящих людей, что ученых этого замка нужно остановить. По ту сторону Германии люди не понимают, что здесь творится.

Рядовые немцы, будь то солдаты или бюргеры — просто не в состоянии противостоять той волне черной магии, что накрыла эту страну.

Похоже, колдуны и ученые в эсесовской форме все-таки смогли создать принципиально новое излучение на особой частоте радиоволн, которые, как ультрафиолет, мы не ощущаем, но их воздействие на мозг идет постоянно. И эпицентр облучения находится здесь, в замке. Может, потому враги ведут себя странно, противоестественно, порой, даже глупо?

Я проверил автомат, нащупал запасные боекомплекты, заткнутые за офицерский ремень, перекрестился, и побежал вперед по открывшемуся коридору.

Первый поворот, второй, третий. Ни одного нациста с автоматом, ни единого безмозглого оборотня, ни случайно потерянного магического амулета или брошенной в спешке высушенной куриной лапки — ничего.

Я вдруг поймал себя на странной, безумной мысли, что мне становится скучно.

Что, вообще, происходит? О каком развлечении может идти речь, если вопрос стоит о жизни? И, все-таки, я испытывал странную смесь разочарования и досады, будто за истребление фашистов в этих лабиринтах мне дадут орден или даже звезды упадут на погоны.

А еще я отчетливо понимал, что это не мои мысли. Мне казалось, что я нахожусь где-то совсем близко от облучателя и мне транслируют чужие мысли, заставляя бегать туда-сюда, сновать по коридорам, точно я — подопытная крыса.

На следующем повороте я поскользнулся и со всего размаха шмякнулся на спину. Сбрякал не только автомат, но даже зубы. Я с ужасом понял, что обнаружил себя. Сейчас захлопают железные двери и нацисты с тупым криком: «Кто?» кинутся ко мне со всех сторон.

Но этого не произошло. Видимо, усиленные патрули находились этажом выше, а подземелья были пусты. «Зачищены» — странное слово всплыло в моей памяти. Раньше я им не пользовался.

Я поднялся на ноги и осмотрел место падения. Кто-то забыл здесь стопку газет и журналов «Адлер». Я неудачно наступил и при падении разорвал связывающую их бечевку.

Сразу вспомнился заведующий складом, потерявший сыновей, он ведь читал периодику. Поди, именно он здесь все это и хранил: подальше от глаз начальства.

Однако, от предметов, находящихся не на своих местах усиливалось странное ощущение, что мной манипулируют, что подкидывают вещи, что все встречи в этом замке не случайны.

Конечно, этого не могло быть. Просто я давно нахожусь в замкнутых пространствах, где глаз всюду натыкается на стены. Наверное, на подсознательном уровне, я ощущаю себя узником, совершающим побег, вот мозг и не выдерживает напряжения, создавая иллюзию невидимых помощников.

И, все же, не стоит пренебрегать предупреждениями внутреннего голоса. Интуиция это или признаки начинающегося сумасшествия — не важно, но если это поможет вырваться, то нужно воспользоваться любой подсказкой.

Я поднял из рассыпавшейся кипы первую газету и пробежался глазами по строчкам.

Одна из статей была обведена красными чернилами. Более того, на полях стояла пометка:

«NB герру Хирту на заметку. Мир признал наш опыт».

Я недоверчиво принялся за чтение:

«20 февраля 1943 года к западу от Мехико в штате Мичоакан прямо на кукурузном поле возле деревни Парикутин, произошло первое извержение новорожденного вулкана.

Крестьянин Дионисио Пулидо на своём кукурузном поле заметил дырочку размером 7 сантиметров, из которой клубами валил дым.

Вскоре подземный гул усилился, а у края отверстия образовалась трещина глубиной около 50 сантиметров. Одновременно сильно задрожала земля и затряслись растущие неподалеку деревья.

На следующий день, вернувшись на своё поле, Дионисио обнаружил там 10-метровый конус из пепла и шлака , в глубине которого все время происходили взрывы.

К полудню он достиг высоты 50 метров. Неделю спустя вулкан возвышался над полем уже на 150 метров. Взрывы были слышны на расстоянии до 350 километров. Пепел и камни летели в небо на целый километр в высоту.

С 24 февраля вулкан начала исследовать комиссия Геологического института Мексиканского университета.

С 7 по 20 февраля на расстоянии до 400 километров от вулкана произошло 10 землетрясений. Лава потекла уже через пару суток после начала образования вулкана.

К 23 февраля вулкан достиг 44 метров, к 27 февраля — 106 метров, 20 марта — 148 метров, 20 мая — 190 метров».

И что с того, что три месяца назад на обратной стороне земли проснулся вулкан и вырос буквально из ничего?

Стоп.

Кажется, я понял.

Они здесь занимались не только выращиванием монстров, но и управляли природными стихиями. Они причастны к появлению вулкана. Наверное, и в Латинской Америке немцы проводили облучения земной коры.

Страшно представить, что они сделают, если смогут доказать своему фюреру взаимосвязь между рождением вулкана и своими опытами. Они ведь будут утверждать, что за неделю вырастят вулкан под Москвой, к примеру, или в Баку, да где угодно! И тогда природа уничтожит все то, что не могут захватить хваленые нацистские армии.

А если, они, и в самом деле, способны на это? Вдруг все это не мистификация и не блеф? Что тогда?

А если это ляжет на стол Гитлера? Не ухватится ли нацистская верхушка за эти заявления как за спасительную соломинку?

Бред? Да. Но как объяснить само существование в сердце Германии замка, где из людей делают зомби, где в мою голову стучатся чужие мысли, где я слышу голоса неведомых демонов, развлекающихся нашей историей, точно игрой?

Я пихнул газету в рюкзак.

Мое дело выжить и вынести все это из подземелий. А дальше пусть разбираются эксперты.

Я прошел еще десяток шагов. Коридор окончился дверью.

Я ждал чего-то подобного.

Весь мой мир сейчас: только комнаты и их стражи. Почему-то меня преследует мысль, что, однажды попав в замок, выход из него найти невозможно. И даже нить Ариадны не выведет из плена. Чтобы выбраться, нужно дойти до сердцевины строения, добраться до самой сути этого маленького мирка. Познавший тайну замка, уразумеет и все мироздание. Что наверху, то и внизу.

Хватит!!!

Я больше так не могу!

Я не желаю слышать чужие мысли. Вон из моей головы, все — вон!!!

Я распахнул дверь и ворвался в очередное помещение.

Ко мне лицом стоял коренастый эсесовец, нервно сжимающий в руках автомат. Мне кажется, я его знаю. Он напоминает дядю Славу — маминого старшего брата: такой же курчавый, голубоглазый с невинным выражением на лице.

Господи, да когда кончатся эти коридоры? Не могут же они огибать всю планету!

В глазах нациста мелькнуло узнавание. Но этого не может быть!

— И ты, Брут! — лаконично бросает немец.

Что за ерунда здесь творится?! Я никого не знаю! У меня нет друзей. Я никому ничего не должен.

Я нажимаю курок и высаживаю в охранника всю обойму.

Меня лихорадит, трясет. Я чувствую, что нахожусь в бреду. Холодная испарина проступает на лбу. Так было в детских кошмарах, когда я падал в бездонную пропасть и просыпался от ужаса и собственного крика.

Сейчас бы проснуться и вдохнуть полной грудью. И оказаться в детстве, где не было еще мировых войн и революций.

Я бы многое отдал, чтобы все, творящееся в мире оказалось кошмарным сном, тающим в лучах встающего солнца, словно туман над рекой!

Но нет спасения! И нет выхода из этих лабиринтов!!!

Фашист с ехидной усмешкой падает на пол. Мне кажется, что он знает что-то важное. Не только о том, что ждет меня впереди, но и что было со мной раньше, и о той силе, которая привела меня в сердце фашистского Рейха. Может быть, зря я его убил?

Кровь толчками выходит из рваных ран убитого, образуя лужицу. Пахнет смертью. Здесь все пропитано гибелью. Они все здесь помешанные, утонченные декаденты, безумцы, призвавшие в мир дьявола!

Я переступаю через мертвеца. Я поступаю так же цинично, как это делают все посвященные Черного Ордена СС. Мне все равно, кто лежит в луже крови. Все немцы — сейчас враги. У них нет лиц. Это все морок.

Фашисты не люди, а марионетки. И они слышат зловещие марши, заставляющие их двигаться на восток. Они верят, что Россию можно разграбить. Они думают, что фюрер и сатана защитят их. Но когда это рогатые боги не нарушали договоров? И когда было, чтобы Лукавый оказался вдруг честным малым?

Новая, странная дверь передо мною. Она похожа на те, что я видел когда-то в угольных шахтах. Я распахиваю ее и, действительно, внутри — механический подъемник. В стене две кнопки со стрелками: вверх, вниз. И все. Да, как в шахте. И куда меня поднимет лебедка, натягивающая стальные канаты? Кто ждет на выходе?

Не хочу думать об этом. Давай, родимая, вывози меня из этого ада!

Из этого круга убийств и душевных мук.

«Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины…»[23]

А ведь так и есть. Нас повязали в ночной чаще, под проклятым замком, что выстроен как летящая на восток стрела.

Но я не сойду с ума на радость фашистским экспериментаторам. Геополитики, танцующие под дудку арийского превосходства, не знают главного: мы не склонимся и не смиримся.

Я вырвусь из этой темницы духа! Более того, я унесу людям знания о том, что творится в головах нацистов! Я, как Прометей, стырю у черных богов Германии священный огонь, чтобы в его свете остальные увидели, в какую бездну, по вине эсесовцев, падает наш привычный мир.

Лифт дрогнул и начал движение.

ПАТЧ ИНСТАЛЯТОР

Пол под ногами покачивался. Кнопочки на панели управления таинственно перемигивались: вверх, вниз. Мне казалось, что лифт начал подниматься, но я не был в этом абсолютно уверен. В этом замке все может оказаться иллюзией!

И тут снова пришли голоса.

Звуки потустороннего мира нахлынули внезапно, как радиоволна, прорвавшаяся сквозь бетонные стены. Да, это смахивало на спектакль. Но это опять была не немецкая речь.

Я уже знал, что меня опять «накрыло».

Я ударил одновременно по обеим кнопкам, застопорил движение лифта.

Нет, я не хочу это слышать! Этого нет, эти голоса — они только в моей голове!

Кажется, я болен. Нормальные люди не чувствуют демонов, не видят будущее. Вот только, если не это безумие, я давно бы уже качался на березе или кормил бы лучших в мире немецких червей.

Я упал на пол, зажал уши руками, но это не помогало.

Дети или черти, прикидывающиеся подростками, трындели в моей голове:

— Мишка, мне тут шепнули, что ты — взмишник.

— Да ладно, помнишь, как в «Майне» Миша агрился, чтобы мы с тобой уровень прошли, а ты так про него. Фу, на своих тянуть — must die[24]!

— Нет, пусть он скажет: вкладывал в реал или нет! — голос насмешливый, детский, но беспощадный.

— Вы рамсы попутали, парни. Да, вложился, но для Машки. Что, довольны? — мальчишка оправдывается, срывает голос, хрипит и кашляет.

— Блин, стремно получилось… Тебе, Демон, не по фигу, что он там купил. И, вообще, спор был совсем не об онлайновской игрухе. Пошли, лучше, погуляем. У меня карманные деньги есть. Косарь — оттянемся, дерябнем «Фанты», похрустим чипсами. Так что, кто со мной? Мих? Демыч?

— Да иду, иду. На халяву и уксус сладкий. Рубль — деньги серьезные… И, это, Мишка, типа не обижайся.

— Мне Машка нравится. Понял? Она — правильная девчонка, не то, что мы.

— Хм… ну если все так не по-детски, то тогда, конечно. — не знающий жалости голос наполняется ядом недоверия. — Дружи, с кем хочешь, больше слова не скажу. Только… Смотри, как бы наша мужская дружба не рухнула.

— Демон, ну че ты гонишь? Демон, не гони!

— Мих, отрывай уже свой мозг от монитора, оставь гребанного юнита. Сохранись, чтобы уровень не переигрывать, не закрывайся. Мы через часок вернемся. У тебя когда родители домой приходят: в пять?

— Угу.

— Ну, а сейчас только одиннадцать. Можем еще в фонтане искупаться.

— Так ведь нехорошо это.

— Да не нуди! Сколько можно быть правильным? Кто узнает-то? Придем, шмотки на балкон выкинем. Они за час высохнут.

— Нет, пацаны, я — пас.

— Ну, нет, так нет. Пошли в кафешку. Там мороженое отпадное и не дорогое. Я угощаю.

— Ну, пошли.

— Да не опускай ты крышку ноута. Ну, кто здесь, вместо тебя, играть будет? Не кот же, в самом деле. И, потом, ты же сохранился, если что.

— Ну, ладно, уломал. Демон, а ты последний ролик Аида видел?

— Сегодняшний что ли?

— Угу.

— И что?

— «Так ты меня уважаешь?»

— «Какое уважение, блин, если мы — медведи!» Смешно, ага.

— А главное — в жилу.

— Не без этого!

— Эй, медведи, подтягивайтесь!

— Слышь, Мих, я че тут подумал. Ты же сейчас против фашистов рубишься?

— Типа того.

— Киндерсюрпиз видел? Слово-то как раз ихнее, немецкое. Догоняешь, что значит?

— Ну, яйцо шоколадное.

— А вот ни фига. Киндер — это ребенок. А сюрприз, если разобраться, должен быть всегда неизвестным. Так?

— Ну, не тяни.

— Это, типа, братан мне сказал. Точный литературный перевод слова «Киндерсюрприз» должен звучать как «Детская неожиданность».

Раздался басящий хохот подростков:

— А, че, реально ведь! Это, типа, из серии: саундтрек «Кипит наш разум возмущенный!» — на деле гимн зловещего шутера «Растения против зомби».

— «Все, что нужно — это мозги!!!» — хором завопили дети, хлопая дверью, удаляясь прочь.

Я разжал уши.

Демоны бросили меня. Но они не покинули мой мир.

Лифт начало корежить. Он видоизменялся прямо на глазах. Я видел на стенах вспыхивающие зеленные колонки бегущих снизу вверх цифр.

Что-то не так.

Лебедка наверху жалобно скрипнула. Я услышал, как лопнул стальной канат.

Этого не может быть! В Германии педант на педанте сидит! Они здесь сотни раз все проверяют! Канат перерезан! Они знают, что я внутри! О, нет!

Я прыгнул, уперся ногами — в правую стену, руками — в левую.

Накренившаяся кабина покачивалась.

Я напряг слух. Мне показалось, что я слышал зловещий лязг кусачек. Возможно, он мне показался, но лифт оборвался и полетел прямо в ад!

Стены, в которые я упирался стали полупрозрачными, цифры начали меняться с такой частотой, что мне казалось, будто я держался за льющуюся воду.

Блям-с! — лифт приземлился, я рухнул вниз, но лишь помял бока. Господи, какое счастье, что лететь пришлось так мало, иначе от меня осталась бы лепешка, как от колобка, бежавшего от дедушки с бабушкой через окошко с девятого этажа гостиничного номера.

Топ, топ, топ…

Кто-то подошел с той стороны и ломиком раздвинул створки моей темницы.

Мне кивнули головой.

Я выбрался наружу.

Передо мной стоял призрак все того же вестника с переломанным и обожженным крылом. Он мне помогает, чтобы досадить тем, кто пленил его. Возможно, он даже и не ангел, а душа убитого, замученного фашистской профессурой какого-нибудь Габриеля. Или дух Фауста, мечущийся в темнице не одно столетие.

Ангел с обожженным крылом молча указал мне направление, в котором стоит двигаться, и поднес палец к губам.

Может быть, он дает понять, что демоны отправились заниматься чревоугодием; что они не следят за мной, не руководят больше моими передвижениями; не подсовывают волшебные вещицы; не сгоняют десятками врагов туда, где мне удалось бы прорваться на свободу?

Видение исчезло. Я стоял один в новом подземном этаже, возможно, настолько секретном, что о нем не всякий эсесовец наверху слышал. И вот смеяться теперь или плакать?

Передо мной снова простирался коридор, на этот раз, отделанный под орех. Полотнища со свастикой, средневековые латы, занимающие ниши, двери с табличками. Не знаю, куда я попал, но до выхода из проклятого замка, мне, видимо, придется долго еще пробиваться с боем.

Злой рогатый бог, которому, вслед за фюрером, присягнула вся Германия, Италия, Испания, Румыния и Венгрия — смеется надо мной. Он не выпускает из мира иллюзий своих врагов. Значит, буду сражаться до последнего вздоха, до последней капли крови, но не сдамся! Никогда! Ни за что!

Где-то далеко гулким эхом отдаются шаги охранника, совершающего обход очередного вверенного ему объекта.

Я передернул затвор, нервно сжал в руках автомат и сделал первый шаг в неизвестность.

И вдруг вспомнил Гумилева — этого бритого аристократа-азиата, читавшего когда-то стихи в собрании офицеров армии. Я тогда третий день был на передовой. Зеленым юнцом меня мобилизовали прямо из лицея. Я тогда верил в царя и в войну до победы.

Помню, зашел в штаб, чтобы доложить о прорыве фронта, а этот франт, приехавший в штаб час назад, стоял, раскачиваясь на носках, и то ли выкрикивал, то ли пел древние ассирийские заклятия:

«Я долго шел по коридорам,

Кругом, как враг, таилась тишь.

На пришельца враждебным взором

Смотрели статуи из ниш.

В угрюмом сне застыли вещи,

Был странен серый полумрак,

И точно маятник зловещий,

Звучал мой одинокий шаг»[25].

Наш есаул Наливайко и подпоручик Измайлов смотрели на питерского щеголя без презрения, они и на меня цыкнули, чтобы не мешал слушать.

Кто же мог знать, что стихи иногда оборачиваются реальностью, что они своей мелодикой способны втягивать внутрь себя и растворять в ужасе классических рифм.

Кажется, со мной именно это и случилось.

Я провалился в несуществующий мир, наверняка, описанный в томике раннего Гете.

Выходит, Гумилев, знал толк в настоящих кошмарах, которые потом прыгали в мозг прямо из потайных закоулков памяти.

Они, чьи имена и фамилии начинаются на эту страшную масонскую букву «G», — все знают какую-то мерзкую тайну о нашем мире! Бесконечные Генрихи, сидящие на всех престолах Европы. Гоголь. Гаршин. Гашек. Гендель. Гегель. Гарибальди. Гинденбург. Гитлер. Имя им — легион. Они поймали меня в паутину своих слов. И сами они танцуют над миром. Черные отражения людей, ищущих свои потерянные души…

Точно.

Я именно запутался в невидимой, но прочной сети, что держит меня. И смерть, перебирая мохнатыми лапами, осторожно спускается ко мне, чтобы выпить всю мою кровь.

Она движется, она следит за мной.

Я знаю, что эта тварь посылает галлюцинации и миражи. И имя ее начинается на «G». А еще в имени монстра должно быть что-то шипящее, как шелест трав и змеиная речь.

Господи, не дай мне сойти с ума!

Там, по другую сторону мрачных германских стен есть и иная жизнь.

Топ-топ-топ…

Кто там, за дверью?