Великий Эллипс

XXIII

Ее поезд прибыл на вокзал Лиссильд в Ли Фолезе на семь минут раньше расписания, но Лизелл не могла оценить такой подарок. Все ее мысли остались в Уолктреце, перед глазами стоял Гирайз в'Ализанте, парализованный и беспомощный, в этой гнусной подсобке. И она бросила его в таком месте, в чужой стране. А сама ушла, нет — рысью побежала за своим счастьем. Конечно, он сам подталкивал ее к этому, и его аргументы были вполне весомы. Но она не могла простить себе, что так легко дала себя уговорить.

Конечно, она бы не помогла ему, если бы осталась. Она не врач, здесь она ничего не могла сделать. Но, возможно, ее присутствие вселяло бы в него бодрость духа. Да нет же, напомнила она себе, он искренне хотел, чтобы она завершила гонки, он просто настаивал на этом.

Как бы она хотела убедить себя.

Поезд остановился. Она вышла на платформу и далее на освещенную фонарями улицу. Там она быстро разыскала фиакр, чтобы доехать до ближайшей конюшни. Фиакр быстро катил в туманных сумерках рассвета, а она сидела, ломая руки и совершенно не замечая красот города.

Возница, согласившийся везти ее ночью по проселочной дороге, заломил непомерную цену, но она заплатила без колебаний, поскольку деньги сейчас ничего не значили. Если она успеет в Грефлене сесть на экспресс 4:48 из Фериля, то пересечет границу Нижней Геции на несколько часов раньше всех поездов, следующих через Ли Фолез сегодняшней ночью.

Она заплатила половину стоимости авансом, затем ждала, пока двух лошадей серой масти запрягли в нанятое ею легкое ландо. Через несколько минут повозка была готова к отправке, и она заняла свое место. Возница закрыл дверь, поднял откидной верх, зажег фонари и уселся на козлы. Кнут свистнул, и они тронулись.

Лизелл откинулась на сиденье. Трехглавые купола и трехзубые шпили Ли Фолеза проплывали мимо незамеченными. Она видела только искаженное параличом лицо Гирайза. Она готова была попросить возницу повернуть на север, в Уолктрец, и сдержалась лишь усилием воли.

Он не умрет, он обещал.

Но он не сможет закончить гонки — во всяком случае, он не выиграет их; то же самое ждет и ее, если она не постарается. Тот, кто подсыпал эту дрянь в еду на вокзале в Уолктреце, совершенно случайно выполнил задание только наполовину. Наверняка отрава предназначалась обоим. Несомненно, он попытается завершить начатое и, возможно, в следующий раз будет более удачлив. Этот кто-то симпатизирует Грейсленду, этот кто-то работает на победу Каслера Сторнзофа. Самого Каслера она ни секунды не подозревала.

Потерявшись в своих противоречивых мыслях, она едва замечала смену панорам и пейзажей, но, в конце концов, выглянув, поняла, что город Ли Фолез остался позади, а вокруг — поля и холмы, окутанные дымкой тумана. Сквозь туман она ничего разглядеть не могла, да и в любом случае ничего достойного внимания там не было. Ей безразличны были пейзажи Верхней Геции, ей безразлично было все, кроме здоровья Гирайза и победы.

Последовала неизбежная остановка, чтобы передохнуть и напоить лошадей. Дрожа над каждой потерянной минутой, она даже не вышла из ландо. Туман вползал в окно. Она рассматривала скручивающуюся в спираль дымку, переливающуюся в свете фонарей ландо, и ненавидела Верхнюю Гецию.

Они поехали дальше. Она закрыла глаза и попыталась уснуть, но мозг работал без остановки, лицо Гирайза стояло перед глазами.

Она не должна была бросать его. Неважно, что он там говорил.

С ним все будет хорошо. А если нет, то тогда у нее еще больше причин победить.

Тянулись часы, похожие один на другой, пока, наконец, экипаж не свернул с центральной дороги на боковую и не подъехал к увитой виноградом старой гостинице. Возница, въехав в ворота, остановился.

Отвлеченная от своих печальных мечтаний, Лизелл высунулась из окна и спросила:

— Почему мы снова остановились?

— Мы приехали в пригород Грефлена, мадам, — ответил возница. — Смотрите, там уже город виднеется.

Она проследила, куда указывал его палец, и увидела невдалеке мерцающие огни города.

— Ну, тогда на вокзал, — приказала она.

— Извиняюсь, мадам, — ответил возница, — но сейчас только одиннадцать. А в этой гостинице, «Трое нищих», предлагают хороший стол. Разве вы не поедите и не отдохнете с комфортом, пока рассвет не наступит?

Она задумалась. Она не чувствовала голода, ничего не ела с утра, и поесть было надо. Со всей возможной осторожностью.

И отдохнуть? Было бы неплохо провести остаток ночи, совсем немного, лежа в удобной постели, это все же лучше, чем сидеть на деревянной скамейке в зале ожидания вокзала.

— Ну что ж, хорошо, — согласилась она, — но при условии, что мы отправимся дальше ровно в четыре утра.

— Мое слово, мадам.

С сумкой в руке она выбралась из ландо и направилась к гостинице.

Был уже поздний вечер, но во всей гостинице все еще горел свет, и было многолюдно. Хозяин гостиницы — пухлый, с округлым лицом, дружелюбно-безобидный молодой человек — тут же выбежал ей навстречу.

— Добро пожаловать в «Трех нищих», мадам. Клек Стисольд, хозяин, — он поклонился, весь сияя. — Чем могу служить?

Никакой неприязни, неодобрения, никакого скрытого подозрения к женщине, приехавшей одной, да еще и ночью. Обычное любопытство, в котором нет ничего обидного. Лизелл улыбнулась ему в ответ и сразу же его полюбила.

— Ужин, если вы еще обслуживаете, — сказала она.

— Обслуживаем, мадам. Есть кролик, тушеный с фенхелем, лорбером и особыми травками, по которым моя жена большой специалист. Лучше моей Гретти никто до самого Ли Фолеза готовить не умеет. Вам понравится.

— Не сомневаюсь. И отдельную комнату, постучите в дверь в три сорок пять.

— Три утра?

— Да.

— Все будет сделано, мадам. Моя Гретти сама за всем проследит. Я-то буду дрыхнуть без задних ног в такой неурочный час. Три сорок пять утра! Вы, я думаю, на экспресс.

Она кивнула:

— Вы помните расписание, господин Стисольд?

— Нет, мадам. Моя бедная голова не может помнить так много всего. Это в голове у Гретти все помещается, вы бы видели ее, когда она засядет за свою бухгалтерию, это прямо-таки волшебство какое-то, а я никуда не гожусь. Но я запомнил про экспресс в южном направлении, потому что вы — второй человек за сегодняшний вечер, кто просит разбудить его на рассвете из-за этого поезда. Ваш попутчик — грейслендский военный джентльмен, знаете — он более снисходителен к себе, он настоящий гедонист. Он просил, чтобы его не будили раньше четырех.

— Грейслендский офицер, вы сказали? Высокий блондин?

— Так они все такие.

— Ну…

— Поверьте уж, я-то знаю. Эти грейслендские миротворцы здесь повсюду, и я говорю вам, что за всю свою жизнь я никогда не видел столько высоких блондинов. Я думаю, что они топят черненьких и маленьких новорожденными.

— Миротворцы?

— Так себя эти головорезы называют. Но мы, гецианцы, придумали им другое имя. — Хозяин понизил голос. — Мы называем их…

— Господин Стисольд, это неподходящая тема для разговора.

— Послушайте, присутствие здесь грейслендцев неподходящая вещь, отношение грейслендцев к местным жителям — неподходящая вещь, вообще все эти так называемые миротворческие силы — неподходящая вещь. Это…

— Не могли бы вы проводить меня в обеденный зал? — оборвала она его, обеспокоенная опасной болтовней гецианца.

— О, конечно. Простите меня, мадам. Иногда мое гецианское сердце берет верх над моей головой, Гретти мне всегда так говорит. Позвольте вашу сумку. Сюда, пожалуйста.

Он провел ее в приятную, старомодную общую залу, с огромным камином и потолком из почерневших балок, с неровно стертым каменным полом, и здесь, поклонившись, ее оставил. Как только Лизелл переступила порог, взгляд ее упал на Каслера Сторнзофа. Он сидел один за маленьким столиком в углу, свет старого железного канделябра, прикрепленного к стене у него над головой, играл в его светлых волосах. Он поднял глаза, когда она вошла, и они встретились взглядом, и как всегда, она была поражена его внешностью, но сегодня по-другому. Каслер был по-прежнему великолепен, но на этот раз образ Гирайза, не выходивший у нее из головы целый день, не исчез при появлении Каслера.

Она направилась прямо к его столику. Он не спускал глаз с ее лица, пока она приближалась, и что-то в этом взгляде ее беспокоило, какое-то тягостное напряжение, которое особенно не вязалось с его обычной безмятежностью. Разочарован, что она все еще в строю? Но почему-то она так не думала.

В знак вежливости он поднялся, когда она подошла ближе, и улыбнулся ей. У нее забилось сердце, но непонятным образом Гирайз продолжал оставаться с ней.

— Лизелл, я рад вас видеть здесь, очень рад, — голос и глаза выражали все то же странное, необъяснимое напряжение чувств. — Вы здоровы?

— Я — да, Гирайз — нет, — спокойно ответила она. Они сели, и она продолжала: — Его отравили или дали какой-то наркотик сегодня, около полудня, на вокзале в Уолктреце. Его парализовало. Он не мог двинуть ни рукой ни ногой и едва мог говорить — ему лицо свело судорогой. Это было ужасно. Это… — голос ее дрогнул.

— Он жив? — спросил Каслер.

Она кивнула и заметила, что он облегченно вздохнул.

— Доктора позвали?

— Да, — она тяжело сглотнула.

— Какой диагноз ему поставили?

— Я не знаю. Меня там уже не было. Мой поезд как раз в это время прибыл на станцию, и я… Я оставила его там. Гирайз настаивал, чтобы я ехала, но я не должна была. Я не должна была… — Из глаз у нее потекли слезы.

Секунду он смотрел на нее молча, затем тихо произнес:

— Это был трудный выбор, мне очень жаль.

— Мне тоже. Я сделала неправильный выбор.

— Я не думаю так, да и в'Ализанте так не думает.

— Он не подумает, но я лучше знаю. Жаль, что я не приняла другого решения, я жалею, что не осталась с ним. Задним числом легче говорить, но это правда.

— Если бы вы остались, то принесли бы в жертву все надежды на победу.

— Есть более важные вещи.

— Я никогда не слышал, чтобы вы так говорили.

— Все меняется. Это Гирайз должен был услышать эти слова. Но он не слышит, потому что я хотела ехать дальше, и он знал это. Но теперь я хочу, чтобы мне еще раз дали возможность выбирать.

— А, — он смотрел на нее понимающе, — в вас многое изменилось, очень многое, я думаю.

— Я теперь многое вижу более ясно.

— Потому что лучше стали понимать себя. Мне с самого начала казалось, что это понимание придет к вам. У меня было такое чувство.

— Слишком поздно оно пришло, если Гирайз умрет. Может быть, он уже умер, — слезы снова полились у нее из глаз, и она засуетилась в поисках носового платка.

— Он не умер. Он полностью поправится. Вы должны поверить мне.

— Я бы очень хотела, — она сжала зубы, сдерживая рыдания.

— Вы очень утомлены и сильно расстроены, и к тому же умираете с голоду. Когда вы в последний раз ели?

— Я не знаю. Наверное, утром. Я не хочу есть.

— Но вам нужно поддержать свои силы, иначе вы заболеете, — он поймал взгляд официанта, притянув его через всю залу как магнитом.

И снова изумляясь и восхищаясь силе воздействия грейслендского военного мундира, она наблюдала, как Каслер делал заказ. Официант удалился, и он вновь повернулся к ней и спросил вежливо, но твердо:

— А сейчас, если это не слишком причиняет вам боль, расскажите мне, пожалуйста, что произошло на вокзале в Уолктреце.

Она прекратила плакать и вновь обрела контроль над собой. Она рассказала ему все в подробностях, заметив, с каким интересом он ее слушает, и к этому интересу примешивалось еще что-то, сильное и глубокое, похожее на злость или отвращение, но удивления не было — ни капельки удивления. В ее рассказе, казалось, для него не было ничего неожиданного, и впервые легкая тень подозрения промелькнула в ее сознании. Она посмотрела на Каслера Сторнзофа, стараясь не поддаваться обманчивости его внешнего облика. Она посмотрела в самую глубину его глаз, не отвлекаясь на их потрясающую голубизну, но все ее подозрения, несмотря на их суровую холодность, тут же рассеялись. Она совершенно точно знала, что этот человек никогда не поднимет руку на Гирайза в'Ализанте.

И все же что-то было в этих глазах. На самом Каслере не было вины, но, возможно, он знал, кто это сделал. В ее голове промелькнули слова, которые он произнес несколько недель назад в тумане авескийских муссонных дождей, они относились к его дяде, этой глыбе изо льда. Предпочел исключить скучную часть маршрута и отправился прямо в Ли Фолез, где я и должен с ним встретиться.

Ли Фолез. Грандлендлорд Торвид? Каково бы ни было его личное мнение, Каслер никогда не выдаст и не обвинит своего дядю, главу Дома Сторнзофов, никогда.

Принесли еду. Лизелл даже не взглянула, что у нее на тарелке. Она ела механически, не чувствуя вкуса, но, подкрепившись, почувствовала себя лучше, слабость исчезла.

Она подняла глаза от тарелки и встретилась взглядом с Каслером:

— Еще не поздно, — сказала она, — я еще могу вернуться в Уолктрец.

— Можете, — кивнул он. — Но разве этого хочет в'Ализанте? Вы думаете, он будет рад увидеть вас? Несомненно, он будет польщен. Но разве он не огорчится при этом из-за крушения всех ваших надежд, причиной которого стал? — Она не ответила, и он продолжал: — Конец гонок совсем близко. Исключая непредвиденные обстоятельства, мы должны быть в Тольце послезавтра. Мне хорошо известно, что на данный момент мы с вами на финишной прямой и ваш шанс на победу очень высок. И вы хотите сейчас отказаться от него?

Послезавтра. Это так скоро, и потом все будет кончено. Каслер абсолютно прав, нет ни смысла, ни пользы в ее возвращении.

— Мы с вами вместе на финишной прямой. — Она не ответила прямо на его вопрос. — Есть какие-то оговорки в правилах Великого Эллипса для двух участников, прибывших первыми одновременно?

— Я не знаю. Однако вы затронули интересный момент. Буквально через несколько часов мы оба садимся на поезд южного направления. Мы пересаживаемся на другой поезд в Тофсенке и на следующий день ступаем на платформу вокзала в Тольце. И тот, кто первым преодолеет короткую дистанцию между вокзалом и мэрией, и будет победителем гонок. Это, конечно, будет напряженный момент, но, я думаю, вряд ли это можно будет назвать настоящей победой.

— Поразительно, не правда ли? Сколько времени ушло, какие огромные расстояния преодолели, сколько отчаянных усилий вложено — и все это в конце уплотняется в один безумный рывок, смешное расстояние в несколько городских улиц — и мы возвращаемся туда, откуда начали. Есть в этом какой-то глубинный смысл, какая-то философия.

— Ну вот, вы чувствуете себя уже лучше, не правда ли?

— Да, вы правы, еда помогает. И по поводу завершения гонок вы тоже абсолютно правы. Я бы хотела вернуться в Уолктрец, и все там сделать по-другому, да и не только там, но отказаться от Великого Эллипса за два дня до его завершения — это не способ искупления.

— Вам нечего искупать. Вина в отравлении лежит на руке, это сделавшей, и на голове, этой рукой руководившей. Рука запятнала себя преступлением, голова, лишенная чувства порядочности, не заслуживает уважения…

Лизелл посмотрела на него с удивлением. Каслер говорил как будто сам с собой. Его взгляд обратился внутрь, к невидимому, но неприятного образу. Она через стол слегка коснулась его руки:

— Каслер, вы хотите сказать, что…

Появление грейслендских солдат оборвало ее на полуслове. Замолчав при виде полдюжины солдат, Лизелл напряглась, несмотря на присутствие Каслера Сторнзофа. Ей не надо бояться грейслендцев, пока она с ним. Они, может быть, просто зашли выпить чего-нибудь. И все же во рту у нее чуть пересохло, а сердце забилось чуть быстрее. Она бросила быстрый взгляд: почти все посетители разом замолчали.

И в этой тишине совершенно отчетливо прозвучал голос грейслендского капитана:

— Господин Стисольд, подойдите сюда.

Все глаза устремились к кухонной двери. Стисольд секунду стоял как вкопанный, с широко открытыми глазами, простодушный, как испуганный ребенок. Он с трудом сглотнул, выступил вперед и произнес:

— Вот он я.

Капитан поманил его пальцем:

— Подойди.

Несколько посетителей, сидевших за передним столом, поднялись и направились к выходу. Двое солдат преградили им дорогу, и посетители тихо вернулись на свои места.

Клек Стисольд шел как на казнь. Остановившись перед капитаном, он робко спросил:

— Чем могу служить, сэр?

— Простенькая служба, — ответил капитан на хорошем гецианском. — Нам сказали, что ты верный гражданин своей страны. Хочу верить, что эти слухи не пустая болтовня.

— Я благонадежный гражданин Геции, сэр.

— И хочешь послужить своей стране?

— Да, сэр.

— Прекрасно. И ты понимаешь, не так ли, что интересы Верхней Геции и ее союзника, Грейслендской империи, совпадают?

— Наверное, так, сэр.

— Империя испытывает необходимость в твоих талантах.

— Да у меня нет талантов, сэр. Если вот только империи нужен хороший хозяин гостиницы.

— Ты шутишь, господин Стисольд?

— Да зачем же, сэр?

— Тогда ты слишком скромен, поскольку до нас дошли слухи, что ты местная знаменитость.

— Да уж многие меня знают, сэр. «Трое нищих» предлагают радушный прием и хороший стол.

— И развлечения?

— Развлечения?

— Представление для счастливых избранных. Фокусы, иллюзии, заклинания.

— О, ничего необычного, сэр.

— Ты несправедлив к себе. Все говорят, что твои представления просто замечательны. Настоящее волшебство, говорят.

— Мне об этом ничего не известно, сэр. Просто устраиваем всякие пустяки, чтобы время скоротать.

— Ты меня очень заинтересовал. Давай мы тоже скоротаем время, а ты продемонстрируешь нам свои достижения.

— Ну, я мог бы показать несколько фокусов с картами, сэр. У меня есть еще парочка трюков с монетами.

— Меня больше интересуют фокусы с кольцами.

— С кольцами, сэр? — Стисольд облизал пересохшие губы. — Я не уверен, что понял вас.

— Не испытывай моего терпения. Это твое кольцо весьма известно в этих краях, ты же не будешь этого скрывать.

— Да я не скрытный человек, сэр. Это правда, у меня есть кольцо, маленький подарочек на счастье, который достался мне от моего дедушки. Оно ничего не стоит, просто память, и я использую его иногда для фокусов. Наверное, об этом вы слышали.

— Ты признаешься в существовании волшебного кольца?

— А, да я бы не назвал его волшебным, сэр. Это обычное маленькое…

— Покажи нам его.

— Да, оно где-то здесь, сэр, но вот так сразу — я просто не знаю… Оно может и не попасться под руку. Мне нужно время, чтобы его поискать, может быть, вы зайдете завтра…

— Если ты не покажешь нам кольцо, мы начнем обыск, а искать мы умеем хорошо.

С ужасной неохотой господин Стисольд, пошарив в кармане, выудил оттуда маленький металлический предмет. Грейслендский офицер протянул ладонь, и с еще большей неохотой Стисольд повиновался безмолвному приказу и положил на нее кольцо.

Со своего места Лизелл мельком увидела маленькое, очень простенькое серебряное колечко, совершенно обычное, ничем не примечательное, как и говорил его владелец.

Капитан внимательно изучил кольцо, после чего спросил:

— Из чего оно сделано?

— Думаю, оно серебряное, сэр.

— Я так не думаю. Оно как-то особенно переливается.

— Да просто потерлось оно, сэр.

— Как-то оно очень странно поблескивает. Я такого никогда не видел.

— Просто его надо немного почистить, сэр.

— Продемонстрируй нам его волшебные свойства.

— Как скажете, сэр. Я знаю один трюк — я могу пропустить через кольцо шелковый носовой платок, и платок в мгновение ока меняет цвет. Хотите посмотреть, сэр?

— Я же предупреждал, не надо испытывать мое терпение. Давай говорить откровенно. Здесь, в Верхней Геции, полным-полно легенд о волшебных кольцах, у которых есть великая сила и способность творить чудеса. Многие эти легенды имеют в своей основе реальные события. Сила в кольцах действительно существует, и потенциально она может сослужить хорошую службу на войне, которую ведет империя. У нас будет сила, господин Стисольд. И если она находится в ваших руках, то вы должны нам помочь.

— Сэр, я сделаю все, что я могу. Но это маленькое кольцо, оно ничего не значит. Я просто использую его для безобидных трюков, которым научил меня мой дедушка. Я не знаю, что вы там слышали, но…

— Мы слышали от очень многих, что ты с помощью этого кольца вызываешь духов. У нас есть свидетели, которые могут это подтвердить. Как ты сам нам сказал, ты не скрытный человек.

— Ой, сэр, вы же знаете, иногда глупые люди такого на придумывают. Ну так вы же знаете, какие такие привидения могут померещиться, если люди примут немного.

— Мы приняли решение, что по всем поступившим донесениям надо провести проверку, — резюмировал капитан. Он вернул кольцо назад его владельцу. — Я верю, вы нам поможете, господин Стисольд. Империя одинаково быстро как награждает преданных ей людей, так и наказывает врагов.

— Да я простой человек, сэр, какой из меня враг.

— Все, хватит. Сейчас ты вызовешь нам привидение. Ты сделаешь это перед моими солдатами и перед остальными, здесь собравшимися. — Он рукой показал на плененных посетителей.

— Сэр, я не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Ну тогда мы попробуем объяснить. — Повернувшись к своим подчиненным, капитан приказал. — Взять его. Туда. — Он щелкнул пальцами и показал в сторону кухни.

Пара солдат в сером схватила хозяина гостиницы за трясущиеся руки. В этот момент Каслер Сторнзоф поднялся.

— Стойте, — приказал он.

Заметив нашивки главнокомандующего, его соотечественники тут же подчинились. Все шестеро вытянулись во фрунт. Обращаясь к капитану, Каслер спросил:

— Что вы намереваетесь делать?

— Убедительно допросить, сэр, — ответил тот.

— Этот гецианец не признает своих магических способностей и знаний. И нет ни малейших оснований ему не верить.

— Сэр, свидетельства нескольких независимых донесений неопровержимы, — почтительно сообщил лейтенант.

— И все же это вряд ли оправдывает применение так называемого убедительного допроса. Вы отпустите этого человека, вы и ваши люди немедленно покинут гостиницу.

— При всем моем уважении, главнокомандующий, не могу подчиниться, — в нагрудном кармане капитана лежал документ, который он уверенно достал и предъявил. — Ордер, сэр, подписанный полковником Бервсо, командиром миротворческих сил Южного района. Пожалуйста, посмотрите, сэр, у меня предписание расследовать это дело до полной ясности любыми и всеми доступными средствами.

Каслер развернул бумагу. Пока он читал, Лизелл внимательно наблюдала за его лицом, но на нем ничего не отражалось. Но казалось, будто у него изнутри изливается поток на нее, она ощущала и злость, и печаль.

— В таком случае, выполняйте свой приказ, — Каслер вернул документ и сел на место.

Капитан щегольски отдал честь, затем кивнул свои подчиненным, которые вытолкали хозяина гостиницы из общей залы. Дверь кухни закрылась за ними. Послышался приглушенное «бу-бу-бу». Выход был перекрыт солдатами.

У Лизелл весь аппетит пропал. Она посмотрела Каслеру прямо в глаза и сказала:

— Ты ничего не мог сделать.

— И снова это правда. Сколько еще может длиться эта правда, когда грейслендцы сеют зло, а я ничего не могу сделать?

— Но, по крайней мере, ты пытался, — даже ей ее слова показались неубедительными.

Каслер молчал. Так они сидели некоторое время, пока из кухни не донесся первый крик боли. Лизелл вздрогнула. Еще один крик, и она сцепила руки. В общем зале повисла тяжелая тишина. Все присутствующие слушали, и их внимание было вознаграждено глухим ударом и воплем.

— Пойдемте, я уведу вас отсюда. — предложил Каслер. Она колебалась, ей очень хотелось уйти, но она замотала головой:

— Нет, я не уйду, пока всем остальным не позволят уйти.

— Это невозможно.

Она отвела глаза, не желая смотреть на его серую форму. Она хотела бы заткнуть уши, но не могла удержаться, чтобы не ловить каждый звук, доносившийся из кухни. Они не изобьют Стисольда слишком уж сильно, говорила она себе. Если сильно изобьют, то он не сможет дать им то, что они хотят.

Из кухни долетел громкий стон, и неожиданно для себя она обнаружила, что мысленно посылает приказы терзаемому. Сдайся. Уступи. Просто сделай так, чтобы это прекратилось.

Прекратить истязания значило дать новую силу грейслендцам, как будто она им была так уж нужна.

Казалось, что все это длится вечность, хотя в действительности прошло всего несколько минут. Вскоре из кухни вышел один из солдат и широкими шагами прошел через общую залу.

Через несколько минут он вернулся, таща за собой очень встревоженную, пухлую миленькую молодую женщину. На ней ничего не было, кроме тонкой летней ночной рубашки. Волосы ее были распущены, а глаза заспаны.

— Чего вы хотите? — лепетала она, пока солдат тащил ее. — Что случилось, где мой муж?

Ей никто не ответил. Солдат втащил Гретти Стисольд в кухню, и дверь за ними закрылась.

— Каслер… — отчаянно позвала Лизелл.

Он замотал головой. Его лицо казалось вырезанным из белого мрамора. Ничего не могла она прочесть в его глазах.

Из кухни донесся женский крик. Беспорядочные мужские голоса, и снова женский крик, более мучительный и громкий, чем первый. Затем молчание.

Кухонная дверь открылась, оттуда вышли солдаты, хозяин гостиницы и его жена. Лицо господина Стисольда было разбито и в крови, нос распух и свернут на бок. Гретти осторожно прижимала к груди, по всей видимости, сломанную руку. Ее рубашка на шее была разорвана, открывая грудь.

Группа остановилась.

— Наш друг Клек Стисольд согласился оказать нам любезность и продемонстрировать свою магическую удаль, — объявил грейслендский капитан. — Мы с нетерпением ждем увлекательного показа. Господин Стисольд, просим.

Клек Стисольд с трудом вышел на середину комнаты. Он оглянулся и бросил взгляд на жену, между ними состоялся какой-то разговор при помощи взглядов. Затем он выпрямился и поднял левую руку, на мизинце которой странным неровным светом мерцало серебряное кольцо. Чуть склонив голову, он закрыл глаза и стоял так, не шевелясь. Стало казаться, что он уснул стоя, но движения его губ, произносившие беззвучно какие-то слова, и дрожание ресниц свидетельствовали о напряженной внутренней работе.

Лизелл с тревогой наблюдала за происходящим. Вначале она подумала, что он собирается показать какой-то простенький трюк, но ничего не происходило, и она решила, что хозяин гостиницы просто выигрывает время для передышки — глупая уловка, поскольку эта неловкая хитрость только еще больше разозлит грейслендцев.

Время шло, холодок прошелся по залу, и по телу Лизелл пробежала дрожь. Тени увеличились в объеме, и кольцо на пальце Стисольда, казалось, сверкает во мраке, но, может быть, это только игра света. Лизелл заморгала и потерла глаза, но тени не отступили. Руки у нее стали холодными, как лед; и она вынуждена была стиснуть зубы.

Ей стало совсем жутко, когда Каслер протянул свою руку через стол и сжал ее холодную кисть в своей, теплой и сильной. Она удивленно посмотрела на него и была еще больше поражена, так как Каслер вовсе не смотрел в ее сторону. Он не сводил глаз с хозяина гостиницы, особенно с его кольца, которое совершенно определенно сверкало своим собственным светом. Выражение его лица отражало точное знание, которое подтверждало ее собственные предчувствия: глубинным инстинктом она улавливала действие неизведанных сил. И в знак признательности за простое человеческое прикосновение она изо всех сил вцепилась в руку Каслера.

Стало невероятно темно, свечи в железных канделябрах походили на разбросанных по стенам светлячков, едва мерцающих в предрассветной мгле. Тени собрались вокруг хозяина гостиницы, и он совсем исчез, сверкало только его кольцо, подозрительная семейная реликвия, которую он должен был бы хранить подальше от посторонних глаз, будь у него хоть капля здравого смысла.

Зрители, как гражданские, так и военные, наблюдали, затаив дыхание, а тени в это время уплотнялись, клубились и объединялись. Одна из спиралей тени склубилась в форму, вначале расплывчатую, каких-то неясных очертаний, но очень быстро обрела сущность и определенность, а вместе с тем и очевидную плотность. Через несколько секунд полностью проявилась сущность, вылепленная из воздуха и мрака, бесплотная — и в то же время беспредельной силы.

Привидение имело человеческий облик, но было значительно крупнее любого человека. Его тело было чешуйчатым и блестящим, на пальцах рук и ног — огромные дымящиеся когти. Лицо вытянутое, со зловещей, как у крокодила, челюстью, а ряд зубов напоминал пасть акулы, но глаза — темные провалы в тяжелых складках глазных впадин — могли принадлежать только неземному существу. Огромная пара кожистых крыл колыхалась позади его массивных плеч, чешуйчатый хвост змеей корчился у основания спинного хребта.

Какое-то невероятное привидение из ночного кошмарного сна? Совсем нет, ужасный образ был хорошо знаком. Он часто попадался ей в книгах, в увесистых древних иллюстрированных фолиантах. Мозг бешено заработал. Традиционные верования Верхней Геции признают существование очень сильных демонов, которых называют «Творящий зло». Существо, возникшее перед ней, полностью соответствовало тем чудищам, которых она видела на картинках.

Но это только галлюцинация, убеждала себя Лизелл, пытаясь унять сердце, стучащее, как молоток. Это не более чем сгусток дыма, облако тумана, ужасное на вид, но бесплотное и безобидное, как мираж.

Гость из мира теней повернулся к ближе всех стоявшему к нему серому мундиру, погрузил в грейслендца свои дымящиеся когти, разорвал солдату грудь и вырвал еще трепещущее сердце. Абсолютно настоящий запах крови из абсолютно настоящей раны, несколько теплых капель брызнули в лицо Лизелл. Ее крик потонул в общем хоре.

Бросив безжизненное тело солдата, Творящий зло на какое-то время замер, занятый пожиранием кровоточащего сердца. Покончив с трапезой, он обратился к очередной жертве: на этот раз ею оказался грейслендский капитан. Неясные очертания чешуйчатых рук, рывок когтей, острых как сабли, фонтан артериальной крови — и крокодильи челюсти, клацнув, сомкнулись, поглотив сердце капитана.

Поднялись крики обезумевших грейслендцев, послышались выстрелы. Творящий зло ничего не почувствовал, но двое посетителей, попавших на линию огня, упали на пол, дернулись несколько раз и затихли. Несколько посетителей, включая возницу Лизелл, бросились к выходу. Шквал огня стоявших у дверей солдат отрезал им путь к бегству. Творящий зло схватил свою следующую жертву, хорошо одетого, преклонного возраста посетителя с густой шевелюрой седых волос. Эти поблескивающие волосы, должно быть, обладали особой привлекательностью, так как когти вонзились в это серебро. Последовало резкое движение; прежде чем тело упало на пол, оторвавшись от головы, глаза его выкатились, а губы продолжали шевелиться, вероятно, сознание еще не угасло, когда крокодильи челюсти клацнули и голова треснула, как большой орех.

Очевидно, желая уничтожить источник зла, один из солдат прицелился в хозяина гостиницы. Револьвер выстрелил, и господин Стисольд упал, сопровождаемый пронзительным воплем своей жены, но Творящий зло не исчез. Мгновение спустя предприимчивый солдат был мертв, распоротый от горла до живота.

Лизелл вскочила на ноги. Она не очень соображала, что надо делать, но подчинялась одному импульсу — бежать. Рука, которая все еще держала ее, сильнее стиснула ее запястье.

— Не сейчас, — остановил ее Каслер.

Она уставилась на него, пораженная его спокойствием. Его лицо, видимое в мерцании сверхъестественного света, было спокойным, без единой тени страха. Он не повысил голоса, но она услышала его совершенно отчетливо, несмотря на всеобщий гвалт. Ее собственный голос трепетал от страха, когда она попыталась выкрикнуть:

— Бежим отсюда!

— Не сейчас, — повторил он. — Не двигайся, ты привлечешь внимание Поглощающей силы. Ты должна подождать, пока пройдет пик активности, и инстинкт поглощения, который породил это, изменится.

— Я не понимаю, о чем ты!

— О том, что я знаю, с чем мы имеем дело, и я знаю, как от этого избавиться. Оставайся на своем месте.

Мгновенно поверив ему, она кивнула, и он выпустил ее руку.

— Грейслендские солдаты, — голос Каслера перекрыл весь шум, царящий в зале, — ваш капитан мертв, я принимаю на себя командование. Прекратите стрельбу и стойте спокойно. — Оставшиеся в живых солдаты немедленно повиновались, и Каслер перешел на гецианский, отдавая команды. — Все присутствующие, оставайтесь на своих местах. Не кричите и не двигайтесь.

Почти все повиновались ему, лишь один официант кинулся к двери кухни. Творящий зло немедленно отреагировал. Огромные кожистые крылья сомкнулись вокруг беглеца. Когти рванули, кровь хлынула потоком, официант издал булькающий звук и умер. Выпустив мертвую жертву, Творящий зло замер, огромные крылья чуть колыхались, пустые глаза шарили по зале.

— Не смотрите ему в глаза, — приказывал Каслер тихим и властным голосом. — Отведите глаза в сторону, думайте о чем-то постороннем.

Не так-то легко было следовать его командам. Лизелл потребовалось напрячь всю силу воли, чтобы оторвать взгляда от парящего в воздухе гостя и сконцентрировать их на лице Каслера. Спокойная уверенность, которую он увидела на его лице, успокоила ее. Он сказал, что знает, как избавиться от этого ужаса, и она верила ему. Она совершенно ясно поняла теперь, почему солдаты под его началом были готовы следовать за ним в любом направлении.

Она не отрываясь смотрела ему в лицо. Каслер же следил за исчадием и его телодвижениями. Сторнзоф напоминал сейчас господина Стисольда в момент его концентрации на своем невероятном кольце. Она не понимала, что он делает. Возможно, каким-то образом применялись потусторонние силы, знание о которых Каслер приобрел на Ледяном Мысе, о чем он ей когда-то рассказывал. Тогда она ничего не понимала, тогда она могла только верить.

Судя по его реакции, гость уловил какие-то призывы и воздействия и начал медленно вращать головой, ища источник. Пустой взгляд натолкнулся на Каслера Сторнзофа и замер.

Каслер шевелил губами, но слов не было слышно. Чудовище направилось к нему. Лизелл не видела этого, она не смела взглянуть, но она чувствовала бесшумное медленное приближение каждой частичкой своего тела. Думайте о чем-нибудь постороннем, приказал им всем Каслер, но это было невыполнимо. Почти невозможно. Она усиленно гнала мысли к Гирайзу, к его парализованному телу и искаженному лицу, и они медленно и неохотно переносили туда ее внимание.

Сам Каслер, казалось, не замечал приближающегося чудовища. Он был неподвижен, взгляд расфокусирован — ничего не видящий взгляд, обращенный в никуда. Лизелл оцепенела, когда монстр подошел так близко, что попал в поле ее зрения. Не замечать его было невозможно, протяни она руку, могла бы прикоснуться к нему. От трепетания его огромных крыльев поднимался легкий ветерок, который шевелил волосы у нее на голове. Она задрожала. Отведите глаза в сторону, думайте о постороннем. Но она могла лишь замереть, парализованная ужасом. Похоже, этого было достаточно, так как нечеловеческий взгляд скользнул по ней как по пустому месту. Чешуйчатое тело заколыхалось перед Каслером и остановилось.

Оно сейчас вырвет у него сердце, оно сейчас оторвет ему голову…

Но оно не делало ни того, ни другого. Даже движение крыл прекратилось. Кошмарное создание колыхалось в воздухе, как бесплотное.

У Каслера от напряжения на лбу выступили капельки пота. Он дышал глубоко и ритмично, лицо оставалось спокойным. У него был странно застывший взгляд, и Лизелл поняла, что время для него остановилось.

Прошло несколько бесконечных минут. Его ресницы ни разу не дрогнули.

Мрак постепенно рассеивался, но так медленно, что она вначале подумала, что ей это кажется. Светлячки над ее головой медленно начали приобретать очертания пламени свечей, тени сжимались, и потусторонний холод неохотно ослаблял свой захват. Сам же призрак не изменился и не поблек, а продолжал покачиваться в воздухе, прикованный безжизненным взглядом к Каслеру Сторнзофу.

В зале было все так же тихо. Голос Каслера, хотя и доносился как бы издалека, произнося слова медленно, сохранил свою власть над присутствующими:

— Выходите медленно, по одному. И отходите подальше от этого места. Делайте все молча и без резких движений. Не смотрите сюда и не думайте об этом.

Большинство повиновалось без колебания и без вопросов, тихо, по одному выходя из залы с опущенными вниз глазами. Лизелл затаила дыхание, ожидая кровавой расправы, но ничего не случилось. Один за другим люди выскальзывали в дверь, некоторые не могли удержаться, чтобы не бросить испуганный взгляд через плечо, но никто, кроме нее, не задержался.

— Каслер, — стараясь не потревожить его концентрации, она говорила очень тихо, не задавая лишних вопросов, — а ты?

— Я остаюсь, — он не сводил глаз с Творящего зло.

— Не нужно. Все сделано. Все вышли, только мы остались. Уйдем сейчас.

— Не сделано. Я сконцентрировал внимание Поглощающей силы на себе. Если я отпущу ее прежде, чем произойдет трансформация формы, Творящий зло уйдет охотиться за новыми жертвами.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Каслер, выход свободен, пожалуйста, пойдем.

— Уйду, когда изменю форму, когда он будет окончательно поражен. Иди, пока есть возможность. Иди.

— Сколько ты здесь еще пробудешь?

Он не ответил. Она не была уверена, что он слышит ее. Она больше не существовала для него, он весь сконцентрировался на потустороннем, чья природа ей была совершенно непонятна. Он каким-то образом сумел привлечь и сконцентрировать все внимание адского создания на себе, это было понятно. Конечно же, он сделал достаточно. Она протянула руку, но не решилась прикоснуться к нему.

— Уходи, — умоляла она и понимала, что ее не слышат. Ее рука безвольно упала вниз. Мгновение она стояла и смотрела на него, затем повернулась и медленно пошла к двери, где остановилась, не в силах удержаться, вопреки запрету, от последнего взгляда назад.

Творящее зло химера — Поглощающая сила — все так же неподвижно висела в воздухе, когти в крови, черные провалы глаз пусты, как бездна, но непонятным образом ее внешний облик изменился. Крокодилья челюсть уже не была такой длинной и устрашающей, как казалось вначале.

Поглощающая сила действительно менялась. Это сделал Каслер — как, она не понимала, но видела, что он рассеет приведение, если сам не погибнет прежде. Лизелл посмотрела на него, забывшего о существовании реального мира, и почти двинулась назад. Но помочь ему она не может, ее отвлекающее присутствие будет только мешать. Она развернулась и пошла прочь от ужаса и человека, схватившегося с ним в поединке.

Фойе было пусто. Постояльцы разбежались, грейслендские солдаты удалились в соответствии с приказом, бедняжка Гретти Стисольд, отныне вдова, исчезла. Лизелл вышла через входную дверь в теплую туманную летнюю ночь, и свежий влажный воздух не мог унять смятение чувств и дрожь в коленках.

Она побрела прочь от «Трех нищих», не понимая куда, почти ничего не видя перед собой. Ноги несли ее назад, на главную дорогу, и дальше по дороге через темноту и туман, к центру спящего Грефлена. Окна были темными, улицы едва освещены, город хранил глубокое молчание, смятенному сознанию Лизелл казалось, что город ей снится. Она не понимала, где она и куда она идет, но ноги сами принесли ее к зданию, над дверью которого был фонарь, а над фонарем символ вокзала — локомотив.

Дверь была заперта. Она поплелась в обход, на платформу, где нашла скамейку и упала на нее. Закрыв лицо руками, осталась сидеть.

Ее мысли кружились вихрем и скручивались не то в сны, не то в воспоминания, она не видела между ними грани. Она погрузилась в беспокойный сон или оцепенение, которое длилось минуты, а может быть, часы, пока ее не разбудил свисток паровоза.

Лизелл открыла глаза. Небо стало серым, как пепел, и экспресс подходил к станции. Она поднялась, ошеломленно посмотрела вокруг и поняла, что оставила свою сумку в гостинице. Сейчас это уже не имело никакого значения. Ее паспорт и портмоне находились в кармане.

Поезд, пыхтя и посвистывая, остановился и исторг двух пассажиров. Лизелл вошла в вагон, нашла место и купила у кондуктора билет. Кондуктор ушел. Она откинула голову на сиденье и постаралась — безуспешно — избавиться от мыслей. Поезд тронулся, и Грефлен остался позади.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, когда нанятый Гирайзом в'Ализанте экипаж подъехал к старомодной гостинице «Трое нищих» на окраине Грефлена. До отправления его поезда оставалось еще полтора часа. Времени было достаточно, чтобы позавтракать, в чем он очень нуждался, поскольку ничего не ел со вчерашнего так печально закончившегося обеда.

В каком-то смысле ему больше некуда было спешить, поскольку цели больше не существовало. Он уже ничего не мог сделать, чтобы завоевать или гарантировать победу для Вонара, а значит, мог расслабиться и закончить гонки с комфортом. Но он знал, что не сумеет. Экипаж остановился, но конюх не вышел, чтобы увести лошадей, не вышел и служащий гостиницы, чтобы взять багаж. Странно. Гостиница на вид — очень приличная: двор чистый, вымытые окна сверкают. Такая распущенность работников казалась несообразной.

Легко спрыгнув с козел, возница подошел и открыл дверь экипажа, помог пассажиру спуститься на землю. Такая любезность была как нельзя кстати. Действие вчерашнего парализующего средства почти прошло. Гирайз мог ходить и двигать руками, но все еще чувствовал скованность во всем теле, руки и пальцы оставались неловкими, как бы чужими. Гецианский врач заверил его, что чувствительность и подвижность скоро к нему вернутся, но полное выздоровление еще не наступило.

Он тяжело опирался на руку возницы, входя в фойе гостиницы, безлюдное и тихое. Никого не было за стойкой портье, вообще никого не было видно. Он позвонил в колокольчик, но никто не вышел. Он нахмурился, удивленный и немного раздосадованный.

— Давайте уедем отсюда, сэр, — предложил возница. Возница был явно встревожен.

— Что случилось? — спросил Гирайз.

— Что-то здесь не так, — последовал ответ.

Он не стал добиваться объяснений. В воздухе пахло, как в мясной лавке, и ему инстинктивно хотелось на свежий воздух.

— Перекусим чем-нибудь. Я думаю, это сюда, — произнес Гирайз, указывая на ближайшую полуоткрытую дверь.

— Я не хочу есть, сэр. Я подожду вас снаружи, если не возражаете, — и возница поспешил удалиться.

Гирайз колебался, ему тоже хотелось уйти. Как все странно. У него в желудке пусто, он остановился здесь, чтобы поесть, и он поест. С трудом переставляя ноги, он добрался до полуоткрытой двери и вошел в общую залу, но тут же остановился как вкопанный, не успев переступить порог. Мясной лавкой запахло еще сильнее, в уши ударило жужжание бесчисленного количества мух.

В первые секунды он не вполне понимал, что предстало его глазам. Царил беспорядок: перевернутая мебель, разбитая посуда и повсюду в неуклюжих позах лежали изуродованные человеческие тела. С полдюжины мертвых тел, а может быть, и больше, с первого взгляда трудно было точно сосчитать. Одно, распростертое на спине в красной луже крови, было обезглавлено. Расколотые останки седой головы лежали неподалеку. Кровью были забрызганы пол и стены, даже потолок, но Гирайз не заметил этого. Его взгляд метнулся в центр слабо освещенной залы, где стоял Каслер Сторнзоф, застывший в полный рост, а перед ним висело в воздухе бесформенное облако дыма.

Бесформенное? На секунду Гирайзу показалось, что облако имеет форму мужского тела, но наваждение тут же рассеялось, и он увидел только пятно тумана, которое, пока он наблюдал, медленно побледнело до полной прозрачности.

Сторнзоф закачался, попытался ухватиться за стоявший рядом с ним стул, но промахнулся и упал на колени, свесив голову и тяжело дыша. Гирайз поковылял к нему настолько быстро, насколько позволяло ему его еще закостеневшее тело, по дороге он остановился, чтобы прихватить открытую бутылку вина с одного из столиков.

Сторнзоф поднял глаза, лицо его было крайне изможденным. Гирайз без слов протянул ему бутылку. Сторнзоф взял ее и залпом осушил половину, после чего вернул.

— Оставь себе, — посоветовал Гирайз. — Ты ранен?

Каслер замотал головой.

— Что случилось? — Гирайз неохотно обвел глазами залу.

— Поглощающая сила.

— Что?

— Гость из потустороннего мира.

Как ни странно, Гирайз не сомневался ни в здравом уме, ни в честности Каслера.

— Это все гость натворил? — спросил он. Сторнзоф кивнул.

— Но сейчас он ушел?

— Трансформирован и вытеснен за пределы материальности.

— Трансформирован? Ты это сделал?

— Эта сила была мне знакома, — Сторнзоф говорил прерывисто, продолжая тяжело дышать. — Эта Поглощающая форма была создана восприятием и представлениями присутствующих зрителей. Сконцентрировав ее внимание исключительно на себе, я получил контроль над внешним видом пришельца, который мне удалось постепенно изменить до полной неузнаваемости, и тогда Поглощающая сила потеряла способность действовать.

— Откуда это явилось?

— Это очень печальная история, а я так устал.

— Что ты теперь будешь делать?

— Спать. Думаю, до самого вечера.

— Полагаю, не здесь. Обстановка неподходящая. Меня там у входа ждет экипаж. Он отвезет нас на вокзал, и ты сможешь поспать в поезде.

— Великодушное предложение, и я с благодарностью принимаю его.

— Только подожди немного, я найду что-нибудь перекусить. Я просто умираю от голода; может, мы покинем эту бойню. — Гирайз, спотыкаясь, добрался до кухни и присвоил сыр, яблоки, холодную курицу, пару буханок хлеба, пару бутылок и вернулся назад к Каслеру, который, покачиваясь и с серым лицом, все же стоял на ногах.

— Ты покалечен? — спросил Сторнзоф, очевидно, заметив неуверенную походку Гирайза.

— Нет. Какой-то анонимный доброжелатель подсыпал мне чего-то в еду вчера за обедом. Доктор говорит, что все пройдет.

— Да, — какая-то тень промелькнула в глазах Сторнзофа. — Лизелл рассказала мне о твоем несчастье.

— Лизелл? Когда и где ты ее видел?

— Здесь, но не беспокойся. Она уехала несколько часов назад, и в полном здравии. Я уверен, она добралась до вокзала и села, как и планировала, на экспресс южного направления.

— Это похоже на Лизелл. А ты уверен, что она не пострадала?

— Абсолютно.

— Тогда она, вероятно, в поезде и уже подъезжает к Тофсенку. Ты понимаешь, что это значит?

— Она будет в Тольце завтра утром. Теперь у нас нет надежды обогнать ее.

— Если не случится чего-либо непредвиденного, она выиграла гонки.

— Тебе трудно привыкнуть к мысли, что победа ее?

— Не совсем, — ответил Гирайз. — Она с первой минуты утверждала, что победа будет ее.

Она ненадолго задремала, но лязг тормозов разбудил ее. Лизелл повернула голову и выглянула в окно. Поезд подъезжал к станции. Вывеска на платформе гласила — ТОЛЬЦ. Лизелл уставилась на нее с удивлением.

Поезд остановился и затих. Пассажиры вставали со своих мест, доставали багаж с верхних полок. У Лизелл багажа не было. Поднявшись на ноги, ничем не обремененная, она побрела в конец вагона, дождалась, когда кондуктор откроет дверь, сделала три шага и оказалась на платформе.

Утренний воздух был теплый и ласкающий. К полудню станет жарко, температура поднимется, но утро — великолепное. Быстрым шагом, почти рысью Лизелл направилась к зданию вокзала, и где-то на полпути ее вдруг осенило, что ей не нужно спешить. Все ее соперники далеко позади. Она перешла на обычный шаг.

Дойдя до здания вокзала, она прошла через зал ожидания. Не успела она приблизиться к выходу, как массивная фигура в нескладно сидящем костюме и потрепанной соломенной шляпе возникла у нее прямо перед носом. Она остановилась.

— Мисс Дивер, не так ли? — спросил незнакомец по-вонарски с ширинским акцентом. — Мисс Лизелл Дивер?

Она утвердительно кивнула. От незнакомца разило дешевыми сигарами и дешевым одеколоном. Она едва сдержалась, чтобы не отвернуться в сторону.

— Стиг Брулин из «Спортивной газеты» , к вашим услугам. Мисс Дивер, я предлагаю вам свою помощь в сопровождении и защите вас на пути следования от вокзала до регистрационного отдела городской мэрии в обмен на ваше интервью…

— Нет, — обойдя препятствие, Лизелл продолжила свой путь.

Стиг Брулин снова вырос у нее на пути. Он трещал без умолку, очевидно, стараясь выудить хоть какую-то информацию или признание. Она почти не слышала, что он ей говорит, для нее это был малозначащий шум, но его настойчивость отвлекала ее внимание — причина была, возможно, в самом журналисте, или же в праздном любопытстве, и вскоре уже небольшая толпа следовала за ней по пятам.

Ей было все равно. Вслед летели вопросы и комментарии, она легко игнорировала их. Миновав зал ожидания, она прямо у входа забралась в один из неповоротливых, удобных гецианских кэбов, которых всегда хватало перед зданием вокзала.

— В мэрию, — попросила она, старательно по-гециански, и кэб тут же тронулся с места. Лизелл устроилась на мягком сиденье. Улицы, проплывающие мимо, не удостаивались ее внимания, только раз она оглянулась назад — три экипажа следовали за ней. В одном из них кто-то, высунувшись из окна, размахивал ярко-желтым шарфом. Подавал какой-то сигнал?

Еще несколько улиц — и кэб въехал на площадь Ирстрейстер, которую она в последний раз видела окутанной черным дымом. Впереди возвышалось богато украшенное здание мэрии, на ступеньках которого толпились в ожидании люди. Возница натянул поводья. Лизелл расплатилась, вышла и поспешила вверх по лестнице. Люди, попадающиеся ей на пути, стали по мере ее приближения каким-то чудесным образом стекаться к ней, и она поняла, что все глаза прикованы к ней, что все вопросы, комментарии и поздравления предназначены ей — короче говоря, они все знают, кто она, и, очевидно, ждут ее.

Она прошла через фойе с высокими окнами. Ее свита значительно увеличилась. Войдя в коридор, она поняла, что дорога к регистрационному отделу отложилась у нее в памяти. Ей не нужно было спрашивать, как туда пройти. Она шла уверенно, преследуемая оживленной толпой.

Лизелл достигла регистрационного отдела, и чувство нереальности происходящего вдруг переполнило ее, хотя сердце так колотилось, что почти причиняло ей боль. Дежурный клерк поднял глаза, когда она вошла, и по его лицу она поняла, что он узнал ее.

Толпа за его спиной затихла. Подходя к столу, она могла слышать звук своих шагов и даже удары сердца. Она протянула свои документы клерку, которому не требовались указания. Отчетливо слышимый удар печати в паспорт — последней печати, удостоверяющей завершение гонок — взорвал тишину, послышались радостные крики, и толпа окружила ее. Лизелл видела возбужденные лица с открытыми ртами, и шум голосов оглушил ее, все говорили одновременно. Она не могла разобрать слов и, конечно же, не могла ответить. Горло ее сжалось, глаза наполнились слезами, и чувство нереальности происходящего усилилось. Она посмотрела на свой паспорт, который каким-то образом оказался снова у нее в руках. И только наличие штампа — Мэрия Тольца, Нижняя Геция, дата и число: 11:36 — свидетельствовали, что гонки действительно завершились.