Велетская слава

Бравалле

Белесый туман поднимался из глубоко вдававшегося в сушу залива, расползаясь по обширной равнине, окруженной густыми лесами. У берега скалились клыками драконов бесчисленные корабли – собранный здесь флот был столь велик, что почти скрывал водную гладь, застилая залив от берега до берега.

Сойдя с кораблей, выстраивалось войско конунга Сигфреда – словно исполинское чудовище блещущее сталью кольчуг и шлемов, оскалившееся клыками мечей и копий, укрывшееся стеной щитов из липы, окаймленных железом. Правым флангом войска командовал Старкад из Хеорота – звероподобный великан в тяжелой чешуйчатой кольчуге, доходящей до колен и черном шлеме с козлиными рогами. Это, а также заросшее бородой лицо, придавало ярлу особо грозный вид, еще больше усиливавшийся от хмурого взгляда близко посаженных темно-серых глаз. С пояса Старкада свисал длинный меч, но в руках, укрытых рукавицами из дубленой волчьей шкуры, с пришитыми к ней железными пластинами, ярл держал большую секиру. Ее набалдашник венчал отполированный кусок янтаря, с застывшей внутри него диковинной тварью, напоминающей огромного паука. Плечи ярла прикрывал синий плащ с изображением уродливой великанши – матери знаменитого чудовища Гренделя. Подобная же тварь скалилась и со стяга, трепетавшего над хирдманнами Старкада –так свирепый воитель нагонял еще больше страху на врагов, словно наглядно подтверждая тот слух, что ярл Хеорота сам имел в роду йотунов. Рядом с ярлом Хеорота, вместе со своими воинами, стояли Хакон Рыжий, из Уппокры,Эйль Одноглазый, Стур Могучий, Торульф Толстый, Тенгиль Высокий, Бирвиль Бледный и многие другие – грозные воители, долгие годы, нагонявшие страх на Варяжское и Северное моря. Тут же стояли и норвежцы - Торкель Упрямый, Герд Радостный, Сивард Свиноголовый, Эрик Сказитель, Эрлингар Змей. Левый фланг Сигфред отдал своему сыну Годфреду: под его началом стоял Виндар Златовласый со своими химмерландцами, под стягом с кимврским быком. Здесь же находились и саксы, возглавляемые вождями Трондаром Большеносым и Рокаром Чёрным, фризы вместе со слывшим колдуном герцогом Юббе – высоким, темноволосым мужчиной, с зелеными, как у кошки глазами. Рядом с ним стоял Орм Англ, возглавлявший выходцев из Мерсиии Нортумбрии, изгнанных за верность старым богам. Сам же Сигфред восседал на черном коне, возглавляя центр войска, где помимо собственно данов, также стояли норвежские ярлы и Люб, сын Драговита, возглавлявший велетский отряд, под кроваво-красным знаменем Сварожича – один из немногих конных отрядов, в преимущественно пешем войске. Как и все, молодой княжич нетерпеливо всматривался в затянутый туманом лес, предвкушая битву с конунгом гаутов.

И тот не заставил себя долго ждать: вот туман впереди заколебался, расплываясь тающими клубами и вдруг из них выступили закованные в сталь воины. Их собралось еще больше, чем у Сигфреда – не только гауты и свеи, но и норвежцы, венды, курши, ливы, эсты. Когда войско приблизилось, Люб с изумлением отметил, что правым флангом Харальда командует женщина – конная воительница, в кольчуге и остроконечном шлеме, из-под которого выбивались пряди темно-русых волос. С пояса ее свисал длинный меч, с набалдашником, увенчанным драгоценным камнем, из-за спины торчала рукоять боевого топора. Ее окружали такие же вооруженные девы - молодые, ладно сложенные женщины, вооруженные мечами, копьями и луками. Что-то в их виде напомнило Любу вендов или сорбов. Левым же флангом командовал венд Якун Резаная Щека – бородатое лицо этого выходца из Поморья украшал большой шрам, подаривший ему прозвище.

Сам же конунг гаутов возглавлял центр, возвышаясь на колеснице, запряженной двумя яростными конями. Харальд оказался высоким широкоплечим стариком, с окладистой седой бородой, заплетенной в несколько кос, и гривой седых волос, ниспадавших из-под шлема в виде головы вепря. С ног до головы облаченный в чешуйчатый доспех, Харальд легко, будто прутик, держал в руке длинный меч, грозно потрясая им в сторону врагов. Еще один меч свисал с его пояса, в отделанных золотом ножнах. Рядом с конунгом на колеснице стоял еще некий человек в синем плаще с капюшоном – Люб уже знал, что это Бруни, таинственный слуга Харальда. Именно он, по слухам, внушил конунгу мысль, потребовать завышенную дань с Сигфреда и он же всячески подогревал в старом конунге стремление к войне. Рядом с колесницей неторопливо вышагивал черный конь, на котором ехал молодой стройный всадник, держащий в руке черное знамя с вороном - только красным, а не белым, как на флагах Сигфреда. Приглядевшись, Люб с удивлением понял, что это еще одна женщина – молодая и, похоже, довольно красивая.

Сигфред тронул поводья коня и выехал перед своим войском.

- Харальд конунг, под старость, видать, лишился не только ума, но и зрения, - громко крикнул он, - иначе бы он никогда не вышел сюда со своим сбродом, увидев, сколько прославленных воителей собралось под мое знамя! Воистину безумным стал конунг Харальд, когда возжелал мое добро – а значит и всех вас, кого этот старик думает обобрать до нитки. Не за Сигфреда сражаетесь вы сегодня, но за свою свободу, свои дома и скот, жен и детей, тогда как Харальд начал эту войну движимый одной лишь жадностью, безрассудством и высокомерием. Его воинство кажется грозным, но в нем мы видим мало гаутов и свеев, в основном слабые и дикие народы. И еще женщины – смотрите, одна девка даже несет его знамя! Я уже не знаю – кого вернее именовать женовидным мужем, Локи или конунга Харальда!

Громкий хохот, пронесшийся по всему войску, стал ему ответом.

- Не стыдно ли нам, данам и прочим сынам Запада, будет бояться войска, что больше похоже на толпу разного сброда, чем на строй могучих воинов! Не следует ли нам отнестись к нему лишь с презрением?

-Да!- ответ войска был похож скорей на громогласный рык, чем на человеческие крики. В этот момент, войско гаутов расступилось – и конунг Харальд выехал вперед на своей колеснице. За ним двинулось еще несколько воинов, в том числе и дева-знаменосец. Вблизи она показалась Любу дивной красавицей: чистая белая кожа, благородные черты лица, алые губы. Но в ее серых глазах читалось не больше теплоты, чем в стали клинка.

Не доехав совсем чуть-чуть до воинства Сигфреда, колесница остановилась.

- Неблагодарный!- несмотря на возраст, голос Харальда не утратил былой мощи, - так ты платишь мне за все, что я сделал для тебя!Тот, кому королевство досталось в подарок, сам идёт на войной на своего благодетеля! Сигфред, ты нидинг, клятвопреступник: в тебе нет ни жалости к старику, ни уважения к родному дяде; потакание собственным похотям для тебя важнее любых уз родства и памяти о всех благодеяниях. Вспомни, что гауты никогда не подчинялись врагу, но сами всегда правили народами - и так будет и впредь! Сам Один лишил тебя разума, что ты явился сюда - мои воины не допустят, чтобы честь и слава гаутов были погублены высокомерием некогда подвластного нам племени. Ни тебе, ни кому-то иному, не дано отдать у меня под старость державу, что я создал в молодости!

-Ты слишком много говоришь, безумный старик! – в тон ему ответил Сигфред, - словами не выигрываются битвы. Пусть же сойдутся наши воины – и мы проверим, кому из нас Один предрек победу, а кому – пир в Вальхалле!

-Мы узнаем об этом очень скоро! – презрительно бросил Харальд и развернул колесницу. Вслед за ним умчались и сопровождавшие его воины, в том числе и прекрасная знаменосица, сопровождаемая вожделенным взглядом Люба. Будет обидно, если столь прекрасная дева падет нынче на поле боя, но что поделаешь – женщина, выбравшая путь девы щита, не должна рассчитывать на снисхождение более, чем мужчины.

С обеих сторон раздался рев боевых рогов и оба войска, бряцая сталью, покатились вперед. Небо потемнело от множества копий, стрел и камней, пущенных из пращи, взлетевших единовременно, прежде чем обрушиться на врага. Лучники гаутов столь искусно находили малейшую брешь в доспехах врага, так что со стороны могло показаться, что их стрелы пробивали щиты, кольчуги и шлемы так, словно тела воинов Сигфреда прикрывали не доспехи, а обычная ткань. На щеку Люба плеснуло алой влагой и сразу несколько воинов рядом с ним, рухнули наземь, утыканные стрелами. В уши ударил крик бешеной ярости и лишь два удара сердца спустя Люб осознал, что это кричит он, погружаясь в кровавое безумие битвы. В следующий миг оба войска с лязгом и грохотом столкнулись друг с другом.

На миг Любу показалось, что само небо упало на землю, провалились поля и леса, всё смешалось и вернулся древний хаос. Божественное и земное слились воедино в одном яростном вихре, и всё это понеслось навстречу собственной гибели. Всё вокруг наполнилось невыносимым скрежетом и лязгом оружия. Казалось, что клубящийся вокруг туман окрасился паром льющейся из ран крови. Ворвавшийся в гущу врагов Люб сходу отбил удар какого-то свея, пытавшегося ударить его мечом и ответным ударом снес врагу голову. В тот же миг конь под ним отчаянно заржал, вставая на дыбы и валясь на бок. Люб едва успел соскочить и тут же увидел, что в груди верного скакуна торчит древко копья, погрузившегося почти наполовину. Конь издал почти человеческий жалобный вскрик, из его пасти хлынула алая пена и несчастное животное забилось в предсмертных судорогах.

Любу некогда было скорбеть по верному другу – на него уже летел могучий гаут,ревевший как бешеный бык, размахивая боевым молотом. В последний момент лют успел отпрянуть, так что удар, могущий размозжить ему череп, пришелся вскользь по шлему. Однако и от этого ослабленного удара мало ему не показалось – перед глазами поплыли красные круги, все вокруг закружилось, так что молодой славянин с трудом удержался на ногах. Ожесточенная схватка словно замедлилась в несколько раз – будто во сне молодой велет смотрел, как хохочущий воин вскидывает молот для второго, на этот раз уже смертельного удара. Однако сделать его он не успел – молнией блеснула серо-синяя сталь и тело гаута, вместе с доспехами и шлемом, расселось на две окровавленные половины. Старкад, словно и не заметив, что только что спас княжичу жизнь, двинулся дальше, прорубаясь сквозь воинов Харальда словно косарь сквозь густую траву. Ни щит, ни шлем не выдерживали его страшных ударов. За ним следом шли воины Хеорота, рубившие врагов и ревевшие словно тысяча троллей. Гауты, свеи, курши, венды - все они узнавали, что такое страх, при виде исполина в рогатом шлеме, казавшегося предводителем всех великанских орд Йотунхейма. Его кольчуга была пробита в нескольких местах, но Старкад, обуянный яростью берсерка, даже не замечал ран, идя вперед, неумолимый словно горная лавина. С не меньшей яростью сражались и иные воины Сигфреда – Люб видел, как с безумным хохотом бился Виндар, золотая грива которого была перемазана в крови, пока он рубил направо и налево. Рядом с ним рубился фриз Уббо, ринувшийся в самую гущу свеев, разя их мечом и коля копьём. Его слава колдуна шла впереди него - многие свевы и гауты были готовы обратиться в бегство перед этим, казавшимся неуязвимым воином. Лишь трое самых верных ярлов Харальда,- Хагдер, Рольдер и Гретир, - рискнули сразиться с непобедимым фризом. Воспользовавшись тем, что рядом с ним на миг образовалось свободное пространство, - когда остальные воины отхлынули от Уббо, оставляя под его ногами лишь окровавленные трупы, - трое ярлов принялись стрелять в него из луков. Уббо был пронзён множеством стрел, но даже сейчас никто так и не осмелился вступить в рукопашный бой с воином, продолжавшего остервенело махать топором. В его груди торчало уже с дюжину стрел, прежде чем силы его оставили и он, словно подрубленное дерево, рухнул на землю.

Сигфред, во главе клина всадников, вгрызался во вражеское войско, размахивая мечом, снося головы и разрубая воинов от плеча до пояса, он упорно прогрызал путь туда, где Харальд точно также сеял вокруг себя смерть. Старый конунг рубился сразу двумя мечами, тогда как носившаяся по полю колесница, кромсала всех без разбора закрепленными на колесах серпами. С не меньшим ожесточением рубились и сопровождавшие конунга конные воительницы – и их свирепая ярость ничуть не уступала мужской. От руки предводительницы амазонок пал воин ярл Соти, которому меч воительницы разрубил челюсть и подбородок. Рокнар Черный,Сивард Свиноголовый, Тенгиль Высокий и многие другие воины, также были сражены женщиной-воином, тогда как саму ее убил ярл Торкиль из Телемарка, не осмелившийся сразиться с неистовой валькирией и вместо этого поразивший ее из своего лука. Другая воительница, та, что несла знамя, свободной рукой также отбивалась от наседавших на нее данов Сигфреда, не уступая яростью своим сестрам. Даже когда Сигфред, сразив всех воинов защищавших Харальда, метнулся к старому конунгу, она встала на его пути, вступив в бой с таким ожесточением, что даже конунг данов на миг отступил перед ее яростным натиском. А в следующий миг Якун Резаная Щека, во главе своих соплеменников, прорвался к Харальду – и теперь уже Сигфреду, под которым давно убили коня, стало не до Харальда, от которого его отделили разъярённые венды.Словно охотничьи собаки, окружившие дикого кабана, они наседали на конунга данов, отмахивавшегося от них мечом и топором. Рядом с не меньшим остервенением сражались и его воины, но их становилось все меньше: озверевшие от запаха крови венды, ревя словно медведи, рубили тела данов мечами, мозжили их черепа булавами, врубались в груди секирами.

И в этот миг бившийся рядом с конунгом Люб увидел неподалеку мечущееся над полем знамя Сварожича, цвета запекшейся крови.

- Воины Ретры, ко мне! – крикнул Люб,- Защитим конунга данов!

Вокруг него вскоре собрались велеты – уставшие, покрытые кровью, льющейся из множества ран, но все еще пылавшие боевой яростью, которую им придавало присутствие княжича. Сплотившись вокруг сына Драговита, велеты устремились на вендов. Якун, вовремя обернувшись, тремя ударами сразил сразу трех врагов, прежде чем схватился с самим Любом. С жутким лязгом ударили друг о друга меч и шипастая булава – и клинок велета со звоном раскололся, а булава обрушилась на плечо молодого воина. Хоть сломавшийся меч несколько смягчил удар, все же правая рука Люба бессильно повисла. Якун, уже торжествуя победу, вскинул свое жуткое оружие, чтобы размозжить княжичу череп. Но ликующий смех захлебнулся в его глотке, когда Люб, сорвав с бедра легкий топорик, метнул его прямо в лицо венду. Глаза Якуна вскинулись, будто пытаясь рассмотреть выросшее у него в переносице лезвие – и в следующий миг он тяжело рухнул наземь. Смерть вождя привела поморян в смятение – в панике они кинулись врассыпную, когда по ним с двух сторон ударили даны и велеты.

Люб, подхвативший меч одного из мертвых вендов, кинулся было вдогонку, когда краем глаза увидел рядом с собой блеск стали. Вовремя развернувшись, княжич успел отразить предательский удар, но так неудачно, что меч плашмя ударил его по лбу. Из глаз его посыпались искры и тут могучий удар опрокинул его на землю, одновременно выбивая меч из его рук. Чья-то нога отбросила его в сторону и тяжелый сапог опустился на раненное плечо Люба, заставив его вскрикнуть от боли. В следующий миг над велетом нависло знакомое курносое лицо с налитыми кровью глазами.

-Думал, я ничего не замечу, - зло усмехнулся Сигфред, - Фрейдис, хоть и вещая, но такая же дура, как и все остальные бабы, пусть и мнит себя самой хитрой. Сначала я расправлюсь с тобой, а по возвращению в Хедебю – и с этой сукой!

С диким смехом он вскинул над головой меч, но опустить так и не успел – рядом с ним блеснула сталь и широкое лезвие снесло голову конунгу данов.

-Я спасаю тебя во второй раз, - проворчал Старкад, опуская окровавленную секиру, - и что только Фрейдис нашла в таком дохляке, как ты?

Люб был слишком изумлен, чтобы оскорбиться: с благоговейным ужасом он уставился на Старкада, что лишился почти всех доспехов – и даже одежда его превратилась в окровавленные лохмотья. Сквозь прорехи виднелись страшные раны, половина которых давно убила бы обычного человека: шея и плечи Старкада были изрублены в мясо, а на груди зияла столь большая рана, что из нее только что не вывалились легкие. К тому же берсерк потерял один палец на правой руке.

Старкад криво усмехнулся изуродованным ртом, заметив взгляд Люба.

- Заживет, - буркнул он, - я заговорен, - он обернулся к остальным данам и крикнул, - Сигфред пал от руки венда! Да здравствует конунг Годфред!

Сам Годфред, залитый кровью с ног до головы, только что сразивший одного из гаутских ярлов, даже в горячке боя расслышал этот зычный крик. Глаза его, и без того горевшие жаждой крови, в тот же миг заполыхали бешенством берсерка.

- Месть за нашего короля!- вскричал новый конунг.

-Месть! Месть! Месть! – закричали даны, - Годфред, веди нас!!!

Смерть Сигфреда не принесла Харальду победы – слишком тяжелые потери понесло его войско, в то время как даны, сплотившиеся вокруг молодого конунга, рвались отомстить за старого. Да и сам Харальд получил слишком много ран, чтобы надеяться выжить.

-Ты этого хотел, Бруни? - зло обратился он к своему советнику. Как ни странно, за всю битву тот не получил ни царапины и даже его доспехи выглядели так, словно их обладатель не участвовали в бою. Сам Бруни почему-то прятал лицо от своего повелителя.

-Я к тебе обращаюсь, мерзавец! – Харальд ухватил его за плечо, разворачивая к себе и тут же удивленно вскрикнул, - да ты же не Бруни!

Слуга взмахнул рукой и этот, казалось бы, несильный удар, разом сбросил конунга на окровавленную землю. В следующий миг «Бруни» сорвал с пояса палицу и обрушил ее на голову владыки Гаутланда.

-Мы скоро встретимся, мой храбрый Харальд, - уголками губ улыбнулся вероломный убийца. Сойдя с колесницы и укрывшись синим плащом, он быстрым шагом прошел через все поле и исчез в лесу, так никем и не замеченный.

Смерть Харальда окончательно лишила боевого духа свеев и гаутов, также как и остальных воинов, торопившихся сдаваться новому конунгу данов. В знак окончания битвы и своей победы, Годфред приказал возвести два огромных погребальных костра для Харальда и Сигфреда и все люди с усердием принялись за это дело. Годфред, приказал возложить на колесницу Харальда тела отца и двоюродного деда, украсив повозку золотыми попонами. Затем он велел запрячь в колесницу двух коней, которых конунг сам же и зарубил своей секирой. Вокруг этой колесницы был разожжен костер, где и сгорели оба великих вождя. Годфред меж тем обходил стоявших со скорбным видом знатных воинов, настойчиво призывая их бросать в него оружие, золото и иные богатства, дабы оба воина предстали перед Всеотцом во всем блеске своей славы и достатка.

Княжич велетов не участвовал в погребении: Люб возвращался к своим кораблям, когда вдруг услышал жалобный стон из-под груды мертвых тел. Морщась от боли в ушибленной руке, он отбросил один из трупов – и увидел распластанное на земле черное знамя с красным вороном. Его древко все еще держала тонкая рука. Озаренный внезапной догадкой, Люб, позабыв обо всех ранах, отбросил еще несколько тел – и увидел лежавшую среди трупов красивую девушку со светло-русыми волосами. Тело ее покрывало множество ран, но смертельных вроде бы не было. Серые глаза девушки недоверчиво уставились на княжича и тот приветливо улыбнулся воительнице.

- Не бойся, - снисходительно сказал молодой человек, - Люб, княжич велетов не убивает пленных – особенно таких красивых.

Девушка слабо улыбнулась, но даже сейчас в этой улыбке читался дерзкий вызов.

- Нужно что-то более опасное, чем самоуверенный юнец, чтобы напугать Власту, княгиню чехов, - сказала она, - но раз ты взял меня в плен – может, ты вытащишь, наконец, меня отсюда?

Люб усмехнулся и, протянув руку, помог Власте подняться.