Глава 24

— Как продвигается поимка ведьмы, господин Бишеп? — заинтересованно спросил староста, накрывая к обедне.

— Видите ли, уважаемый Норман, несмотря на свой юный возраст, эта чертовка очень сильна. Но есть и ещё кое-что мешающее моей работе. Ей кто-то, без сомнения, помогает, — удовлетворил любопытство охотник.

— Охо-хо, — заохал селянин. — Вы уже знаете, кто этот негодник?

— Или негодники, — поправил Грегори. — Я пока не знаю, кто именно мне препятствует. Но вы ведь не станете отпираться, Норман, что в вашей деревне жители что-то скрывают.

— Господь с вами, мистер Бишеп! Да что нам скрывать-то? Мы ж сами вас позвали. Деньги немалые собрали.

— Вот то-то и оно, мистер Селби, — усмехнулся охотник. Одни платят, а другие чинят препятствия.

— Уверяю вас, мистер Бишеп, никто из деревни не помогает ведьме. — категорически отмел напраслину в сторону селян староста.

— Не горячитесь напрасно, Норман, — отправляя в рот ложку аппетитного рагу, осадил Грегори. — Вы ведь можете этого и не осознавать.

Староста от удивления чуть свою ложку не выронил:

— Как это?

— Через отравленную воду ведьма могла наслать на деревню, как проклятия, так и чары принуждения или молчания. Но не волнуйтесь, Норман. Как только ведьма умрет, развеяться и все ее чары и проклятия, — пояснил и успокоил охотник.

— В таком случае, скорейшая поимка ведьмы в наших же интересах. Господь и мы на вашей стороне, мистер Бишеп, — подвел черту Норман и более до конца обедни и словом не обмолвился.

Мистер Ванклауд старался покинуть дом как можно тише. Жена хлопотала у печи, дети тоже были заняты домашними делами. Ничего не объясняя, он торопливо пересек двор, вышел за ворота и направился к лесу. Медальон под рубахой должен был вселять уверенность и решительность, но мужчина не испытывал ничего подобного. Напротив, из-за волнения ладони были мокрыми и холодными, а сердце колотилось быстрее положенного. Но стоило войти в лес, Николас почувствовал уже совсем другую дрожь. Азарт охотника.

— Я найду твое жилище, ведьма, и ты не сможешь мне помешать, — громко произнес мистер Ванклауд, но слова потонули в птичьих трелях и шуме листвы.

А вот голос Мариотты прозвучал отчетливо:

— Ни шагу больше, Николас. Нечего тебе в моем лесу делать.

Оглядев неторопливо девушку, Николас распахнул ворот и достал амулет.

— Все кончено, ведьма. Уймись. Ты ведь знаешь, что это за медальон.

— Значит, вот как ты матушку загубил, — догадалась Мари и смело шагнула ближе. — Ответь мне, Николас, ты любил Сибиллу? За что ты с ней так обошелся?

— Что с того, что любил? Она была ведьмой. Она мучила меня. Зачем ты опять про то меня спрашиваешь?

— Ох… — вздохнула девушка, приближаясь к мужчине вплотную. — Прав ты, Николас. Все кончено. Но не для меня, а для тебя.

Селянин потянулся к амулету, но ведьма была шустрее и прижала его своей ладонью к груди мужчины.

— Думаешь, он спасет тебя? Ждешь, что какая-то безделица остановит меня?

Николас, побледнев, отступил. И, стирая рукавом испарину со лба, заикаясь, залопотал:

— П-п-почему т-ты не п-подчиняется? Т-ты не д-должна п-противиться…

— Не ожидал? — недобро улыбнулась. — Теперь уж я буду тобой повелевать. И мне никакая кукла для этого не нужна. Все исполнишь, что прикажу. А велю я тебе на реку идти и медальон свой в воду бросить, чтобы сгинул он навечно. А следом и самому утопиться. Мне будет отрадно видеть, как ты на дно пойдешь, и вода над тобой сомкнется, будто и не было тебя вовсе.

Проявляя полную покорность, мужчина брел к реке. Не хотел, но брел. Так ведьма велела. И ведьма тоже позади шла. Молча шла, не подгоняла. А как к воде вышли, она-то остановилась, а он дальше зашагал. В такой ясный погожий денек радоваться бы да красотой вокруг наслаждаться. Птицы заливаются, речка от солнечных лучей блестит и переливается, детишки на том берегу плещутся, галдят. А тут…

— Прошу, не заставляй, — не смея оглянуться, взмолился Николас.

— Иди, Николас, иди, — осталась равнодушна Мари.

— Пощади, прошу!

— Матушка, небось, тебя тоже просила? Ты пощадил её?

— Дай хотя бы попрощаться с семьей, — продолжал упрашивать мистер Ванклауд, опустившись в воду по грудь.

Ведьма лишь пуще разозлилась. Даже ветерок сильнее задул.

— А ты оказал нам такую милость?

Шум с противоположного берега становился все громче и назойливее. Детские звонкие голоса заставили прервать перепалку и прислушаться.

— Помогите! Ну, помогите же! Она тонет!

Вдали от берега отчаянно барахтался ребетенок. Младшие вопили на берегу, чуть постарше — в воде. Но никто не осмеливался подплыть ближе, боясь, что девчонка за собой под воду утащит.

— Уговор, ведьма! — неожиданно выкрикнул Николас, взглянув на Мариотту. — Моя жизнь за жизнь этого ребёнка! Спаси дитя!

— Зачем тебе хлопотать за чужого отпрыска?

— Хочу доброе дело сделать перед смертью. Авось окупиться на том свете.

— Хорошо, — согласилась девушка и вытянула руки над водой.

Вода послушно вытолкнула на поверхность ребенка во весь рост. Девчушка, почуяв под ногами твердь, подобно земле, сделала несколько осторожных шагов и, осмелев, побежала к берегу. Дети вмиг орать перестали. Только рты пораскрывали да глаза выпучили. Такого они отродясь не видывали, чтоб человек по воде, как по земле шел. Но чудесному спасению девочки радовались искренне, непритворно, дружно окружив бедолажку

— Ну что? Свою часть сделки я выполнила, — напомнила ведьма об уговоре.

Свое слово сдержал и Николас. Сдернув с шеи амулет, он швырнул его подальше на глубину, с досадой наблюдая, как цепь с кулоном хюпнула по воде и плавно вниз стала опускаться. “Амулет ведьмы” уничтожен, а значит, и самому пора. Мужчина оттолкнулся от дна и поплыл. Остановившись на середине реки, Николас развернулся к берегу и развел руки в стороны. И вроде как готов, а тело не слушается, ноги все равно елозят, удерживая на плаву. К н и г о е д. н е т

Чтобы завершить начатое, Мариотта нетерпеливо принялась руками по воздуху водить. Вода, чуть раступившись в стороны, накрыла мужчину с головой. Захлебываясь, Николас отчаянно барахтался, но река тянула ко дну. Мари глаз не сводила с этой борьбы. Ещё мгновение и дело сделано. Но что-то нестерпимо скребло по сердцу, и она снова протянула руки к воде и, будто зачерпнув, подняла выше. Как и с ребенком, вода подчинилась, вытолкнув мужчину по грудь. Пока мистер Ванклауд, откашливаясь, жадно хватал ртом воздух, ведьма умоляюще крикнула:

— Оставь меня в покое, Николас! Не трону я ни тебя, ни семью твою. И деревню не побеспокою больше. Поклянись, Николас!

— Клянусь!

Вот и всё. Такие клятвы посильнее пустых обещаний будут. Мари уже хотела с берега уйти, но окрик Николаса заставил ее обернуться.

— Мариотта! Охотник. Он не отступится.

— Я знаю.

— Это страшный человек. Говорят, на его счету десятки пойманных ведьм.

— Я его не страшусь.

— Ты же можешь заставить меня убить его.

— Зачем? Хочешь ещё один грех на душу взять?

— Смерть Сибиллы всегда будет тяжким грузом на сердце, — покаялся Николас, а про себя добавил: "Как и спасение ребенка, что не даст согнуться под тем грузом".

— Прощай, Николас, — оборвала разговор ведьма и устремилась в лес.

Ветер донес его последние слова:

— Прощай, Мариотта.

И лишь скрывшись за деревьями, девушка почувствовала, что боль, затопившая всё внутри, рвется наружу. Почему? Почему она не смогла сделать, чего желала больше всего на свете. На плечо легла чья-то невесомая рука и Мари, вздрогнув, повернула голову.

— Я горжусь тобой, девочка. Ты поступила правильно, — тепло улыбнувшись, подбодрил дух Коры.

— Ежели правильно, то почему так больно в груди? Почему так тяжко, Кора? — всхлипывая, зашептала ведьма, роняя первые слезинки. И, больше не сдерживаясь, уткнулась в плечо полупрозрачной женщины, сотрясаясь от рыданий.

— Выбор всегда делать тяжело, — поглаживая правнучку по спине, приговаривала Кора, — а порой и очень больно.

Загрузка...