Три недели Сибилла ходила как в воду опущенная. Николас уплыл и забрал с собой радость из глаз, оставив взамен тревогу на сердце. И как не старалась девушка прогнать дурные мысли, все же терзалась и тосковала. Да так, что есть не могла.
Полуденное солнце припекало изрядно. Сибилла уже в который раз обтерла лицо и шею мокрым платком. А потом высунулась в открытое окно, дабы насладиться слабым ветерком. Мало ей от тоски изнывать, так и во всем теле такой жар сидит, что она теперь взамен печи может хлеба печь. А тут еще и матушка с самого утра, словно осой укушена, все ворчит да бранится без устали, хоть из комнаты не выходи.
— Сибилла, — послышался окрик матери с кухни, — яиц принеси, да на базар собирайся. Полдня бездельничаешь и носу не кажешь.
Девушка, простонав про себя, нацепила передник, чепец и прошмыгнула мимо худощавой сероглазой женщины средних лет с темно-русыми волосами, собранными в пучок. Едва Сибилла ступила в курятник, в нос ударили запахи куриного помета и перьев. Желудок взбунтовался. Насилу сдержав дурноту, она собрала несколько яиц в передник и опрометью кинулась прочь. На улице жара, а ее вдруг озноб прошиб. Не к добру все это, не к добру.
Мать снова окликнула девушку. Сибилла торопливо переложила принесенные яйца в миску и, схватив корзину, поспешила убежать из дома. А вместо городского базара ноги ее повели по знакомой лесной тропинке. Звуки и запахи леса успокаивали. Мысли перестали путаться и потекли плавным ручейком. Вот только это принесло отнюдь не покой, а ещё больше испугало. До неприметного домика местной знахарки Сибилла дошла ни жива, ни мертва.
— Кора! Кора! — позвала девушка с порога.
Из-за печи выглянула женщина. Возраст уже покрыл морщинками ее лицо и руки, а вот волосы, не смотря на годы, по-прежнему были рыжими, без единой седой прядки.
— Чего шумишь? Я ж не глухая, — проворчала знахарка.
— Ох, Кора! Помоги! Худо мне!
— Не суетиться. Знаю я, что за беда тебя привела.
— А раз знаешь, скажи, как поступить!?
— А сама что думаешь? — сложив руки на груди, спросила Кора.
Сибилла только глазами гневно сверкнула. Зачем мучает ее своими вопросами. У самой уже голова разболелась от дум. Но знахарка молчала, терпеливо ожидая ответа. И девушка, уставшая от терзаний, запричитала:
— Ах, Кора, если бы я знала, как поступить. Николас-то уплыл. Надолго ли? Не знаю. Обещал, как вернется жениться. А когда вернётся? Когда живот будет не скрыть? Матушка, если узнает, за волосы оттаскает. Кора, миленькая, не могу я не замужней родить! Меня же в селе позором покроют да палками побьют. А ежели Николас про то прознает? Что я скажу? Как оправдаюсь? Ведь не простит он меня, не простит, что дитя его убила! Да как же мне теперь решить?
— Сядь и успокойся, — приказала знахарка без тени сочувствия, — а от дитя завсегда избавиться успеешь.
Сибилла удивленно взглянула на женщину и послушно опустилась на лавку.
— Ты знаешь, кто я такая? — спросила Кора, садясь рядом.
— Вся деревня знает, — засопела девушка, — ты знахарка, травница. Но люди тебя бояться, хоть и приходят за помощью. За глаза ведьмой кличут.
— Правильно называют. Я и есть ведьма, — ничуть не смутилась женщина. — А почему я тебя взялась обучать? Про травы да зелья различные рассказываю? Почему тебя одну у себя привечаю?
— Сама говорила способности у меня, — пожала плечами Сибилла.
— И способности эти у тебя от меня. Я твоя бабушка.
— Что? — удивилась сначала девушка, а потом захихикала. Видать, совсем уже стара стала Кора. — Это невозможно. Моя матушка…
— Глэдис, — перебила ведьма. — Дочерью мне приходится. А вот ведьминого дара в ней нет.
— Глупости ты какие-то толкуешь, Кора, — рассердилась Сибилла. — Ведь не затем я к тебе пришла, чтоб сказки твои слушать.
— А ты послушай! — гаркнула знахарка, теряя терпение. — Ты верно заметила, народ в деревне злой. Забьют палками или с деревни прогонят. Пятьдесят годочков назад и я в таком положении оказалась. Семнадцать мне тогда было. В лесу скрывалась, сколько могла, пока срок не подошел. На мое счастье, в эти дни и замужняя селянка на сносях была и вот-вот разродиться должна была. Я напросилась в дом помочь ей разрешиться. Уж как мне удалось мужа убедить, что роды будут тяжелые и повитуха местная не поможет, хоть и опытная, сама не ведаю. Если бы он не поверил мне, я бы пропала. Во время родов я женщину травами опаивала, чтобы она в забытьи была. А когда ребенок появился на свет, я в колыбель и твою мать подложила, сказав мужу, будто двойней разродилась. Пришла я в дом с полной корзиной, а ушла с пустой. Но я всегда знала, где моя дочь и что с ней.
Кора ласково провела притихшей Сибилле по голове:
— Ты что же, так и не веришь мне? Скажи, о чем призадумалась?
— Все детство думала, в кого же мои волосы такие рыжие. Во всей родне подобных не сыскать.
— Я не о том, глупышка.
— Не пойму я тебя, Кора, — сбитая с толку девушка поднялась с лавки и, подойдя к столу, принялась теребить край скатерти. — Мне тоже следует так поступить? И своего ребеночка в чужую люльку подкинуть?
— Дочь! — утвердительно заявила ведьма. — У тебя будет дочь.
Оторвавшись от скатерти, Сибилла вновь села на лавку рядом со знахаркой.
— Она тоже будет как я? И как ты? — осторожно спросила девушка.
— Очень сильная ведьма будет, я чувствую, — кивнула знахарка. — Знаю, ты боишься. Но я в ту пору была совсем одна, а у тебя есть бабушка, — широкая улыбка добавила морщинок возле глаз. — Я не только тебе помогу, но и все, что знаю сама, тебе поведаю. Жаль, времени не много отведено. А ты, в свою очередь, дочку обучишь.
— Что-то я тебя не понимаю, Кора, — встрепенулась внучка. — Разве не вместе мы будем девочку растить?
Ведьма грустно улыбнулась и сжала пальцы внучки:
— Я ее даже не увижу. — Почему? — оторопело взглянула Сибилла на бабушку.
— В ночь, когда она родиться я покину этот мир.
— Как же так? — голос девушки дрогнул. — Сказала со мной будешь, а сама помирать собралась?!
— Тише, Сибилла, успокойся, — приговаривала женщина, похлопывая морщинистыми пальцами по ладони родственницы — Так надо, внученька. Двум сильным ведьмам на одной земле не ворожить. Со временем ты все поймешь. Да и смерть моя напрасной не будет. От меня к ребеночку сила перейдет.
Долго еще две ведьмы говорили, да наговориться не могли. Все по-родственному обсудили. Домой Сибилла уже за полночь явилась. Прошмыгнула мышкой в свою комнату и счастливая уснула. Знала, что поутру от матери достанется, а все равно улыбка с лица не сходила. Пущай бранится, пока может.