Наконец я все-таки встал и накинул нечто вроде простой туники, а потом — я даже немного растерялся — рабы моментально умыли меня и побрили. В полном одиночестве отправился я в оружейную и снял со стены свой меч в ножнах.
Я вынул клинок из ножен, и снова меня охватило странное возбуждение. Я сразу же позабыл и свою растерянность, и сомнения, а услышав свист меча, рассекавшего воздух у меня над головой, радостно рассмеялся.
Мышцы стали привычно упругими. Я сделал несколько выпадов; казалось, что мы с мечом составляем единое целое, что это как бы еще одна моя рука. Я сделал глубокий выпад, вернулся в прежнюю позицию и резко опустил меч острием вниз. Владея им, я испытывал необычайную радость!
Он превратил меня в нечто большее, более значительное, чем во все предшествующие годы. Он сделал меня настоящим мужчиной. Настоящим воином. Героем!
Будучи Джоном Дэйкером, я имел дело с холодным оружием от силы раза два и, надо сказать, управлялся с ним довольно-таки неуклюже, если судить по отзывам тех моих друзей, которые считали себя в этом знатоками.
В конце концов я неохотно сунул меч в ножны, но только потому, что заметил поблизости одного из моих рабов: я помнил, что лишь один Эрекозе может касаться этого меча и оставаться при этом в живых.
— В чем дело? — спросил я раба.
— Там лорд Каторн пришел, господин мой. Он очень хотел бы с вами поговорить.
— Пусть войдет, — сказал я рабу, повесив меч обратно на стену.
Каторн вошел в оружейную стремительной походкой. Он, похоже, довольно долго ждал приема и пребывал в столь же дурном настроении, как и в тот, самый первый раз, когда я увидел его. Его башмаки, подкованные железом, прогрохотали по каменным плитам пола.
— Доброе утро, лорд Эрекозе, — сказал он.
Я поклонился:
— Доброе утро, лорд Каторн. Прошу прощения, если заставил ждать. Я упражнялся с этим мечом…
— С мечом Канаяной… — Каторн бросил на меч подозрительный взгляд.
— С мечом Канаяной, — повторил я. — Не угодно ли перекусить или выпить, лорд Каторн?
Я очень старался угодить ему не только потому, что неразумно иметь в качестве врага столь искушенного воина да еще в период подготовки главной военной кампании, но и потому, как я уже говорил, что в достаточной мере преисполнился к Каторну сочувствия.
Однако Каторн смягчиться не пожелал.
— Я плотно позавтракал еще на заре. Меня интересуют значительно более важные проблемы, чем вкусная еда, лорд Эрекозе, — заявил он.
— Каковы же эти проблемы? — я мужественно сдержался.
— Военные, разумеется. А что бы вы хотели еще услышать от меня, лорд Эрекозе?
— Да, действительно. А какие именно военные проблемы вы хотели бы обсудить со мной, лорд Каторн?
— По-моему, нам следует атаковать элдренов прежде, чем они сами пойдут на нас войной.
— Лучший вид защиты — это нападение, не правда ли?
Он, казалось, удивился. Совершенно очевидно, что раньше он этой поговорки не слышал.
— Отлично сказано, господин мой. Можно подумать, что передо мной настоящий элдрен — так ловко вы управляетесь со словами… — он явно испытывал мое терпение. Но я и этот грязный намек проглотил.
— Итак, мы нападем на них. И что дальше? — спросил я.
— Именно это мы и должны обсудить со всеми вместе. Но совершенно очевидно, какая точка у них самая уязвимая.
— И какая же?
Он быстро прошагал в другую комнату и вернулся оттуда с картой, которую расстелил на скамье. Это была карта третьего континента, того, что полностью находился во власти элдренов и назывался Мернадин. Острым концом кинжала Каторн указал в то самое место, которое при мне уже не раз отмечалось накануне вечером.
— Пафанаал, — сказал я.
— Поскольку это слишком важный пункт в той кампании, которая сейчас планируется, элдрены, по-моему, вряд ли ожидают, что мы решимся атаковать этот город в первую очередь, — им ведь известно, что люди устали от сражений, да и силы у нас на исходе…
— Но раз уж мы так измотаны и ослаблены, — сказал я, — не было бы лучше сначала взять какой-нибудь другой, менее важный город?
— Вы забываете, господин мой, что воины вдохновлены вашим появлением в наших рядах, — сухо ответил Каторн.
Я не сумел сдержать улыбку. Но Каторн посмотрел на меня так хмуро и сердито, что я решил на него не обижаться.
— Мы должны научиться действовать вместе, лорд Каторн. Я склоняю голову, признавая ваш авторитет великого воина и ваш огромный опыт. Согласен, что ваше знание повадок и характеров элдренов значительно полнее и глубже моего. И мне, конечно же, необходима ваша помощь — настолько же, насколько королю Ригеносу, как то полагает он сам, необходима моя поддержка. — Я говорил тихо, примирительным тоном.
Каторну, похоже, эти слова пришлись по душе. Он прокашлялся и заговорил снова:
— Едва Пафанаал окажется в наших руках, мы обретем отличный плацдарм для проведения дальнейших операций на суше. Кроме того, владея Пафанаалом, мы легко сможем проводить в жизнь свою собственную стратегию, не ожидая, что предпримет противник, и не идя у элдренов на поводу. Лишь отбросив их назад, к Горам Скорби, можно приступать к весьма утомительной, но необходимой миссии: полному истреблению элдренов. На это потребуются годы. Но сделать это необходимо в первую очередь! Впрочем, это будет предметом забот военной администрации захваченных территорий и нас непосредственно почти не коснется.
— А сколь хорошо защищен этот Пафанаал? — спросил я.
Каторн улыбнулся:
— Защиту порта осуществляет, в основном, боевой флот элдренов. Если нам удастся уничтожить их флот, можно считать, что Пафанаал у нас в руках. — Он оскалил зубы — видимо, это называлось у него «рассмеяться от души». А потом вдруг подозрительно на меня глянул, словно опасаясь, что сказал мне слишком много.
Такого взгляда нельзя было не заметить, и я сказал:
— Что мучает вас, лорд Каторн? Разве вы мне не доверяете?
На лице его не дрогнул ни один мускул.
— Я должен вам доверять, — равнодушно сказал он. — Мы все должны вам доверять, лорд Эрекозе. Разве вы вернулись не для того, чтобы выполнить свою древнюю клятву?
Я внимательно посмотрел на него:
— А вы сами в это верите?
— Я должен в это верить.
— Вы верите в то, что я — вернувшийся Эрекозе, Защитник Человечества?
— Я и в это тоже верить должен.
— Вы верите этому только потому, что если я не Эрекозе — тот, из ваших легенд, — то Человечеству конец?
Он склонил голову, как бы в знак согласия.
— А что, если я не Эрекозе, господин мой?
Каторн вскинул голову:
— Вы должны быть Эрекозе… Если бы это было не так, я заподозрил бы… — Что бы вы заподозрили?
— Ничего.
— Вы заподозрили, что я переодетый шпион элдренов, так ведь, лорд Каторн? Этакий хитрющий недочеловек, который только внешне похож на человека? Верно ли я прочел ваши мысли, господин мой?
— Чересчур верно. — Густые брови Каторна совсем сошлись на переносице, а побелевшие губы вытянулись в жесткую линию. — Говорят, элдрены тоже способны шарить в чужих мыслях… в отличие от настоящих людей…
— Так вы что же, боитесь меня, лорд Каторн?
— Боюсь какого-то элдрена? Клянусь Богом, я тебе покажу… — и могучая ручища Каторна схватилась за рукоять меча.
Я тут же поднял руку и молча показал ему на меч, висевший в ножнах на стене.
— Именно поэтому вы и не решаетесь заподозрить меня, верно? Этот меч в вашу теорию не вписывается. Если бы я не был Эрекозе, то как же этот меч подчиняется мне?
Он так и не вытащил своего меча, однако упорно продолжал сжимать рукоять.
— Ведь это правда — разве не так? — что ни человек, ни элдрен, ни одно живое существо не может коснуться меча Эрекозе и остаться при этом в живых? — тихо спросил я.
— Да, так говорится в наших легендах, — согласился он.
— В легендах?
— Я никогда не видел, чтобы какой-нибудь элдрен хотя бы попытался дотронуться до меча Канаяны…
— Но вы обязаны допустить, что это утверждение справедливо. Иначе…
— Иначе у Человечества надежды почти не остается, — эти слова из него словно клещами вытащили.
— Что ж, прекрасно, лорд Каторн. В таком случае, вы признаете, что я Эрекозе и призван королем Ригеносом вести людей к победе.
— У меня нет иного выбора, кроме как признать это.
— Хорошо. Я, в свою очередь, тоже вынужден кое-что признать, лорд Каторн.
— Вы? Что же?
— Я должен признать — и быть в этом уверенным! — что вы мой союзник в этой кампании. Что у меня за спиной не будут плести заговоры, что от меня не будут утаивать информацию, что вы не станете заключать ни с кем сделку, чтобы повредить мне. Видите ли, лорд Каторн, именно благодаря вашим подозрениям могут рухнуть все наши планы. Завистник, ненавидящий своего вождя, способен причинить куда больше вреда, чем любой открытый враг…
Он кивнул и распрямил плечи. Потом медленно убрал руку с рукояти меча.
— Я много думал об этом, господин мой. Я не такой уж дурак.
— Знаю, что вы не дурак, лорд Каторн. Если бы вы действительно были дураком, я бы и времени не стал тратить на подобные разговоры.
Он сосредоточенно ковырялся языком в зубах, обдумывая мои последние слова. В конце концов он сказал:
— А вы тоже не дурак, лорд Эрекозе.
— Благодарю вас. Вот уж не предполагал, что вы обо мне столь высокого мнения…
— Хм, — он снял шлем и провел рукой по своим густым волосам. Он все еще что-то обдумывал.
Я подождал, надеясь, что он скажет еще что-то, но он лишь решительно вновь напялил шлем и, сунув в рот большой палец, стал энергично ковыряться в зубах ногтем. Потом извлек палец и сосредоточенно на него уставился. Потом перевел взгляд на карту и прошептал:
— Ну что ж, в конце концов мы друг друга поняли. Так что теперь будет куда легче вести эту вонючую войну.
— Безусловно, значительно легче, — кивнул я.
Он фыркнул.
— А насколько хорош наш собственный флот? — спросил я.
— Все еще очень неплох. Не так велик, как раньше, но корабли-то мы еще построим, это дело сейчас идет вовсю. Верфи работают день и ночь. И по всей стране отливаются мощные пушки для новых военных кораблей.
— А где мы наберем команды?
— Сейчас мы призываем в наши войска всех, порой даже женщин… даже детей. Вам ведь уже сказали, лорд Эрекозе, — и это чистая правда! — что все люди выступили против проклятых элдренов в едином строю.
Я промолчал, в глубине души уже испытывая восхищение неукротимой силой духа этого народа. Мои колебания по поводу справедливости собственных поступков теперь были значительно меньше. Люди, принадлежащие к той эпохе, в которую я попал, боролись сейчас ни больше ни меньше, как за сохранение своего рода.
И тут в голову мне пришла совсем иная мысль. А разве нельзя то же самое сказать и про элдренов?
Эту мысль я прогнал.
Мы с Каторном сходились, по крайней мере, в одном: мы оба не желали обременять свою совесть размышлениями морально-сентиментального порядка. Сейчас перед нами стояла конкретная задача. Мы взяли на себя ответственность за ее решение. И для этого должны сделать все, что в наших силах.