По мере того как наша процессия приближалась к королевскому дворцу, радостные крики толпы стали постепенно отдаляться и стихать. Потом наступила тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием паланкина, позвякиванием упряжи да стуком лошадиных копыт. В душе моей пробудилось какое-то легкое беспокойство. Что-то невыразимо зловещее таилось в этом городе. Конечно, жители его опасались новых атак неприятеля; конечно, они были измучены бесконечной войной. Но дело было не только в этом; казалось, Некранал обладает некоей болезненной, кошмарной аурой, в которой ощущалась смесь истерического восторга и меланхолической подавленности; такое за всю предшествующую жизнь мне удалось почувствовать лишь однажды — во время посещения лечебницы для душевнобольных…
Впрочем, возможно, я просто переносил собственное настроение на то, что меня окружало, и все мои страхи были порождены классической формой параноидальной шизофрении. Еще бы! Уж, по крайней мере, раздвоение личности-то у меня было, и при этом обе личности казались вполне реальными, да и одна из них, кажется, считалась в здешнем мире Спасителем Человечества! На какое-то время я даже задумался, а не сошел ли я с ума совсем, окончательно — если, разумеется, все это не чудовищные галлюцинации — и не нахожусь ли я действительно в том самом сумасшедшем доме, который когда-то посещал.
Я потрогал занавески, рукоять меча; снова высунулся наружу и внимательно посмотрел на город, расстилавшийся передо мною, на массивные стены Дворца Десяти Тысяч Окон, возвышавшегося на вершине горы. Я попытался увидеть что-либо за их толщей, определенно предполагая, что все это иллюзия и вскоре я увижу стены той лечебницы или даже знакомые стены моей собственной квартиры. Однако стены Дворца Десяти Тысяч Окон оставались столь же массивными и прочными, как и прежде. Да и сам город Некранал отнюдь не казался призрачным. Я снова откинулся на подушки. Приходилось признать, что все это вполне реально, что я каким-то неведомым образом был перенесен через века и просторы космоса на эту Землю — и об этой Земле не повествовалось ни в одной летописи, не упоминалось ни в одном историческом исследовании (а я прочитал их великое множество); лишь отдаленное эхо знаний об этой Земле слышалось в древних мифах и легендах.
Я больше не был Джоном Дэйкером. Я был Эрекозе — Вечным Героем. Я сам стал легендой, воплотившейся в жизнь.
И тогда я засмеялся. Если я действительно сошел с ума, то это просто великолепное сумасшествие! Мне бы никогда и в голову не пришло самому выдумать такое!
В конце концов наш караван добрался до вершины горы, перед нами отворились украшенные самоцветами ворота, и мы очутились посреди очаровательного сада, который являла собой дворцовая площадь: там росло множество деревьев, играла вода в бесчисленных фонтанах, соединенных между собой маленькими каналами с причудливо украшенными мостиками над ними. В каналах плескалась вода, резвились рыбки, а среди листвы деревьев распевали птицы. Тут к нам подошли пажи, заставили наших «верблюдов» опуститься на колени, и мы, освещенные лучами заходящего солнца, торжественно ступили на землю.
Король Ригенос гордо улыбался, окидывая взором этот цветущий сад.
— Как тебе нравится, Эрекозе? Я все это создал сам, вскоре после того, как воцарился на троне. В те времена дворцовая площадь имела весьма мрачный вид и совершенно не сочеталась с остальными частями дворца.
— Очень красиво! — сказал я и обернулся, чтобы посмотреть на Иолинду, которая вновь присоединилась к нам. — Но вы, сир, сотворили и еще одно подлинное чудо, ибо вот самое прекрасное, что есть в вашем дворце!
Король захихикал.
— Я вижу, ты столь же любезный кавалер, сколь и великий воитель, Эрекозе. — Он взял нас с Иолиндой за руки и повел по великолепному двору. — Разумеется, теперь я не имею возможности много времени посвящать созиданию красоты — теперь я занят созиданием новых видов оружия. Я уже не думаю о том, чтобы разбить новый сад: я озабочен планами сражений. — Он вздохнул. — Но, может быть, ты сумеешь навсегда прогнать с нашей земли элдренов, Эрекозе? И когда они будут уничтожены, мы снова сможем наслаждаться радостями мирной жизни…
В те минуты мне было его жаль. Он хотел лишь того, чего хочет каждый человек: не бояться будущего, иметь возможность спокойно воспитывать детей в надежде, что и им, в свою очередь, такая возможность будет дана, и быть уверенным, что планы его не будут в любой момент разрушены очередным взрывом насилия… В конце концов мир короля Ригеноса оказался вовсе не столь уж отличным от того, который я совсем недавно покинул.
Я положил руку на плечо короля:
— Будем надеяться на это, ваше величество. Я сделаю все, что смогу.
Он прокашлялся:
— А сможешь ты очень, очень много, Герой! Я знаю. И скоро мы сумеем оградить себя от угрозы, которую несут проклятые элдрены!
Мы вошли в прохладный зал, стены которого были украшены панелями из кованого серебра и прекрасными занавесями. Красивый зал, хотя и слишком большой. Из зала наверх вела широкая лестница, по которой нам навстречу устремилась целая толпа — придворные, слуги, рабы. Выстроившись в соответствии с чином и положением при дворе, они преклонили колена, приветствуя своего короля.
— Это лорд Эрекозе, — возвестил король Ригенос. — Великий воитель и мой почетнейший гость. Оказывайте ему те же услуги и почести, что и мне, подчиняйтесь его слову так, как подчиняетесь моему. Все, что он пожелает, должно быть немедленно исполнено.
Я растерялся, когда вся эта толпа снова рухнула на колени и хором пропела: «Приветствуем тебя, о лорд Эрекозе!»
Я широко раскинул руки в приветственном жесте, и они поднялись с колен. Я уже начинал воспринимать подобное поведение как должное. Какая-то часть меня, несомненно, была давно уже привычна к подобным почестям.
— Не стану утомлять тебя всякими церемониями сегодня, — сказал Ригенос. — Если тебе угодно будет освежиться и отдохнуть в комнатах, которые мы специально приготовили для тебя, то мы навестим тебя позже.
— Прекрасно, — сказал я и повернулся к Иолинде, чтобы поцеловать ей руку на прощание. Она, поколебавшись немного, несмело протянула ее мне. — Надеюсь увидеть вас обоих в самом ближайшем будущем, — прошептал я тихонько, вглядываясь в ее потрясающие глаза. Она тут же опустила ресницы и отдернула руку, а я позволил слугам отвести меня наверх в приготовленные для меня покои.
А приготовлено для меня было целых двадцать огромных комнат, где моих приказаний ожидали по крайней мере десять личных моих рабов и столько же слуг. Комнаты были изысканно, даже чересчур роскошно, на мой взгляд, убраны — впрочем, люди двадцатого столетия, возможно, несколько утратили вкус к настоящей роскоши. Во всяком случае, в голове у меня все время вертелось слово «напыщенный». Стоило мне хотя бы шевельнуться, как тут же рядом оказывался кто-то, кто помогал мне раздеться, или подавал стакан воды, или поправлял покрывало на диване и так далее. И все же мне было несколько неуютно в этих роскошных комнатах, так что я с облегчением обнаружил несколько совсем иных, значительно более скромно обставленных помещений. То были оружейные комнаты, с простыми крепкими скамьями вдоль стен, с окнами без пышных занавесей и со стенами, увешанными мечами, булавами, копьями с бронзовыми наконечниками и острыми стрелами.
Я какое-то время провел среди всей этой сверкающей стали и бронзы, а потом вернулся и велел принести мне поесть. Рабы принесли мне множество разнообразной еды и вина, и я от всей души насладился этой трапезой.
Поев, я почувствовал себя так, словно долгое время проспал и проснулся, ощущая новый прилив сил. Я снова обошел все свои владения, проявляя значительно больший интерес к оружию, чем к богатому убранству, которое пришлось бы по душе, не сомневаюсь, даже самому пресытившемуся сибариту. Потом я вышел на один из крытых балконов и стал разглядывать оттуда огромный город Некранал. Солнце уже почти село, и вдоль улиц протянулись длинные тени.
Закатное, чуть подернутое дымкой небо пылало множеством красок. Пурпурная, оранжевая, желтая, голубая — все эти краски отражались в островерхих крышах домов и соборов Некранала, и весь город казался сделанным из какого-то нежного и легкого вещества, напоминая порой рисунок пастелью.
Потом тени стали чернее. Солнце село, и его прощальные лучи алым вспыхнули на шпилях храмов; быстро спустилась ночь, и сразу на далеких стенах, окружавших Некранал, зажглись яркие огни: то были огромные костры, разожженные на расстоянии нескольких десятков шагов один от другого. Желто-красные языки пламени взмывали ввысь и освещали, казалось, почти весь город. В окнах домов также зажглись огни, я слышал крики ночных птиц и стрекотание насекомых. Я повернулся к городу спиной, собираясь войти в комнату, и увидел, что рабы уже зажгли лампы и ждут меня. Становилось весьма прохладно, но я почему-то медлил и не уходил с балкона, а потом и вовсе решил остаться там и подумать хорошенько о странных превратностях собственной судьбы и попытаться оценить истинный характер тех опасностей, что грозили сейчас Человечеству.
Стоя на балконе, я услышал вдруг, что в комнате появился кто-то еще, и, снова заглянув туда, заметил в дверях короля Ригеноса. Вместе с ним в мои апартаменты входил этот мрачный Каторн, капитан королевской гвардии. Вместо шлема он украсил теперь свою голову платиновым обручем, а боевые доспехи заменил длинным кожаным колетом, расшитым золотом. Каторн был без оружия, что, впрочем, отнюдь не смягчило ни его облика в целом, ни манеры вести себя. Король Ригенос кутался в плащ из белой шерсти, а голова его по-прежнему была увенчана острозубой короной, изукрашенной бриллиантами. Оба гостя вышли на балкон и присоединились ко мне.
— Надеюсь, тебе удалось немного отдохнуть, Эрекозе? — почти нервным тоном поинтересовался король Ригенос, словно боялся, что за время его отсутствия я могу раствориться в воздухе.
— Благодарю вас, ваше величество, я прекрасно себя чувствую.
— Это хорошо. — Он колебался.
— Время дорого, сир, — проворчал Каторн.
— Да-да, Каторн. Конечно, я знаю. — Король Ригенос посмотрел на меня так, словно надеялся, что я догадался, что именно он столь страстно желает у меня спросить, но я этого не знал и мог лишь ответить недоумевающим взглядом, ожидая, чтобы он заговорил первым.
— Вы ведь простите нас, лорд Эрекозе, — заговорил Каторн, — если мы сразу же перейдем к делу: к вопросу о наших государствах. Король Ригенос сейчас обозначит вам нашу позицию в этом вопросе и объяснит, чего именно мы ожидаем от вас…
— Да, конечно, — воскликнул я, — я готов! — Я действительно сгорал от желания узнать об этом вопросе как можно больше.
— У нас есть карты, — сказал король Ригенос. — Где наши карты, Каторн?
— Здесь, сир.
— Так, может быть, мы?..
Я кивнул в знак согласия, и мы прошли в комнату. Проследовав через две очень пышные комнаты, мы наконец остановились в гостиной, где стоял огромный дубовый обеденный стол. Возле стола я увидел рабов, державших в охапке длинные свитки пергамента. Каторн отобрал несколько таких свитков и расстелил их — один поверх другого — на столе, прижав один угол разложенных карт своим тяжелым кинжалом, а другой — бронзовой вазой, украшенной рубинами и изумрудами.
Я с любопытством смотрел на эти карты. Я уже узнал их. Нечто подобное я видел во сне до того, как был заклинаниями короля Ригеноса призван в этот мир.
Тут над картами склонился король, и его длинный бледный указательный палец двинулся вдоль обозначенной границы царства людей.
— Как я уже сказал тебе, Эрекозе, еще там… в твоей гробнице… элдрены нынче захватили власть на всем южном континенте. Они называют его Мернадин. Вот он, — палец его теперь продвигался вдоль побережья южного континента. — Пять лет назад они снова захватили единственный по-настоящему укрепленный город в Мернадине. Вот этот. Это их старинный морской порт Пафанаал. Битва была недолгой.
— Ваши войска бежали? — спросил я.
Снова вмешался Каторн:
— Я, конечно, допускаю, что мы стали чересчур благодушными и самонадеянными. Но когда они неожиданно напали на нас со стороны Гор Скорби, мы были совершенно к этому не готовы. Они, должно быть, собирали для этого сражения войска в течение нескольких лет, но нам об этом ничего не было известно. Да и откуда мы могли узнать их планы: им ведь колдуны помогают!
— Ну, я полагаю, вы, по крайней мере, могли вывезти из своих колоний подданных короля Ригеноса? — спросил я.
Каторн пожал плечами:
— Там и вывозить-то никого не требовалось. Мернадин, в сущности, так и не был заселен людьми, так как люди не могут жить в стране, испоганенной проклятыми Гончими Зла. На всем этом континенте теперь лежит проклятье, ибо обитают там посланники ада.
Я поскреб подбородок и с самым невинным видом спросил:
— Но тогда зачем же вы сперва прогнали элдренов и заставили их скрываться в Горах Скорби, если вам не были нужны их территории?
— Потому что до тех пор, пока они держат под своим контролем эти территории, существует постоянная угроза для всего Человечества!
— Понятно. — Я прижал правую руку к груди. — Простите меня, сир, что прервал вас. Прошу вас, продолжайте.
— Постоянная угроза… — начал было Каторн.
— И эта угроза вновь нависла над нами, — раздался голос короля. Голос его звучал глухо и дрожал. Глаза его вдруг вспыхнули страхом и ненавистью. — Мы в любой миг ожидаем, что они начнут войну против наших двух континентов — Завары и Некралалы!
— А вам известно, когда они предполагают начать захват ваших территорий? — спросил я. — Сколько времени потребуется нашим войскам, чтобы достойно встретить их?
— Они начнут войну непременно! — черные глаза Каторна сверкнули. Редкая бородка, обрамлявшая его бледное лицо, казалось, встопорщилась.
— Да, они непременно начнут войну, — поддержал его король Ригенос. — Они бы уже сейчас властвовали над нашей страной, если бы мы постоянно не отражали их атаки.
— Мы вынуждены постоянно сдерживать их, — добавил Каторн. — Стоит им в одном месте пробить брешь, и они поглотят нас целиком!
Король Ригенос вздохнул:
— И все же люди очень устали от бесконечных сражений. Нам нужно, по крайней мере, одно из двух — хотя, в принципе, нам нужно и то, и другое — свежие воины, чтобы отшвырнуть элдренов назад, к их горам, или предводитель, способный вдохнуть в души тех воинов, которыми мы располагаем, новую надежду.
— А новых воинов вы не могли бы подготовить? — спросил я.
У Каторна что-то странно булькнуло в глотке. Я решил, что это он так смеется.
— Это невозможно! — заявил он. — Все Человечество воюет сейчас с элдренами — все, до последнего человека!
Король кивнул:
— Вот поэтому я и призвал тебя, Эрекозе, хотя мне и казалось, что я совершаю отчаянную глупость, желая принять чудесный вымысел за реальность…
При этих словах Каторн отвернулся. Мне показалось, что именно такова его собственная точка зрения на то, что произошло: он считал, что король от отчаяния повредился в рассудке. Мое явление во плоти, видимо, нанесло его представлениям существенный ущерб, а потому я в какой-то степени стал ему неприятен, хотя, по-моему, трудно было бы винить меня в том, что король Ригенос решился призвать Эрекозе в этот мир.
Король выпрямился:
— Я призвал тебя. И я требую, чтобы ты выполнил свою клятву.
Понятия не имея ни о какой клятве, я был поражен.
— Какую клятву? — спросил я.
Теперь до крайности изумленным выглядел король.
— Как, твою клятву — что, если элдрены когда-либо снова захватят Мернадин, ты придешь и встанешь во главе наших войск, чтобы одержать над проклятыми Псами победу!
— Понятно. — Я знаком велел одному из рабов налить мне вина, выпил немного и уставился на карту. Будучи Джоном Дэйкером, я отчетливо видел, что два свирепых, люто ненавидящих друг друга племени ведут что-то вроде священной войны, джихада, имеющего к тому же расовую основу. Но, будучи Эрекозе, я прекрасно понимал, на чьей я стороне. Я принадлежал к людской расе и обязан был отдать все силы, чтобы защитить свое племя. Человечество необходимо было спасти.
— А элдрены? — я посмотрел на короля Ригеноса. — Что по этому поводу говорят они?
— Что ты хочешь этим сказать? — проворчал Каторн. — Говорят, надо же! Ты сам говоришь так, словно не веришь нашему королю…
— Я же не подвергаю сомнениям справедливость ваших утверждений, — возразил я ему. — А просто хочу знать поточнее, чем именно элдрены оправдывают свою войну против нас. Мне было бы весьма полезно получить более ясное представление об их устремлениях.
Каторн пожал плечами.
— Они бы с удовольствием смели нас с лица Земли, — сказал он. — Разве этого тебе не достаточно?
— Нет, — сказал я. — Вы, должно быть, захватывали их в плен. Что говорили вам эти пленники? Как вожди элдренов изначально оправдывали войну против всего Человечества?
Король Ригенос отечески улыбнулся мне:
— Надо сказать, что ты довольно много забыл, Эрекозе, если не помнишь даже, что такое элдрены. Они же не люди! Они умны. Холодны и обладают гибкими, но лживыми языками, с помощью которых способны убаюкать кого угодно, внушить любому, что тревожиться не о чем, а потом своими обнаженными клыками вырвать у несчастного сердце из груди. Хотя, должен признать, они весьма храбры. Они умирают под пыткой, но ни слова не говорят о своих истинных планах. И они очень хитры. Все время пытаются заставить нас поверить их разговорам о мире, о взаимном доверии и взаимопомощи; надеются, что мы прекратим оборону и они смогут тогда уничтожить нас, благодаря внезапному нападению, или, по крайней мере, заставить сойтись с ними в открытом бою, чтобы против нас можно было использовать колдовство. Не будь наивным, Эрекозе. Не пытайся вести себя с элдренами так, как стал бы вести себя с людьми, ибо если ты так поступишь, тебе конец. У них ведь нет души — по крайней мере, по нашим понятиям. Они не знают, что такое любовь. Они обладают лишь холодной и нерушимой верностью избранному пути и своему хозяину, Азмобаане. Пойми же, Эрекозе, элдрены — порождение дьявола. Это демоны ада, которым Азмобаана в своем чудовищном богохульстве даровал нечто подобное человеческому обличью. Но и обличье это не должно вводить тебя в заблуждение. То, что у элдренов внутри, не принадлежит миру людей; это может быть все что угодно, но только не человеческая душа…
Лицо Каторна исказилось:
— Не можете вы доверять этим Псам, Эрекозе. Все они предатели, нечестивые и злобные! И не будет нам покоя, пока все их поганое племя не исчезнет с лица Земли. Навсегда. Чтобы ни кусочка их плоти, ни капли их крови, ни осколка их кости, ни единого волоска элдренов не осталось на нашей Земле. И я совершенно уверен, Эрекозе: пока хотя бы горстка элдренов сохраняется в нашем мире, всегда есть возможность того, что Азмобаана воссоздаст свои войска и вновь нападет на нас. Это дьявольское отродье необходимо выжечь дотла — уничтожить их всех, мужчин, женщин, детей… Сжечь и пепел развеять по ветру! Вот в чем состоит наша задача, Эрекозе. Вот в чем задача Человечества. И у нас есть Добрые Боги, которые молятся за нас.
И тут я услышал другой голос, куда более мелодичный, и посмотрел в сторону двери. То была Иолинда.
— Ты должен вести нас к победе, Эрекозе, — порывисто проговорила она. — То, что говорит Каторн, чистая правда — и не важно, что он так свиреп, отстаивая ее. Все действительно обстоит так, как он тебе поведал. Ты должен вести нас к победе.
Я снова внимательно посмотрел ей в глаза. Потом глубоко вздохнул, и лицо мое посуровело.
— Я поведу вас к победе, — сказал я.