Ваше Сиятельство 12

Глава 7 Две беременных богини

По приказу Геры Майкла доставили почти сразу. За ним же нимфы привели графа Оршанского, а вот с немцем — Карлом Байером, вышла заминка: он ушел куда-то в лес, где последнее время пропадал часто, и его не нашли.

— Ты хорошо спал, Майкл? — с доброй улыбкой поинтересовалась богиня и подошла к нему. Она сожалела, что ночью из-за неожиданного визита Гермеса и Аполлона пришлось расстаться с бароном вовсе не так, как она собиралась. Может быть о маленькой ночной неприятности не стоило теперь думать, ведь впереди их ждало столько приятных ночей — вечность! Однако супруга Громовержца бывала нетерпелива и любила, когда ее желания и планы исполнялись в точности.

— Да, Величайшая! Уснул не сразу, много думал о тебе. Но спал очень хорошо, — отозвался барон Милтон, стараясь подавить волнение. Справиться с ним оказалось гораздо труднее, чем со страхом. Оно поднималось из центра живота, с того места, в котором по мнению древних ариев находится главный Нерв Жизни. Это волнение распирало грудь, оно же било фонтаном в голову, рождая такие буйные мысли, на которые не было ответа.

— Ты мне нравишься, Майкл и сегодня я покажу тебе кое-что. И тебе, Добрыня, покажу тоже, — Гера перевела взгляд на Оршанского.

— Любовь моя, а кто этот хлыщ⁈ Никак англичанин? Можно узнать, для чего он здесь? — граф Оршанский стрельнул в сторону Майкла бледно-голубыми глазами и поморщился.

— Ты забываешься, граф. Если кто-то появился рядом со мной, то значит мне так нужно, — не расставаясь с улыбкой, пояснила Гера. — Постойте пока оба здесь, познакомьтесь — я отпущу Гермеса и вернусь. Вернусь и покажу то, что должно вас очень заинтересовать. Каждый из вас этим может даже загореться и надолго потерять сон.

Сказав это, Величайшая направилась в северное крыло дворца. В том, что с этим Добрыней Супроиловичем могут возникнуть проблемы, она думала и раньше: он слишком ревнив и слишком строптив, и даже слишком энергичен. Однако он нравился ей именно таким. И нужен был Величайшей именно такой. Мужчины вокруг нее должны быть разные, лишь тогда душа сможет прибывать в гармонии, а тело насыщаться всеми оттенками ощущений. Еще несколько дней назад, Гера даже подумывала о том, чтобы ребенка, которого она зачала от Посейдона, представить графу Оршанскому как его ребенка. Но сейчас она окончательно отказалась от этой мысли: ведь тогда граф и вовсе зазнается. Зазнается, и придется спустить его с Небес на землю в самом прямом смысле, а терять Оршанского Гере не хотелось. Он сам, а главное его энергетические тела вполне подходили для создания нового бога, который смог бы играть значительную роль в новом мире — Ее Мире.

— Эй, я спрашиваю, ты англичанин? — Добрыня уронил на левый глаз длинный русый чуб и прищурился.

— Да, я англичанин, — спокойно ответил Майкл, хотя волнение еще больше распирало его грудь. Волнение от всего: от неведомого мира — мира богов, в котором он оказался. От событий вчерашней ночи, когда величайшая из богинь ласкала его обнаженное тело — казалось это ощущение, эта сладкая дрожь не прошла до сих пор. Волнение от того, что справа от него стояла нимфа с зеленоватыми волосами и розовым, как цветок бальзамина, телом. Но главное волнение его было в том, сможет ли он когда-нибудь вернуться в Москву, где его ждала графиня Елецкая и Элизабет? Что его сестра на свободе и никогда не была в тюрьме, теперь барон успел утвердиться, и ругал себя, что так легко и глупо поверил в обман людей герцога Уэйна.

— В морду тебе дать? Терпеть не могу англичан! — Оршанский осклабился, являя беленький зубки, без двух передних.

— Я уважаю русских. Моя любимая женщина — русская графиня. Но особо замечу, господин… не знаю вашего имени, — Майкл не обратил внимания, что Гера назвала его собеседника Добрыней. — Замечу, что русских я уважаю далеко не всех. Среди них много заносчивых негодяев, — когда барон Милтон произносил последние слова, он не сомневался, что этот мужчина, бывший старше и крупнее его, без сомнений сильнее физически, примет сказанное на свой счет. Страх снова высунулся из норки в душе Майкла, но барон не поддался ему, стараясь оставаться твердым, таким, каким ему удавалось быть в последние дни.

— Эт на что ты, барбос, намекаешь? — граф Оршанский выпятил грудь, на которой тут же разошелся шелковый синий халат. — Имя мое не знаешь? Так запомни его очень хорошо: Оршанский я, Добрыня Супроилович! Граф! Так что ко мне обращайся только через «ваше сиятельство»! Ты-то кто?

— Барон Майкл Милтон, — отозвался Майкл, повернувшись на легкие шаги за спиной.

Появилась еще одна нимфа. Полненькая, с русыми длинными волосами, румяная и улыбчивая.

— Эй, милая, ты же Дафна кажется? Ну-ка подай нам с бароном по чашке вина, — распорядился граф. — Сухо, понимаешь ли, во рту. Давай, давай. Неси, не бойся — Величайшая не накажет. Скажешь, я послал.

Нимфа не шевельнулась, а та, что с зелеными волосами произнесла тихим хрустальным голосом:

— Тебе, граф, пора уяснить: мы подчиняемся только Гере, и даже другие боги не смеют указывать нам! И еще уяснить, что ты — просто человек. Величайшая приблизила тебя к себе, но ведь может и оттолкнуть.

— Ничего, милая, скоро будешь подчиняться и мне. Тогда ты узнаешь, какой я «просто человек», — с недовольством сказал Оршанский и повернулся к Майклу: — Выпить, блядь, хочется! — хрипло известил он, мигом перестав интересоваться нимфами. — Не в настроении я. Ну-ка поясни мне, с Герой у тебя что?

— Ничего, — после некоторой заминки ответил англичанин, при этом подумав: то, что было ночью в бассейне не должно его касаться.

— Смотри мне: Гера — моя женщина. Я за нее любому башку оторву. Люби там свою графиню, а у меня теперь богиня! — он расхохотался случайной и неказистой рифме. — А то был тут один немец. Теперь от меня по лесам прячется.

Раздались шаги в коридоре, Майкл обернулся и увидел Геру.

— Познакомились? — еще издали спросила супруга Громовержца. — Теперь ступайте за мной, я вам покажу кое-что — вещи, которые могут определить ваше будущее. Причем не на какую-то жалкую человеческую жизнь, а на вечность, — богиня призывно махнула рукой и направилась к сокровищнице, в которой провела сегодняшнее утро, изучая то, что принесли гарпии.

Граф Оршанский легко оттеснил Майкла и поспешил за Герой. Барона Милтона слегка задела показная наглость Добрыни Супроиловича, но возмущаться он не стал, потому как не любил скандалов и чувствовал себя гостем, которому стоит принять правила божественного места.

— Сюда! — призвала Гера, сворачивая на развилке коридоров вправо и входя в распахнувшуюся перед ней огромную дверь.

Свет множества лампад вспыхнул по велению богини. В этом зале не имелось окон, но пламя в осветительных чашах и огоньки лампад, заиграли на гранях драгоценных камней так ярко, что по началу пришлось зажмурить глаза. Бриллианты и огромные бериллы сверкали не только в золотых оправах украшений, но и в мозаике стен, поблескивали в росписи многозвездного свода.

— Сюда! — призвала Величайшая, ведя мужчин по второй зал и посмеиваясь над человеческой впечатлительностью. Особенно ее позабавило лицо графа Оршанского, его глаза, будто превратившиеся в полыхающие синевой сапфиры.

Гера подвела своих гостей дальнему простенку, убранному длинными полками из толстых пластин хрусталя. Отблески пламени здесь не были столь яркими. Они причудливо разлились красным и золотистым светом в прозрачных глубинах кристаллов. Сделав еще шаг, богиня взяла с полки самый крупный из артефактов «Кархан Насли Бонг» и спросила барона Милтона:

— Майкл, ты любишь меня?

— Да, Величайшая! Как я могу не любить богиню, тем более такую как ты⁈ — ответил англичанин, но произнес он это как-то сдержано, со скрытой осторожность.

— Мне приятно, Майкл. Поцелуй меня, — прижимая Камень к груди, Гера подалась чуть вперед. Она знала, что с бароном будет непросто — графиня Елецкая живет в его сердце очень глубоко. Это можно было бы легко исправить, если бы не Астерий…

— Как мне позволено тебя поцеловать? — робко спросил англичанин, чувствуя, как злится, даже бесится граф Оршанский.

— В губы, мой дорогой. Так же сладко, как это было ночью в бассейне, — сказала жена Громовержца, мельком глянув на русского графа.

— Величайшая! Но как же я! Я! Величайшая! Умоляю, не разбивай мое сердце! — Оршанский побагровел, и как-то мигом багрянец на его лице сменился бледностью.

— Что значит, как ты? — Гера нахмурилась, остановив движение Майкла ладонью. — Ты, Добрыня, должен наконец уяснить, что я решаю, как и чему быть. И еще ты должен понять, что меня могут окружать многие мужчины, которые мне нравятся. Ты всего лишь один из них! И может быть далеко не первый. Как я уже сказала, грядет новый мир, в котором я буду решать, каким ему быть. В этом мире меня будут окружать мужчины, которые меня любят. Некоторые будут моими мужьями, некоторые любовниками. А некоторые будут свергнуты на землю, где продолжат свое жалкое и недолгое человеческое существование. Своими капризами ты можешь меня рассердить и немедленно отправиться на землю. Соскучился по своей жене?

— Нет, Величайшая! Прости! — Добрыня Супроилович побледнел еще больше.

— На колени! — сердито выдохнула Гера, ткнув в него пальцем.

Граф будто переломился и упал перед ней, стукнув коленями о мозаичный пол.

Мигом потеряв к нему интерес или сделав вид что так, Величайшая протянула Майклу «Кархан Насли Бонг» со словами:

— Возьми это, подержи минутку.

Когда барон сжал пальцами древнейший артефакт, богиня начала лишь первую стадию инициации, тут же приостановила, чтобы отследить, как взаимодействует Камень с энергетическими телами англичанина.

— Ты хочешь стать богом, Майкл — спросила она, больше не глядя на графа Оршанского, которые явно испытывал душевные страдания.

Барон Милтон чувствовал, что с ним происходит нечто необычное. Тепло пошло от неведомого предмета, который он аккуратно и крепко держал в правой руке. Это было очень необычное тепло, ощущения от которого сложно передать словами. Казалось, что от него слегка пощипывает каждый нерв, но это ощущение нельзя было назвать неприятным.

— Майкл, ты хочешь стать богом? — повторила свой вопрос Величайшая, видя, что барон впал в легкое оцепенение. И добавила для ясности: — Настоящим богом, таким как Гермес, Асклепий или Аполлон. Живущим вечно, могущественным, способным на чудеса! Богом, которому люди воздвигают храмы и молятся у алтарей! Хочешь?

Майкл вопрос слышал, однако ответить на него было не так просто. Как бы взвешивая в руке тяжеленький предмет, похожий на камень, барон Милтон сказал:

— Прости меня, Величайшая. Первое, что хочется сказать мне, как и любому другому человеку, это: «Да! Очень хочу стать богом! Хочу жить вечно и быть могущественным хотя бы на малую часть в сравнении с тобой!». Но желания, которые лежат в нас на поверхности, они не всегда полностью разумны. Поэтому, чтобы ответить на такой вопрос честно, мне хотелось бы сначала хорошо подумать. Подумать и понять, чего я при этом лишусь. Ведь за все в этом мире нужно платить, а за столь великий дар, о котором говоришь ты, наверное, придется заплатить очень большую цену, — говоря это, Майкл тут же подумал об Элизабет и графине Елецкой. И еще о том, что вопрос Геры, скорее всего, был не слишком серьезным, ведь богиня могла проверять его, например на жадность. Безусловно, боги способны на чудеса, но сделать богом обычного человека — это, без сомнений, слишком невозможное чудо.

— Барон Милтон… — супруга Перуна сделала к нему шаг и забрала из его пальцев «Кархан Насли Бонг». — Ты меня удивил. В тебе есть мудрость, и ты стал для меня еще более интересен. Такой мужчина как ты должен быть рядом со мной.

Справа от нее словно сердитый носорог засопел граф Оршанский. Он все еще оставался в коленопреклоненной позе, хотя теперь упирался в пол лишь одним коленом. Его бледно-голубые глаза пошли красными прожилками.

— Позволь спросить, Величайшая, — негромко сказал Майкл Милтон. — И прошу прощения за этот вопрос, потому как это не мое дело…

— Спрашивай, Майкл, — Гера вернула «Камень Нового Бога» на хрустальную полку.

— Как же Перун? Если ты решила окружить себя мужчинами и считать кого-то из них своим мужем, то Перун… — Майкл не знал, как лучше пояснить свою мысль, чтобы не разгневать богиню.

— Что Перун? Его просто не будет для всех нас. Его не будет! — уверенно ответила она. — Пусть тебя это не беспокоит. Вот что важно: все, что вы сейчас слышали, должно остаться в тайне, — продолжила богиня и жестом повелела Оршанскому встать. — Не говорите об этом ни с моими служанками, ни друг с другом. Если угодно, все это лишь мои фантазии, — она рассмеялась и ее смех звоном отразился в хрустале. — Фантазия, в которую я хочу поиграть с вами. Посмотрим, куда заведет нас эта игра.

— Встань, пожалуйста, — Артемида поспешила к Елецкой и положила ей ладонь на плечо. Богиня еще не обрела полностью земное тело, поэтому рука ее казалась невесомой. — Меня Саша попросил тебя навестить, хотя я сама должна была прийти после визита Геры.

— Прости, Разящая в Сердце! — еще раз произнесла графиня, поднимаясь с коленей. — Я молилась Гере. Вернее, только собиралась. Но после обращения к ней, клянусь, собиралась взывать к тебе! Ты сердита на меня?

— Конечно же нет. Ты в праве молиться кому велит твое сердце и тем богам, кому считаешь нужным. Ведь человек обращается с молитвой не только по велению сердца. Я знаю, что к Гере ты собиралась взывать лишь потому, что боишься за сына, — произнесла Артемида, вполне уловив намерение, с которым Елена Викторовна преклонила колени перед статуей Величайшей. С тех пор как Охотнице вернули ее храмы и число прихожан в них значительно выросло, ей стало намного легче угадывать намерения людей и даже богов.

— Спасибо тебе! Ты очень добра! Ты — наша богиня! — последние слова так и вырвались из Елецкой, и был в них восторг и особое благоговение, которое она не переживала никогда. — Ты виделась с Сашей, если он просил меня навестить? — с нетерпением спросила она, чувствуя, что от эмоций, от необычности происходящего ее захлестывает неодержимое волнение и кружится голова.

— Да, недавно, сегодняшним утром. Просил передать, что у него все хорошо. Вполне надежно устроился в Лондоне и вернется сразу, как только закончит свои дела, — отвлеченно произнесла Артемида, думая, как лучше преподнести Елецкой весть о том, что Майкл находится у Геры и у Величайшей явно имеются на него планы. Пока неясные планы, которые могут очень расстроить графиню. Хуже всего, то что Артемида даже не могла обещать, что барон Милтон когда-то вернется из владений Геры. Играя им, супруга Громовержца вполне способна сделать так, что Майкл начнет забывать о своей земной жизни. А если еще сюда приложить древний артефакт, называемый Астерием как «Кархан Насли Бонг» и додумать, как его может использовать эта хитроумная стерва, то может выйти очень нехорошая история. Даже много разных историй, которые Артемиде пришли на ум вместе с Афиной, когда они обсуждали сказанное Астерием.

— А Майкл, скажи, пожалуйста, ты знаешь что-нибудь о Майкле? — прервала мысли богини Елена Викторовна.

— Знаю. И знаю, что вы о нем особо переживаете. Мы с Сашей вместе видели его. Могу наперед сказать, что сейчас с ним все хорошо, он выздоравливает. В тот момент, когда мы с Сашей оказались возле него, Майкл был ранен одним негодяем, находился без сознания и едва не погиб. Но теперь он в безопасности, выздоравливает, — отозвалась Артемида, успокаивающе тронув ее руку.

Охотница тут же хотела было сказать о том, что Майкл находится у Геры и как-то осторожно оговорить эту ситуацию, чтобы сразу не слишком шокировать Елецкую возможными последствиями, но графиня в волнении перебила ее:

— Наша Покровительница! Я полна благодарности! Ты вместе с Сашей видела Майкла⁈ Как же это чудесно! Гера говорила, что он у нее и был очень тяжело ранен! Говорила, и успокаивала, убеждала, что Майкл в безопасности и им занимается сам Асклепий. Я даже тогда не понимала как к этому отнестись, с одной стороны была напугана, что с ним такое случилось, с другой полна радости, что он теперь в безопасности. Артемида, дорогая моя, ты много помогала нашей семье и с древних времен нашему роду. Я хочу, чтобы ты не сомневалась в моей преданности тебе несмотря на то, что я преклонено молилась Гере, — в порыве чувств Елецкая схватила богиню за руку, и сразу не поняла, что допустила нечто очень предосудительное, нарушая небесные заповеди. — Ты так часто появляешься возле моего сына, — продолжила она. — Спасибо, за такое огромное внимание к нему! Иногда мне, как матери, кажется, что у тебя с ним какие-то особые отношения. Только не сердись на мой вопрос! Правда, что ты настолько выделяешь его среди всех других?

Артемида не стала вырывать руку из нервных пальцев графини, даже наоборот — своей свободной ладонью погладила ладонь Елецкой. В огромном волнении Елена Викторовна была так мила и наивна! Небесная Охотница с улыбкой смотрела на мать человека, в теле которого был Астерий. В этот полный особых чувств миг ей захотелось сказать слова, которые не стоило говорить никому в этом мире. По крайней мере пока. Сказать, что она тоже теперь мать, почти мать — ведь вопросы времени не так важны, тем более оно для богов особо скоротечно.

— У меня с Сашей особые отношения. Если точнее, то особо хорошие, — тихо произнесла Артемида. — Мы любим друг друга, и я жду от него ребенка.

Елецкая замерла, уронив ее руку. Вдруг пошатнулась и упала к ногам богини без чувств.