Я отвернулся от Сигурда. Море внизу казалось холодным и свинцовым. Его усеивали белые гребешки волн. Чайки, словно предвестницы бури, с пронзительными криками метались над водой, их тени скользили по скалам. А на горизонте, из утренней дымки, выползала «чума» Харальда.
Стоя на краю мыса, я ощущал ледяное спокойствие. Ни страха, ни сомнений.
— Трубите! — рявкнул я, нарушая оцепенение, сковавшее дозорных. — Трубите без остановки, без передышки! Пусть в Буянборге знают, что час битвы настал!
Парни встрепенулись. Один, крепыш с рыжей бородой, бросился к сложенному из хвороста и смолы кострищу. Через мгновение к небу взвился жирный, черный столп дыма, зловещий и неумолимый. Другой, тощий юнец, набрав в легкие воздух, поднес к губам витой боевой рог. Его низкий, протяжный рев, полный тревоги и немого гнева, разорвал тишину. Ему тут же вторили другие рога, подхватывая эстафету по всему побережью, пока воздух не задрожал от сплошного гула.
— Все остальные — луки на изготовку! — скомандовал я, обводя взглядом воинов, застывших на краю обрыва. — Никаких выстрелов без моего приказа! Копья — в землю, щиты — к ноге! Ждать!
Я видел, как они сжимают в белеющих пальцах древки стрел, как глотают воздух пересохшими глотками, как мускулы на их руках напрягаются в ожидании. Они были хорошими бойцами, но вид армады, что медленно и неотвратимо надвигалась на наш дом, сковывал их души пальцами ужаса.
Сам я повернулся к «Рогатке». Массивная тугая конструкция из дуба и бычьих жил ждала своего часа.
— Лейф! Эйвинд! Натягиваем! — бросил я, хватаясь за рукоять ворота.
Могучий Лейф без единого слова уперся плечом в балку, его мускулы вздулись буграми, шея напряглась. Эйвинд, ловкий и стремительный, как горный поток, помогал ему. С глухим треском и скрипом тугие жилы натянулись, дерево застонало под натиском. Я вкатил в желоб первый тяжелый булыжник-ядро.
В стороне стоял Сигурд. Его высокомерная, надменная маска треснула, обнажив искреннее ошеломление. Он смотрел на приближающийся лес мачт, и в его широко раскрытых глазах читалось неприкрытое отчаяние. Да, это была сила, с которой ему, провинциальному ярлу, никогда не доводилось сталкиваться. Около сотни драккаров, выстроенных в грозный клин. На каждом — по сорок, пятьдесят закаленных в боях норманнов, жаждущих добычи и славы. Вся мощь Харальда Прекрасноволосого, вся его железная воля обрушивались на наш скромный Буян.
— Луки! — вдруг просипел Сигурд, очнувшись. — Все к краю! Все! Будем поливать этих сукиных детей стрелами, как только подойдут на расстояние выстрела! Двигайтесь! Быстрее! Быстрее!!!
Его хускарлы засуетились, послушно занимая позиции. Но в их движениях не было той слаженности и уверенности, что царила среди моих людей и воинов Бьёрна. Они метались, толкались, их глаза бегали.
Флот приближался, разрезая воду десятками острых, змеиных носов-драконов. Сквозь утренний воздух уже доносился невнятный, но нарастающий гул тысяч голосов, скрип весел, бряцание оружия о щиты. Запахло смолой, соленой водой и чужим потом.
— Эйвинд! — крикнул я, не отрывая взгляда от моря, где уже можно было разглядеть лица первых гребцов. — Бери коня! И дуй к лебедкам! Ты отвечаешь за трос! Помнишь все, что я говорил?
— Как свои пять пальцев! — с этими словами Эйвинд метнулся к привязанным в тени деревьев лошадям, вскочил в седло и, пришпорив коня, помчался вдоль берега, к тому месту, где была спрятана наша главная хитрость — подводная «цепь», способная переломить хребет любому, даже самому большому драккару.
Я перевел взгляд на противоположный мыс. Там тоже поднялась суета. Вспыхнул ответный сигнальный огонь. По гребню скалы, словно бусы на нитке, выстроилась ровная цепь лучников Бьёрна. Возле второй «Рогатки» копошились люди, энергично готовя ее к бою.
В самой гавани наши немногочисленные драккары с достоинством отходили от причалов. Они должны были встать перед цепью и встретить врага сокрушительным градом стрел. А если понадобится — и абордажем, ценою своей жизни.
Все шло по плану. Слаженно. Как хорошо отлаженный механизм. Это зрелище придавало сил, наполняло гордостью. Мы были одним организмом, одним сжатым кулаком, готовым разбить в кровь морду захватчику.
Но противник был сильнее. На порядок. У нас, даже собрав всех, едва ли набиралась тысяча воинов. Остальные — старики, женщины и дети… Хотя, я знал, что многие дамы в Буяне, воспитанные в суровых традициях Севера, не уступят в бою мужчинам…
От этих нерадостных мыслей меня отвлек Сигурд. Он только что сыпал командами, но вдруг резко замолк. Ярл побледнел, как полотно, его рука с вытянутым пальцем застыла, дрожа. Взгляд его был прикован к самому большому драккару, что шел в центре вражеского строя, подобно королю среди своих ладей.
На его носу, вместо традиционной резной фигуры дракона или змея, было прибито гвоздями… тело. Тело Ульфа. Его торс был обнажен, а живот был буквально изъеден, будто его терзали голодные твари. Почерневшие ребра и внутренности обнажились. Картина была отвратительной и величественной одновременно — жуткое трофейное знамя, призванное сломить наш дух прежде первой стрелы, посеять ужас и отчаяние.
— Мой мальчик… — Сигурд прошептал это так тихо, что я едва разобрал слова над шумом ветра и моря. Потом голос его сорвался… Запрокинув голову к небу, он закричал, и в этом крике было столько боли, что кровь стыла в жилах. — Мой бедный мальчик! Неужели… неужели именно это предвещала вёльва? «Он вернется измененным. Он будет могуч, как драккар конунга, несущийся на всех парусах. Но и холодным, как зимнее море, что сковано льдом до самого дна. Его сердце станет тяжелым якорем, а душа — пустой, как выпотрошенная рыба»? О, Боги…
По его обветренным щекам потекли слезы. Впервые я видел этого жестокого, расчетливого человека таким… Таким сломленным, безутешным отцом… Старым волком, потерявшим своего волчонка…
Бьёрн стоял в прохладной тени конюшни. Он ладонью гладил мускулистую шею своего гнедого жеребца по имени Гром. Конь беспокойно фыркал, бил копытом по утоптанной земле, чувствуя незримое напряжение, сгущавшееся в воздухе.
Рядом, у плетня, резвились его сыновья — Аксель и Олаф. Их звонкие беззаботные голоса были единственным островком покоя в этом тревожном, настороженном месте.
Ингвильд вышла из дома, неся в руках глиняный кубок с ароматным медом. Она молча протянула его мужу. Тот взял чару, его пальцы на мгновение сомкнулись на ее тонких запястьях. Затем он благодарно коснулся губами ее щеки и сделал небольшой глоток.
— Люблю тебя, — тихо сказал он, глядя ей прямо в глаза.
— И я тебя, — так же просто ответила она, положив свою изящную руку на его мощное предплечье.
В этот момент к ним подбежали мальчишки. Их лица, обычно озаренные безудержными улыбками, сейчас были не по-детски серьезны. Сдвинутые брови делали их похожими на суровых карликов из саг.
— Отец! — выпалил Аксель. — Когда придет Харальд, мы хотим сражаться! Рядом с тобой!
— Да! — подхватил Олаф, сжимая в руке крошечный деревянный меч. — Мы уже взрослые! Мы сможем!
Бьёрн внимательно посмотрел на них. В его глазах мелькнула сложная смесь гордости, нежности и неизбывной горечи. Он опустился на одно колено, чтобы быть с ними на одном уровне, и положил свои огромные, покрытые мозолями руки на их худенькие плечи.
— Так и будет, мои волчата. Вы будете защищать мать. Наш дом. Это самая важная и почетная миссия, какая только может быть для воина. Поняли? Вы — последний щит нашего очага.
Мальчишки с серьезным видом закивали. Они были готовы принять эту суровую ответственность.
И как раз в этот миг до них донесся отдаленный звук рога. За ним — второй, третий… Вскоре весь воздух над Буянборгом задрожал и загудел от сплошного, оглушительного рева, полного тревоги, ярости и призыва.
— Похоже, ваше время пришло, парни, — мрачно произнес Бьёрн, поднимаясь во весь свой исполинский рост.
Ингвильд инстинктивно прижала сыновей к себе, ее красивое лицо побелело, но в глазах не было и тени паники.
— Идите в дом, — приказал Бьёрн. — Дай мальчикам настоящие мечи. И сама возьми оружие. Да помогут нам Боги в этот час!
Он еще раз, на прощание, долгим взглядом окинул жену и детей, впитывая их образ, как талисман, а затем развернулся и ловко, несмотря на возраст и грузную стать, вскочил в седло. Гром под ним вздыбился, громко заржал, почуяв близость боя и крови.
— К оружию! На позиции! Кто на корабли, кто на стены! — его могучий голос, как удар боевого топора, раскатился по еще спящим улицам Буянборга, и город мгновенно ожил, словно растревоженный улей.
Он пришпорил коня и понесся по городу, раздавая на ходу короткие приказы. Воины, ждавшие этого часа, высыпали из домов и казарм. Кто-то бежал к причалу, чтобы занять места на драккарах. Другие строились в плотные отряды лучников и копейщиков у береговой линии. Третьи карабкались на дозорные башни. Все эти дни, проведенные в изматывающих тренировках и подготовке к осаде, не прошли даром. Каждый человек, от ветерана до юнца, знал свое место в предстоящей мясорубке.
Бьёрн во весь опор поскакал к главному дозорному пункту на мысу. За ним, как тень, мчался отряд верных, поседевших в боях хускарлов. Ветер свистел в ушах, хлестал по лицу, заставлял глаза слезиться. Сердце стучало в такт с частым перебором копыт его скакуна.
Вскоре он достиг цели, резко осадил разгоряченного, покрытого пеной Грома и спрыгнул на землю.
— Луки! К краю! Щиты вперед! — его команда была тут же исполнена. Воины встали стеной.
Он подошел к самому обрыву, его плащ трепался на ветру. Его взгляд сразу нашел Рюрика на противоположном мысу. Он стоял у своей «Рогатки». Их глаза встретились, и они кивнули друг другу. Решительно. Твердо. Судьба Буяна, судьба каждого его жителя была теперь в их руках.
Затем Бьёрн окинул взглядом море. Флот Харальда был поистине подавляющим зрелищем. Но не это заставило его сжать кулаки. Он увидел изуродованное, оскверненное тело Ульфа на носу флагманского корабля.
— Скотство… — прошипел он. — Никакой чести. Никакой славы. Одна лишь голая, трусливая жестокость. Так воюют лишь те, кто в душе раб…
Первый же звук сигнального рога заставил сердце Астрид сжаться в груди. Она выронила прялку, с которой полчаса назад безмятежно сидела у окна, наблюдая, как просыпается Буян. Девушка вскочила на ноги.
Затем, как вихрь, вылетела из своей комнаты и помчалась по коридору, наткнувшись на Ингвильд и ее сыновей. Мальчики сжимали в руках уже настоящие, хоть и небольшие, отцовские мечи, а лицо Ингвильд было искажено материнским страхом и суровой решимостью.
— Астрид! Ради богов, что ты делаешь? — воскликнула жена Бьёрна, пытаясь схватить ее за руку.
Девушка проигнорировала ее и прошмыгнула мимо, в покои Бьёрна. Она знала, что искать. Ее взгляд сразу упал на висевшие на стене трофейный меч и круглый щит с блестящим умбоном. Она с силой сорвала их со стены. Меч был на удивление легким и мягко лежал в руке.
— Я иду к Рюрику! — заявила она, поворачиваясь к Ингвильд. Ее голос звучал твердо, без тени сомнения.
— Ты с ума сошла! — Ингвильд бросилась к выходу, преграждая ей путь, широко раскинув руки. Ее лицо было бледным. — Опомнись, дитя мое! Ты не воительница! У тебя не было ни дня тренировок с клинком! Тебя убьют в первую же минуту, даже не дав подойти к нему!
— Даже если и так, — голос Астрид дрогнул. — Но я хотя бы погибну рядом с любимым! Я устала от похорон, Ингвильд! Сперва родители… Если и Рюрик погибнет… а я буду сидеть здесь, прятаться за стенами, как трусиха… Нет! Я не хочу об этом думать! Пусти меня!
— Нет! Это безумие, а не доблесть! Он никогда не простит мне, если я тебя отпущу!
Астрид с силой, которой от нее никто не ожидал, оттолкнула Ингвильд в сторону и выбежала из дома, сжимая в руках меч и щит.
— Прости, Ингвильд! Я не могу иначе! — крикнула она через плечо и помчалась к конюшне, где стояла ее резвая кобыла.
Через пару минут, не обращая внимания на удивленные и испуганные взгляды оставшихся в городе стариков и женщин, она уже скакала по узкой тропе, ведущей к дозорному мысу. Ветер рвал ее распущенные волосы, хлестал по лицу, а в ушах стоял оглушительный, набатный гул собственного сердца. Она не была воительницей. Она не знала хитрых приемов боя. Но она была женщиной викинга. И ее место было рядом с ее избранником. Вместе. В ярости битвы. Или в тишине смерти. До самого конца.
Флот Харальда вплывал в бухту, как стадо железных левиафанов, медленных, грозных и неумолимых. Они были уже на расстоянии полета стрелы.
Некоторые их лучники, желая блеснуть удалью или пытаясь заранее посеять панику, начали посылать в нашу сторону первые стрелы. Они со зловещим свистом впивались в скалы у наших ног или, что хуже, находили свои цели.
Рядом со мной молодой парень, один из людей Лейфа, с тихим, удивленным стоном схватился за шею, из которой торчало гусиное перо. Он пошатнулся, его глаза потемнели от непонимания, и он свалился с обрыва в пенящуюся, холодную воду внизу. Беззвучно. Лишь короткий, приглушенный всплеск.
— Стоять! — закричал я, видя, как у некоторых наших лучников дрогнули руки, как они инстинктивно потянулись к тетивам. — Не отвечать! Копья в землю! Ждать моего приказа!
Я видел, что на противоположном мысу Бьёрн, поняв мой замысел, тоже сдерживал своих людей властным жестом. Мы должны были заманить их как можно глубже, в самую узкую часть бухты, под сокрушительный перекрестный огонь наших «Рогаток» и лучников.
И это сработало. Уверенные в своем подавляющем превосходстве, опьяненные видом беззащитного, как им казалось, города, корабли Харальда, подбадриваемые грохотом барабанов и дикими криками, ускорили ход. Они шли прямо в ловушку, слепые и яростные.
— Огонь! — заревел я, и мой голос потонул в едином, воинственном крике, вырвавшемся из глоток всех наших воинов, — крике обреченных, решивших продать свою жизнь дорого.
Я дернул за спусковой механизм «Рогатки». Балка с оглушительным грохотом ударила по упору, и тяжелый, тщательно обтесанный булыжник, с воющим звуком рассекая воздух, понесся вниз, в самую гущу вражеского строя. Я не видел, куда он угодил, но услышал оглушительный хруст ломающегося дерева и дикие вопли ужаса. С противоположного мыса тоже полетело ядро. Одно, второе. Начался град.
Наши каменные снаряды обрушились на вражеские драккары, как молоты разгневанного Тора. Они проламывали насквозь палубы, ломали мачты, как спички, крушили весла, обращая гребцов в кровавое месиво. Вода вокруг закипела от всплесков, а воздух наполнился треском ломающегося дерева, лязгом железа и предсмертными хрипами. Несколько кораблей, получив роковые пробоины, стали быстро, с жутким бульканьем уходить под воду, увлекая за собой в пучину десятки воинов в доспехах.
Но этого было мало. Слишком мало. Вражеская армада, словно многоголовый змей, продолжала ползти вперед, огибая тонущие суда, напирая массой. Они уже почти достигли невидимой линии, где должна была быть «цепь».
И тут я увидел, как огромный, смоленый трос, обвитый для прочности стальной проволокой, с громким, как выстрел, плеском вырвался из воды. Он до предела натянулся между двумя мысами. Эйвинд сработал на славу и четко поймал момент!
Передовые корабли Харальда на полном ходу врезались в эту внезапную преграду. Дерево их носов с ужасающим, резким треском ломалось, кили скрежетали. Их по инерции, не успев затормозить, таранили свои же, идущие сзади. На несколько мгновений в центре бухты образовалась свалка из десятков драккаров, беспомощно уткнувшихся друг в друга, смешавшихся в чудовищную кучу.
— Рогатки! Беглый огонь! Все! — скомандовал я, и сам бросился помогать перезаряжать нашу машину.
Теперь уже все наши метатели открыли сокрушительный огонь. Камни, один за другим, сыпались на скучившегося противника настоящим градом. Лучники, наконец-то получив возможность стрелять по плотной, почти недвижимой цели, принялись осыпать вражеские палубы тучами стрел. Это был кромешный ад. Настоящая мясорубка, порожденная моим разумом и их мужеством. Вода в бухте стремительно краснела.
Вдохновленный зрелищем, видя панику в стане врага, я схватил один из глиняных кувшинов с «Пламенем Суртра». Взвесив его в руке, я размахнулся и швырнул его по высокой дуге в ближайший драккар, который увяз в общей свалке и представлял собой идеальную мишень.
— Зажигательные! Огненные стрелы, по готовности! — крикнул я лучникам рядом.
Одна из стрел, с тлеющей, пропитанной смолой паклей на наконечнике, просвистела у меня над ухом и вонзилась в палубу как раз рядом с разлившейся маслянистой смесью. С сухим цепким треском вспыхнуло яркое пламя. Оно стало жадно расползаться по смоленому дереву, липнуть к одеждам и щитам. Скоро весь корабль превратился в гигантский, пылающий погребальный костер. Люди, объятые ужасом, с дикими криками бросались с него в воду, но и там их настигала смерть от наших стрел.
Другие расчеты на обоих мысах тоже начали бросать кувшины. Но результат, увы, был разным. Где-то смесь вспыхивала, как надо, сея хаос и панику. Где-то горела вяло, чадя черным дымом. А на одном из кораблей и вовсе не загорелась, расплескавшись бесполезным масляным пятном. Проклятие! Где-то в цепочке производства была допущена ошибка в пропорциях!
Затем я услышал отчаянный прерывистый звук рога. Он доносился с той стороны, где сейчас был Эйвинд. Я перевел взгляд на «цепь». И обомлел. Один из самых крупных и прочных вражеских драккаров, несясь на всех парусах, подгоняемый отчаянными гребцами, с размаху, со всей своей чудовищной массой, ударил в натянутый трос. Раздался звук, похожий на удар гигантского хлыста. Трос, не выдержав чудовищной запредельной нагрузки, лопнул посередине. Его концы с диким визгом взметнулись в воздух, словно подрубленные змеи.
Наша преграда была сломлена и уничтожена. И теперь большая невредимая часть флота Харальда устремилась к гавани Буянборга, где их ждали лишь наши немногочисленные драккары и отчаянные воины на берегу.
— К коням! — закричал я, оборачиваясь к своим уставшим людям. — Нам нужно в город, на береговую оборону! Здесь мы свое дело сделали!
Я бросился к лошадям, привязанным в глубине мыса, но мое движение прервало появление одинокого всадника, скакавшего к нам по тропе. Это была Астрид. Она скакала ко мне, ее лицо было бледным, как лунный свет, волосы разметались на ветру, а в глазах таилась буря страха, отчаяния и безрассудной решимости. В руке она сжимала меч.
— Что ты тут делаешь⁈ — рявкнул я, охваченный внезапной яростью от ее безрассудства. — Я…
Но договорить мне на дали. Боковым зрением я заметил, как на меня двинулась быстрая тень Сигурда. Его лицо было искажено безумной ненавистью. Слезы высохли, оставив после себя лишь едкую соль мести. В его глазах горел недобрый огонёк…
— Мой сын погиб из-за тебя, ублюдок! — яростно захрипел он… — Это всё твои интриги! Твоя проклятая миссия! Твое колдовство! Все из-за тебя! Ты украл у него славу и любовь, ты наслал на него проклятие!
Клинок ярла со свистом рассек воздух, целясь мне в висок. Я едва успел отскочить, на ходу с силой выдергивая свой собственный меч из ножен. Сталь звякнула, высекая сноп ослепительных искр. Рука онемела от силы удара.
— Сигурд, опомнись! Сейчас не время! Враг у ворот! — попытался вразумить его Лейф, делая решительный шаг вперед. Лицо друга было искажено гневом и недоумением.
Но люди ярла мгновенно обнажили оружие и бросились на Лейфа и моих товарищей, отрезая их от меня, связывая боем. На краю мыса, под аккомпанемент рева битвы в бухте, завязалась своя, отдельная, яростная и хаотичная схватка. Брат пошел на брата в самый решающий миг.
Сигурд никого не слушал. Его удары были мощными и размашистыми, лишенными обычной для него хитрой расчетливости. Он рубил, крушил, пытаясь размазать меня по скалам. Я отбивался, отступая, чувствуя, как проклятая усталость после боя с Лейфом и управления «Рогаткой» давит на меня свинцовой тяжестью. Мои парирования становились все медленнее, ноги дрожали.
Он теснил меня к тому самому, зловещему обрыву, куда он пытался столкнуть меня во время тренировки. За моей спиной бушевало море, бившееся о черные острые скалы.
— Кончай его, ярл! Добей выродка! — кричал кто-то из его людей, сцепившись в бою с Лейфом.
Я видел, как Астрид, крича мое имя, пыталась подскакать ближе, вырваться, но один из хускарлов Сигурда грубо схватил ее коня под уздцы, заставляя животное встать на дыбы.
И в этот миг, когда мое внимание на долю секунды отвлеклось на нее, Сигурд сделал грязный финт. Обманное движение мечом в голову, за которым последовал неожиданный, молниеносный удар ногой в живот.
Я увидел его движение слишком поздно. Мощный, точно рассчитанный удар пришелся в солнечное сплетение. Воздух с хрипом вырвался из моих легких. Я потерял равновесие, споткнулся о выступающий край скалы и полетел вниз, в холодную, соленую пустоту.
В последнее мгновение, уже падая, я встретился взглядом с Астрид. В ее широко раскрытых, прекрасных глазах я увидел бездонное немое отчаяние, крик, который никак не мог вырваться наружу. Ее рука была протянута ко мне, пальцы сжимали пустоту, словно она и впрямь могла остановить падение, остановить неумолимый ход судьбы.
Я попытался сгруппироваться в воздухе, чтобы не рухнуть плашмя. А потом меня обнял обжигающий холод. Тьма хлынула со всех сторон… Соленая и беспощадная…