Вампиры на Каникулах

Глава 23

Возвращаться в Оперу было слишком опасно, а то еще ненароком приведешь за собой непрошеных гостей. Поэтому Куколь, дабы не привлекать к себе лишнего внимания, решил переночевать в какой-нибудь гостинице попроще. Ощупав клиента настороженным взглядом, хозяйка тут же запросила 40 франков за ночь и была удивлена, когда горбун выложил деньги не артачась. После недолгих раздумий, женщина вернула ему половину, в обмен на обещание не столоваться вместе с остальными постояльцами.

Тесный и душный, номер располагался по самым скатом крыши. Через трещины в стенах сюда просачивались ароматы конюшни, мокрого белья и вареной капусты. Но Куколь был слишком занят, чтобы обращать внимания на мелкие неудобства — пододвинув поближе керосиновую лампу, он перечитывал конспект «Ламиеологического Вестника.» От размышлений его отвлек шорох. Застиранные до дыр, гостиничные занавески разлетались на волокна, если смотреть на них слишком долго и пристально. Вряд ли они могли издавать такой звук. Это был шелест бархата, тяжелого и дорогого. Куколь улыбнулся. Согласно правилам, вампиры не могут перешагнуть через порог без спроса. Но нигде ведь не написано, что приглашение требуется чтобы залезть в форточку.

Но стоило ему обернуться, как кровь в одночасье превратилась в желе.

Служба у немертвых — занятие не для слабонервных. От разговоров, которые они ведут за ломберным столом, даже коронер со стажем помчится в уборную, зажимая руками рот. Так что впечатлений, приобретенных за все эти годы, хватило бы на целую серию готических романов. Куколь гордился тем, что напугать его практически невозможно. Появись перед ним сам всадник на бледном скакуне, и горбун предложил бы ему чашечку чая, а коню — овсяное печенье.

Но сегодняшним вечером сюрпризы сыпались как из рога изобилия.

Никогда еще граф фон Кролок не выглядел столь ужасно. Он словно был выточен из глыбы черного гранита. Его черты невозможно было различить, только глаза сияли недобрым светом на непроницаемо-темном лице. Слуга собрался было поклонится, но колени наотрез отказались сгибаться.

Заметив реакцию Куколя, ожившая тень несколько неуверенно огляделась по сторонам.

— Я что, настолько плохо выгляжу?

Нетвердым голосом горбун заверил, что граф выглядит просто великолепно. Даже лучше, чем обычно.

— Что-то сомневаюсь, — проворчал фон Кролок, — долгие перелеты никого не красят. Предплечья ноют просто невыносимо, а все мысли только о супе из мошкары или комарином рагу. Тьфу!

Вампир раздраженно тряхнул головой. Обращаться в нетопыря — на редкость неприятный эксперимент, но все же лучше, чем идиотский трюк с туманом, столь любимый Владом.

— Выходит, вы летели всю ночь, Ваше Сиятельство? — мало помалу Куколь начал приходить в себя. Стоявшее перед ним существо по-прежнему было его нанимателем, а не демоном, закопченным над адским пламенем.

— Да, а под утро сел на поезд.

Куколь вежливо осведомился, удалось ли графу купить билет в вагон первого класса.

— Что ты! Телеграмма с текстом «Помогите» не способствует долгим сборам. После получения сего послания мало кто пойдет готовить бутерброды на дорожку. Или высчитывать стоимость билета. А поскольку в кармане у меня не было ни гроша, пришлось довольствоваться альтернативными вариантами.

Картинно сдернув плащ, вампир повесил его на спинку стула. В воздух взвилось облачко черной пыли. Глаза Куколя полезли на лоб, но силой воли он вернул их на положенное природой место. Проще было представить английскую королеву за стиркой портянок, чем графа фон Кролока…

— Не удивляйся, это было веселой авантюрой. Так я не развлекался, наверное, со студенческих лет. Большую часть дня я все равно проспал и не ощутил ни малейшего дискомфорта. Правда, под вечер меня разбудили какие-то люмпены, забравшиеся в вагон с целью кражи угля. Но я раз и навсегда привил им уважение к честном образу жизни, — произнес граф с мрачным удовлетворением. — Кстати, я бы черту продал душу за кувшин воды, но сие невозможно, ибо у черта и так все мои векселя. Поэтому переадресую просьбу к тебе, любезный Куколь.

На столике для умывания стоял треснувший кувшин и тазик с такими зазубренными краями, что он запросто сошел бы за артефакт с раскопок Трои. Рядом лежал тонкий, почти прозрачный ломтик древнего мыла. Вампир с наслаждением умылся, а про ванну решил даже не заикаться. В лучшем случае в воде будут плавать головастики, в худшем — другие постояльцы.

Опустившись на диван, он принялся вытирать длинные волосы полотенцем, которым, судя по всему, уже попользовалась бригада шахтеров.

— А теперь рассказывай все без утайки, — обратился он к своему камердинеру.

Но чем дальше развивалось повествование, тем больше вампир хмурился.

— Стало быть, англичанин перепутал моего сына с Альфредом? Значит овсянка — или чем они там питаются — действительно разжижает мозг! Перепутать фон Кролока с этим недотепой!

И он сдавил подлокотник с такой силой, что тот сломался надвое. Но ярость была обоснованна. Принять этого мальчишку за Герберта! После инициации Альфред первым делом прокусил себе язык насквозь. А если он берет в руки какой либо предмет, то лишь для того, чтобы изучить его на молекулярном уровне. Все ломается сразу! Рядом с Альфредом даже древний варвар покажется аккуратнее амстердамского ювелира.

— Вы видите виконта, Ваше Сиятельство? — спросил Куколь, стараясь обуздать беспокойство.

— Я его чувствую, — поправил граф, — олух-Сьюард запер его в какой-то грязной комнатенке. По-видимому, в пригороде, довольно далеко отсюда.

— С ним все благополучно?

— Более-менее. Трактирная служанка проболталась тебе, что настояла воду на столовом серебре? Хорошо хоть распятие туда не положила! Иначе бы я разорился на пудре для Герберта. А так он дешево отделался — небольшое головокружение да слабость в ногах, — вампир смежил веки, словно прислушиваясь к тихому, едва уловимому звуку. — О! Судя по всему, виконт не забыл, какой микстурой лечится этот недуг. Теперь можно смело сказать, что сын пошел в меня! Это ли не предмет гордости для любого родителя?

Последние слова он произнес тоном, обычно зарезервированным для объявлений о банкротстве.

— Виконт там не один? — невольно вырвалось у Куколя.

В тот же миг острые ногти впились ему в горло и он услышал шепот, холодный как февральский сквозняк в замке.

— Неужели в Париже настолько вольные нравы, что даже вышколенные слуги начинают забываться? Кто ты такой, чтобы задавать вопросы мне?

Сдавленные голосовые связки могли ответить лишь хрипом.

— Я приму это в качестве извинения, — поджав губы, он отшвырнул горбуна.

Пошатываясь, тот поднялся на ноги. Общаться с графом, когда он в таком состоянии — это все равно что брести по болоту с завязанными глазами. Куколь начал всерьез сомневаться, что переживет сегодняшнюю ночь.

— Но вы ведь поможете виконту выбраться оттуда? — горбун постарался, чтобы этот вопрос звучал как можно более нейтрально.

Вампир воззрился на него, как учитель на ученика, давшего неправильный, но крайне забавный ответ.

— Я? С чего ты взял, что я собираюсь кого-то спасать?

Герберт пошевелился, и в ответ на его движение вспыхнул каждый болевой рецептор. Тело ломило так, словно виконт почивал на мешке картошки. Но по сравнению с тюфяком, что служил ему ложем, мешок картошки казался лебяжьей периной. Таким засаленным и комковатым был этот матрас, что даже Св. Франциск счел бы его абсолютно неприемлемым. Зато не приходилось беспокоиться насчет клопов — те давно съехали с квартиры, ибо не желали растить потомство в таких антисанитарных условиях.

Поднявшись на локте, виконт осмотрелся и пришел к выводу, что его постель идеально вписывается в окружающий ландшафт. Обстановка комнаты была по-спартански убогой, хотя и спартанцы не потерпели бы в казармах такую грязь. Пол здесь не мели с самой постройки дома. Обои поблекли и пузырились, потолок выглядел так, будто в эта комната в свое время служила коптильней. Один угол был целомудренно отгорожен треснувшей ширмой. Другой занимала софа, спроектированная, вероятно, самим Прокрустом. Поджав ноги, на ней сидела Мег Жири и, уткнувшись в альбом, иллюстрировала рассказ о своих приключениях.

Пошатываясь, виконт добрался до дивана и, прежде чем девочка успела захлопнуть альбом, увидел башню, у окна которой томилась знойная красавица в балетной пачке. Под балконом бил копытами белоснежный конь, напоминавший скорее гигантского пуделя, а на коне восседал герой. К облегчению Герберта, Мег нарисовала рыцаря чернокожим, а вовсе не длинноволосым блондином. Нет ничего хуже, чем сидеть взаперти с девицей, которая имеет на тебя виды.

— Виконт, вы проснулись! Как здорово! — затараторила юная Жири. — А то я уж начала думать, будто вы… — конец фразы запутался в паутине приличий, Мег смущенно умолкла.

Герберт мельком взглянул на свои руки, едва не взвизгнул и автоматически спрятал их за спину. Но устыдившись своей слабости, вновь положил их на колени. Значит, вот что происходит после отравления серебром? Кожа была зеленоватой, исчерченной полосками вен, темными, словно по ним бежали чернила. Как же тогда выглядит его лицо? Сейчас он променял бы право первородства на баночку белил и румяна. Много, много румян.

— Будто я мертв? — глухо отозвался Герберт.

— Ну д-да. Хотя признаки жизни вы все же подавали. Так метались весь день, только под вечер успокоились.

— Я звал кого-нибудь?

— Нет, совсем никого, — задумчиво протянула Мег.

По ее мнению, виконт фон Кролок еще не перерос тот возраст, когда в минуту отчаянья начинаешь взывать к матери, или к отцу, или к гувернеру. Если бы Мег не знала, что ее собеседник — титулованный дворянин, который живет во дворце с огромным штатом прислуги, она бы подумала, что виконту попросту некого позвать! И попросить «Пожалуйста, пусть…» тоже некого.

Тем временем Герберт подошел к окну и обследовал решетку, оказавшуюся удивительно прочной. В своем обычном состоянии вампир погнул бы ее мизинцем, но теперь мог трясти решетку хоть до появления мозолей. Судя по пейзажу за окном, его узилище находилось в каком-то отъявленно плохом районе. Вопли о помощи здесь столь же обыденны, как и крики старьевщика. Ответом станет лишь стаккато закрывающихся ставней.

— Ты осталась, чтобы присмотреть за мной? — обернулся Герберт.

— Конечно! — балерина закивала словно кошка, перед носом которой водили куском колбасы. Ей очень понравилась эта версия.

— Ме-ег? — виконт пытливо вздернул бровь.

— Хорошо, — сдалась девочка. — В карете вы упали в обморок и, конечно, ничего не помните, но в конце концов нас привезли сюда. Сначала эти люди — вернее, эти обезьяны ограбившие портновскую лавку! — хотели меня отпустить, но все же решились дождаться своего главного. Ну того англичанина в очках, которые я когда-нибудь засуну ему… куда-нибудь. Так вот, приехал он и говорит, что если барышня разгуливает по ресторанам в сопровождении сомнительных мужчин, то по ней плачет исправительный дом! А поскольку он печется о моей морали, одну меня поздней ночью не отпустит. Мол, дождемся утра, тогда он и передаст меня с рук на руки моим родителям или опекунам. И адрес мой домашний спросил. Представляете, что устроит мама, если узнает, что я гуляла с аристократом! Уж лучше раздеться донага, намазаться красной краской и станцевать тарантеллу перед разъяренным быком — безопаснее будет! Поэтому я сказала, что уж лучше останусь с вами, мы как никак друзья.

Герберт тихо присвистнул. Вот это номер! Назваться другом вампира в присутствии ламиеолога! Это ж все равно что подарить Папе Римскому портрет Лютера на именины.

— И Сьюард не пытался тебя отговорить?

М-ль Жири вздернула носик.

— Ну не без этого. Даже назвал вас вампиром. Хоть гоблином пугать не стал, и на том спасибо! Я хоть ростом и не вышла, но в голове у меня все ж не отруби. Я страсть как разозлилась! И сказала, — девочка притихла, потом продолжила, осторожно нанизывая слова, — что он является плодом любви двух безответственных людей, которым в свое время лень было пойти к алтарю.

— Но ты выразилась более кратко и емко?

— Ага. После он уже не спорил. Только предупредил, что если мне наскучит с вами возиться, нужно лишь открыть шторы. Солнечный свет якобы обратит вас в пепел.

Вампир подскочил на месте.

— Но я не стала пробовать, а то кто его знает, вдруг правда? Поди потом убери весь этот пепел. Однажды я выносила ведро с каминной золой, запнулась и просыпала все. Пришлось даже потолок заново белить…

— Мег, у тебя есть какие-нибудь идеи насчет побега? — Герберт поспешил прервать этот увлекательный рассказ.

— Нет. Но я думала, что у вас они есть, — в глазах балерины читалась надежда.

Многочисленные революции не могли не отточить инстинкт самосохранения у аристократов! Умение спасать свою шкуру они всасывают с молоком матери. Точнее, с молоком кормилицы.

— Я думаю, что нам следует дождаться моего отца, — наконец ответил Герберт.

— Он убьет наших врагов? — обрадовалась Мег.

— Неправильная форма глагола, — лицо виконта исказила злая усмешка. — Он будет их убивать. Но вообще да, убьет. В конце концов. Когда у него истощится фантазия. А во время этого продолжительного процесса они успеют помянуть недобрым словом повитуху, что помогла им появиться на свет. И чем дальше, тем меньше будут стесняться в выражениях.

— А, ну тогда все замечательно! — беззаботно махнув рукой, Мег распахнула альбом и вернулась к своему прежнему занятию. Герберт позавидовал ее уверенности.

Ведь отец не придет за ним. Герберт знал это из опыта.

Не то что бы его инициация была ужасной. Скорее наоборот. Никогда еще немертвые родственники не были столь любезны, как за пару месяцев до этого события. Виконта буквально завалили подарками, которые, в основной массе, рассыпались в руках или носили следы близкого знакомства с молью. Дядюшка Маледиктус прислал учебник по арифметике, чтобы Герберт наловчился считать рис. И только Кармилла Карнштайн, слывшая тонким психологом, подарила виконту действительно приятную вещь — собрание японских гравюр, изображавших ту сторону самурайской жизни, о которой не принято разговаривать в приличном обществе. Она же дала ему несколько дельных советов, сводившихся к тому, что во время инициации виконт должен выглядеть великолепно. Никаких царапин или синяков под глазами. Став вампиром, он уже никогда не изменится. Чего стоит хотя бы случай с троюродной тетушкой Эглантиной, которая накануне инициации подралась с сестрой! Или с дядюшкой Фридрихом, который вытатуировал крест на спине, когда в молодости служил во флоте. Впоследствии это обстоятельство не только причиняло массу физических неудобств, но и свело на нет его личную жизнь, потому ни одна вампиресса не хотела приближаться к нему ближе, чем на пару метров.

И виконт фон Кролок вплотную занялся своей внешностью. Перестал таскать засахаренную корицу из буфета. Собрался с духом и проколол уши, что по всеобщему мнению воплощало вульгарность. Все было просто замечательно. Бессмертие — отличная штука, очень полезная для кожи и волос. Один укус — это пустяк, всего-навсего пропуск в блестящее будущее.

Хотя отец уже успел выстроить вокруг себя высокую стену, теперь он перестанет избегать Герберта. Потому что дважды никого не овампиришь. Взгляд отца — такой твердый, такой справедливый! — мимолетно задержавшись на лице сына, не будет спускаться ниже и ниже, останавливаясь в районе яремной вены. Слова «Ступай в свою комнату немедленно!» вновь станут наказанием, а не проявлением заботы.

Так что все будет хорошо. По крайней мере, хуже уж точно не будет. Он устал сопротивляться. Они оба устали.

Герберт не мог вспомнить, как именно все произошло. Потом поговаривали, что графа еле оттащили от сына, но родне лишь бы языком трепать. Но осталось ощущение, что тебя тянут на дно и ты видишь, как последние солнечные блики исчезают за толщей воды. Нет смысла бороться с этим. Только плыть по течению, что капля за каплей уносит кровь, а вместе с ней все звуки, запахи и цвета. Переливы красок на лепестках роз, которые выглядят так однообразно в лунном свете. Аромат пасхальной выпечки. Первый поцелуй, подаренный украдкой, с привкусом опасности и тайны. Мурлыканье клавесина, когда его гладят пальцы матери.

Плыть по течению и надеяться, что в обмен ты получишь нечто несоизмеримо большее.

И понимать, что это неправда.

Когда Герберт проснулся следующим вечером, в носу защекотало от запаха свежей древесины. Он приподнялся и тут же вскрикнул, стукнувшись головой о крышку гроба. Но боль от удара заглушило ощущение такого голода, словно виконт месяц сидел в казематах на хлебе и воде. Крышка гроба сдвинулась, и Герберт увидел невозмутимое лицо тетушки Эржбеты, которая предложила ему подкрепится ее фирменным коктейлем «Кровь Девственницы.» Стоило только посмотреть на прозрачную жидкость в бокале и на румяные щеки самой вампирессы, чтобы понять, куда подевался весь сахар из этого варенья.

Эржбета завела речь про обязанности наследника рода, но Герберт лишь механически кивал, уставившись в потолок. Там бегал паук, играя в любимую игру всех пауков, бегающих по потолку — «Угадай, упаду я на тебя или нет!» Склеп был освещен тусклым огоньком сальной свечи, за окном царила непроглядная ночь. Из-за двери тянуло стылым ветром. Отца поблизости не было — как объяснила Эржбета, сразу после Бала он ускакал куда-то. Нет, не спрашивал. Нет, ничего не передавал. Вполуха слушая монотонное жужжание тетушки, Герберт фон Кролок задумался, где же теперь ему искать тепло, потому что дома тепла уж точно никогда не будет.

Отец не появился ни той ночью, ни следующей. Он вернулся спустя неделю и не с пустыми руками. Но тогда все это уже не имело значения.

— Много лет назад я запер виконта в детской, — продолжил граф, — а теперь настало время вручить ему ключи. Пусть поступает, как ему заблагорассудится! Герберт заварил такую густую кашу, что в ней ложка встанет, так что и расхлебывать будет сам. У него есть возможность вырваться на свободу. Если Альфред — не мимолетное увлечение, если этот мальчишка действительно что-то значит для Герберта, пусть он докажет это. А я понаблюдаю и вмешаюсь, только если дела окончательно зайдут в тупик.

— Вы вольны наказывать своего сына как сочтете нужным, Ваше Сиятельство, — лицо Куколя было непроницаемой маской.

Фон Кролок вскочил и начал мерить комнату шагами, что было затруднительно ввиду ее малых габаритов. Фактически, он вертелся на месте.

— Хмм, а я ведь даже не подумал, что Герберт может воспринять мой поступок вот так. Я всего лишь хочу сделать ему подарок на совершеннолетие. Позволить, чтобы он хоть раз выбрал собственный путь.

— Да, Ваше Сиятельство.

— Что да?

— Решение Ваше Сиятельства как всегда мудро.

— Как всегда? Скорее уж наоборот. Какое бы решение я не принял, в конечном итоге оно оборачивается против меня. Я похож на садовника-растяпу, который, убрав палые листья, всегда забывает на дорожке грабли, — подумав, граф жестом подозвал Куколя. — Мы, вампиры, не отражаемся в зеркалах, поэтому нам приходится полагаться на окружающих. Посмотри мне в глаза, чтобы я мог увидеть себя.

Никому не хочется иметь распущенную прислугу, которая подслушивает у дверей, а после включает услышанное в свои мемуары, написанные на украденной у хозяев гербовой бумаге. Поэтому жизнь слуг построена на запретах. Не заговаривать первым, не высказывать свое мнение без спроса, не маячить у окон, не шуметь. И не смотреть прямо в глаза, ведь это почти что вызов. Сначала слуга начнет таращиться, а потом что? Высунет язык, назовет господина «дружище» и посоветует тому не задирать нос, если не хочет схлопотать по шее? Должны же быть границы между сословиями!

Куколь поймал себя на мысли, что не знает, какого цвета у графа глаза.

Но приказ есть приказ.

Вампир наклонился над ним и Куколь увидел лишь пустошь и руины. И одиночество, которое за столько веков из беды успело превратиться в образ жизни. Но все же он мог поклясться, что на мгновение услышал посвист ветра, заблудившегося в пшеничном поле.

— Тебе меня жаль? — недоверчиво спросил вампир. — И моего сына тоже? Какая нелепица. Ты человек, а люди испокон веков ненавидят нежить. Мы присвоили ночь и сурово караем за нарушение границ. Нас любить не за что. Так почему ты стараешься помочь? Это не входит твои прямые обязанности. Или за те годы, которые ты прожил в замке, вампиры стали тебе как родня?

Куколь, казалось, сгорбился еще сильнее.

— Нет, — ответил он, выдержав паузу чуть длиннее, чем позволяли приличия. — Вампиры стали полной противоположностью моей родне.

— Как это?

— Моя мачеха имела обыкновение бить меня головой о дверной косяк, если в руках у меня находилась книга, а не лопата. Кто ее осудит? Она была женщиной старой закалки и считала, что при моей восхитительной внешности образование — это уже излишество… По крайней мере, вы разрешаете мне пользоваться библиотекой.

— Я никогда не интересовался твоим происхождением, — проронил фон Кролок и, к своему удивлению, ощутил нечто похожее на укол совести. Хотя вряд ли найдется хозяин, который сможет написать подробную биографию своего камердинера. Слуги — лишь механизм для поддержания чистоты, кому есть дело до их переживаний?

Подумав, вампир добавил:

— Да и в будущем оно меня вряд ли заинтересует. Я никогда не спрошу о твоей прежней жизни.

В ответ он услышал вздох облегчения.

— Спасибо, Ваше Сиятельство, — осклабился горбун, мысленно добавив, «А я в свою очередь никогда не спрошу про шелест пшеницы.»

— А сейчас давай поговорим как два… — граф покачал головой, — Подумать только, я хотел сказать «как два человека»! Столько лет минуло, а все никак не отвыкну от лицемерия.

— Вряд ли человеческая раса гордится родством со мной, — пробормотал Куколь.

— В таком случае, как два чудовища, — вампир усмехнулся невесело. — Это уравнивает нас, не находишь? Кстати, можешь сесть. И скажи, что ты думаешь про сложившуюся ситуацию.

Иногда управляться с немертвыми очень просто. Дай им чашку крови и всю ночь они ходят с улыбкой до ушей. Плохо то, что вампиры непредсказуемы. Трудно угадать, что они сделают в следующий момент — так и будут хвастаться своими манерами или же вцепятся тебе в горло, сочтя тебя более привлекательным в качестве еды, чем собеседника. Жить с ними под одной крышей — все равно что играть в шахматы фигурами, которые норовят цапнуть тебя за палец. И упаси тебя Господь спорить с ними, если твоя бабка не была как минимум герцогиней, а твою родословную можно прочесть менее, чем за неделю! Вампиры не тратят слов на пререкания со слугами. Ответом служит свист хлыста.

Но Куколь почувствовал, что его кровь вот-вот достигнет критической температуры. Гнев, пребывавший в многолетней спячке, вдруг зашевелился. Сложив руки на груди, граф фон Кролок по-прежнему улыбался, печально и чуть снисходительно. Он окружил себя страданием как частоколом, запер все двери и задернул гардины. Его мир был погружен в вечную ночь. Но неужели он считает, что монополизировал отчаянье и боль? Да как он смеет так думать!

Даже если его слова станут последними — а в глубине души Куколь подозревал, что так оно и будет — зато он отправится на тот свет бесконечно довольным собой. Зажмурившись, горбун представил свой гнев. Это был меч, раскаленный добела. И тогда страх улетучился сам собой. Просто сжать рукоять и нанести удар.

— Если бы вы уделяли сыну больше внимания, ему не пришлось бы искать вашу улыбку на лицах других мужчин, — сказал Куколь, наслаждаясь произведенным эффектом. — Когда вы наконец позволите себе полюбить его? Сколько еще он будет топтаться на вашем пороге? Даже попрошайки, которые пришли колядовать у дома ростовщика, встречают больше милосердия. Сколько еще вы будете мучить его? Когда же вы остановитесь?

Вампир невольно подался назад, но тут прошипел сквозь зубы:

— Никогда! Ранее ты уже имел возможность пронаблюдать, что у меня неладно с самоконтролем. Единственной, кто мог остановить меня…

— … была ваша жена. Но ее здесь нет. Не перекладывайте на нее ответственность.

— Иногда мне кажется, что она смотрит на меня его глазами!

— Так вот в чем дело! — горбун хлопнул себя по лбу. — В тот день Ангел Смерти совершил ошибку! На ее месте должен был оказался виконт. Раз уж он все равно не годится на роль продолжателя рода. Раз он ложится в постель не с тем, с кем следует.

— Нет! Я никогда так не думал!

Их глаза встретились, и фон Кролок отвел взгляд первым.

— Ты прав, думал. И не раз. Теперь ты видишь, что за чудовище сидит у меня внутри? Я вампир. Единственное, что у меня получается действительно хорошо — это убийство. Все, до чего я дотрагиваюсь, гибнет. Мои слова ранят, после моих прикосновений остаются синяки. И чем меньше я буду вмешиваться в жизнь Герберта, тем лучше. Мальчик сам это понимает. Иначе он написал бы мне хоть одно письмо.

Безалаберность юного вампира была притчей во языцех! Знай Куколь, как хозяин отреагирует на отсутствие вестей, самолично привязал бы виконта к ножке стола и продиктовал бы ему какой-нибудь нейтральный текст.

— Виконт действительно вам не писал. Иначе ему пришлось бы признать, как далеко от вас он оказался. Он слишком любит своего отца, чтобы спокойно переносить разлуку.

— Я не заслуживаю подобной любви.

— Что верно, то верно. Но увы, дети сильнее всего любят именно тех родителей, которые этого наименее достойны.

В комнате повисло молчание, тяжелое и густое, как туман над Темзой. К немалому удивлению Куколя, он все еще обладал тем же числом конечностей, что и до начала этой беседы. Это давало повод к оптимизму.

— Вот все, что я хотел сказать. Теперь у меня есть только одна просьба: убейте меня за мою дерзость чуть позже. После того, как мы вместе распутаем этот клубок.

— Я согласен, — фон Кролок кивнул, но не стал уточнять, на что же именно он соглашается. — Держу пари, план у тебя наготове.

— Да, Ваше Сиятельство. Даже если ваш сын вырвется из заточения, — Куколь мысленно пожелал, чтобы этого не случилось, — в одиночку он не справится со всеми охотниками на вампиров. Я видел их ружья, слона разорвут в клочья. Так что вам придется принять условия доктора Сьюарда, пойти к нему и обменяться.

— Ты хочешь, чтобы я предложил себя в заложники вместо Альфреда? — граф недоверчиво усмехнулся.

— Ну что вы! Весь день я изучал архивы «Ламиеологического Вестника» и нашел кое-что интересное про нашего знакомца. Оказывается, он начал карьеру с упокоения некой Люси Вестенр, своей соотечественницы. Ничего примечательного — обычная девица, дочка нуворишей, по мужчинам ходила, как по ковровой дорожке. Сьюард, надо полагать, посватался к ней и получил от ворот поворот. Другой в его положении получил бы удовольствие, отомстив бессердечной кокетке, но доктор, кажется, до сих пор чувствует себя виноватым. Трактирная служанка упомянула, что он поморщился, когда ступил на лестницу, ведущую в подвал. И он не может спать по ночам.

Вампир склонил голову набок.

— Потому что каждый раз спускается в склеп по бесконечной лестнице, а внизу его ждет та женщина? Узнать бы, что она ему говорит. Хотя ей даже необязательно что-то говорить. Первая жертва… Рано или поздно, они сливаются воедино. Когда смотришь на океан, разве считаешь, сколько капель его составляют? Но первая жертва подводит черту… Так что же потребуется от меня?

У Куколя не раз была возможность убедиться, что его хозяин не терпит простых решений. Пожалуй, следовало попросить его украсть любимую собачку королевы Виктории или намотать елочные гирлянды на стрелки Биг Бена. Хотя план и так был достаточно заковыристым.

— Вы отправитесь в Лондон, оживите фроляйн Вестенр и затем обменяете ее на Альфреда. Думаю, она устроит Сьюарду веселую жизнь.

— Жаль, веселье долго не продлится, — усмехнулся вампир. — Люси Вестенр — имя-то какое знакомое. Но где я мог его слышать… Ох! Я так и знал, что его шуточки нам еще аукнутся!

Событие, которое имел в виду Его Сиятельство, в семейных кругах именовалось «Великим Английским Загулом Влада.» Но этот эвфемизм не передавал всей экстравагантности путешествия графа Дракулы, который за время прибывания в Англии перецапался с ламиеологами, укусил девицу, которую затем бросил на произвол судьбы, и, нагло эксплуатируя имидж «экзотического чужака», завел интрижку с женой своего агента по недвижимости. Вдобавок, он привез с собой 50 ящиков отборнейшей почвы и вырастил на заднем дворе рекордный урожай росянок, которые вскоре слопали всех соседских кошек. Английские вампиры, славившиеся чопорностью, пришли в ужас. Чуть было не разразился международный скандал, но в Лондон был срочно откомандирован дядюшка Маледиктус, блестяще выполнивший миротворческую миссию. Англичане согласились забыть про похождения Влада, в обмен на то, чтобы их восточноевропейские коллеги никогда не упоминали «Великий Закарпатский Загул Джонатана Харкера.» Впрочем, чего еще ожидать, если английский клерк, всю жизнь просидевший за пыльной конторкой, вдруг оказывается в замке, где томятся три вампирессы без каких-либо матримониальных перспектив? Эффект получился такой же, как от тонны уксуса, смешанного с тонной соды. Очень, очень бурная реакция. Отныне на местном диалекте слово «англичанин» означает «человек, который приходит в таверну с 3мя клыкастыми подругами, после 2й кружки пляшет джигу на столе, после 4й — учит кота петь „Боже храни Королеву,“ после 6й — рассказывает, как он разбил Наполеона под Ватерлоо, а наутро строчит невесте грустные письма, причем сообщницы исправляют ему орфографические ошибки.»

Зато фон Кролок теперь должен позаботиться о второстепенном персонаже, сиречь о забытой всеми Люси Вестенр. И тем самым он выставит себя на посмешище перед всей родней. Влад уж точно будет считать его своим мальчиком на побегушках.

Увидев, как вытянулось лицо вампира, Куколь поспешил заверить его, что в данных обстоятельствах это самый лучший план.

— Думаю, вам это понадобится, Ваше Сиятельство, — пошарив в ведре со льдом, Куколь протянул хозяину фляжку. Тот потряс ею возле уха и улыбнулся, услышав знакомое бульканье. На вкус кровь животных — все равно что выдохшееся шампанское, но для его целей сгодится.

— Надо полагать, ламиеологи упокоили бедняжку Люси со всей тщательностью? — поинтересовался граф.

Словно ожидая этого вопроса, Куколь протянул ему коробку мятных леденцов.

Герберт в который раз сжал решетку, но все бесполезно. Он не сможет вырваться отсюда, а значит и Альфреда не спасет. Это закономерно, ведь такого рода любовь никогда не заканчивается свадебными колоколами. Развязка должна быть трагичной. Взять к примеру мифологию — герой, на которого можно равняться, обязательно погибнет в сражении с троянцами, или неосторожно брошенный диск раскроит ему череп, или же он утонет в Ниле.

Так что счастливый конец — это не про них с Альфредом.

Но у виконта оставалась еще одна попытка — обратиться к мудрости прошедших поколений. Он представил себе портретную галерею и в голове раздался шепот голосов, выцветших будто краски на холстах.

«Что бы сделал отец, оказавшись на моем месте?» — потребовал Герберт.

«Он никогда не оказался бы на твоем месте, юный фон Кролок!»

«Я имел в виду, если бы он находился здесь.»

«В первую очередь, он наорал бы на тебя», ехидно отозвались голоса, но добавили «Одно не вызывает сомнений — твой отец использовал бы все ресурсы.»

Виконт сглотнул и перевел взгляд на ресурсы, что затаились на диване. Чтобы вернуть силы, ему требуется кровь, много крови.

«Но… она же еще совсем маленькая!»

«Разве возраст когда-либо был тебе помехой? Сколько лет было тому мальчишке, который ошивался на ваших землях в 1813 м?»

«Кроме того, она же противоположного пола! Я никогда…»

«Брось, тебе с ней не детей делать. Да и с инициацией возиться незачем. Возьми, что нужно, а тело оставь.»

«Мне кажется, что это провокация. Наверняка мерзавцы все рассчитали. Когда я вырвусь на свободу, они всадят мне серебряную пулю промеж лопаток.»

«Может и так» философски рассудили голоса предков, «а может и нет. Но бездействием ты точно ничего не выгадаешь. Ступай к ней.»

«Ты вампир, ты не можешь не поддаться искушению.»

О да! Будь праматерь Ева была вампирессой, она не ограничилась бы одним плодом, но хорошенько потрясла бы Древо Познания. Еще и варенья бы из яблок наварила, чтоб хватило надолго. Хотя нет, яблоки она б оставила напоследок, а для начала полакомилась бы Змием…

«В отличии от смертных, у нас нет свободы воли, мы можем лишь следовать Голоду. Не смей бороться с ним. Голод — это все, что определяет тебя. Лишь благодаря ему ты существуешь.»

«Мы прирожденные… вернее, приумершие убийцы. Продлевать свое бытие за счет других — это ли ни есть высшая степень эгоизма?»

«Будь эгоистом, юный фон Кролок.»

«Выпей ее до капли. Мы бы так поступили. Не думай, что ты особенный!»

«Не думай, что устоишь там, где сломались мы.»

«Ведь не хочешь же ты опозорить весь род…»

«… или разочаровать своего отца…»

«… потому что знаешь, какие бывают последствия, когда отец в тебе разочарован!»

О, если бы можно было втянуть голову в плечи и, как в детстве, пулей пробежать по галерее, зажимая уши!

«Кроме того, пока ты тут прохлаждаешься, твой приятель наверняка страдает.»

«Ты неудачник, Герберт фон Кролок — плохой сын, плохой друг и никудышный вампир!»

— Маргарита Жири!

Вздрогнув от властного оклика, девочка обернулась… и ее судьба была решена.

Пристально глядя ей в глаза, Герберт приблизился и спросил невозмутимо.

— Тебе не кажется, что в комнате вдруг сделалось жарко?

— Да, конечно, — растеряно улыбнулась она.

Пальцы Мег заскользили по высокому воротничку платья, расстегивая крючки.