Вампиры на Каникулах

Глава 21

(Полунощная тьма да пребудет с Вами!)

(Надеюсь, Вы в недобром здравии.)

(Вы уже нашли Черный Грааль? Если нет, попробуйте чердак над восточным крылом, там мы почти не искали.)

— Сударь, вы уверены, что не хотите воспользоваться авторучкой? — вздохнул Куколь, который чинил уже 11е перо. Это был эталон напрасного труда, потому что перо в руках Альфреда моментально превращалось в тупой огрызок.

— Нет, вампиры пишут только пером и алыми чернилами. Так граф Влад говорил.

Еще пара перьев и горбун все таки расскажет, что имение Дракулы расположено в таком захолустье, где невозможно достать канцелярские товары. Приходится полагаться на коробейников, а те норовят сбыть обитателям замка нераспроданный товар. Зачастую, это чернила кроваво-красного цвета. Но не всегда. Когда граф фон Кролок получил от родственника письмо, написанное оранжевой гуашью на альбомных листах с бордюрчиком из купидонов, он всерьез решил отправится в Вену, столицу психиатрии. Такая травма лечится только гипнозом.

— Как вам угодно, сударь.

— Даже не знаю, с чего и начать, — Альфред посмотрел на слугу с немой просьбой.

— Расскажите Его Сиятельству, как у вас дела.

— О, точно!

Дорогой граф фон Кролок!

Мы добрались просто замечательно. Париж очень славный город. У меня все хорошо, у Вашего сына…

…ВСЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО!!!!

Взвизгнув, вампир отшвырнул перо и уставился на свою руку, как на врага. Лишь затем он почувствовал тревогу, что пульсировала в груди, перемежаясь с болью. Только это была очень странная боль. Она находилась вне тела, где-то далеко отсюда, но даже расстояние не ослабляло ее. Наверное, именно это ощущает человек, когда в непогоду начинают ныть кости на ноге, которую оторвало снарядом много лет назад.

Но Альфред не вдавался в такие тонкости. Он просто побежал.

Любой ужин в «Орхидее» мог запросто стать последним в жизни, но именно это и придавало перчинку самым пресным кушаньям. Так что напугать завсегдатаев кафе — задача непростая. Когда белокурый юноша, уронив голову на грудь, соскользнул на пол, окружающие посмотрели на него с умеренным любопытством. Но поскольку изо рта у него так и не пошла пена интересного цвета, посетители, пожав плечами, уткнулись в свои тарелки. Только господа с соседних столиков спросили, что же заказывал бедняга.

Вместе с тем, бездыханное тело под столом — плохая реклама для ресторана. С этим зрелищем сравнится разве что ухо, которое прилипло к бритве цирюльника, банка окаменелых леденцов в кабинете дантиста или же старушка из Общества Трезвости, в чепце и с Библией подмышкой, занявшая пост у дверей кабака. Но у Лоранов уже был отработан алгоритм действий. Посетителя нужно вежливо выволочь на улицу, заботливо уложить на дно канавы и закидать ветошью — чтоб ему спалось теплее, а вы что подумали?

— Не прикасайтесь к нему! — прогремел голос с едва уловимым акцентом.

Виконт попытался открыть глаза, но к векам словно подвесили по гире.

— Доктор, это вы?

— Нет, это не я, это моя незамужняя тетушка по материнской линии! — сострил все тот же голос. — Лучше скажите, у вас есть отдельный кабинет для деловых переговоров?

Прошло несколько минут, прежде чем Лораны поняли, что доктор имеет в виду ту комнату, в которой главари местных банд обедают, когда опасаются полицейской облавы.

— Да, конечно! Пожалуйте сюда, мсье!

Герберт почувствовал, как чьи-то руки подхватили его, понесли куда-то, а после без церемоний уронили на диван, обитый жесткой кожей с колючими трещинами. Пружины так и буравили плоть. Издалека донесся говорок Мег, и каждое ее слово отдавалось многократным эхом.

— … сидели и разговаривали, а он вдруг как потеряет сознание! Ну точь-в-точь как наша прима Сорелли, она тоже чуть что в обморок хлопается. Правда, Сорелли питается одной галетой в день, запивая ее сельтерской водой…

— Мсье доктор, что с ним?

Рубашку Герберта расстегнули, его кожи коснулось нечто холодное и круглое. После того, как этот металлический предмет всласть прогулялся по его груди, настала очередь запястья — его сдавили чьи-то пальцы.

— Состояние стабильное, — удовлетворенно произнес эскулап.

— Пульс прощупывается? Хотя бы нитевидный, как у нашей примы? — спросила наблюдательная Мег. Один этот вопрос мог стать основой для обширного исследования на тему расстройств питания в балетной среде.

— Конечно же нет. Именно это я имел в виду, когда говорил про стабильное состояние.

— Но…?

— Сердце не бьется, — продолжил доктор, — дыхание отсутствует, слизистые оболочки бледные, кожные покровы холодные. Это нормальное положение дел, если пациент вампир.

Последовала пауза, в течение которой присутствующие искали хотя бы искорку юмора в его словах. Но речь доктора была четкой и недвусмысленной, как энциклопедическая справка.

— Ну значит он точно из санитарной комиссии! — прогрохотала мадам Лоран. — Там упырь на упыре.

— А он не превратится в летучую мышь? — боязливо спросил ее супруг.

— Только этих тварей еще не доставало! Ввек не забуду, какую травлю устроил комитет по борьбе с грызунами, когда обнаружил в нашей пекарне колонию летучих мышей! Хотя они ничего даже не надкусили…

— Это так странно, — подала голос служанка. — Еще понятно, кабы они видели, что мы в хлеб мешаем, но они ж слепые!

— Не беспокойтесь, на трансформацию у него не хватит сил. Но на вашем месте я постарался бы забыть это происшествие. Закрыть рот на замок — на амбарный замок — и забросить ключ подальше. А то ведь поползут слухи, что поужинав в вашей ресторации, даже упырь слег с несварением желудка.

Раздались торопливые шаги и хлопок дверью. Вампир чуть приподнял ресницы, чувствуя такую усталость, словно пару часов подряд таскал мешки на мельнице, и осмотрелся настороженно.

— Вы удивлены, мсье? — над ним склонился молодой мужчина, в очках и с бакенбардами. — Не ожидали застать врача у своей постели? Оно и понятно, более приемлем был бы гробовщик, который утюжит вам саван. Но в профессиональные обязанности доктора входит разделение здоровых и больных, живых… и мертвых.

Виконт почувствовал, как где-то в районе желудка холодным огнем вспыхнул страх. С детства он не питал приязни к служителям Асклепия. Бормочущие по латыни, неулыбчивые люди в черных балахонах, а во время эпидемии — еще и в масках с птичьими клювами. Они только и могут что толковать о гуморах, расхваливать клистиры и лгать, лгать, лгать без остановки! В памяти всплыла картина — он сидит в полутемной, жаркой натопленной спальне, украдкой вытирая глаза о балдахин кровати. В руках у него бутылка с микстурой, маслянистой и дурно пахнущей, но которая вместе с тем гарантирует исцеление от кашля. Больная должна принимать ее каждые полчаса. С таким же успехом доктора могли прописать ежевичное варенье. Пользы ровно столько же, но она отошла бы в мир иной, чувствуя сладость на губах, а не омерзительный вкус лекарства.

— Джон Сьюард к вашим услугам, — представился англичанин. — Я так долго ждал этой встречи, Альфред.

— Но его зовут… — Мег вовремя прикусила язык.

Происходящее нравилось ей все меньше. Причем переломный момент наступил, когда дверь распахнулась и в комнату вошли несколько мужчин, рядом с которыми даже пропойца Жозеф Буке воплощал элегантность и респектабельность. Возглавлял эту группу неряшливо одетый господин, который, подмигнув доктору, сказал что-то по-английски.

Юная Жири не верила в нечистую силу и не читала «Ламиеологический Вестник», научно обосновывающих ее существование. По мнению балерины, журналы с убористым текстом и совсем без картинок годились лишь для того, чтобы заворачивать в них бутерброды. Зато она читала другую прессу, пестрящую заметками о политических заговорщиках, налетчиках на поезда и прочих грабителях, которые в два счета обчистят квартиру, обдерут даже обои со стен и прихватят недопеченный пирог из духовки. И сейчас, судя по всему, ей посчастливилось присутствовать на криминальной сходке. Мег еще толком не разобралась, кто здесь хороший и кто плохой, но пока что ее симпатии были на стороне виконта. Он накормил ее бесплатным ужином.

Поскольку у двери пристроился небритый громила, девочка решила исподволь пронаблюдать, во что же выльется эта встреча, и удрать при первой возможности.

Между тем события неслись вперед со скоростью перепуганной лошади. Мег показалось, что все приключения, которых она была лишена на протяжении своей скучной жизни, судьба решила скомкать и запихнуть в этот час.

Размахивая плащом, в комнату ворвался друг виконта. Он по-прежнему являл собой внушительное зрелище. Черный фрак с черной же манишкой, гладко зачесанные волосы — если он будет продолжать в том же духе, в Париже закончится бриолин! — и толстый слой пудры на лице. Разве что на скулах и на щеках виднелись полоски потемнее.

Но к великой досаде Мег, дальнейшая беседа проходила на смеси немецкого с английским, так что ей не удалось разобрать ни слова в этой какофонии резких, гортанных звуков.

— К-к-кто вы все такие?! — завопил Альфред, обнажая клыки. — Что вы с ним сделали?!

— Во-первых, не кричите с порога, — оборвал его доктор Сьюард, — Иначе у мистера Гримсби — а это джентльмен, который сейчас направляет на вас револьвер — сдадут нервы. Во-вторых, с вашим другом, — его губы покривились, словно он произнес непристойное слово, — все благополучно. Он выпил чашку воды, настоянной на серебре. Через пару дней придет в себя, а пока что я прописываю ему постельный режим. Думаю, он последует моим рекомендациям потому хотя бы, что двигаться в его состоянии крайне затруднительно.

— Вы заставили его прикоснуться к серебру?!

— Никто никого не заставлял. Ему не следовало бродить по сомнительным заведениям и пить все, что окажется на столе. Это ваше упущение, господин виконт. Плохо же вы следите за своими созданиями.

— Эммм… как вы меня назвали?

Состояние юного вампира можно было охарактеризовать как «кризис самоидентификации.» Он помнил, что не далее чем пару минут назад его еще звали «Альфред.» С другой стороны, он привык верить окружающим на слово. Уверенность сдавала позиции. Подобно философу, который перепутал себя с бабочкой, вампир задался вопросом — действительно ли он Альфред или же Герберт фон Кролок, которому приснилось, что он стал Альфредом? Последний вариант, кстати, был не так уж плох.

«Доктор заблуждается», в голове раздался едва различимый шепот. «Подыгрывай. Любая его ошибка — это наш козырь.»

— Д-да, — выдавил Альфред, — То есть… да, конечно! Я Герберт фон Кролок… именно так и записано в церковно-приходской книге! Можете сами проверить.

— Поздравляю, — на лице Сьюарда появилась улыбка, лишенная тепла, доброты и прочих атрибутов. — Если и в будущем у вас возникнут проблемы с запоминанием собственного имени, советую посмотреть на свой носовой платок. Именно для этого вам, аристократам, и нужны монограммы.

Молодчики за спиной доктора прыснули от хохота, довольные шуткой. Они не знали, что такое «монограмма», зато их позабавил сам факт наличия у кого-нибудь носового платка. Назначение оного предмета оставалось для них тайной за семью печатями.

— Значит, вас зовут доктор Сьюард? — спросил Альфред, прислушавшись к одобрительным возгласам, — Я где-то слышал ваше имя… Постойте, вы ведь ученик Ван Хельсинга! Тогда в Лондоне вы с ним…

…Этому происшествию «Ламиеологический Вестник» выделил весь разворот. Безупречная операция по упокоению вампира. Наличие факелов импонировало каждому консервативному сердцу, а работа с общественностью порадовала либералов. Альфред, тогда еще ассистент Профессора Абронзиуса, отложил журнал и долго разглядывал свои колени. С детства его приучили, что молчание — золото. Сколько бы он не молчал, никто не вознаградил его даже надтреснутым медяком, но как ни крути, это верный способ избежать подзатыльника. Теперь его рот был полон слов с горьким привкусом. Они старались выбраться наружу, отчаянно царапаясь, пока язык и десны не начали саднить. Проглоти он эти слова — и в животе надолго останется противное ощущение, как после ложки рыбьего жира.

«Это не очень справедливо», — пробормотал Альфред, изо всех сил надеясь, что его ментор, в данный момент разливавший святую воду по мензуркам, не обратит внимание.

«Что несправедливо?»

«Ну фроляйн Люси Вестенр ведь дамского пола… а их было четверо… ну и… как-то все это…»

«Чушь, мой мальчик! Чепуха, ахинея и полная ересь! Одна вампиресса целый гусарский полк вколотит в землю по шею. Вместе с лошадьми.»

Но немного погодя Профессор сказал, что если Хельсинг и Сьюард не фотографируются, поставив ногу на поверженного вампира, так это лишь потому, что нежить не отображается на снимках. Оказаться на фотографии с задранной ногой, попирающей пустоту — вершина идиотизма…

— Что вы хотите с нами сделать? — спросил Альфред, чувствуя, что его идеальной прическе пришел конец. Волосы встали дыбом, пробившись через наслоения бриолина.

— Для начала, вас придется разлучить. Два вампира рядом — это рецепт катастрофы. Ваш друг будет набираться сил в уютном санатории с заботливым медицинским персоналом, — Сьюард небрежно кивнул в сторону заботливого персонала, издавшего согласное «Гы!», — А вы тем временем проводите меня к Призраку Оперы. Я слишком робок, чтобы завязать с ним знакомство без чьей-нибудь рекомендации.

— А если я откажусь?

— Ваше право, господин виконт. Разумеется, мы не станем отыгрываться на вашем создании, о нет! Наоборот, все усилия будут приложены, чтобы его отдых стал еще более приятным. Например, мы пригласим к нему священника для наставительной беседы — ну а запах ладана оказывает самое положительное влияние на здоровье. И пациент будет вкушать полезную пищу, на которую столь богата французская кухня! Вы слышали про суп из 40 головок чеснока? Язык проглотишь!

Герберт решил, что действительно проглотит язык, прежде чем попробует даже каплю этой сногсшибательной гадости.

— Ох, дайте мне только прийти в себя! — прошипел он.

— Попытка вашего создания вмешаться в беседу свидетельствует о недостатке дисциплины, — поморщившись, сказал англичанин. — Вам давным-давно следовало вручить ему грифельную доску, чтобы он написал фразу «Я не буду перебивать старших» пару тысяч раз. Прикажите ему замолчать.

Насупившись, Альфред засопел.

— Доктор Сьюард, ну честное слово! Конец 19го века на дворе, даже в России рабство 20 лет назад отменили. Ничего я никому не прикажу! У нас с Ге… с Альфредом равноправные отношения!

Впервые в глазах англичанина мелькнуло нечто вроде удивления.

— Хотите сказать, что никогда не пользовались своими полномочиями?

— Чем?

— Вы не вчера умерли, виконт, должны понимать, что именно я имею в виду. Власть. Разве не этого жаждете вы, вампиры? Кровь — вкусная штука, но еще слаще возможность повелевать. Контролировать всех и все. Наблюдать, как человек, прежде обладавший свободной волей, превращается в покорного раба, следующего вашему зову.

— Это не так, — произнес Альфред своим обычным полувопросительным тоном.

— А как тогда? Кровь — это жизнь. Поглощая кровь, немертвые удерживают частицу чужой души. Можно сопротивляться, если вам выкручивают руки, но если вампир сожмет в тисках кусок души, кто устоит? А когда он вдобавок заставить вкусить его кровь, цепи жертвы станут лишь прочнее. Такова связь между вампиром-творцом и его созданием. Доказанный факт. Но меня удивляет ваша реакция, виконт! Неужели вам никогда не хотелось почувствовать власть над своим созданием? Если к сапогам пристегнуты шпоры, рано или поздно захочется вонзить их в бока даже самого смирного коня — чтобы он понял, кто здесь главный. Вы можете смирять свои порывы, но не вечно же! У вампиров самоконтроля меньше, чем у взбесившейся собаки.

— К-как вы смеете!

— О да, этим вы и отличаетесь от нас, людей. Мы обуздываем свои желания, вам же нужно все и сразу.

— Я хочу поговорить со своим созданием, — сказал Альфред.

— Без свидетелей, надо полагать? Подслушивать чужие разговоры и правда не комильфо, — щелчком Сьюард открыл круглые часы. — У вас есть три минуты.

Герберт горько усмехнулся. Мыслям не нужно продираться через тенеты слов, так что телепатическое общение происходит не в пример быстрее вербального. За три минуты они успеют прочесть «Гамлета» по ролям.

«Сколько из всего, что он сказал, правда?»

Герберт услышал требовательный голос друга. Вернее, почувствовал, а не услышал, потому что барабанные перепонки не участвовали в этом процессе. Слова будто зарождались в голове.

«Ну… он обрисовал ситуацию в общих чертах.»

«Не верю! Враки все это! Я сейчас… я его…. он от меня такую затрещину схлопочет!»

«Не вздумай!»

Пустая глазница револьвера по-прежнему в упор смотрела на юного вампира.

«Альфред, сейчас нам с ним не справится. Нужно выгадать время, подождать, пока ко мне вернутся силы. Я уж чувствую себя лучше. Значит, план такой — ступай с ним, продолжая выдавать себя за меня. Таким образом, в его глазах ты станешь более ценным экземпляром и он не причинит тебе вреда. А потом я найду тебя и…»

«Ага, аж два раза! Да ты совсем рехнулся, если думаешь, что я брошу тебя в таком состоянии или что выдам Эрика!»

«Ты сделаешь это, cheri. Если я прикажу, ты сделаешь.»

«Это ведь не-п-правда?» Он умудрялся заикаться даже в мыслях.

Герберт понял, что ему не обойтись без небольшой демонстрации. Но ведь это на благо Альфреда, верно? В первый и последний раз!

«Я желаю, чтобы ты не смог пошевелить пальцами на правой руке. Повинуйся мне, Альфред»

Юный вампир напрягся, но его растопыренные пальцы даже не дрогнули. Тогда он взглянул на них с усталой обреченностью, словно древнегреческая Дафна на свои деревенеющие конечности.

«Довольно.»

Пальцы конвульсивно сжались.

Глядя на понурого друга, Герберт подумал, что уплатил бы любую цену за возможность извиниться. Эх, если бы кто-нибудь умный, с красивым слогом написал текст, а виконту оставалось бы подмахнуть свою подпись! Потому что сам он не имел ни малейшего представления, что, ну что можно сказать в такой ситуации!

«Всю жизнь меня шпынял всяк кому не лень» — ни с того ни с сего начал Альфред. «Не то что бы я этого не заслуживал. Я такой неловкий, что даже каторжное ядро не могу в руках удержать, чтобы тут же не сломать. Но пусть бы со мной хоть раз поступили не по заслугам. Ну, знаешь как бывает — сидит человек в тюрьме, а ему объявляют помилование просто потому, что у короля окотилась любимая кошка и он на радостях устроил всеобщую амнистию. Вот я и сидел взаперти, пока не пришел ты со связкой ключей. Но оказалось, что меня лишь вывели в тюремный двор на прогулку, а потом перевели в другой каземат. Я думал, что за порогом смерти лежит свобода, а там опять оказалась неволя. Вот же гадство, ну прям как в жизни!»

«Ты привыкнешь, на самом деле, это нестрашно. Почти не ощущается. Обещаю, что больше никогда…»

«И вот еще что — когда мы только встретились, надо мной…ну это… довлела лицемерная мораль. Поэтому я ужас как испугался. Да и ты ухаживал за мной довольно странно. Но я еще никогда не видел никого прекрасней тебя! Ты был как принц из сказки. О, если б я стал таким же, если бы у меня была фарфоровая кожа и я мог передвигаться, не запинаясь о мебель! А потом, когда ты все таки сделал меня одним из немертвых, я вот чего не мог понять — тебе-то в том какая корысть? Еще в школе я насмотрелся на мальчишек, которые занимали первые скамейки в часовне и чьи карманы топорщились от денег. Даже если они заговаривали со мной — ну там чтобы я сгонял в лавку, купил табака — им было трудно сконцентрировать внимание. Они всегда смотрели сквозь меня. Но ты, Герберт, самый богатый и родовитый из всех, кого я знаю, почему все это время ты возился со мной? Я тебе как игрушка, да? И… и что со мной будет, когда ты наиграешься?»

«Не говори так, милый. Я люблю тебя.»

«Я тоже люблю вас, хозяин. Поэтому выполню приказ по доброй воле. Вам не придется принуждать меня или наказывать за непослушание. Я ведь знаю, что это разобьет вам сердце.»

Теперь все было настолько плохо, что появилась даже причина для радости — раз гадости достигли апогея, дальше жизнь могла только улучшаться.

Прервав мысленный диалог, Альфред обратился к ламиеологу.

— Я согласен, доктор Сьюард. Пожалуйста, не причиняйте моему созданию вреда. Мне, конечно, и дела нет до этой бестолочи, но авось еще пригодится. Для каких-нибудь мелких поручений. На большее Альфред все равно не способен.

— Вот и чудесно!

— Но рано или поздно вы убьете нас обоих, — вздохнул вампир.

— Убьем? Помилуйте, откуда у вас такие мрачные мысли? Это все равно что поймать чудом уцелевшего дронта и пустить его на бульон. О нет, вы послужите интересам науки. Не смотрите так, мы же не вивисекторы. Начнем всего-навсего с полного френологического обследования — давно пора узнать, какие именно шишки на голове отвечают за злодейство, а в вашем случае еще и за половую распущенность.

Из саквояжа тут же появился предмет, отдаленно напоминавший щипцы с закругленными концами. Кажется, по-английский эта штука зовется callipers и используется для измерения головы, причем концы вставляются в уши для более точного результата. Вот только на металл доктор Сьюард не поскупился.

— Но это же серебро, — Альфред не сводил взгляда с щипцов, сиявших опасным светом.

— Оно самое, — кивнул англичанин, — не можем же мы предложить столь важным особам презренную сталь.

Нет, он не разревется перед этими смертными, поклялся Герберт фон Кролок. Не заслужили они такого подарка. Но слезы глухи к доводам рассудка.

На счастье внимание Сьюарда отвлек шелест бумаги. В дверном проходе стояла Сара, держа в руках высокую кипу вопросников. Осознав свою бесполезность, листки соскользнули, словно пласт снега с горной вершины, и лавиной обрушились на пол, укрыв ноги девушки почти до колен. Казалось, она стоит в сугробе. В подтверждение этой метафоры, Сара задрожала.

— Что здесь происходит?

— А, вот и ты, Сара. Пришла снять пенки с молока? — если бы слова могли ранить, на девушке не осталось бы живого места. — А мы тут развлекаемся с твоими друзьями-убийцами. Пьем серебряную водицу на брудершафт. Я, как видишь, уже под столом.

Проигнорировав ремарку виконта, ламиеологесса повернулась к своему коллеге.

— Это мои упыри и вы отняли их у меня незаконно! — Сара сузила глаза. — Кто дал вам право удерживать их против воли? Или вы отпускаете их немедленно, или я иду в полицию.

— Тоже неплохой вариант, — согласился Сьюард. — Только не забудьте сообщить жандармам, что ходатайствуете за кровососов. Большинство их преступлений невозможно расследовать за давностью лет, но уверен, что и в последние лет 20 убийств за ними накопилось порядочно. О да, полицейские слетятся сюда, как мухи на патоку. А за арестом последует процесс века! Вампиры на скамье подсудимых! Только вот в чем загвоздка — в отличии от времен инквизиции, суды уже не проводят в полночь при коптящих факелах. Скорее уж после обеда, чтобы преступников можно было как следует разглядеть при свете дня. Судью ждет такой сюрприз!

— Посмотри, что ты натворила! Это все твоя вина!

Взглянув на Герберта, англичанин произнес успокаивающе:

— Да не волнуйтесь вы так. Вряд ли в полиции серьезно отнесутся к рассказу девицы, одетой столь эксцентрично. У жандармов начинается мигрень при виде суфражистки.

Румянец на ее щеках сгустился. Сара зажмурилась, фильтруя свою грядущую тираду на предмет слов, которые не должны присутствовать в лексиконе честной девицы. Но не дав ей опомниться, Джон Сьюард подхватил ее под руку и вежливо, но твердо выпроводил из комнаты. Оказавшись в коридоре, он немедленно закрыл за собой дверь. Мало ли на что Сара способна во гневе. Но если она все-таки сломает ему очки, а заодно и переносицу, то хоть не на глазах у подчиненных.

Но девушка не выказывала тенденций к насилию. Едва сдерживая всхлипы, она вдруг захлопала по карманам в поисках платка.

— Простите, если я был резок с вами, — начал доктор, довольный таким поворотом событий, — но ваше противоестественное желание помочь вампирам приводит меня в отчаянье. Хотя в ваших действиях, конечно, есть логика. Не хотите чувствовать себя сиротой, не так ли?

Теперь уже Сара обрадовалась, что они беседуют без свидетелей.

— Вам известно про моего отца?

— Этот секрет останется между нами, — сказал Сьюард. — Понимаю, так легко попасть под вампирские чары, но нужно сделать усилие и перестать видеть в них равных. Они лишь демоны в обличье тех, кто нам дорог. В это очень важно поверить!

…Когда она приблизилась, Джек почувствовал холод в груди. Смерзлись легкие, сердце превратилось в кусок льда. Перед ним стояла настоящая Люси Вестенр. Ни у какой дьяволицы не могло быть таких пухлых, капризных губок и высокомерного взгляда. Это по-прежнему была девушка, считавшая что весь мир — это бал в ее честь, а окружающие — лишь гости, которых она может приглашать и прогонять по своему усмотрению. Привыкшая всегда добиваться желаемого. Страшно представить, каких бед она натворит теперь! В Лондоне прольется больше крови чем в стародавние времена, когда кровопусканием только что насморк не лечили. И тем не менее, это все еще была Люси! Пускай цели ее изменились, сама она осталась прежней!

Но думать так — это дорога к безумию, мощеная и прямая. Цепляясь за здравый смысл, Джек сосредоточил взгляд на заостренных клыках и мертвенно-бледной коже…

— Сара, вы должны встать на нашу сторону. По сравнению с открывшимися перспективами ваши анкеты — все равно что школьное сочинение «Как я ходил рыбачить» рядом с трудом по океанологии. Благодаря вам вампироведение наконец признают наукой, а не хобби для лунатиков, которые любят строгать поделки из осины! И больше никто не посмеет косо взглянуть на вашего мужа. Вместе вы разделите заслуженные лавры. Теперь, заполучив эти образцы, мы можем тщательно изучить немертвых и разработать более эффективные методы борьбы с ними. И тогда нам, людям, больше не нужно будет бояться вампиров!

— Только друг друга, — почти беззвучно произнесла Сара.

— Я не требую немедленного согласия. Этот день был нелегким для вас, так что выспитесь как следует и пусть утро подскажет правильный ответ. А если будет трудно уснуть, воспользуйтесь лауданумом, — доктор протянул ей граненую бутылочку из темного стекла. — Главное, не переборщить. Начните с нескольких капель, а с годами дозу можно будет увеличить.

Девушка несколько раз прокрутила последнюю фразу в голове. Интересно, что англичанину пришлось пережить, если Морфей уже несколько лет бойкотировал его спальню?

Нет, одернула себя Сара, неинтересно! Ни капельки не интересно! Чтобы не знать этого, она согласна доплатить.

— Хорошо, я так и поступлю, — схватив подарок, девушка без оглядки бросилась прочь.

А к Сьюарду подошел помощник, державший за шиворот горбуна с крайне несимпатичной внешностью.

— А с этим что делать, доктор Сьюард? Он на улице ошивался, тоже, небось, вампирский прихвостень. Мы пытались его порасспросить, да только скучно с ним, мычит все время.

— Отпустите его, — Сьюард безразлично пожал плечами. — Одного взгляда на форму его головы достаточно, чтобы признать в бедняге слабоумного. Он не причинит нам вреда. Более того, пусть порадуется свободе. Можно лишь догадываться, какие истязания и унижения он претерпел в рабстве у вампиров!

Приветливо улыбаясь, доктор Сьюард нагнулся и шепнул по-немецки:

— Но это все не имеет значения, не так ли? В Трансильвании вы доводите преданность до абсурда. Так что передай графу фон Кролоку, что если он желает еще раз увидеть своего отпрыска — или же поблагодарить меня за избавления от такой обузы — я буду его ждать.

Дав пленнику пинка на добрую память, наемник сплюнул.

— Зря вы его отпустили, доктор. Теперь поди всю вампирскую свору притащит.

— Именно! — просиял Сьюард. — Скажите, друг мой, вы когда-нибудь играли в мраморные шарики?

— Ну было дело, когда еще пешком под стол ходил.

— Вам случалось менять несколько заурядных шариков на один по-настоящему первоклассный, с красивыми прожилками, который катится дальше всех?

— Да нет, вроде. Они ж все одинаковые были. Мы их из хлебного мякиша лепили.

— А, ну тогда вам трудно меня понять. Но скоро вы самолично увидите такой обмен.

…Притаившись за углом, Куколь наблюдал за черным входом в кафе. Наконец оттуда вышел Альфред в сопровождении доктора Сьюарда и нескольких охотников на вампиров, завербованных, как видно, из городского пролетариата. Они сели в уже поджидавший их экипаж, который затрясся по мостовой. Через пару минут на улицу, спотыкаясь, вышел виконт фон Кролок, тоже под конвоем. Без особых церемоний, его толкнули в другую карету. Сердце горбуна сжалось, когда за молодым господином в карету забралась и Мег Жири. Разве что они завезут ее в Оперу? Хотя вряд ли.

Похоже, у него и правда не оставалось другого выхода, кроме как позвать графа. Причем немедленно.

Можно воздеть руки к небу и прокричать что-нибудь вроде «Взываю к тебе, господине! Прииди во имя Тьмы!»

Но проще сходить на телеграф.