Вампиры на Каникулах

Глава 16

Ставни были плотно закрыты, словно дом зажмурился, не желая просыпаться этим прохладным весенним утром. Рассветные лучи пробились из-за облаков и осветили крыльцо, застекленную дверь в кафе и вывеску над нею. Художник, никогда в жизни не посещавший Ботанический Сад, изобразил на вывеске нечто, одновременно напоминающее ромашку и зевающую собаку. Надпись подле рисунка горделиво вещала «Орхидея» (начальная буква «А» была старательно исправлена на «О»). Во дворе девочка лет 10ти с энтузиазмом профессионального игрока в крокет гоняла метлой яблочный огрызок.

— Не открылись еще, — одернув фартук, сообщила она двум подошедшим господам. Один из них, тот что помоложе и повыше, был одет в ладно скроенный костюм со строгим галстуком. Он производил впечатление человека ученого. Зато его компаньон, ростом пониже и покоренастее, выглядел весьма затрапезно из-за сюртука, засаленного на локтях, и небрежно повязанного шейного платка. Наверное, поэтому ему и досталось нести поклажу — небольшой черный саквояж.

— Говорю ж, не открылись! — девочка прикинула, сколько времени потребуется, чтобы разогреть вчерашние объедки. — Через полчаса возвращайтесь!

Но посетителям, как видно, не терпелось отведать ячменного кофе и яичницы с салом, которое хозяйка кафе, сторонница безотходного производства, наловчилась изготавливать из свечных огарков. Мужчины обменялись парой фраз на иностранном языке. Маленькая служанка опознала его как английский. Она уже слышала это чудное наречие, когда один британец, столовавшийся у них, выловил из своей тарелки целый учебник по энтомологии. К сожалению, господин не обладал научным складом ума и не оценил всего разнообразия эндемических насекомых, с которыми владельцы кафе решили познакомить его исключительно по доброте душевной.

Девочка навострила уши, надеясь узнать еще парочку четырехбуквенных английских слов. Ее словарный запас был предметом восхищения всей окрестной детворы. Она знала как сказать «Боже, вы ЭТО называете котлетами?!» на 12ти языках.

Но к величайшему разочарованию лингвиста в переднике, высокий англичанин обратился к ней по-французски:

— Ступай позови своих хозяев, девочка. Наше дело не терпит отлагательств.

— А как доложить?

— Скажи, что мы из Императорской Комиссии по Предотвращению Холеры, — сверкнул очками англичанин, а его спутник одобрительно захихикал.

Нехотя волоча за собой метлу, будто ведьмочка наутро после Вальпургиевой ночи, служанка поднялась на крыльцо и крикнула в приоткрытую дверь:

— Сударыня, за вами пришли!

— Да кого еще черти приволокли в такую рань? — раздался хриплый бас из недр кафе.

— Тут господа из какой-то комиссии, вас видеть желают, — подумав, служанка выдвинула подходящую теорию, — наверное, снова насчет той крысы.

Голос хозяйки будто подогрели и обильно смазали маслом.

— Жанетта, милочка, пригласи гостей в кафе. А мы с мсье Лораном сейчас спустимся.

Зевнув, девочка отворила дверь пошире, и гости вошли. Когда Жанетта открыла ставни, англичане увидели столы с несвежими скатертями, теснившиеся в комнате, будто стадо на водопое. На лестнице, ведущей на второй этаж, к покоям хозяев, раздались гулкие шаги и гости имели честь лицезреть мадам Генриетту Лоран, владелицу кафе и по совместительству кухарку. Постоянное пребывание на кухне давало о себе знать — деревянные ступени жалобно скрипели под ногами дамы, а перила прогибались наружу, когда их касались ее полные бока. На голове мадам Лоран восседал помятый чепец, поверх ночной сорочки она накинула пеньюар таких размеров, что Гаргантюа чувствовал бы себя в нем вполне комфортно (зато мадам жаловалась, что он жмет ей подмышками).

За дамой семенил ее муж, сухонький старичок, на долю которого выпадали дипломатические переговоры, ибо он обладал большей долей деликатности. Завидев посетителей, он поклонился и приподнял за кисточку ночной колпак.

— Уж простите, что мы встречаем вас дезабилье, господа. Но ваш визит — это такая неожиданность…

Господин в очках вежливо кивнул.

— Да, мы всегда приходим без предупреждения. Такая служба, сами понимаете.

— Не хотим, чтоб люди успели припрятать улики, — поддакнул его спутник.

— В чем, собственно, дело? — спросил мсье Лоран. Его супруга стала поодаль, скрестив руки на титанической груди.

— Ах простите, мы не успели представиться. Я доктор Джон Сьюард, а это мой ассистент, мистер Гримсби. В настоящее время в Париже остро встал вопрос распространения холеры. Так что французские коллеги вызвали нас из Лондона, чтобы мы посоветовали им новейшие методы профилактики этой ужасной болезни.

— А методы заключаются в том, что насосы с зараженной водой мы закрываем, а тех, кто ту водичку использовал, штрафуем, — пояснил мистер Гримсби. — Нет воды — нет холеры.

Мсье и мадам Лоран переглянулись, и морщины на их лбах несколько разгладились. По крайней мере, этот визит не был связан со злополучной крысой, которую угораздило упасть в кастрюлю похлебки как раз в тот день, когда на кухню нагрянула санитарная комиссия. Скандал стоил Лоранам потрепанных нервов и похудевшего кошелька. Но когда конфликт с комиссией был улажен, на несчастную чету накинулось Общество против Жестокого Обращения с Животными им. св. Франциска. Владельцев кафе обвинили в том, что они морили несчастную крысу голодом — ведь проплавав полдня в кастрюле с супом, она так и не нашла там ничего съедобного!

— Не будем терять времени. Проводите нас в кухню, — скомандовал доктор.

Кухня располагалась в подвальном этаже, куда и направилась наша небольшая процессия. Спускаясь, Жанетта заметила, что ступив на полутемную грязную лестницу, доктор заколебался и поморщился. Небось, англичане и правда такие задаваки, как про них говорят.

Оглядевшись на кухне, половину которой занимала плита, Джон Сьюард попросил освободить ему рабочее место. Служанка сгребла со стола закопченные сковородки и спихнула пушистого рыжего кота, который, подобно падишаху, развалился в самом центре. Кот направился в угол, где свернулся в клубок и недобро блеснул глазами в сторону наглецов, посмевших потревожить его утреннюю негу. Из дырки в стене тут же выбежали две крупные, лощеные крысы. Они уселись рядом и принялись с любопытством наблюдать за манипуляциями пришельцев. Осознав равенство сил, кошки и грызуны в этом кафе давным-давно заключили договор о ненападении, по — братски делили еду и ходили друг к другу на крестины.

Между тем из саквояжа была извлечена деревянная коробка, в которой в свою очередь находился странный медный предмет с узкой трубкой. Под трубкой располагалась подставка со стеклышком, а под стеклышком — круглое зеркальце. Рядом доктор Сьюард поставил еще одно стеклышко, прикрепленное к тонкой ножке, и постарался поймать луч света. Заинтригованные, французы подались вперед.

— Это микроскоп, — пояснил доктор, — позволяет рассмотреть микроорганизмы в капле воды.

— Да у нас этих микро-как-вы-их-там-назвали штук отродясь не водилось! — возмутилась мадам Лоран, — У нас и тараканов-то нет, не говоря уже о подобной дряни!

— И все таки будьте добры, принесите мне образец воды из того насоса, которым вы пользуетесь.

Схватив бутылку с узким горлышком, служанка Жанетта выбежала за дверь и через пару минут, наполненных недовольным сопением мадам Лоран, вернулась с образцом. Доктор повертел бутылку в руках, взболтал воду, наблюдая за осадком, посмотрел ее на свет, покачал головой. Борцы с холерой обменялись многозначительными взглядами.

Капнув водой на стекло, англичанин склонился над микроскопом, покрутил винтик сбоку. Внезапно лицо его просияло от восторга.

— Гримсби, вы только полюбуйтесь! Видите?

— Ну да… вообще да, вижу конечно.

— Каков экземпляр, а? Прямо иллюстрация из журнала!

Но чета Лоранов не разделала эти восторги. Когда врач радуется чему-нибудь столь бурно, это зачастую означает одно — дела у вас настолько плохи, что он уже предвкушает, какой гонорар сдерет за будущее лечение.

— Там холера плавает, да? — Жанетта привстала на цыпочки, стараясь хоть одним глазком заглянуть в диковинный инструмент.

— Хуже, — доктор Сьюард выдержал паузу. — Там инфузория-туфелька.

— Нам с женой нужно поговорить! — прохрипел мсье Лоран, и супруги торопливо удалились в коридор.

(- Он говорит, что нашел в нашей воде какую-то обувь.

— Да быть не может! Кажись, последний ботинок мы выловили из насоса аж полгода назад. Помнишь?

— Как не помнить. Бульон из него получился наваристый.

— Ну так ступай и скажи им, что с нашей водой все в порядке!)

— Уж не знаю, о чем вы толкуете, господа, — елейно улыбнулся мсье Лоран, возвращаясь в кухню, — да только вода в нашем кафе очень качественная.

— Мы ее сами иногда пьем, — подтвердила маленькая служанка, схлопотав от мадам Лоран щипок под ребра.

— И никаких инородных предметов в насосе от века не было.

— Ну разве что попадается иногда угорь…

— Но это лишь означает, что вода чистая! Угорь — он не дурак, в мутной воде жить не станет.

Скептически улыбнувшись, доктор Сьюард пожал плечами.

— Не хочу разочаровывать вас, но дела серьезны. Инфузория-туфелька очень опасный паразит.

— Холера рядом с ней все равно что насморк, — добавил Гримсби.

— Так что боюсь, что мой доклад Императорской Комиссии будет неутешителен.

— А если мы прокипятим воду? — спросила мадам Лоран, всхлипнув как волк, готовящейся отгрызть себе ногу чтобы выбраться из капкана.

— Бесполезно! Инфузория-туфелька отличается повышенной резистентностью к внешнему воздействию окружающей среды.

— Что ее кипяти, что режь, ей хоть бы хны, — сказал мистер Гримсби, переводчик с научного на понятный. — А все потому, что у нее столько ножек, черта с два догонишь.

— Неужели нельзя ничего сделать? — взмолился несчастный ресторатор. В голосе его послышался шорох купюр.

— Увы, мсье. Ведь мы с мистером Гримсби проводим всего лишь предварительный анализ воды, а скоро к вам приедет настоящая санитарная комиссия, — на этих словах мадам Лоран схватилась за голову, — и примет окончательное решение о закрытии вашего кафе. Но если подумать, есть все же один способ…

Доктор Сьюард так красноречиво выделил интонацией многоточие, что Лораны, радостно переглянувшись, пообещали щедро отблагодарить его за совет.

— Найдется у вас серебро?

Судя по всему, совет обещал быть недешевым.

— Найдется, — вздохнула владелица и поспешила умерить аппетит эскулапа, — но совсем немного.

— Жаль! А ведь серебро потребуется, чтобы очистить воду.

— Моя жена совсем позабыла, мсье! — воскликнул мсье Лоран, — У нас уйма серебра — и столовый набор есть, и тот канделябр, который нам подарили на свадьбу, и…

— Хватит одних ложек. Значит так — я все же дам вам совет, поскольку мне не хочется, чтобы ваше во всех отношениях милое заведение потерпело крах, но все должно остаться в секрете.

Лораны и Жанетта закачали головами, как китайские болванчики во время землетрясения.

— Серебро обладает обеззараживающим действием, — произнес доктор Сьюард, таинственно понизив голос. — Когда принесете воду с насоса, налейте ее в большой чан и положите туда… — на мгновение он задумался — … по одной серебряной ложке на галлон. После этого никакие паразиты вам не страшны, можете смело предлагать воду посетителям и делать с ней напитки. Далее, комиссия нагрянет к вам завтра вечером. Разумеется, члены комиссии стетоскопами у вас перед носом махать не будут.

— Инкогнито, значит? — ввернул мсье Лоран научное слово.

— Да. Но мистер Гримсби мог бы описать вам, как они выглядят… Надеюсь, его красноречие будет вознаграждено?

— О, конечно, мсье!

— Один из них — молодой человек, темные кудрявые волосы, одевается, как будто на похороны собрался. Он там за главного, — мистер Гримсби поскреб подбородок, — Второй его помощник — белобрысый такой парень с длинными волосами, одет с иголочки… если у вас есть поварята, пусть держаться от него подальше. С ними еще будет девица.

— А ее мы как узнаем?

Рассказчик ухмыльнулся.

— Если у вас в руках будет поднос, вы его уроните.

— Будет просто замечательно, если вы сразу же преподнесете господам из комиссии кофе за счет заведения, — предложил доктор Сьюард. — Думаю, это настроит их на дружелюбный лад. Ну а вода должна быть настояна на серебре. Поверьте, одного глотка достаточно, чтобы все их подозрения развеялись и они отказались даже от взятия проб.

Выйдя на улицу, партнеры направились в сторону отеля. Улица уже ожила, по мостовой катались омнибусы, набитые спешащими на работу клерками, служанки торопились на рынок, помахивая еще пустыми корзинами. На углу шарманщик крутил ручку своего уныло дребезжащего инструмента. Рядом стоял мальчик с протянутой шляпой, ожидая, что прохожие бросят ему пару медяков за то, что они с дедушкой так здорово поднимают им настроение с самого утра. Несмотря на протесты мистера Гримсби, не желавшего расставаться с честно заработанными деньгами, доктор Сьюард опустил в шляпу 300 франков и улыбнулся мальчугану, чьи глаза на лоб полезли от удивления.

На самом деле, деньги Сьюарду не нужны. Он и взял-то их лишь для того, чтобы владельцы кафе не сочли совет бесплатным, а следовательно бесполезным, и не вздумали его проигнорировать.

Пробурчав что-то про растранжиривание денег, на которые можно серебряных пуль купить, мистер Гримсби отправился в лавку плотника, заказать еще десяток кольев. А доктор Сьюард, помахивая саквояжем, направился в сторону отеля. Краем глаза он успел заметить, как шарманщик, чье мнение о собственных музыкальных способностях вдруг возросло, и его внук пересчитывают деньги. Отдать пачку ассигнаций нищему мальчишке — это, конечно, театральный жест, но так даже лучше. Пусть сцена кажется выдернутой из второсортного романа, но и это совсем не плохо. Именно в романах добро торжествует над злом, а героям все сходит с рук…

… и им не приходится спускаться по лестнице каждую чертову ночь…

Доктор Сьюард усмехнулся. Герои былых веков — Геракл, Тесей, сэр Персиваль — были сущие дилетанты по сравнению с ним. Они никогда не видели того, что пришлось увидеть ему.

Сны Эрику действительно приснились. В них действительно фигурировала мадам Жири. Но он так и не понял, почему женщина была одета в черное атласное платье с высоким воротником, ее губы ярко накрашены, глаза густо подведены сурьмою, а главное — почему Призрак и его любимая сидели на кровати под истлевшим балдахином, рядом прыгали девочки из кордебалета, тоже в черном, и пели что-то по латыни, а когда в пространство сна вдруг пожаловала Кристина Даэ, мадам Жири укусила ее за шею и уволокла в дальний угол. Тот, кто сотворил этот сон — а Эрик не сомневался, что его собственное воображение капитулировало бы перед подобной картиной — обладал специфическим взглядом как на эстетику, так и на отношения между полами.

Потянувшись, Призрак встал с кровати, наскоро покончил с утренним туалетом и, накинув домашний халат, отправился оглядеть свои владения. Если за время его сна вампиры и успели разобрать подземелье по кирпичу, то сложили все по местам довольно аккуратно.

Гости находились в отведенной им спальни. Подкравшись к двери, Эрик услышал агонизирующие звуки органа — казалось, на клавишах дрались два кота.

Из-за какофонии он так и не сумел уловить обрывки разговора.

— … просто хотел посмотреть, как оно работает! Мы, фон Кролоки, отличные механики. Вот… вот например мой дядя Отто умеет открывать бутылки зубами.

— Но эта… вещь теперь сломана!

— Да ничего подобного! Если лампочка загорается, значит, все в порядке.

— И все-таки в начале — то есть до того, как ты взял гаечный ключ — происходили изменения в температуре.

— Ну ты горазд врать, Альфред! И откуда бы тебе это почувствовать? Мы упыри, мы можем в снег по уши зарыться и не чихнуть. И вообще, чья бы корова мычала (в оригинале эта фраза звучит как «чья бы летучая мышь издавала высокочастотные звуковые сигналы»). Вот зачем ты трогал ту петлю? В детстве не наигрался? Не можешь пройти мимо петли, чтобы не засунуть туда голову и не покачаться как следует!

— Я н-не думал что она такая длинная… Я вставлю ему новые зеркала, честно.

— Восхитительно! Вампиры идут в салон выбирать зеркала — если родственники узнают, они над нами будут вечно потешаться.

— А что теперь делать?

— Держать язык за клыками. Может, Эрик не заметит.

Проникнувшись страданиями органа, Призраку захотел со всех сил рвануть ручку двери, но смирил страсти и деликатно постучался. Мало ли чем они в этот момент заняты. От нежных взглядов, которыми регулярно обменивалась эта парочка, любому станет не по себе!

— Входите! — последовало великодушное приглашение.

Виконт фон Кролок сидел подле органа, на коленях у него примостился Альфред. Заметив Призрака, эти двое поспешно вскочили, но поскольку виконт обладал лучшей реакцией, а скоординировать движения они так и не успели, Альфред шмякнулся на пол.

— Как спалось? А мы вам завтрак приготовили, — произнес виконт с гордостью алхимика, только что трансмутировавшего свинец в золото.

Одной мысли о завтраке, приготовленном заботливыми руками вурдалака, было достаточно, чтобы аппетит подал в отставку.

— Мы кофе сварили, — поспешно добавил Альфред.

Эрик обернулся. Из кухни все еще валил дым, словно там проводила учения пожарная команда.

— Благодарю, — выдавил он между приступами кашля, — что вы здесь делаете?

— Учу Альфреда играть на органе, — Герберт потрепал друга по волосам. — У него неплохо получается. Еще лет 50 и он будет обеспечивать аккомпанемент на балах. А я, наконец, смогу потанцевать.

— Вы музицируете? — недоверчиво спросил Призрак.

Ведь занятие музыкой требует внимания, концентрации, а разве можно на чем-то сосредоточиться, если постоянно думаешь о крови? Хотя для кого и крики жертв музыка.

— О да! — вступился Альфред. — Он превосходно играет, да и поет тоже. Герберт, ну, покажи Эрику!

Прежде чем Призрак успел заявить ноту протеста, вампир коснулся клавиш и заиграл какую-то венгерскую мелодию, затейливую и несколько дисгармоничную. В другое время Эрик ни за что бы не позволил, чтобы его орган оскверняли исполнением народной музыки, но игра вампира была безупречной. Ему не мешали ни длинные ногти, ни белокурые пряди волос, щекотавшие лицо. Пальцы касались клавиш так быстро, что в глазах начинало рябить. А потом он запел на незнакомом языке, чуть растягивая слова. Подземелье погрузилось в атмосферу сельского праздника. Эрику невольно захотелось взять скрипку и присоединиться к веселью.

— Это песня про то, что нужно уничтожить вурдалаков, взломать их гробы и развеять прах. Крестьяне обычно поют ее, когда приходят к нам во двор с вилами и горящими крестами. Раньше они пели чаще, а в последнее время успокоились. Теперь думают лишь о том, как бы вырастить урожай побогаче с помощью разных там удобрений, а вампиры им уже не так интересны. А жаль, я привык засыпать под эту мелодию, она мне вместо колыбельной, — Герберт улыбнулся. — Разумеется, дома петь такое мне не позволено.

— Ну как, вам понравилось? — спросил Альфред.

— Виконт играет… неплохо. Брали уроки?

— Нет. Играть меня научила… — вампир замолчал, потом продолжил, тщательно подбирая слова, — научили в детстве.

— Кто поставил вокал?

— Никто. Просто я люблю петь в ванной.

Призрак сердито махнул рукой.

— Невозможно. Так петь никогда не научишься, если просто мурлыкать мелодии в ванной.

— Это зависит от того, сколько времени там проводить.

А ведь он действительно прав, подумал Эрик. Если у тебя в запасе вечность, можно научиться решительно всему. Будь он сам бессмертным, то не только дописал бы «Дон Жуана», но и создал еще столько прекрасного! С другой стороны, раз уж вампирам не нужно торопиться, чтобы закончить дело в отведенный срок, то вряд ли они могут по-настоящему порадоваться свершениям. Все равно что пробежать марафон или пройти его пешком, время от времени устраиваясь на пикник. Вкус успеха всегда будет пресным.

Хотя играл виконт действительно хорошо, позволять этой парочке крутиться возле органа было так же глупо, как доверить годовалому карапузу фарфор Веджвуд. Со вздохом Призрак произнес:

— И все же, отойдите от органа и не приближайтесь к нему более. Не хватало еще, чтобы вы его сломали.

Понурившись, Герберт исполнил эту просьбу, бросив на орган прощальный взгляд и нежно погладив его по клавишам. Теперь вампиры смотрели на Призрака глазами печальных котят, и он почувствовал, как в груди зашевелилось сострадание.

— Если хотите, я возьму вас на экскурсию по Опере, — предложил он. — Например, у нас такая интересная кочегарка, я мог бы рассказать про строение печей. Или же пойдемте посмотрим гидравлические механизмы.

Вампиры просияли, когда описание всех этих интригующих достопримечательностей было прервано появлением Куколя.

— Никуда мы сейчас не пойдем. Мне нужно серьезно поговорить с вами, Эрик, — нахмурился горбун. — Почему вы не рассказали про письмо?

— Письмо? Не понимаю, что вы имеете в виду!

— Письмо, — терпеливо пояснил Куколь, — это знаковая система закрепления мыслей, позволяющая передавать их на расстояние. Но сейчас я говорю о конкретном письме. О том, что вы отправили мадам Жири. О том, в котором вы пообещали, что Мег станет императрицей.