У капитана Бордамо не было своей воли.
По большому счету это мало что значило. Он мог поднять руку, когда хотел. Мог есть и пить. Мог разобрать свою лазвинтовку и собрать ее вновь. Мог высказывать спорные вещи в казармах и решать, как он потратит месячное жалование, когда кредиты придут на его полковой счет.
И все же в глубине души не было ничего. Вся его жизнь, все его цели были подчинены единственному принципу. Этот принцип был вживлен ему до того, как он стал личностью, когда он представлял из себя лишь несколько клеток, плавающих в смеси нутриентов.
Он прекрасно об этом знал. Все Образцовые знали. Весь полк был укомплектован людьми Империума, судьба которых еще в самом зачатке заключалась в том, чтобы служить ему. Теперь, повзрослев, они все знали, что в этом и был смысл. Никто не переживал из–за этого, что также являлось последствием их уникального появления на свет.
Если бы капитан Бордамо был более любопытен, он, возможно, склонился бы к тому, чтобы разузнать точные обстоятельства появления этого необычного формирования боеспособных людей. Он, возможно, просмотрел бы записи сотен небольших клиник, разбросанных по дюжине независимых провинций многих терранских королевств. Некоторые из них находились в пределах Империума, другие — вне их. Все они держались в строжайшей тайне и теперь были разрушены. Всё, что от них осталось — их родичи, исходные люди, физически разные, лишь с незначительным, едва заметным изменением генетики, в ином случае ничем не примечательной среди огромной массы беспородного человечества.
С практической точки зрения результат этого был прост. Всех их, одного за другим, собрали кривыми и трудными тропками на службу в призывных пунктах Ньюделии, Агры и Саака, и с тех пор они действовали в составе полка Образцовых Кастелянов. С того времени они были верными, прилежными и надежными. Впоследствии им рассказали, как их вывели, чтобы постараться избежать неприятных откровений позже. Это не привело их в замешательство.
Важнее всего то, что они были осведомлены о своей безупречной вживленной верности человечеству. Не тому человечеству, каким его видел Император, а истинному, согласно учению Пророка. Каждый раз, салютуя Раптору Империалис, они говорили нужные слова и изображали благочестие, но на деле каждый из них внутри себя заменял громкое «За Него» на тихое «За Нее».
Поскольку Пророк — что важно понимать — в самом прямом смысле слова была их матерью. Она сформировала и выходила их ДНК со всем умением и сноровкой, за которые была известна по всему Империуму. Никакие особые способности, помимо хорошего здоровья и остроты ума, не закладывались, ибо они были созданы как сдерживающий фактор, преграда на пути смутных времен. Когда был основан Дворец и начали возводиться стены, их закономерно расквартировали в множестве его гарнизонов в еще большем количестве. А почему бы нет? Они были хорошими солдатами, стабильными, надежными. Образцовые соответствовали своему названию и никогда не давали повода для сомнений.
До сей поры. Пророк наконец отдала им приказ, которого они ждали всю свою жизнь, и солдаты начали действовать, ни на секунду не задумавшись. Каждый из Образцовых, находившийся во Дворце, взял свое оружие, проверил блок питания и запасник, подтянул бронежилет, надел шлем и без промедления покинул пост.
Сам Бордамо направился от Центра к главным защитным дверям Темницы. Он бежал трусцой, держа оружие в обеих руках и приготовившись открыть огонь. По пути к нему присоединились шестнадцать человек из его отряда, сбегая со своих постов и молча вставая в строй. Капитан знал, что по всему Дворцу сотни других делают то же самое. Он на мгновение представил этот сбор, будто кто–то смотрел сверху сквозь слои рокрита — маленькие темно-синие точки, собирающиеся и преобразующиеся в некий гигантский аморфный организм, инфекцию внутри тела, которая вскоре доберется до жизненно важных органов.
Его отряд достиг перекрестка и повернул направо, теперь направляясь прямо к турбо-лифтам, ведущим вниз, прямо в Темницу. В этот момент дорогу им преградил отряд Сенешалей из шести человек.
— Стоять! Назовите свои…
Это были единственные слова, которые их сержант успел произнести перед тем, как шестнадцать лаз-лучей начисто скосили его и остальных солдат. Брызнула кровь и поджаренная плоть, со стуком упали конечности, и Образцовые пробежали через месиво, не сбавляя темп.
Бордамо услышал взрывы первых зарядов и почувствовал, как задрожал пол под ногами. Это означало, что прорывники начали штурм внутреннего ядра. Все сейчас зависело от скорости — там внизу, в почти бесконечных лабиринтах подземного королевства, тысячи стражей, и они ответят сразу же, как только поймут, что происходит и кто за этим стоит. Дело можно провернуть, лишь пока многочисленная охрана Дворца все еще в смятении и озадачена.
Они набились в турбо-лифт и нажали на кнопку спуска. Двери клетки захлопнулись, и отряд спустился в шахту с тяжелым грохотом. На следующем уровне они снова рассыпались по большому залу сбора. Пространство уже было заполнено Образцовыми, их было больше сотни. Окровавленные тела Сенешалей лежали в кучах, как и гораздо большее число разнорабочих. Помощники Бордамо, оба лейтенанта в цветах полка, ждали, как и планировалось.
— Сопротивление подавлено на три уровня вниз, — доложила первая их них, женщина со значками за доблестную службу на нагруднике бронежилета. — Коммуникации выведены из строя, действия по подавлению уже ведутся.
Бордамо кивнул и дошел до следующей лифтовой шахты. Раненый Сенешаль поднял голову с пола, и капитан безучастно выстрелил ему в поврежденный шлем.
— А Пророк?
— Идет к судьбе.
Где–то внизу включилась тревога, заполняя множество шахт и транзитных труб, за ней последовали вой и треск попаданий лаз-огня.
— Тогда мы не можем терять время, — он подошел к третьей клетке, ненадежно висящей на туго натянутых кабелях. Клетка могла вместить шестерых, и еще двенадцать стальных каркасов были открыты и готовы к спуску. Большая часть оставшихся Образцовых сделала то же самое, оставив несколько дюжин солдат с пристегнутыми к поясам зажигательными боеприпасами и вставших на позиции у разных входов в помещение.
Бордамо ударил по механизму освобождения троса, и клетка выскочила из замков. Как обычно, все внутри пошатнулись, ожидая, когда качающийся пол успокоится, а опускающие цепи начнут разматываться.
Впрочем, в этот раз ей что–то помешало, и клетка спустилась лишь на несколько метров, прежде чем налететь на какое–то препятствие и удариться о внутреннюю стену колодца. Люмены замигали, короткими вспышками освещая маслянистые металлические внутренности граней шахты. Бордамо посмотрел вверх, в сторону прямоугольника тусклого света, пытаясь понять, что их остановило.
Капитану потребовалось мгновение, чтобы его сознание зарегистрировало то, что увидели глаза.
— Снимите его, — приказал он, и каждый Образцовый в кабине поднял лаз-винтовку на плечо, целясь вверх.
Яркие белые лаз-лучи зашипели в шахте один за другим, посылая свет вверх вдоль ствола. Выстрел за выстрелом попали в цель, разгораясь и крутясь, когда концентрированные копья ударялись и отражались от их большой цели. Среди этого слепящего зрелища стало сложно различить, во что они целились — прыгающее, изменяющееся месиво отражений и искажений — но они увидели достаточно, чтобы понять, что их задержало.
Единственное существо, одинокий воин, закованный в ненавистное золото и тянущий главную поддерживающую цепь хват за хватом, поднимая тонны веса стальной клетки с шестью людьми внутри будто рыбак, сматывающий удочку. Лаз-огонь мало что мог сделать — лучи обжигали и отражались от его непробиваемого доспеха, оставляя длинные черные полосы, но не более. Медленно, но верно золотой шлем приближался, пока Образцовые стреляли в упор, а затем от ужаса их лаз-винтовки замерли.
Солдат швырнуло к одной стенке, затем к другой, жестоко впечатывая во внутренности кабины, и дернуло вверх. Желудок Бордамо опустился, и он внезапно почувствовал себя невесомым, его ноги оторвались от кабины, а лаз-винтовка полегчала в руках. Когда его голова сильно ударилась об один из больших железных стрежней, он увидел перед собой размытое золото, быстро сменившееся свистящим звуком и порывом горячего воздуха на теле.
Золотой дьявол бросил — бросил — клетку через зал сбора, метнув ее одной рукой и послав ее в тяжелую колонну-контрфорс. Удар был ужасающим. Бордамо впечатало в решетку, ушедшую в занос, а его броня выпустила ореол искр.
Скользящая клетка остановилась, и он почувствовал, как по броне течет горячая струйка крови. Его левую руку пронзила боль, в глазах плыло, но он заставил себя повернуться и попытался прицелиться в то, что, как он понимал, приближалось к нему.
Клетка сломалась, превратившись в разваливающуюся путаницу смятого железа, усыпанную безвольными телами потерявших сознание и раненых Образцовых. У Бордамо было смазанное впечатление, что за ним идет золотой монстр, прыгающий по полу между ними будто огромный механический волк. Он вновь открыл огонь, больше рефлекторно, чем с надеждой, но дальше он почувствовал холодную перчатку, сомкнувшуюся вокруг его горла и придавившую обратно к земле.
Он посмотрел вверх на маску из аурамита, почти на расстоянии руки от своего собственного шлема. Капитан увидел пару линз, светящихся красным в темноте, и сеть астрологических гравировок посреди ожогов от лаз-огня. Он никогда не находился так близко к ним. С такого расстояния искусная работа была почти невыносимо красивой, а вонь ладана была всепоглощающей.
— Амар Астарте, — раздался голос из маски: глубокий, благородный звук, который выдал отсутствие напряженности своего обладателя. — Где она?
Краем глаза Бордамо видел других кустодиев, может, двоих, прорубавших себе путь через помещение, убивая остатки его солдат с холодным привычным мастерством. Они двигались потрясающе быстро, свободно танцуя вокруг панического лаз-огня, прежде чем вонзить свои клинки в кость и плоть. Один уже спрыгнул в шахту — другие без сомнения последуют за ним.
— Слишком поздно, — выдохнул Бордамо, чувствуя давление в мышцах шеи. — Она… уже там.
Кустодий помедлил на мгновение, будто думая, можно ли вызнать что–то еще. А затем он сжал руку — коротким, решительным, направленным внутрь усилием закованных в броню пальцев. Бордамо не почувствовал свой конец, лишь внезапно нахлынувший холод, а затем тьму.
Самонас поднялся, вытягивая клинок по пути обратно к шахте.
— Мы ждали слишком долго, — проворчал он сам себе, срываясь на бег. — Как обычно, мы слишком осторожны.
Пока он шел, теневой мир тактического восприятия кружился и обновлялся вокруг него — многослойная сетка целей-призраков и векторов стрельбы. Он видел, как собираются и обрываются помеченные сигналы, каждый из которых указывал на солдат Образцовых, двигавшихся по недрам Сенаторума и вниз, к тайным комнатам Темницы. Целые уровни были объяты огнем, выжженные дотла зажигательными боеприпасами и теперь ставшие почти непроходимыми. Лазутчики хорошо выполнили свою работу — они сеяли смятение, создавая ложные цели и посылая стражей Дворца как можно скорее подавить сотни различных бунтов.
Самонас чувствовал, как внутри него шевелится порицание — редкая эмоция, но одна из немногих, которые он все еще был способен испытывать. Он никогда не понимал, почему этому позволили усугубиться. Легио Кустодес наблюдали, сторожили, осматривали, но не действовали. Он вспомнил инструкцию Вальдора в самом начале.
Найдите слабость, сомнение в решительности.
Похвально, конечно, но опасно. Теперь созрели плоды этого решения.
Самонас проанализировал мимолетным взглядом передвижения, отражавшиеся на его внутреннем тактическом дисплее, смещения, шаблоны боя. Прогнозы расходились от его метки будто призраки, разлетевшиеся по кортикальным потокам в светящейся филиграни ложного света.
Он достиг края шахты, в которой висели оборванные кабели и падали обломки главного цепного подъемника.
— К репозиториям, — передал он по воксу своей командной группе, отрывая их от убийств и направив к нижним уровням сокрытого королевства. — Теперь на полной скорости — время работает против нас.
Затем он спрыгнул вниз, стремительно падая и чувствуя, как горячий воздух обдувает его и заставляет его плащ хлопать, пока не поймал одну из оставшихся цепей, чтобы прервать падение. Атмосфера быстро нагревалась, отапливаемая печью, разгоревшейся у подножия горы. Он посмотрел вниз и увидел красное и злое пламя, ползущее вверх по шахте. Его братья последовали за ним, спеша вниз к самым глубоким катакомбам, падая, будто камни, сквозь извилистые шахты.
Пути назад не было. За апатичность Ордена придется заплатить, даже ценой такой невероятной опасности.
Самонас прикинул расстояние, разжал руку и рухнул в глубину сквозь ад.
Вальдор не спешил. Он шел пешком, идя от Башни в лабиринт улиц в одиночестве. Пока он шел, хлопья серого снега падали и соскальзывали с его брони, сбегая вниз по аурамиту блестящими ручейками.
Небо стало черным и набухшим, раздуваясь и бурля, будто густо замешанный битум. Вой бури не утихал, бросая ледяные копья во все открытые уголки, поднимая грязь и мусор и швыряя их в неукрепленные стены. Гражданские, которых буря застала снаружи, бежали в укрытие куда только можно, закрывая тяжелые двери за собой, едва достигнув заветного убежища. У множества мобилизованных солдат не было выбора, кроме как превозмогать ее, направляясь насквозь промокшими рядами к назначенным точкам обороны. Те транспорты мотопехоты, что еще не были на позиции, едва ползли по слякоти, крутя гусеницами и тарахтя двигателями.
Вальдор не обращал на них внимания и спокойно продолжал свой путь по ступенчатым городским уровням к пункту назначения. Шквал слякоти в воздухе давал ему некую анонимность в дороге — обычно население шарахалось бы от него с почтением и страхом, или, может, даже припадало к подолу его плаща, моля о прощении грехов. Сейчас даже его величие померкло, окутанное плачем порывов ветра, позволявших ему идти незамеченным. Казалось, будто весь этот климатический спектакль разыгрывался ради этой единственной цели.
Впрочем, он все ясно видел. Даже самые яростные шторма не сбивали с толку сенсоры его брони и не уменьшали дальность действия его авгуров. Когда он подошел к гигантским укреплениям Львиных Врат, он провел прогнозный тактический обзор армии, собравшейся в пустошах за ними, подсчитывая ее силы и сравнивая с расчетами. Статистика, как и всегда, не выходила за ожидаемые параметры: ренегаты снаружи сильно превосходили числом тех, кто дрожал на стенах, и без сомнения многократно превысили критический уровень. Армия, подобная собранной, являла собой впечатляющее достижение, и Вальдор в очередной раз оказался впечатлен Высшим Лордом Кандавир. На Терре было непросто сохранять крупные операции в тайне, учитывая изменяющиеся союзы и хрупкую политику. Но ей, впрочем, это удалось целиком и полностью, как и все, что она делала.
Генерал-капитан дошел до цитадели бастиона, возвышающейся южнее громадных врат. Вершина ее скрывалась под мокрым снегом, хотя тяжелое основание было глянцевым и темно-серым. Он поднялся по длинной лестнице, ведущей к внутренним укреплениям бастиона. Солдаты дюжины разных подразделений занимали назначенные рубежи обороны, наводя лазпушки и задраивая хлопающие смотровые люки. Когда Вальдор достиг последнего открытого внутреннего двора перед главным проходом врат, старший офицер в цветах 12-го полка Высшей Стражи крепости наконец заметил его. Застигнутый в момент выполнения работы, мужчина пришел в несколько забавное удивление, застыв на секунду, и затем поспешил неуклюже отсалютовать.
— Мой повелитель! — крикнул он сквозь летящий град. — Слава Императору, Вы здесь!
Вальдор не остановился.
— Продолжайте приготовления, командир, — сказал он. — Ни один враг не должен пройти через эти врата.
Мужчина бежал трусцой, чтобы поспевать за ним.
— Как прикажете! — он запнулся. — Но… но если я… Их там больше, чем мы можем… Вы присоединитесь…? Кустодии прибудут…?
— Укрепите свои позиции, — сказал Вальдор, уже размышляя над тем, что будет дальше. Его тактические выкладки теперь полнились данными. — Я пройду через врата один. Их закроют за мной. Никто не выйдет, никто не войдет.
Командир вновь помедлил. Вне сомнения, он хотел спросить что–то еще, возможно возразить, но по связи ничто не пришло. После нескольких мгновений сомнения, он, что похвально, взял себя в руки и поспешил выполнять приказ.
Далее Вальдор направился к самим вратам. После завершения сооружение перед ним будет действительно невероятным — колоссальная арка из угольно-черного камня и адамантиевых балок, укрепленная, усиленная и увенчанная орудийными башнями, пока она не поднимется почти до уровня вершин шпилей позади. Даже сейчас, завершенная наполовину, она оставалась громадным строением, выставив свои гулкие внутренности погоде и позволив наполнить их воем бури. Предполагалось, что когда–нибудь в этих ангарах будут стоять целые батальоны механических шагателей. Высоко над ним раскрывались наружу ряды пустых орудийных лафетов, готовые принять свое содержимое, что позволит наводить порядок на половине лежащего впереди плато.
Это место было построено для другого времени. Еще не существовало боевых машин, которые не смогут поместиться в его огромные альковы, а во всем Дворце не было столько солдат, чтобы заполнить залы этого бастиона. Сейчас все внутри вибрировало пустотой в ожидании будущего изобилия. Пока Вальдор шел к тяжелобронированным внешним дверям, его шаги отдавались высоко в разверзнутых сводах сверху.
Огромные двери перед ним начали медленно поворачиваться, скользя вдоль выдолбленных направляющих пятиметровой ширины и постепенно выставляя на обзор пустоши за ними. Проход больше тридцати метров в высоту открылся и быстро наполнился осколками ярости бури. Вальдор вошел в него один. Ночь вновь окутала его. Пока он шел по истощенной тундре, врата закрылись за ним, и высокие стены Дворца медленно скрылись в снежных облаках.
Впереди в темноте сквозь падающую грязь светили десять тысяч люменов. Высокий гребень за плато был занят по всей длине, запруженный пехотой и тяжелой бронетехникой, вытянутой в длинную рваную линию. Авгуры Вальдора фиксировали радиусы поражения мириад орудий, каждое из которых было готово к стрельбе — некоторые из них выглядели примитивными и древними, но большинство из них были способны нанести ужасающий урон. В первую очередь он выделил знакомые фигуры тех, с кем сражался вместе на протяжении многих десятилетий завоевания, столь же уникальных, будто отпечатки пальцев, среди наемного мусора и неулучшенных солдат вокруг них.
Сейчас, те, кто действительно чего–то стоил, шли вниз с гребня, чтобы встретить его. Они сформировали некое подобие посольства: две дюжины Громовых Воинов, ковылявших в своих старых, побитых доспехах, плюс небольшая фигура в раздутом защитном костюме.
И, конечно, там был Ушотан, такой же сияющий, каким он был в прошлом. Его источило лишь немного, словно гранитный обломок, выброшенный в разрушающее море, затронутый эрозией, но все еще стойкий. Лишь он мог до сих пор идти без видимых признаков боли. Его темно-золотые доспехи еще хранили крупицы былого блеска, а сигилы кампаний все еще можно было различить под пятнами засохшей крови. Силовая броня плевалась клубами дыма из похожего на коробку реакторного ранца, а скрип его сервоприводов было слышно даже сквозь ветер.
Вальдор встретил их на свободном пространстве между двумя армиями: его пораженный бурей город позади, собравшиеся орды прямо перед ним. Они не двигались, все они, и какое–то время буря впустую ревела вокруг.
— Смерть придет за тобой, Ушотан, так или иначе, — наконец произнес Вальдор. — Тебе не нужно искать ее здесь.
Примарх Громовых Воинов засмеялся. Это был мрачный звук, кажущийся механическим из–за отказывающей аугметики.
— О, мне нужно, Константин. Конечно, нужно. Но это высокомерие, даже по твоим меркам. Где твои золотые рабы меча? Где твои орудия?
Ушотан был ниже Вальдора на голову, хоть и более крепко сложен. Генерал-капитан казался почти не тронутым бурей, в то время как примарх выглядел вышедшим из ее сердца, побитым, наполненным ее изначальным гневом. Остатки Громовых Воинов мрачно смотрели в мокрую мглу, механизмы их доспехов клацали и шипели. Сброд машин уничтожения, собранный из ржавчины и скрепленный лишь своей яростной ненавистью.
— У тебя есть требования, — сказал Вальдор, спокойный, как и всегда.
Кандавир вышла вперед, шатаясь на ветру.
— Вы знаете, почему это происходит, — произнесла она, ее голос трещал из–за нагруженного аугмиттера. — Преступления против государства. Уничтожение лояльных сил с целью сохранить свою власть над Имперской военной машиной. По требованию моего ведомства Вы должны сейчас же снять с себя командование городом и открыть врата. Вас будут судить открытым и честным судом, Ваша судьба будет решена Императором, когда Он вернется.
Вальдор кивнул.
— Понимаю, — сказал он. — А Вы не думали изложить эти… призывы в последнем нашем разговоре?
— А Вы бы подчинились?
— Конечно, нет.
Ушотан вновь засмеялся.
— Поэтому мы здесь, — прорычал он. — Каждый боеспособный человек, таящий обиду или жажду мести, и таких здесь много. Ты не смог вычистить нас всех — не безупречно. Это должно тебя действительно убивать.
Ледяной дождь омывал золотой шлем Вальдора, стекая по канавкам орнамента подобно слезам. Его оружие, огромное копье, оставалось деактивированным и зловещим во тьме.
— Высший Лорд лишь действует так, как она считает нужным, — сказал он, обращаясь к Ушотану. — Но ты. Ты служил с Самим Императором. Ты должен понимать, как бессмысленно происходящее.
Ушотан пожал плечами, от чего с его выщербленных наплечников слетели хлопья ржавчины.
— Более бессмысленно, чем умереть от моей дурной крови? Не думаю. Я предпочел бы умереть, видя, как мой клинок торчит из твоей спины, Константин. Было бы хорошо так уйти.
— Лишь если Вы будете сопротивляться, — обеспокоенно вставила Кандавир.
— Да, конечно, лишь если ты будешь сопротивляться, — язвительно повторил Ушотан. — Ты можешь сейчас войти внутрь вместе с нами, и мы сможем закончить это без единого выстрела. Но я не думаю, что ты это сделаешь, не так ли?
— Ты знаешь, что я не могу.
— Не будьте глупцом! — выпалила Кандавир. — В городе слишком мало людей, Ваш орден раскидало войной. Сопротивление только вызовет бойню.
— При всем уважении, Высший Лорд, Вы довели дело до бойни. Все смерти этой ночью будут на Вашей совести.
— Совесть, — удивленно буркнул Ушотан. — Так ты еще можешь вспомнить, что значит иметь ее, да?
— Отойдите, генерал-капитан, — продолжала настаивать Кандавир. — Велите открыть врата. Вас будут судить согласно Лекс, и, если Вы невиновны, тогда Вам нечего бояться.
— Невиновен, виновен, — утомленно произнес Вальдор. — Я не ожидал услышать такие гибкие термины от Высшего Лорда. — Он повернулся к Кандавир: это было моментальное движение, но сила его была очевидна. — Мы — архитекторы будущего человечества. Ни одно преступление нельзя считать слишком грязным, если оно его уберегает; ни одно доброе дело нельзя простить, если оно мешает ему. Лекс — инструмент, чтобы контролировать психологически свободных. Это изъявление Его воли, не более того. Вы были глупы, думая, что в нем есть что–то большее. Вы могли служить его защитником долго и с честью, а теперь Ваша судьба связана с ними.
Кандавир просто сдержалась, но громадная неустрашимая фигура Ушотана затряслась от смеха.
— Ну-ну, полегче — она дело говорит. Ты лживый, кровожадный ублюдок, а мы все должны были расправляться с такими. Ты можешь дать ей то, чего она хочет, и тебе не придется смотреть, как горит твой город.
— Уходи, — сказал ему Вальдор. — Это единственный шанс, который у тебя будет.
— Мы оба знаем, что это не так.
— Я не получу удовольствия от того, что ты будешь убит.
— Ты не получаешь удовольствие ни от чего. Потому что ты — упырь.
— Но я убью тебя, Ушотан — здесь, если придется.
Примарх громко расхохотался, откинув плащ и обведя рукой пустое плато.
— Один? — с сомнением спросил он. — Ты всех нас возьмешь на себя, один? Во имя богов, ты стал еще невыносимее.
— Сопротивление не уместно, генерал-капитан, — добавила Кандавир, чей голос теперь выражал крайнюю степень отчаяния. — Несмотря на все то, что вы испробовали, на все оружие, что вы собрали, мы знаем, что вас слишком мало. Вы сами мне сказали — нет новых армий. Все, что вам осталось, стоит здесь и сейчас. А этого недостаточно.
На мгновение, на время между вдохами Вальдор замолчал. В этот момент он выглядел действительно разбитым или даже смиренным, будто осколок чистого золота, брошенный в сердце бесконечной чернильно-черной ночи.
— Вы не слушали меня, Высший Лорд, — сказал он наконец, активируя свое громадное копье. — Я сказал Вам, что нет новых генералов. — Ореол серебристо-золотого света вырвался из генератора расщепляющего поля, ослепляя подобно разветвленной молнии. — Но если бы Вы выучили урок, который я Вам дал, то уже сейчас знали бы подлинную правду — есть гораздо больше армий, армий смертоноснее и многочисленнее, чем любая из ранее существовавших.
Ушотан замахнулся для удара клинком, плюющимся кроваво-красной плазмой, и все же что–то остановило его руку. Что–то остановило руки каждого Громового Воина. Посреди рева и грома ярости бури неожиданно раздалось что–то еще, нечто знакомое и незнакомое одновременно, нечто ужасающе выдранное из прошлого и в то же время еще более кошмарно определяющее будущее. Это был вой, гул механизмов, волна чего–то громадного и скоординированного посреди вихря бури и хаоса, сбивающего с толку сенсоры.
— Вы должны считать это за честь, — сказал Вальдор, с легкостью переводя копье в боевую стойку. — Вы присутствуете при их первом сражении.
И в движущейся мокрой мгле ледяного шторма, где ревели снег и грязь, а замерзшая земля трескалась, десять тысяч линз шлемов внезапно зажглись и перешли в наступление.