Вальдор: Рождение Империума

ДЕСЯТЬ

Вальдор вошел в оружейную. Дюжина дежурных сервов ждала его, у каждого в руках была часть брони. Некоторые составляющие доспеха держали две или более пар рук, выдавая вес отдельных аурамитовых сегментов, каждый из которых светился зеркальным, почти слепящим блеском.

В первые дни долгой кампании даже Легио Кустодес не носили это золото. Им приходилось работать с тем, что могло дать зарождающееся государство, для защиты которого они были созданы, и их оружие и защита были почти такие же грубыми, как и у тех, против кого они сражались. Медленно и постепенно мастерство изготовления брони росло. Технотворцов и мастеров приводили в сферу деятельности Сигиллита и ставили на еще более напряженную работу, чем у них была до того. Вернулись старые навыки, появились новые техники. Новейшие керамические составы, используемые в защитных элементах доспеха, были величайшим скачком вперед — более прочными и термостойкими, чем их металлические аналоги, с возможностью обработки невероятной точности. Сила движений, успешно соединенная с механическими модулями, предоставляла обладателю точный контроль над уровнем силовой поддержки. Многие вожди Терры применяли варианты так называемой «силовой брони», но ни у кого не было доступа к чему–то подобному.

Поэтому когда Вальдор смотрел на свою броню сейчас, он видел, как каждый компонент идеально подходит к его телу, как каждый элемент идеально сцепляется с другими. Каждое силовое соединение, каждый волоконный пучок и синапс-разъем — все было произведением искусства, выкроенным для него одного и непригодным ни для кого другого. После облачения разделение между броней и ее владельцем становилось лишь простой семантикой — в практическом смысле они становились единым целым, безупречной амальгамой генетически выведенных мускулов и выкованных в лабораториях нанотехнологий.

Поначалу даже он не полностью понимал потребности в орнаментах, украшавших эти симбиотические связи. Он с радостью пошел бы на войну облаченным в самый простой из незавершенных доспехов, пока он позволял бы ему достигать целей с идеальной точностью. Астрологические орнаменты, оккультные символы, воинские украшения, извлеченные из древних культурных архетипов Земли — все это было сделано под диктовку Императора.

— Недостаточно завоевывать, подобно другим, — сказал Малкадор в самом начале, сразу после того, как агония вознесения начала утихать. — Ты наследие их грез. Ты вестник нового века и часовой прошлого. Ты разрушитель, но и хранитель.

Со временем урок был усвоен. Кустодий стал больше чем воином. Он стал живым символом, клеймом власти Императора на Земле. Малейшего взгляда на изукрашенный аурамит было достаточно, чтобы сокрушить мятежников или обратить вражескую армию в паническое бегство. Вскоре единственными, кто осмеливался вступить в схватку с Кустодиями, были лишь те, кто обезумел от боевых стимуляторов настолько, что едва ли понимал, кто их убьет.

Для каждого воина Ордена броня приобрела сакральный смысл. Десятилетиями они изучали каждое углубление и каждый излом на ней, познавали изгибы отдельных элементов. Драгоценные камни ставили на место со священным трепетом, в эзотерической связи друг с другом. На внутреннем изгибе нагрудников вырезались имена, образуя длинные линии, подобные связывающим цепям вокруг бьющегося внутри сердца. Украшения больше не казались излишними; они стали неотделимой частью целого. Они были формой и функцией, эстетикой и механикой, разумом и душой. Процесс облачения стал ритуалом. Элементы брони переносились в строгом порядке, фиксировались с одинаковыми действиями и закреплялись с неизменными вниманием и жестами.

Сейчас, когда давно обещанная буря бушевала снаружи дворца, Вальдор почувствовал знакомые щелчки и вспышки встающих на место нервных интерфейсов. Он почувствовал, как искра духа брони разгорается рядом с его собственной душой, погружая сознание в призрачный мир дополненного восприятия и просчитанных движений. Сила заструилась по его венам, приумножая и без того чудовищную мощь, бурлящую в них. Это был алхимический процесс — не чистая инженерия, не беспримесная биомантия, но что–то с трудом смешанное из обоих источников.

Если бы он мог чувствовать высокомерие, он мог бы наслаждаться результатом. Но на деле у него не возникло ни одной надменной мысли с самого рассвета его новой жизни. Он не мог получать удовольствия ни от своих способностей, ни от снаряжения, ощущая лишь подобие смутного удовлетворения, когда удавалось устранить препятствие, выполнить приказ или уничтожить угрозу.

И все же оставались полувоспоминания — тусклые, будто гаснущие свечи — о прежних временах. Он почти помнил, каково мечтать о чем–то своем или чувствовать горячие уколы зависти, ярости или жадности. Эти эмоции стали некими мыслительными образами, но все же они были далеки от непостижимых. В редкие моменты самоанализа он ловил себя на мысли о том, как много он потерял в обмен на силу, что имел, и пошел бы сам на эту сделку, имея выбор.

Такие мысли не засиживались в памяти. Все его естество восставало против них. В те минуты, когда наваждения вновь приходили, он концентрировался на своей прекрасной броне, оттачивал мастерство владения своим великолепным оружием, занимался состоянием своего и так богоподобного тела. И когда он это делал, слова из прошлого звучали в его голове снова и снова, будто мантра одной из тех религий, что он лично помог уничтожить.

Ты вестник нового века. Ты часовой прошлого. Ты разрушитель. Ты хранитель.

Последний сегмент брони поставили на место, подключили волоконными кабелями и проверили на пиковые нагрузки. Последний серв отступил, почтительно поклонившись.

Вальдор, закованный в свои смертоносные латы, размял руки, проверяя ответ от второй кожи из аурамита. Воздух вокруг него гудел от опасности, сильнейшим выражением которой была игравшая в его нейросвязях мысль о том, что теперь он неуязвим. Ложь, пагубный обман, но она скреблась где–то на краю сознания каждый раз, когда он заканчивал экипироваться в свое защитное облачение.

— Определенно бывает слишком много силы, — как–то раз сказал он Императору. — Излишнее сосредоточие ее в одном индивиде слишком рискованно.

— Ты еще не знаешь, с чем тебе придется столкнуться, — ответил его повелитель. — Имей терпение. От твоего меча не всегда будут погибать варвары и жалкие ведьмы.

Сервы молча вышли, скрывшись в тенях. Великое Аполлоническое копье, с которым некогда на войны шел Сам Император, а ныне принадлежащее лишь Его защитнику, висело в искрящемся серебром суспензорном мареве, готовое лечь в руку. Как только перчатка Вальдора сомкнется на древке, не будет возможности отступиться от того, что нужно сделать. Он, впрочем, все еще мог испытывать легкое сожаление — эта реакция, по каким–то причинам, никогда не пропадала из его эмоций.

— Генерал-капитан, — раздался в ушной бусине голос Самонаса.

— Докладывай, — ответил Вальдор.

— Вы запрашивали доказательства. Они доступны для просмотра по сети, когда пожелаете.

— Подытожь.

— Ее силы укомплектованы и выходят на позицию. Они будут готовы к удару в течение часа.

— Понял. Мне кажется, я знаю, о чем ты собираешься меня спросить.

— Я задержал сотрудницу, работающую над программой секвенирования ядра. Она знает очень мало, но этого достаточно. Ее показания записаны, если Вы захотите ознакомиться с ними.

— Я полностью доверяю твоим суждениям. Тем не менее, назови мне ее имя.

— Лиора Харрад, техник класса Терций.

Вальдор чуть склонил подбородок, отметив небольшую задержку во времени отклика его шлема. Многие этого бы даже не заметили. Это не замедлило бы его реакцию любым измеримым образом. И все же это нужно будет исправить, когда все закончится.

— Альбийское имя, — задумчиво сказал он. — С наследием. — Он вновь шевельнулся. — У тебя есть полная свобода действий. Выдвигайся и убедись, что это будет быстро.

В связи возникла пауза.

— Нас здесь мало. Вы присоединитесь к нам, генерал-капитан?

— Нет, — Вальдор потянулся к суспензору и взял копье. — Сегодня на нас надвигается несколько бурь — с этой вам придется разобраться самим.

Он начал двигаться, и двери комнаты с шипением открылись. Зеркально-чистый аурамит омыло холодным воздухом, который, впрочем, прежде чем все закончится, станет гораздо холоднее.

— Тогда волею Его, — сказал Самонас, готовясь выдвигаться.

— Волею Его, — ответил Вальдор, завершая связь и мимолетно абстрактно задумавшись, существовало ли когда–нибудь для него что–то, кроме этого.

Магистр Новакс Илаед прошел через двери Внутреннего управляющего центра, на ходу поправляя свой накрахмаленный кремовый табард. Люмены здесь были слишком яркими, и прожектор-бусины светили со стен белого пластекового коридора несколько некомфортно. Все ненавидели эти излишне освещенные помещения, но от этого ничего не менялось, ибо это были ее владения, и лишь мнение Астарте имело здесь значение.

Сам Центр был странным сооружением — овальный пузырь из металла и стекла, лежащий среди прямоугольного полугорода из рокрита и камня. Изогнутые стены, сияющий интерьер. Каждая поверхность находилась в идеальной чистоте, которую поддерживали небольшие армии слуг, проходившие по Центру каждый час. Здесь всегда было тихо, хотя низкий гул механизмов никогда не пропадал, и воздух всегда чуть заметно пах миндалем.

Он едва слышал, как шторм бьется о стены снаружи. Высокие обзорные окна по обеим сторонам коридора были уже затуманены кружащимся снегом, и по изогнутой крыше постоянно глухо стучало. Сама мысль об этой буре заставляла Илаеда дрожать — он был родом из тропиков, уроженцем хаотических гипер-конрубаций Ги-Бразил, и это одинокое место, разместившееся на самом верху обитаемой биосферы, почти всегда отталкивало его. Все же ты идешь туда, куда тебя ведет твоя страсть, и после долгой, тайной карьеры в генетической инженерии во время темных времен Илаед оказался здесь, став одним из многих ученых, затянутых прожорливой военной машиной Императора, распиханных по воздушным суднам и приведенных толпами в лаборатории и исследовательские станции образцово-показательной цитадели Объединения.

Илаеду как–то сказали, что климат здесь будет не таким уж и неприятным. Это, естественно, предполагало, что Император может управлять самой атмосферой. После всего, что он увидел с момента своего прибытия сюда, двадцать лет назад, Илаед в этом более не сомневался.

Магистр достиг святилища Астарте. Он почувствовал горячий красный свет дермального сканера и дрожь внутренних органов, когда хромосомная очистка возымела эффект. Глянцевая панель справа от дверей засветилась зеленым, затем они открылись.

Интерьер отражал спартанскую личность своей хозяйки. Комната была круглой, больше двадцати метров в диаметре. Свет струился отовсюду: от рефлекторов, рефракторов, кристаллических трубок и искусно направленных водяных потоков. Пол, как и потолок, был белым, а по кругу открытого фойе стояли матово-серые кушетки. Единственные внешние окна шли прямыми полосами, деля крышу и пол на две равные полусферы, но сейчас все было затенено яростью бури. Это место находилось высоко наверху, и ураган здесь становился еще злее.

Астарте была одна, как и всегда. Когда двери сомкнулись за ним, Илаед понял, что здесь не было и слуг, что необычно — она, как правило, окружала себя своими созданиями, каждое из которых было улучшено или обработано так или иначе.

— Докладываю, как было приказано, госпожа, — сказал Илаед.

Она не сразу повернулась к нему, и потому некоторое время он с неловкостью смотрел женщине в спину. Ее платье в пол было таким же белым и чистым, как и все здесь. Под определенным углом ткань начинала мерцать, создавая призрачный нимб вокруг Астарте, как у ангелов из древнего терранского мифа. Она и была такой — тонкая как сама Башня, лишь щепотка материального посреди моря рассеянного света.

— За тобой следили? — спросила она.

Илаед счёл этот вопрос оскорбительным. Внутренние транзитные пути от Темницы к Центру были секретней, чем что угодно на планете, да и он не был любителем.

— Однозначно нет, — сказал он.

Астарте кивнула, и добрела до небольшой круглой колонны. Над ее поверхностью, заключенный в суспензорном поле, мягко кружился кристаллический сосуд длиной с руку. Она скорбно смотрела на него, игнорируя Илаеда. Сосуд мерцал в паутинке света, показывая пузырьки в молочном растворе внутри.

— Даже сейчас, спустя столько времени, меня очаровывает потенциал того, что мы держим в этих малютках, — сказала она мягким и сухим, как ее шелушащийся скальп, голосом.

Илаед приготовился. Когда она была в таком настроении, беседы становились невыносимыми.

— Несомненно, — ответил он.

Ее глаза сузились, следуя за подсвеченными изгибами сосуда, пока он медленно поворачивался.

— Сотни тысяч их, каждый уникальный, каждый выведенный с огромной заботой. И все же мы можем потянуться — я могу потянуться, сама, здесь — и просто… открыть его. Как долго оно продержится? Несколько секунд? Но дайте ему созреть… Тогда мы взглянем на вечность, я полагаю.

Илаед подождал, пока размышления завершатся.

— Константин позволил бы им сгореть, не окажись я рядом. Мне интересно, был бы он счастлив сделать это. Знал бы он тогда то, что знает сейчас, он, возможно, сам бы зажег фитиль. Но тогда ему отдали приказ, и, конечно же, Константин повиновался. Никто из Легио Кустодес не поступил бы иначе. В сердце империи есть слабость — никто не посмеет ослушаться.

— Должна быть дисциплина, — осторожно осмелился вставить Илаед.

Астарте посмотрела на него. Насмешливая полуулыбка скользнула по обветренным губам.

— Должна быть? Чтобы дать нам возможность делать то, что мы делаем. Но тогда она станет целью в той же мере, что и средством, — она протянула палец в перчатке и поместила его кончик в суспензор, почти касаясь сосуда. — Это должно пугать нас, я думаю. Все это должно очень сильно нас пугать. — Прозрачное поле изгибалось и преломлялось вокруг ткани перчатки. — Великий баланс. Сила и контроль. Оружие и его владелец. Предыдущее не должно быть лучше последующего. Я уверена, ты согласен, Новакс.

Если бы Илаед понимал, он бы, может, согласился. Однако он понятия не имел, о чем она говорила. Возможно, лучше отступить к банальностям.

— Программа распланирована. Мне сказали, что результаты с опытных полигонов обнад…

— Чего ты хотел, когда начинал это? — спросила она, убирая палец и наконец поворачиваясь к нему. — Генетическое ремесло, я имею в виду. Каким ты хотел видеть свое наследие? Ты был очарован его наукой? Или дело было в деньгах, которые ты мог получить?

— Я… Ну, я обнаружил у себя способности к этому. И тогда это должно было оставаться в тайне и служить войне, так что…

— Это все еще служит войне, магистр, — хмуро сказала Астарте. — Все стало более систематизированным, это правда. Мы достигли большего, чем я когда–либо считала возможным. Они готовы. Они столь совершенны, насколько мы когда–либо могли бы их сделать таковыми. Массовое производство начнется, когда они выяснят, как этого достичь, а затем никто не вспомнит того, что мы были теми, кто позволил этому случиться.

— Это был гений Императора.

— Весьма верно. Но не только Его, впрочем. Многие умы работали над этим с самого начала. Случались споры, разногласия, и даже предательство.

— Предательство?

— О чем Вы хотели поговорить со мной, магистр?

Илаед моргнул. Всегда было трудно следить за тем, чего она хочет. Астарте была гениальна, а ее речь — бритвенно-резкой, но ее разум был похож на трубу ускорителя — с мчащимися и рикошетящими частицами, разлетавшимися во все стороны.

— Одна из моих подчиненных пропала.

Астарте улыбнулась.

— Какая незадача. Как много их у Вас?

— Тысяча триста сорок.

— И Вы за всеми приглядываете.

— Стараюсь. Она техник, Лиора Харрад.

— Класс Терций, — Астарте отошла от суспензора к белому пластековому шкафу.

— Да. Вы ее знаете?

Астарте нажала на бусину вверху шкафа, и запечатанный ящик шумно выехал наружу.

— Она хороший работник. И она весьма умна. Можно сказать, умнее, чем ее мастер.

Илаед возмутился, но сдержался.

— Она попросила о разрешении на отсутствие из–за небольшой болезни. Переутомление, как она сказала. Я дал ей время на восстановление, но она не вернулась на пост.

Астарте отрешенно склонилась над ящиком, что–то в нем ища.

— И Вы, я полагаю, навели справки.

— Да. Я выяснил, что она странно вела себя некоторое время. Несколько зафиксированных визитов в хранилища ресурсов, где у нее не было дел. Я обнаружил, что ее видели направлявшейся в сторону охраняемого разгрузочного комплекса как раз перед тем, как она пропала. После этого — ничего. Я даже начал подозревать, что мое расследование как–то блокируется сверху.

Астарте рассмеялась. Звук был на удивление девичьим для такого иссохшего рта.

— О, дорогуша, — сказала она, достав то, что искала, и вновь повернулась к нему. — Я склонна думать, что Вы можете быть правы, магистр.

Илаед на секунду замолчал. Он уставился на импульсный пистолет в руке своей госпожи. Он был таким же тонким и белым, как все в этом месте, без сомнения, сделанный специально для нее. Он выглядел до безобразия смертоносным.

— А могу я…

— Я сказала Вам, что во Дворце предательство. Вы уже пришли к такому же выводу. Вы пришли к тому, чтобы поверить, что Лиора Харрад может быть в это втянута. Потому Вы пришли, чтобы увидеть меня, чтобы удостовериться, что я осведомлена и могу действовать.

Илаед начал волноваться. Что–то в ее голосе — вечно беспокойном — стало определенно пугающим.

— Да, но я…

— Лиора Харрад — умная женщина. Она разбирается в происходящем больше, чем Вы когда–либо сможете. Нет, я еще не знаю, что с ней случилось. Но да, она предатель. Я подозреваю, что кто–то тоже это понял и решил вмешаться. И это также требует от меня ответа. Поскольку, видите ли, она действовала по моим приказам, и, если мы настаиваем на использовании этой мрачной терминологии, то, выходит, я тоже предатель.

Илаед уже почти начал говорить вновь, пытаясь найти смысл во всем этом, когда Астарте выстрелила. Она не была хорошим стрелком, и лаз-импульс разодрал его плечо, откинув магистра на сияющие панели пола. От волны боли он почти потерял сознание и свернулся в калачик, стиснув челюсти в агонии.

Астарте спокойно подошла к нему, все еще держа перед собой пистолет.

— Харрад может быть первой потерей, но это мало что значит, — сказала она. — Хотя она является — а может, являлась — героем.

Илаед попытался заговорить, но с трудом мог заставить мышцы двигаться. Он смотрел, как Астарте нависает над ним, бледная и сияющая, ее платье светилось, будто парча. Илаед смог поднять левую руку в жалкой попытке заблокировать выстрел. Но Астарте теперь была ближе, и даже она бы не промахнулась. Импульс прошел прямо через сердце, моментально убив магистра.

Астарте посмотрела на тело еще немного. Черно-красное пятно крови медленно появилось под ним и растеклось по безупречному пластеку.

Затем она повернулась, бесцельно идя обратно к шкафу. Осталось отдать лишь две команды. Во-первых, команде сервиторов, которые ожидали снаружи — они уберут грязь за несколько минут. Во-вторых, ее капитану, Джелису Бордамо из Образцовых Кастелянов.

— Дело сделано, — обратилась она по воксу к Бордамо, убирая пистолет. — Начиная с этого момента, обман больше не может быть эффективным. Мобилизуйте Ваших солдат и выдвигайтесь к Сенаторуму — мы ударим сегодня.