Ваалан

Глава 8. Дурбан

Когда меня тащили из лазарета по коридору, а потом по трапу вниз, из головы не выходили слова, сказанные капитаном: белый раб, будешь работать на меня, пока не возместишь потери.

Я дал себя вести, еле успевая переставлять ноги. Любое движение отдавало болью в сломанных ребрах. Слышал, как сзади ругается сомалиец, которого тащили вслед за мной. Айман плохо знал психологию отморозков: попав в их руки, надо притихнуть до подходящего момента, криками можно заработать лишь зуботычины.

Моя теория оказалась правильной. Несколько увесистых шлепков — и рыбак, вскрикнув от боли, заткнулся. Мы спустились на два уровня, потом снова прошли по полутёмному коридору и остановились перед железной дверью с круглым иллюминатором. Один из негров повернул ручку и со скрипом отворил дверь. Как я ни старался, мне не удалось удержаться на ногах, и я упал, сопровождаемый смехом. В глазах потемнело от боли, на минуту я лишился возможности дышать и соображать.

Айман, влетевший вслед за мной в темное помещение, умудрился наступить мне на бедро, прежде чем растянулся на полу. Дверь со скрипом закрылась, погружая нас в полутьму. Света, пропускаемого через круглое окошко, было недостаточно, чтобы разглядеть камеру как следует.

Через некоторое время глаза привыкли, и теперь я видел, что мы находимся в квадратном помещении четыре на четыре метра, обитом железом, без намека на кровать, туалет и умывальник. Было холодно. Подождав, пока утихнет боль, я принял сидячее положение, прислонившись к стенке. Сквозь тонкую материю рубахи, одолженной мне Айманом еще в Рас-Хафуне, проникал холод с металлической поверхности. Что за помещение сплошь из железа? Скорее, не железо, а какой-то сплав.

— Они нас убьют? — голос сомалийца вырвал из раздумья.

— Не думаю, Айман. Капитан заставить нас работать, чтобы возместить якобы понесенные им потери. Думаю, нас оставят в живых. В противном случае, зачем запирать в этом холодильнике? — не успел я сказать это, как осознал, что именно в холодильнике мы и находимся. Судя по всему, на данный момент выключенном, потому что усиления чувства холода не было, было довольно прохладно, но терпимо.

Слово «Дурбан» у меня рифмовалось со словом чурбан, которым я себя ощущал в данный момент, не зная, где находится этот порт. Почти стопроцентно это в Африке, но где? Кения, Мадагаскар или еще где? Впервые пожалел, что географию считал ненужным предметом.

— Алекс, что будем делать? Нам нужно сбежать, — в темноте глаза Аймана блестели.

— Куда сбежать? Ты знаешь, где мы находимся?! Мы же в океане и неизвестно, как далеко от нас берег и какая там страна. Кроме того, я еле ходить могу, плавать не смогу, пробовал.

Я отмахнулся от идеи сомалийца, но он не унимался:

— Ты же Waalan! Если ты захочешь, за минуту перебьешь их всех, — сомалиец схватил мою руку, — против Ваалана им не устоять, они слабаки.

— Айман, ты видел эти горы мышц? — я посмотрел на рыбака. — Я даже нормально встать не могу, где мне драться? Кроме того, я не знаю, что тогда со мной случилось и как я стал этим твоим Вааланом. Я даже не уверен, что этих горилл можно свалить ударами обычного человека. Конечно, я буду быстрее их, но пуля все равно быстрее меня.

Во рту пересохло, говорить не хотелось.

Рыбак скис на глазах, отпустив мою руку, привалился к стенке. Сделав усилие над собой, я решил немного его утешить, хотя сам не особо верил в свои силы:

— Дай мне несколько дней. Как только я восстановлюсь, мы освободимся, даже если их будет тысяча. Просто потерпи немного, друг.

Сомалиец воспрял, дверь скрипнула, отворяясь. Двое мужчин стояли в дверном проеме, освещенные светом из коридора. Один из них, сделав два шага, поставил на пол небольшой поднос, на котором лежало два куска рыбы и половина буханки хлеба. Второй кинул литровую бутылку с водой и поставил на пол небольшое ведро, указав на него пальцем:

— Туалет!

Не проронив более ни слова, они вышли, закрывая за собой дверь, снова погружая нас в полутьму.

Айман разделил хлеб и протянул мне поднос, который мне пришлось взять левой рукой и пристроить на коленях.

— Айман, весь хлеб не ешь, неизвестно, когда нас еще покормят, — я и сам так сделал, разделив свой кусок надвое.

Кусочек рыбы и кусок хлеба не утолили чувства голода, но, запив скудную еду водой, я почувствовал себя немного лучше.

Судя по тому, как тускнело окошко в нашей двери, наступали сумерки. Как мы не ожидали, но больше нас не покормили. Справив нужду в ведро и пожелав спокойной ночи рыбаку, я постарался уснуть в полусидячем положении. В нашей камере стало немного теплее, двое человеческих тел выделяли достаточно тепла, чтобы воздух стал терпимее. Но отсутствующая вентиляция стойко держала запах мочи в ведре, не давая вдохнуть полной грудью. Правда, такому вдоху куда больше мешали сломанные ребра.

Спал я плохо, урывками, часто просыпаясь. Когда наконец световые лучи стали заглядывать в окошко, аккуратно поднялся и начал ходить по камере, стараясь не тревожить ребра.

Вместе с открытой дверью хлынул поток свежего воздуха и посетители. На этот раз их было трое. Капитан, имени которого я не знал, брезгливо поморщился от запахов в камере. Подождав несколько минут, он вошел и спросил:

— Нам плыть еще четыре дня. Сможешь продержаться в этой камере и не сдохнуть?

Я не стал отвечать, чтобы не провоцировать это животное на вспышку ярости. Расценив мое молчание как желание быть покорным, капитан продолжил:

— Я могу вас обоих перевести в нормальную каюту со всеми удобствами и нормальным питанием в обмен на ваше письменное согласие признать себя виновными в моей финансовой потере и обязательстве возместить мои убытки.

— Как именно возместить, капитан? — я решил нарушить молчание, понимая, что вопрос этот будет краеугольным.

— Вы отработаете свой долг и заработаете себе средства для возвращения домой. Работой на алмазном руднике, при удачном стечении обстоятельств, долг можно погасить за две недели. У вас есть время подумать, через пару часов я вернусь за ответом, — он отступил назад, собираясь уйти.

— Капитан, — позвал я его, — в какой стране находится этот Дурбан? И сколько в американских долларах получается наш долг?

Я намеренно сказал слово «долг», чтобы горилла посчитала мои слова предварительным согласием.

— Дурбан, это порт в ЮАР, а миллион рэндов — это сто тысяч долларов, — он замешкался на секунду и добавил, — с каждого!

После его ухода нам кинули черствый хлебец и снова дали литровую бутылку воды. Видимо, «африканский завтрак» в этом отеле сильно отличался от общепринятых по всему миру.

Мы несколько минут грызли черствый хлеб, запивая его водой. Я думал, и чем больше думал, тем меньше положительного приходило в голову. На хлебе и воде, без кровати и медицинского ухода, мое состояние будет ухудшаться и, даже имея возможность побега, я не смогу ею воспользоваться.

С другой стороны, я могу подписать контракт любым именем, у меня нет документов, и поправившись за четыре дня на нормальной еде и уходе, смогу попытаться скрыться в порту. Потом мне нужно будет лишь найти телефон и дозвониться до посольства в стране. Заинтересованность в своем спасении со стороны наших я почувствовал, не просто так дрожал голос у этого Никитина при разговоре со мной.

Айман согласился, что, упорствуя, мы в лучшем случае окажемся кормом для акул. Он по-прежнему видел во мне дьявола Ваалана. Рыбак сказал, что тоже придумает себе липовое имя.

Через пару часов мы уже были переведены в нормальную каюту, предварительно подписав «контракт» на рабство. Но я недооценил капитана Думису Клейтона: когда я английскими буквами подписал контракт именем Ваалан Налаав, он, тщательно прижав большой палец моей руки к подушке для печати, поставил оттиск на бумаге. Та же процедура повторилась с Айманом, который выбрал себе имя Рахмет Лолейни.

Думиса усмехнулся, прочитав наши имена, и сказал, скаля в улыбке большие белые зубы:

— С этого момента вас зовут Уайт и Браун, пока не рассчитаетесь со мной. Не думайте, что я вам так легко поверю, за вами будут следить трое вооруженных людей и зарубят вас при малейшем подозрении. Но вас будут хорошо кормить, и доктор Нбеле будет вас лечить, пока не прибудем в Дурбан.

С этими словами капитан нас покинул. Выглянув за ним, Айман убедился, что трое здоровенных негров с мачете караулят нас.

Если не считать, что мы были в плену, положение наше было сносным. Кормили четыре раза в день по наставлению доктора, который сказал, что для скорейшего восстановления мне нужна энергия. Нам разрешали прогуливаться на палубе второго уровня, наверх подниматься было запрещено. На этой технической палубе стояло много незнакомых мне станков, каких-то огромных установок, похожих на буровые. Все они были прикреплены тросами к металлическим кольцам на полу и на бортах и стояли, натянутые на тросах. Эти тросы создавали целую преграду. При движении их приходилось огибать. На следующее утро, после добровольно-принудительного попадания в рабство, нас посетил доктор Нбеле, имя которого я не мог запомнить. Медицинский стетоскоп казался в его руках игрушечным. Выслушав меня, он удовлетворенно хмыкнул:

— Повреждений легких нет, ребра срастутся, если не делать резких движений. Я распоряжусь, чтобы вам давали больше пищи с минералами. А пока попьешь это, по две таблетки утром и вечером, — с этими словами он вручил мне пузырек с таблетками, на котором была наклеена бумажка «calcium carbonate».

На третий день путешествия мне было значительно лучше. Если не делать резких движений боли не было совсем. Спать уже получалось, не просыпаясь от болевых ощущений. Айман даже начал отъедать морду на такой обильной диете, рыбак практически никогда не ел вволю в прежние времена. Я тоже чувствовал, как восстанавливаюсь, если бы путешествие продолжилось еще дней десять, думаю, пришел бы в отличное физическое состояние.

Рано утром пятого дня нас разбудил протяжный гудок корабля. Прильнув к иллюминатору, я ничего не увидел, наше окошко выходило в сторону моря. Но корабль сбросил ход, вибрация пола каюты пропала.

Умывшись, мы вышли в коридор, где нас всегда ждал почетный караул почесух в яйцах. Нет, серьезно, когда бы я их ни видел, одна рука у них всегда почесывала в паху сквозь ткань шорт.

Я мысленно поблагодарил местных лобковых вшей, не трогавших мои гениталии, пожелал им плодотворно размножаться и замучить до смерти всех негров на Африканском континенте. Я, конечно, не расист, но с момента контакта с черными — начиная с пиратов сомалийцев и заканчивая южноафриканскими вшивыми обезьянами — ничего хорошего от них не видел.

— Зайдите в каюту. Вас позовут, когда придет время схода на берег, — от троицы отделился один и, поигрывая мачете, указал нам на каюту.

«Чтоб тебя геморрой посетил», — пришлось ограничиться проклятиями про себя и вернуться в каюту.

До самого обеда ничего не происходило. Судя по тишине, мы стояли на якоре на рейде. В обед нам принесли еду, во время поглощения которой нас посетил сам Думиса.

— Через пару часов на корабле будут таможенники, — Думиса стоял в дверях, прислонившись к косяку. — Чтобы вы не выкинули номер с таможенниками, доктор добавил в вашу еду яд, медицинский препарат, который начнет действовать через несколько часов. Если вы обратитесь за помощью к таможенникам, то прежде, чем вас доставят в больницу, если вообще доставят, вы умрете.

Думиса сделал паузу, вглядываясь в наши лица. Убедившись, что его слова достигли наших ушей и мы слушаем со страхом, продолжил:

— Если вы поведете себя правильно, и мы спокойно сойдем на берег, Абибонго введет вам противоядие, что сразу нейтрализует действие яда. Я не хочу вашей смерти, вы мне должны денег. Все понятно?

Мои мозги скрипели от попытки разобраться в его словах: это блеф или мы реально отравлены? Сколько времени пройдет, пока таможенники поверят, что мы жертвы кораблекрушения, свяжутся с властями, доставят нас на берег? Сколько времени пройдет, пока мы попадем в госпиталь, где возьмут анализы, определят яд и найдут противоядие? И каково состояние местной медицины? Это же не Европа, а чертова жопа африканского континента. Взвесив все варианты, я решил не рисковать, отвечая за нас обоих.

— Все понятно, капитан. Вы, подонок, может, вы и блефуете, но мы не поднимем шума. Где гарантия, что мы получим противоядие на берегу? Одно вам могу обещать, господин Думиса. Я не умру, пока не убью вас.

Горилла только расхохоталась на мои слова, сравнив в голове наши габариты: он был выше, сильнее меня и тяжелее примерно на пятьдесят килограммов.

— Ваша гарантия противоядие — мой интерес получить деньги. С вашей смертью мне их никто не даст. А насчет подраться, — он сделал паузу, окидывая меня взглядом, — как только мой долг будет выплачен, мы это устроим. Посмотрим, чего ты стоишь без армии, полиции и огнестрельного оружия.

Капитан покинул нас, больше не притронувшихся к еде. Незачем увеличивать порцию яда, если она отравлена.

Визит таможенников произошел через два часа. Это были четверо офицеров с двумя рядовыми: окинув беглым взглядом нашу каюту, офицер осведомился у капитана, сопровождавшего таможенников, о нашем статусе. Услышав, что мы его работники, сопровождающие хозяина в поездке, офицер удалился, даже не потребовав удостоверений личности. Остальные офицеры тем временем смотрели документы и проверяли корабль на других палубах.

В присутствии таможенников наше передвижение по судну не ограничивали, хотя троица негров все время была рядом, но, правда, без мачете. Если бы нас не отравили, я бы не упустил такую возможность обратиться за помощью, теперь же оставалось только ждать обещанного противоядия.

После окончания таможенного досмотра и ухода проверяющих, нас сопроводили на верхнюю палубу, откуда открывался вид на порт города Дурбан. Мы находились в гавани, очертания берегов которой напоминали многоугольник с двумя пирсами, вдававшимися в море. Множество разгрузочных кранов говорили о мощности порта, хотя он явно уступал размерами порту Джидды. В гавани стояло несколько кораблей, ожидавших выгрузки, потому что в данный момент шла разгрузка танкера и трех гигантских контейнеровозов.

К кораблю причалил небольшой моторный катер, за рулем которого сидел иссиня-черный молодой парень с лысой головой и черными белками глаз. Думиса и он радостно приветствовали друг друга, парень показал на нас, спустившихся в катер вслед за Думисой и доктором Нбеле. Язык, на котором они говорили, был похож на карканье ворона, ни одного знакомого слова я не услышал. С нами сели те трое негров, что все время пасли нас на судне.

Дав задний ход, катер отплыл от судна и затем, описав широкую дугу, устремился вглубь гавани, минуя пирсы и небольшую отмель посередине, на которой стоял маяк. Минуты через три мы сбросили ход и подплыли к причалу, который был не для грузовых кораблей.

— Противоядие, — напомнил я Думисе.

Он усмехнулся и, ничего не ответив, продолжил разговор с встречавшим нас на катере пареньком. Мы вышли на берег, вокруг сновали полуголые черные. Босоногие, они с удивительным проворством шастали по набережной с грузами тюков на голове, толкая тележки, или просто порожние.

Доктор Нбеле дотронулся до моего плеча:

— Сейчас сделаем укол, время еще есть.

Мы пошли за Думисой. Уйдя с набережной, прошли около двухсот метров среди добротных каменных домов в колониальном стиле. За очередным поворотом, прижатый к обочине, стоял «Лендровер Дефендер», рядом курили двое парней в униформе оливкового цвета, в рубашках с короткими рукавами и шортами до колен.

Пригласив нас в машину, Нбеле поставил на сиденье медицинский саквояж, из которого вытащил шприц с жидкостью. Не продезинфицировав место укола, он снял колпачок и бодро воткнул мне его в плечо, а затем повторил процедуру с Айманом. Захлопали двери. Сам доктор, закрыв свой саквояж, вышел.

Я поискал глазами Думису, чтобы выяснить детали предстоящей работы, но веки тяжелели, и в тот момент, когда машина тронулась с места, я просто отключился.