Ваалан

Глава 24. Габороне

Мы крепко обнялись с Натом, с Айманом, даже немногословные Пит и Кевин выразили бурю эмоций по поводу удачного пересечения границы. После того как мы успокоились, к Нату подошел Айява и, отозвав его в сторону, переговорил с ним. Африканер вернулся к нам крайне воодушевленный, просто сияя.

— Я даже не думал, что нам так сильно может повезти! Мы в пятнадцати километрах от городка Чабонг, который населен преимущественно белыми. Более того, если мне не изменяет память, здесь позиции африканеров сильны. Мы можем прямо сейчас попрощаться с нашими друзьями бушменами — и через пару часов мы будем в Чабонге. Или мы можем идти вместе с ними. Они направляются в сторону в город Гудхоп, там их подкармливают вещами и едой разные миссии. Только с их скоростью идти минимум три дня, если не все четыре. От Гудхопа до Габороне вроде рукой подать, меньше ста километров, и нормально ходит транспорт. Что скажете? Я за то, чтобы идти в Чабонг, если там по-прежнему африканеры заправляют, мы будем как у Христа за пазухой.

— Мне без разницы. Желательно вариант, чтобы быстрей добраться до столицы и попасть в посольство, — я был не против и трехдневного путешествия в компании умелой бушменки, но все же хотелось скорее попасть домой.

Айману тоже было без разницы, куда я, туда и он. Братья поддержали вариант дяди, и мы, отдав две винтовки, как и было обещано, двинулись в направлении, указанном нам Айявой.

Признаки присутствия цивилизации появились буквально через час, когда мы наткнулись на хорошую асфальтированную дорогу, на которой вскоре нас обогнал и притормозил пикап тойота. Высунувшийся из машины мужчина лет пятидесяти был белым, с загорелым лицом и пышной окладистой бородой. Держа в руках короткую автоматическую винтовку, он, оставаясь за машиной, спросил зычным голосом:

— Кто такие? И почему такие оборванные?

Нат выступил вперед без оружия:

— Меня зовут Натаниэль Ловейн, а это мои племянники, сыновья моей сестры Пит и Кевин. С нами еще над друг Алекс и парень Айман, он из Сомали. — Африканер перевел дух и продолжил: — Не думал, что первый белый брат, встретившийся мне за последний месяц наших приключений, возьмет меня на мушку, словно проклятый нигер!

На бородатого, видимо, произвели впечатление слова Ната. Он опустил винтовку и вышел из-за машины.

— Я Жан Лебаннер. Добро пожаловать в Чабонг, друзья, — с этими словами он крепко пожал всем руки, лишь на секунду помедлив с рукопожатием сомалийца.

Вопросы вертелись на лице и языке Жана, предвосхищая их, ответил Нат:

— Мы с окрестностей Блумфонтейна, ЮАР. Нашу ферму захватили черные, изнасиловали и убили нашу племянницу Сьюзи, нас повязали и продали на рудник Коффифонтейн недалеко от Кимберли. С Алексом и Айманом мы встретились в Блумфонтейне, где их продал в рабство капитан корабля, подобравший их из воды у берегов Сомали. С рудника нам удалось убежать, и мы почти двадцать дней шли в Ботсвану. Был с нами еще парень, но его убили во время преследования. Это вкратце, если рассказывать подробно, боюсь, придется здесь простоять до глубокой ночи.

Бородач вытаращил глаза, а затем опомнился, вслух проклиная свое любопытство.

— Натаниэль, могу я предложить вам и вашим друзьям свое гостеприимство? У меня достаточно комнат и еды, чтобы вы отдохнули. Потом я познакомлю вас с достопочтенным Стефаном Делакруа, мэром нашего Чабонга. Там решим, как вам быть дальше. В любом случае, африканеры не оставят вас без помощи. Садитесь и поедем ко мне, посмотрим, чем нас угостит моя Вивьен.

Второй раз просить нас не было необходимости, мы с Натом поместились в кабину, Айман и ребята просто запрыгнули в кузов.

Чабонг оказался маленьким городком с населением около семи тысяч, состоящий из домов типа бунгало, разбросанных по холмистой равнине. Зато имелся аэропорт и единственная больница на сто километров вокруг. Своим появлением город был обязан алмазному руднику, открытому еще в начале двадцатого века. При упоминании слова «алмазный рудник» я скривился, слишком были неприятными воспоминания. Все это рассказывал бородач Лебаннер, въехав в город и подъезжая к своему дому. Дом его был типичен для домов белых в Африке: построенный из дерева с использованием гипсокартона, с большой открытой верандой и резными ставнями на окнах. Крыша была из мягкой черепицы, при здешнем климате железо махом бы превращало дома в душегубки. На веранде стояла женщина лет сорока с хвостиком, тревожно вглядывающаяся в подъезжающую машины.

Было ощущение, что я попал на съемки фильма про середину двадцатого века: волосы женщины уложены такой характерной дулькой, сама она одета в длинное, до пят, белое платье и цветастый передник на тесемках.

— Жан, кто эти люди? — спросила она, едва муж вылез из машины.

— Вивьен, дорогая, это наши соотечественники с ЮАР. Их преследовали негры и они сбежали от них. Собери нам, пожалуйста на стол, наши гости очень проголодались.

— А этот, смуглый, очень похож на негра. Он точно не негр? — подозрительность Вивьен зашкаливала.

— Это наш друг! поверьте, он отношения к этим негодникам не имеет! Позвольте представиться, Натаниэль Ловейн, мои племянники, Пит и Кевин, это, — Нат показал на меня и Аймана рукой, — наши друзья из России, мистер Александр и Айман, которые после кораблекрушения оказались в ЮАР и на своей шкуре испытали отношение к белым.

— Очень приятно, месье Ловейн, — женщина церемонно наклонила голову, — я урожденная Вивьен Дербур, а моего мужа, Жана Лебаннера, вы полагаю уже знаете.

— Вивьен, дорогая, может, не будем держать гостей у порога, — по просящему голосу Жана стало понятно, что не он здесь хозяин.

— Конечно! Жан, проводи их в гостиную, я сейчас же приготовлю для них ванну. Думаю, что полчаса голода стоят, чтобы еду принимали, уже помывшись и приведя себя в порядок.

Крепкий бородач не нашёлся, что ответить, и пожал плечами, встретившись со мной взглядом. Дескать, такие они, эти женщины.

Ванну мы принимали по старшинству. Увидев себя в зеркале, я не сразу понял, кто это. На меня смотрел молодой мужчина с осунувшимися скулами, заросший многодневной щетиной, весь чумазый и грязный. Но не это меня удивило. Если раньше я видел в зеркале молодое лицо с веселым, даже бесшабашным выражением, то теперь на меня смотрел зрелый мужчина с печалью и болью в глазах.

Я быстро помылся и надел предоставленные хозяином чистые футболку и шорты. Трусов не имелось, да и желания не было одевать чужое. Когда братья и Айман также искупались, мы с Натом уже рассказали всю историю наших приключений. Жан сидел, открыв рот, а Вивьен, успевая вставить пару резких выражений в адрес черных, попутно накрывала на стол.

Несмотря на свой характер, жена Жана была отменной хозяйкой. За час она успела приготовить луковый суп с мясом индейки, который мы уничтожали со скоростью света.

— Ничего вкуснее в жизни не ел! — я действительно очень редко пробовал в своей жизни такую вкуснотищу. — Это французская кухня, мадам?

Вивьен расцвела то ли от похвалы в свой адрес, то ли от того, что я верно уловил в ней французские корни.

— Да, месье. Это луковый суп. Но, за неимением говядины, мне пришлось использовать индейку.

Я еще раз отметил высочайшее качество приготовления пищи и гостеприимство хозяев. Женщина бросала на меня такие благодарные взгляды, что я поневоле начал опасаться, что и с нее мне придется снимать какое-нибудь очередное проклятие путем вхождения и опустошения.

После сытного обеда Жан предоставил нам возможность побриться, сам он носил пышную бороду даже в таком жарком климате.

Переговорив с кем-то по телефону, бородач сообщил, что через два часа в мэрии соберутся жители городка из числа нормальных белых и что нам предстоит рассказать им свою историю заново.

— Люди помогут вам! — с жаром заявил он.

Мы уже рассказали Жану, что в наших планах добраться до Габороне и попасть в российское посольство. Выпив по чашке отменного кофе перед отъездом, мы тепло попрощались с Вивьен, не планируя больше возвращаться в обратно. Она всех поцеловала в щечку, даже Аймана, к которому относилась настороженно. Ее губы чуть дольше задержались на моей выбритой щеке, подтвердив мои подозрения: женщина не казалась удовлетворенной. Может, Жану переключить свое внимание с бороды на райские кущи своей пока еще благоверной?

В небольшом, равно как и все здание, кабинете мэра собралось около тридцати человек. Кауфман Михель, в котором угадывались немецкие корни, был типичным мэром провинциального города: невысокий, склонный к полноте, постоянно потеющий.

Нат выступил перед собравшимися на африкаанс. Затем слово дали мне, и я на английском ответил на пару вопросов. Больше всего собравшихся удивляло то, как русский парень вместе с сомалийцами оказались здесь, так далеко от Родины. Удовлетворив их любопытство, я сел. Айману тоже пришлось говорить, он здорово подтянул свой английский, но все равно путался, не всегда понимал суть заданных вопросов.

Когда мы закончили, слово взял Михель Кауфман, который напомнил собравшимся о долге белого человека перед другим белым и о священной обязанности европейцев помогать друг другу. Был предложен вариант отправить нас в Габороне на внутреннем рейсе с местного аэропорта, но из-за отсутствия документов этот вариант забраковали. Вторым вариантом была отправка на автобусах, но приходилось делать три пересадки и постоянно быть в поле зрения полиции, которая здесь тоже черная. И хотя Ботсвана — светоч демократии в Африке, исключить недобросовестных полицейских было нельзя. Ситуацию разрешил седой пожилой африканер, сидевший тихо в самом углу.

Взяв слово, он попросил собравшихся одеть нас в более или менее приличную форму, а сам обязался отвезти нас прямо в Габороне на своем микроавтобусе. Мэр поблагодарил Хендрика ван Ластена, и на этом встреча закончилась. Мы остались в мэрии, где смуглая девушка метиска напоила нас кофе и ушла, виляя упругим задом, заставляя фантазировать о лучшей позе.

Пока нас одели и заправили фургон Хендрика, опустились сумерки. Тепло попрощавшись с теми, кто помог нам с одеждой, мы уселись в фургон. Ван Ластен завел мотор, который чихнул, но потом, словно устыдившись, набрал обороты. Мы тронулись. Несколько поворотов, и Чабонг остался позади.

Винтовки Нат оставил у Лебаннера, с условием забрать их, если наша идея не выгорит.

Через два часа мы въехали в небольшой город, на табличке которого было начертано «Верда». Здесь Хендрик заправил свою прожорливую машину, и мы, выпив по стаканчику отвратительного кофе на вынос, поехали дальше. Ван Ластен был отличным мужиком, в душу не лез, говорил только тогда, когда его спрашивали. Нат сидел рядом с ним, мы же вчетвером пристроились в салоне сзади.

Несмотря на то, что через пару часов я должен услышать родную речь и увидеть своих, меня внутренне колотило. Каждый раз, когда я был близок к успеху, что-то происходило. Реакция Никитина мне подсказала, про мое исчезновение знают и мне готовы помочь. Почему такая заинтересованность, я не задумался тогда, но сейчас, сидя в фургончике, который вез нас в столицу Ботсваны, некоторые моменты мне показались странными. Именно этот парень выходил ко мне в посольстве Аммана в Иордании, и именно он мне позвонил после моего неудачного звонка в посольство Эфиопии. Я чувствовал связь, но не мог ее поймать.

Было около трех часов утра, когда мы въехали в город Лобаце. Это уже был довольно приличный город, в котором, несмотря на ранний час, оживленно двигались автомобили. Ван Ластен снова заправил свой фургон и обратился к Натаниэлю:

— Через два часа мы будем в Габороне, но сомневаюсь, что государственные учреждения откроются раньше девяти или десяти утра. Предлагаю поспать несколько часов и утром продолжить путь.

Здесь, на заправке можно было купить и гамбургеры, деньги у нас еще остались: скинулись нам на дорогу добросердечные африканеры,

Нат взглянул на меня и, увидев, что я не против, согласился. Теперь нам четверым было куда лучше, чем Нату, места вытянуть ноги и пристроить тело у нас было больше.

Немного поерзав, я уснул. Мне снилась мама, которая пыталась меня о чем-то предупредить, но я был в море, и вода мешала мне расслышать слова. Проснулся весь в поту с мерзкими ощущениями. На улице как раз начинало светать. Осторожно, чтобы не разбудить товарищей, вышел. Дохнуло приятной прохладой. Первые пешеходы уже появились, дворники собирали мусор, несколько чернокожих стройных девушек в спортивной одежде пробежали мимо меня, улыбаясь шикарными белоснежными зубами.

Я ходил около фургончика, разминая ноги, когда рядом остановилась машина: из открытой двери на улицу буквально выкинули молодую негритянку в короткой юбке. Дверь закрылась, и машина с ревом двигателя умчалась. Девушка собирала выпавшие из сумки детали женского туалета, легкий ветерок гнал от нее несколько банкнот. Схватил их и обратился к девушке:

— Возьмите, это ваше.

Не поблагодарив, она грубо выхватила деньги из моих рук и, прихрамывая, зашагала по тротуару.

Хлопнула дверь. Нат, потягиваясь, подошел.

— Не надоело спать с черными? Ты, я вижу, стараешься ни одной юбки не пропустить.

— Я просто помог ей, подобрал и отдал деньги, — отмахнулся я от африканера.

Проснулся водитель, следом вылезли ребята. Хендрик купил нам бургеры с колой, и спустя десять минут, справив нужду в туалете заправки, мы покатили в Габороне, до которого по придорожному указателю оставалось сто сорок пять километров.

— Габороне стал столицей не так давно, раньше здесь была деревня, но за три года город построили с нуля, — рассказывал ван Ластен по просьбе Ната. — Это самый крупный город Ботсваны, здесь живет около двухсот тысяч жителей, около десяти процентов белые.

Двести тысяч? Да одна префектура в Москве раза в два больше!

Тем временем мы въехали в сам город. Он меня приятно поразил. Современные высотные дома, широкие улицы с прекрасным асфальтом, множество зеленых насаждений.

Трижды Хендрикс спрашивал местонахождение посольства и трижды не получил ответ. Только в четвертый раз, увидев белого полицейского, ван Ластен услышал:

— Улица Тавана Клоуз, плот 4711.

Что такое плот, я не знал, но предположил, что это аналог нашей улицы.

Посольство России оказалось скромным, не то что в Иордании. Это было двухэтажное кирпичное здание, отделанное под штукатурку и крашеное в бежевый цвет. На крыше торчали спутниковые тарелки и российский триколор.

Охраны на улице не было, как не было и ограды. Молодой солдат стоял при входе в здание, прислонившись к косяку. Я оставил спутников на улице и подошел к солдату:

— Здорово! Мне нужно попасть к послу.

На лице солдата не отразилось никаких эмоций про встрече соотечественника у черта в заднице. Он поднял трубку телефона и через пару секунд доложил:

— Петр Иванович, здесь человек к послу пришел. Что? Нет не черный, не знаю, говорит по-русски, хохол вроде по акценту. Что? Понял!

Он положил трубку и обернулся ко мне:

— Сейчас выйдет помощник посла, — затем солдат отвернулся и продолжил снова подпирать косяк плечом.

Меня оскорбила такая реакция. Можно подумать, здесь каждый день к посольству приходят люди, говорящие на родном языке.

Помощником посла оказался Петр Иванович Смурнов, высокий блондин, в белой рубашке на серые классические брюки.

Оглядев меня и стрельнув глазами в сторону моих товарищей, ожидавших на улице, он протянул руку:

— Петр Иванович, помощник посла. Чем могу помочь?

— Петр Иванович, меня зовут Александр Светлых, полгода назад я прилетел в Иорданию, сейчас я здесь и у меня нет документов, чтобы вернуться на родину. Я понимаю, что это звучит дико, но у меня к вам большая просьба: свяжитесь с третьим атташе посольства России в Иордании Никитиным Владимиром и скажите, что я нахожусь у вас.

Смурнов посмотрел на меня как на умалишенного, потом спросил:

— Вы прилетели в Ботсвану из России?

— Нет!

— И сейчас у вас нет документов, чтобы вернуться домой?

— Нет, — подтверждаю я.

— Вы потеряли документы на территории Ботсваны?

— Нет, — я начинаю терять терпение, — я же вам объяснил, что прилетел в Иорданию, там потерял документы. Никитин должен был меня встретить на военном корабле у острова Сокотра, но наша лодка перевернулась и меня подобрал корабль из ЮАР, который продал меня в рабство на рудник!

Я уже повысил голос так, что сонный солдат даже потянулся к автомату на плече. Выдохнув и успокоившись, я продолжил:

— С рудника мы сбежали с ними, — рукой показываю на своих товарищей, — и добрались до Ботсваны, в Габороне, к посольству страны. Я не прошу вас вывезти меня, не прошу вас сделать мне документы, просто прошу вас связаться с Владимиром Никитиным и сказать, что Светлых Александр стоит у дверей российского посольства в Габороне. Что, неужели это так сложно?!

На лице Смурнова гамма чувств, среди которых читается мой диагноз: «шизофрения».

Понимая, что меня сейчас могут послать далеко и надолго, делаю отчаянную попытку:

— Петр Иванович, у вас есть мать?

— Да, конечно.

— И у меня есть. Она считает, что ее сын погиб полгода назад в Иордании… Просто позвоните Никитину и, если он скажет, что не знает, о чем речь, я просто уйду и не побеспокою вас больше.

На лице помощника посла отразилась внутренняя борьба, но человечность победила, со словами:

— Ждите здесь, я скоро вернусь, — он скрылся в здании.

Я поймал на себе удивленный взгляд солдата и не поверил своим ушам, когда услышал:

— Мужик, а ты что куришь?

Я посмотрел на этого дебила, который мало того, что проявил абсолютное равнодушие, встретив в такой глуши соотечественника, так еще и службу несет спустя рукава. Словно стоит на проходной где-то в Москве.

— Сынок, давно ты здесь? — специально использовал снисходительное слово.

— Две недели, а что?

— Если так будешь халатно нести службу, домой вернешься без яиц. Черные их мигом отсекают для жертвоприношений, — пустив шпильку вернулся к своим.

Побледневший солдат выпрямился и сделав шаг вышел наружу, держа в поле зрения сектор возможного нападения. «Хоть так, но пусть будет дураку наука», — с этой мыслью присоединился к товарищам, с нетерпением ожидавших конца моего разговора.