— Ребята, будьте готовы, но не стреляйте, пока на нас не нападут, — африканер снял с плеча винтовку, передернул затвор, загоняя патрон в патронник.
Подготовленные к встрече с неграми, случившейся так некстати, мы стояли на холме. При всем желании мы не смогли бы уйти от этих быстроногих людей, оставалось лишь надеяться, что это одно из племен, живущее традиционным скотоводством и являющееся мирным по своей доктрине.
Между тем, негры довольно быстро преодолели расстояние до нас и остановились в метрах в двадцати. В первую очередь меня поразил цвет их кожи, даже было трудно понять его оттенок. Они не были черными, они были красно-черными с необычайно интересным, ярко-медным отливом цвета кожи и волос. Негров было трое: впереди стоял юноша высокого роста с рогообразной косичкой, отливавшей медью. Правильные черты лица, не совсем негритянский типаж, нос практически такой как у среднестатистического белого, может, чуть пошире.
Негр показал ладони обеих рук и заговорил на африкаанс:
— Идущие с миром будут приняты с миром, идущие с войной — будут приняты войной.
— Мы мирные путешественники, — заговорил Нат, передавая ружье Питу и тоже демонстрируя открытые ладони. — Мы проделали долгий путь по безводной саванне. Позволишь нам воспользоваться гостеприимством твоего народа?
Негр поглядывал на нас и молчал.
Нат, обернувшись, коротко сказал:
— Уберите оружие, — мы послушно повесили винтовки на плечи.
Негры внимательно наблюдали за нашими движениями, немного расслабляясь.
— Меня зовут Онуба. Приглашаю вас разделить с нами вечернюю трапезу, об остальном поговорите с вождем, — Онуба повернулся и вместе со спутниками двинулся в сторону деревни, оглядываясь, следуем ли мы за ним.
Его два спутника, тоже высоких, отливающих медью негры не проронили ни единого слова. Головы у всех были выбриты, только на макушке прячь была связана косичкой, напоминающей рог носорога.
— Почему у них такой странный медный цвет? — спросил я у африканера, впечатленный увиденным.
Они казались больше похожи на индейцев, чем на негров.
— Я не знаю, я не встречал такого племени раньше. Возможно, они пришлые, — Нат и сам выглядел удивленным.
Мы подошли к деревне, которая насчитывала двадцать хижин. Все были однотипные, кроме одной в центре, самой большой. Хижины были круглой формы и сделаны из вкопанных в землю кольев, которые плавно ссужались кверху, образуя купол. Верхняя треть хижины была покрыта красноватой глиной. Через неплотно пригнанные колья в нижней части можно было видеть силуэты людей внутри.
При нашем приближении дети и женщины поспешили укрыться. На площадке у главной хижины, которую я определил как жилище вождя, стояло пятеро мужчин. Четверо из них были похожи на тех, кто нас встречал: такие же рога на головах, повязки из шкур на шеях, ожерелья из клыков на шеях. Пятый явно был вождем. Его плечи покрывала леопардовая шкура. На голове — две косички, в руке — посох.
Мы остановились в трех метрах, а негры, сопровождавшие нас, разошлись по сторонам, охватывая полукругом. Никакого оружия, кроме тонких копий с железными наконечниками, у негров не было. Вождь поднял руку и приветствовал нас:
— С миром, путники. Кто вы и как попали в эти места? Белых людей здесь не бывает.
— Мы охотники, держим путь в Габороне, зла не имеем и рады воспользоваться вашим гостеприимством, — африканер сделал шаг вперед и протянул руку.
Немного поколебавшись, вождь ответил на рукопожатие.
— Мы народ химба, несколько племен еще есть и все. Наш народ вымирает, и мы пришли сюда с севера, надеясь выжить. Разделите с нами молоко и махангу, — вождь сказал пару слов одному из юношей, тот скрылся в хижине и через пять минут появился с девушкой просто потрясающей красоты.
Высокая и стройная, тело с красноватым оттенком, еле прикрытая грудь, удивительно выразительные глаза и чуть пухлые губы. Она что-то пропела, протягивая Нату глиняный горшок с молоком и лепешку серого цвета, обнажив великолепные белоснежные зубы. На голове у нее было заплетено несколько тонких кос, две из которых свисали на лицо, а остальные были уложены башенкой.
Нат сделал глоток и отломил маленький кусочек лепешки, поблагодарив девушку на африкаанс. Протянул мне горшок, но я даже не заметил его, ослепленный необычной красотой девушки. Эта девушка дала сто очков форы Наоми Кэмпбелл, которая на ее фоне казалась бы бледной кикиморой. Сделав глоток слегка необычного на вкус молока, я тоже отломил кусок лепешки и под взглядом девушки отправил его в рот. О нее не укрылся мой интерес, ее глаза встретились с моими, она улыбнулась уголками губ.
Потихоньку осмелев, к нам начали подходить женщины и дети. Женщин было значительно больше мужчин. Мужчин, вместе с вождем, я насчитал всего восемь, в то время как женщин было почти в три раза больше. Женщины были самых разных возрастов, у некоторых были крайне сложные прически, с вплетенными в волосы кусочками меха. Больше половины стояли с открытой грудью, одетые только в набедренные повязки.
Около десятка детей самых разных возрастов осмелели, трогали нас за руки и прикасались к нашей одежде. Я обратил внимание, что ничего из предметов, в том числе одежды, из нашего времени не было, словно племя осталось жить в железном веке.
Нат о чем-то разговаривал с вождем, барьер отчуждения был сломан, и они довольно бойко общались. Некоторые воины знали определенный набор слов на африкаанс, потихоньку начали завязываться диалоги между местными и нами, сопровождаемые жестами. Девушка ушла за хижину, я двинулся за ней минут через пять.
В метрах тридцати от хижины был небольшой загон, в котором я заметил около трех десятков коз. Присев на корточки, негритянка доила козу, струи молока били в глиняный горшок. Увидев меня, она улыбнулась, снова продемонстрировав отличные зубы. Открыв небольшую калитку на петле из веревки, я прошел внутрь. Подойдя к ней, присел рядом на корточки.
— Привет.
Она посмотрела на меня и певуче пропела пару слов.
— Алекс, — я несколько раз повторил свое имя, прикасаясь рукой к своей груди.
Девушка поняла.
— Эну, — она также прикоснулась к груди, кусок шкуры от ее движения сместился, открывая моему взору сочные красноватые полушария.
Я даже сглотнул, она заметила и рассмеялась. Смех был необыкновенно мелодичным, словно журчал ручеек.
Между тем девушка закончила доить козу и протянула мне горшок, предлагая выпить. Я отрицательно помотал головой, и она с грацией пантеры проскользнула мимо меня. Талия изгибалась, а ягодицы, едва прикрытые шкурой, манили, как в гипнотическом сне.
Эну вернулась в хижину, а я, снова выйдя в центр деревни, увидел, как Нат с парнями что-то горячо обсуждают. Увидев меня, Нат обратился ко мне:
— Алекс, где ты пропадаешь? Нам надо решить одну проблему, — он был взволнован.
— Что случилось? Я только отошел за угол.
— Одинокий лев повадился таскать у этих химба их коз. Огнестрельного оружия у них нет. Двое воинов уже погибли, пытаясь убить льва. Вождь попросил о помощи за гостеприимство.
— Так давай поможем! Нам не составит труда убить этого зверя, — я был готов его убить голыми руками, лишь бы Эну оценила.
— Мы обсуждаем, как это сделать, подождать в засаде или выйти на поиски и пристрелить его в саванне, — ответил африканер, пересчитывая патроны. — Парни предлагают выйти в саванну и попутно подстрелить что-то из живности. Будет чем поделиться с химба.
— Давайте так и сделаем! Я тоже хочу пойти на охоту.
На охоту я не хотел, но хотел убить льва, чтобы выглядеть героем в глазах девушки.
— Алекс, парни справятся сами, да и я с ними пойду. А вот тебе лучше отдохнуть.
Нат не стал церемониться и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
С мнением Ната было согласно мое тело, оно требовало отдыха. Махнув рукой, я согласился.
Через одного воина, который немного понимал африкаанс, Нат попросил место, и мы получили пустую хижину, в которую и отправились вместе с Айманом.
Никаких предметов быта в ней не было, на полу лежали циновки, плетенные из непонятных растений, в углу стоял пустой горшок, в который нам сразу налили воду.
Опустилась ночь, разговоры в деревне потихоньку стихали. Ната с парнями все еще не было, но я не переживал за прирожденных охотников. Айман спал, незаметно уснул и я после мучительного длительного стояка, вызванного воспоминаниями о груди и ягодицах Эну.
Человеческие крики и блеяние коз разбудили меня практически сразу. Схватив винтовку, я выскочил наружу, Айман — за мной. Двое мужчин с факелами и копьями в руках бежали в сторону загона. Выскочив за ними из-за поворота, я увидел овец, метавшихся по загону темными тенями, и еще одну громадную тень, неторопливо разрывающую свою добычу.
Лев!
Неприятный холодок пробежал по спине. Негры кричали и размахивали высоко поднятыми факелами. Лев замер. Оставил добычу повернулся ко мне. Крупный самец длинная грива… Он присел на задние лапы. По ушам ударило выстрелом. Мимо! Айман второпях промахнулся.
Зверь прыгнул прямо на меня.
Время вокруг застыло, пространство стало вязким. Я легко ушел с траектории льва. Забыв, что в руках винтовка, а не дубинка, с силой опустил приклад на морду.
Удар был сильным. Лев упал, подогнув лапы, но моментально вскочил, оглушая окрестности ревом. Не дожидаясь его второго прыжка, я метнулся к нему и, вкладывая всю свою силу, опустил приклад на череп.
Хруст я услышал даже среди отчаянных криков негров и громкого блеянья коз. Лев упал. Попытался подняться, но не смог, его рев превратился в хрипы. Я разбил в щепки приклад о его голову. Лев завалился набок, секунд десять сучил лапами, загребая землю, и потом затих.
Факелов теперь было больше десятка, и сцена была хорошо освещена: моя грудь вздымалась, от приклада остались лишь щепки, окруженный людьми, лежал лев. Один из негров ткнул его копьем несколько раз: бездыханное тело не отреагировало. Он коротко крикнул на своем языке, и толпа взорвалась радостными криками. Меня обнимали, хлопали по спине как мужчины, так и женщины. Женщины вообще висли на шее, голые груди елозили по мне, что не могло пройти просто так. Ткань шортов оттопырилась, а толпа лишь разразилась еще более радостными криками.
И только одна девушка осталась в стороне. Эну смотрела на меня издалека и не кидалась на шею, но ее улыбка была многообещающей.
Вождь также обнял меня и поблагодарил на африкаанс. Некоторые слова я разобрал. Язык все-таки на основе голландского и английского с примесью местных диалектов. Дети, разбуженные шумом, сгрузились возле мертвого зверя, дергали за хвост, прыгали на его теле.
Лев, однако, успел причинить вред. Трое коз убито, одна разорвана на куски. Женщины, прошедшие в загон, горестно запричитали.
Со стороны саванны послышался шорох и прозвучал торопливый голос:
— Алекс, это мы! Не стреляйте.
Охотники вернулись ни с чем, за несколько часов не встретив никого, корме гиппопотамов, а у них ужасное мясо. Увидев, что лев убит, Нат пришел в восхищение, сменившееся печалью при виде остатков винтовки.
— А нельзя было его пристрелить? — это был его единственный упрек за разбитое ружье.
Негры тем временем освежевали убитых животных и, несмотря на глубокую ночь, принялись варить мясо в единственном железном котле, что у них имелся. Туда поместилась почти целая коза, оставшееся мясо разрезали на узкие плоские полоски и развесили сушиться на изгороди загона, на ветвях деревьев и в самих хижинах.
Вождь позвал Ната, и они долго о чем-то совещались. Африканер вернулся задумчивым. Собрав нас всех в хижине, которую нам выделили, Нат ошарашил нас новостью:
— Вождь обратился к нам за помощью. Это племя химба, которое пришло сюда из Намибии, спасаясь от расправы других племен. Они вырождаются, их становится все меньше и почти все они — родственники между собой. Мужчин восемь, а женщин втрое больше. Хотя они практикуют многоженство, вырождение продолжается.
Нат обвел нас всех глазами, пытаясь понять, все ли мы слушаем и всё ли понимаем из сказанного. Убедившись, что внимание приковано к нему, продолжил:
— Вождь просит нас задержаться на несколько дней и… хгм… вступить в половую связь с их женщинами, потерявшими мужей или не успевшими выйти замуж. Внести свежую кровь в племя.
Все сидели молча, переваривая услышанное. Женщины химба были, безусловно, красивы. Но во так, с ходу становиться осеменителями? Это не укладывалось в голове. Еще год назад на такое предложение я бы прыгал от счастья. Сбылась мечта идиота: досыта и без греха. Но, побыв полгода в женском теле, я научился рассматривать женщину не как предмет удовлетворения, а как личность. Потом перед глазами всплыл образ Эну.
— Я согласен, — сорвалось с моих губ, — но только при условии, что выбираю я сам.
Все посмотрели на меня, но потом также кивнули, все, кроме Аймана, который отрицательно помотал головой.
— Айман, в чем дело?
— Без муллы нельзя, это зина. Грех! — отвечает сомалиец.
— Айман, брось, где я тебе муллу найду в этих саваннах? — пытаюсь уломать сомалийца, но только отпирается.
Ну и черт с ним, не хочет и не надо, оставляю парня в покое. Нас зовут отведать мясо. Пока идет трапеза, Нат вновь общается с вождем.
— У них принято, что выбирает женщина, таковы их традиции. Кроме того, каждая женщина, когда она может забеременеть, поэтому выбирать будут она. И в этом есть логика, — африканер замолкает.
— А если женщина не понравится, отказаться можно? — задаю я вопрос.
— Можно, но это считается оскорблением. Насчет тебя, Алекс, — Нат интригующе держит паузу, — тебе, как победителю льва, разрешено выбрать самому.
«Бинго!» — еле сдерживаюсь, чтобы не прокричать это вслух. По крайней мере, мне не придется спать со старухой. Для меня выбор очевиден.
Быстро перекусив, возвращаемся в хижину, нетерпеливо ждем. Буквально минут через десять к нам заглядывает негритянка лет тридцати, с голой грудью и с шикарными бедрами. Обведя всех взглядом, останавливает свой выбор на африканере, кокетливо зовет его рукой. Приосанившись, со словами «ребята, я пошел», — Нат исчезает вместе с негритянкой.
Дважды подряд выбирают Аймана, который отрицательно качает головой, не отвечая на призывные телодвижения местных красавиц, которые нереально хороши. Уходит Пит, уведенный за руку молодой и симпатичной вдовой, если судить по ее способу укладки кос. Затем приходит очередь Кевина, которому не очень везет: негритянка симпатичная, на голове сложная конструкция из волос и кусков шкуры, явно в возрасте, грудь немного висит, кожа кое-где сморщена.
Снова выбирают Аймана. Этот идиот вновь отказывается. Очень молодая и явно обиженная девушка выскальзывает в дверь. Снаружи слышны возбужденные голоса. Через минуту трое полуголых негритянок, в которых я узнаю тех, кому отказал сомалиец, дикими и очень злыми кошками врываются в хижину и, преодолевая отчаянное сопротивление Аймана, уносят его на руках.
Я сижу, охренев от ситуации. Победитель льва, самый красивый и светлый парень на сто миль вокруг не выбран ни разу! Я думал, что мне придется отбиваться от желающих, а в мою сторону даже не посмотрели. От обиды даже защипало в горле, ну что за несправедливость?
У входа слышу голос вождя, который о чем-то быстро и певуче разговаривает с невидимым мне собеседником, потом его голос затихает. Маленький факел из жира в тыквенной плашке освещает комнату, где я сижу в полном одиночестве и со звенящими от желания яйцами. Пламя светильника пляшет от дуновения воздуха.
Поднимаю опущенную голову. Передо мной стоит черно-красная богиня Эну. Одним движением она скидывает с груди кусок шкуры, вторым избавляется от набедренной повязки… Точеное медное тело, на котором играют блики огня, стройные ноги, плоский живот и словно вылепленная из тёмно-красного гипса грудь.
Абсолютно не стесняясь своей наготы, девушка становится рядом со мной на колени, обхватывает теплыми ладонями голову.
— Але-е-екс…