Утро нового века

Глава 1

Счастье есть категория почти недостижимая. По крайней мере, для меня. Казалось бы, победа в такой грандиозной войне, что никому ещё раньше не снилась, причём с минимальными потерями и без крупных проблем — разве не повод для такого чувства? С меня свалилось невероятное напряжение как психологическое, так и просто физическое — приходилось спать по шесть часов, решать множество проблем, причём так, чтобы никто вовне моего ближнего круга об этом не догадывался.

Нужно было продемонстрировать невероятную лёгкость веде́ния войны, чтобы не вызвать ни малейшей надежды победить нас в будущем. Приходилось давать приёмы, открывать дворцы, дороги, мосты, присутственные и торговые здания, участвовать в крёстных ходах. Всё это на фоне какой-то адской работы по решению проблем с финансами. Как верно сказал маршал Тривульцио[1], для войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги.

Главными моими козырями, которые позволили решить эту проблему, стали: наши ассигнации, Николенька Шереметев и Наполеон Бонапарт. Первые заработали себе воистину какой-то невероятный авторитет в России и мире, который позволил нам тихой сапой увеличить количество денег, просто печатая их, втрое. Второй носился как чумовой, решая все вопросы с доставкой золота и серебра на монетные дворы, а отчеканенных рублей и копеек в конторы Государственного банка, что позволило ни на минуту не прекратить свободный обмен бумажных денег на металлические. Ну а третий смог благодаря своей смелой, почти безрассудной операции, выиграть войну столь быстро.

Конечно, к такому успеху приложили руку очень многие. Глава Гостиного приказа Горшенников, убедивший торговое сословие империи активно жертвовать на военные нужды, отказавшись от пустых торжеств до победы. Пономарёв, который буквально крал золото со всего мира, даже испанцы не остались в стороне от его проделок, потеряв несколько кораблей с драгоценными металлами. Астрабадский наместник Бубнов смог не просто договорится с майсурами о масштабных поставках артиллерии и боеприпасов, но получил аванс и даже провёз его через воюющие просторы Индии и бывшей Персии. Лобов, Ярцов, Гаскойн, увеличившие производство, причём не только артиллерии, ружей и ядер, но и инструментов, станков и утвари для мирной жизни. Горный начальник всех заокеанских наместничеств генерал-майор Лаптев, прекрасно понимавший необходимость драгоценных металлов и доставивший груз с приисков Аляски вне графика через лютый холод, льды и метели. Да и прочие многие мои люди совершали настоящие подвиги не на поле боя.

Грех было не отблагодарить наших героев — ордена, земли и денежные вознаграждения сыпались словно из рога изобилия, ещё более создавая впечатление нашего бесконечного богатства и могущества. Всё было выгоднее, чем вести войну. Вот здесь бы мне и ощутить счастье! Ан нет…

Отто ушёл тихо, не увидев напоследок любимых жену и детей, не дождавшись моего приезда… Просто умер во сне, в Берлине, через день после подписания капитуляции Пруссии. Старый верный товарищ, один из последних моих друзей молодости… Он даже не успел узнать, как я хотел отблагодарить его. Как страдала его Аннушка! Бедняжка горевала о потере любимого, который дал ей счастье, был добрым мужем и отличным отцом двух их сыновей и трёх дочерей. Даже то, что Отто уже долго болел, не облегчал её страдания. Безутешная вдова, разом постаревшая лет на десять, рыдала у меня на груди, вспоминая своего большого и доброго Отика, а я старался её успокоить, хотя бы отговорить от ухода в монастырь. Она тоже была моим другом, ещё одной ниточкой, связывавшей меня с прошлыми годами, которую совсем не хотелось терять.

Было больно… Мама, говорят, плакала почти три дня. Для неё Отто тоже был другом, опорой, на которую она когда-то опёрлась, чтобы изменить мир и собственную жизнь… Конечно, я не оставил детей его без своей заботы — старший, Светлейший князь Константинопольский, Павел Антонович, стал владетельным князем Мекленбургским[2]. Замечательный мальчишка, хотя какой он уже мальчишка — подпоручик-артиллерист, отличившийся при десанте на Родосе[3], а за Солунь[4] получивший своего первого Георгия… Павлик стал прекрасной кандидатурой на место хозяина престола бывшего герцогства, ставшего вакантным в связи с избранием тамошнего монарха Фридриха-Франца[5] королём шведским.

Мекленбургский правитель всячески демонстрировал мне свою лояльность, а все его дети учились в России, так что он был прекрасным претендентом на освободившийся престол Швеции. Наша Скандинавская соседка, агрессивна и опасная в прошлом, по итогам минувшей войны стала небольшим государством, лишившись почти всего. Мы забрали себе всю Финляндию, Вестерботтен[6], Аланды[7] и Готланд[8]. Дания вернула потерянные более ста лет назад[9] Сконе[10], Халланд[11], Бохуслен[12] и Блекинге[13], а также Смоланд[14] и остров Эланд[15]. Мекленбург же прибирал к рукам всю Шведскую Померанию[16].

За такие масштабные подарки Россия получала в ответ весь норвежский Финнмарк[17], Голштинию[18] и Ольденбург[19], что было вполне доброжелательно принято датским и мекленбургским обществами — северные норвежские земли вообще никому не были интересны, а мне так спокойнее.

Мекленбургское княжество под скипетром почти родного мне Павла Константинопольского, который заодно получил должность вице-генерал-губернатора Кильского, стало вассалом нашей империи. Это, вкупе с подобным же статусом Польши, получившей всю Прусскую Померанию, давало нам коридор вдоль всего южного побережья Балтики с обширным доступом к Северному морю, с перспективой прорыть там канал в обход Датских проливов. Я бывал в своей прошлой жизни в немецком Киле, видел Кильский канал, который был и веке XXI весьма востребован, да что там — просто запружен кораблями. Мне вспоминались рассказы, что он отлично послужил не только немецкой торговле, но и их военному флоту, позволяя быстро и без риска переводить суда с одного морского театра на другой.

Конечно, пока никакой надобности в этом не было. С одной стороны, подобная транспортная магистраль серьёзно снижала бы доходы Дании. Пусть Зундские пошлины и были для нас отменены, но для прочих стран они были значительны, да и порты наших соседей потеряли бы серьёзные деньги от стоянки и обслуживания торговых кораблей. Сейчас такая наши активность, ведущая к прямым потерям датчан, могла стать вполне очевидным основанием для мыслей о смене партнёра. Да и с другой стороны, и датский, и шведский короли были мне союзны, более того, их дети воспитывались в моей империи, но это пока. Сил на полное присоединение их к нам явно не наблюдалось. России в первую очередь нужно было осваивать новые земли на Востоке и Юге империи, а потом надлежало заняться включением в нашу политическую и экономическую жизнь вассальных государств. Пусть они и создавались нами в качестве буфера по отношению к внешнему миру, но отказываться от их потенциала, было бы неправильно.

В общем, задачи были определены на многие десятки лет, а вот что будет потом — мне не известно. Удержание же пояса земель вдоль Балтики к почти совсем русской Голштинии давало нам очень много интересных вариантов при любом будущем развитии событий. Требовалось укрепить оборону этих территорий, активизировать обмен населением с Центральной Россией и заняться развитием торговли. Для этого генерал-губернатором Кильской провинции был назначен фельдмаршал Карпухин, отлично разбиравшийся по прежней службе в пограничных крепостях в коммерции и фортификации, а Павлик вполне мог набраться опыта за спиной прославленного военачальника и его команды, в которой было достаточно искушённых в управлении людей.

Для такой комбинации мне пришлось серьёзно договариваться с Великой Римской империей. Мой брат по ответственности монарха перед народом и Богом, Франц, нуждался в оружии, боеприпасах, продовольствии, амуниции даже лошадях для повозок. Европа лежала в руинах после долгих войн, но останавливать своё безумие явно не собиралась, что совершенно меня устраивало, ибо давало время на обустройство государства и средства, для этого необходимые, от торговли припасами и оружием.

Англия пока решила эвакуировать свои войска из Нидерландов, предпочитая почти полностью сосредоточиться на индийских делах. Австрия, лишившись противовеса в Империи, смогла принудить всех курфюрстов участвовать в войне со всей энергией, но вот денег на экипировку такой армии у императора не было. К тому же даже хлеба в Германии выращивалось в обрез — крестьяне разбегались, опасаясь, быть угнанными в армию или на худой конец просто ограбленными, и сокращали свои посевы, боясь, что их потопчут или сожгут проходящие солдаты.

Империи нужны были поставки, и я их мог предоставить. Имперский сейм утвердил переход под управление уже Российской империи Мекленбурга, Ольденбурга, Бранденбурга[20], Гамбурга[21] и части Силезии[22]. Границы имперских округов пересматривались — вместо Верхне[23]- и Нижнесаксонского[24] создавался Саксонский. Монарх Великобритании Георг уступал титул курфюрста Брауншвейг-Люнебурга[25] своему брату Вильгельму, формально выводя управление Ганновером из-под власти английской короны и ещё больше развязывая руки императору Францу.

Взамен поддержки исключения части имперских территорий на сейме, непосредственно в лен Габсбургов передавались бо́льшая часть Силезии, Бавария и многочисленные прусские земли близ Австрийских Нидерландов. Теперь Франц мог снова воевать с французами, которые серьёзно потеснили его армии в Нижних Землях и Пфальце. Это был огромный успех для России — наша экономика получила очередной толчок для развития, мы теперь имели неограниченный доступ к населению Германии, а наши оборонительные позиции отодвигались далеко от русских границ.

Тем не менее мне было грустно. Так не хватало мне Отто, на которого я всегда мог положиться. Пусть, сменивший его Суворов был мне, безусловно, верен, а его военный талант, возможно, был не меньшим, чем у князя Константинопольского, но Александр Васильевич не был моим старым другом, который мог мне возражать, иногда даже требовать от меня чего-либо, да и поговорить с новоявленным Светлейшим князем Амурским по душам, мне пока было сложно.

Да и чувствовать я себя начал этаким тяжелоатлетом, который поднял мировой рекорд и очень устал… Я захандрил, принялся даже подумывать, чтобы отойти от непосредственного управления государством, благо мои помощники были достаточно компетентны — я мечтал о большом путешествии. Увидеть маму и Гришку, Алёшу и его семью, с которой я не был даже знаком — братец категорически отказывался покидать Дальний Восток, очаровавшись его просторами и красотами…

Организованная на тамошних землях провинция, получила наименование Амурского наместничества и требовала пристальнейшего внимания, значительного количества переселенцев, вложений в дороги и обустройство деревень и городов, да много чего. При этом эти новые территории были мне родными, пусть и по прошлой жизни. Там, на берегу залива, которому я по старой памяти велел дать имя Петра Великого, возможно, когда-то снова появится город… Но пока к тому не было ресурсов, слишком много Россия получила более привлекательных мест, которые следовало скорее осваивать.

Для себя я поставил чёткие задачи — завершить брачные переговоры с Испанией, заключить новые торговые трактаты с Британией и Францией, а потом уж…

Конечно, очень хотелось всё же заставить Англию полностью отказаться от активной политики в Европе, даже окончательно погасить их наступательный потенциал и свести роль этого государства к второстепенной — уж больно опасны они были, постоянно устраивая заговоры и коалиции против нас. Однако, на данном этапе эта задача была почти недостижима — всё же начали мы значительно позднее, чем они принялись работать против нас. К тому же британцы были богаты, всё ещё очень и очень богаты, а их власть умела управлять.

Все многолетние усилия моих агентов, очевидно, ослабили этого нашего противника, но пока ещё явно недостаточно, что показала минувшая война, в которой именно Англия играла первую скрипку. Очень хотелось, воспользовавшись нашими победами, окончательно разгромить чёртов остров, уничтожить весь его потенциал, лишить будущее мира опасности англосаксонской мерзости. Но всё же такая победа была ещё далеко не предрешена.

Пусть Грейг и Кутузов составили мне совместную докладную записку с предложением нанести удар по Британии, разгромить её флот и захватить крупные порты и города, но даже они сами прекрасно понимали, что риски такой войны будут совершенно неприемлемыми. Английский флот всё ещё был очень мощен, а его дух не сломлен. Армия Британии была сильна и многочисленна. Экономика острова тоже всё ещё была весьма могущественна.

Пусть нам и удалось уничтожить многие важные производства, перевести к себе множество крестьян, рабочих, учёных и промышленников, тем самым не дав англичанам вырваться далеко вперёд в экономической гонке, но они по-прежнему изготавливали у себя весьма много различных товаров. Лишившись своей колониальной империи, Британия уже не располагала столь значительными финансовыми ресурсами, но всё же, сил у них было ещё очень и очень много. Да, англичане получили в Ирландии огромную болезненную рану, которая вытягивала у правительства короля Георга значительные ресурсы, но волнения там уже были почти полностью подавлены — без помощи французов местным ловить было нечего.

Все наши попытки напрямую влиять на политическую жизнь в королевстве закончились плачевно. Крупный проект по приведению к власти сторонников лорда Чарльза Колдфилда завершился больши́м провалом, в результате которого мы потеряли налаженную сеть агентов и существенную часть возможностей. Только неимоверные усилия моих людей и лично Еремея Сидорова позволили компенсировать потери, наше влияние было в целом восстановлено, даже луддиты снова вышли на арену истории.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Еремей Иванович, что, так уж и пора этого блаженного снова на свет вынимать? — морщась, словно съел лимон, проговорил полный и краснолицый джентльмен.

— Пора, Василий Петрович! — твёрдо отвечал ему Сидоров — У тебя никак не выходит всю эту вольницу под себя подобрать. Ты человек опытный, преданный и удачливый, но занять место Светоча веры — уж извини, не сможешь. Неровня ты своему сэру Чарльзу — у того глаза словно огнём горят, да и давит он искренней, обжигающей верой. Почти короля заставил себя слушаться!

— Ну, это да! — выдохнул по-прежнему кривящийся человек, известный ранее как Аарон Гриффин, — Но ведь не заставил же!

— Слишком просто было бы, Василий, и слишком непродуманно. С чего бы английские аристократы согласились на такое? Стать пуританами[26]? А они бы согласились, но очень и очень постепенно! У государя есть любимая присказка про правило варки лягушек… Слышал?

— М-да… Слышал… Трубецкой тоже её любил. Только попробуй, удержи этого бешеного! — развёл руками бывший голландец, португалец и даже англичанин.

— Надо, значит, удержать. Ты тогда чудом ушёл. Второй раз может и не получиться, Василий Петрович. — посмотрел в лицо подчинённому Сидоров.

— Понятное дело. Вот и думаю как?

— Думай. Я, почитай, год его из-под внимания местных выводил. Труды большие, но без сэра Чарльза луддиты[27] твои словно без батьки… — медленно ронял слова Еремей.

— На него большие надежды? — прищурился бывший голландец.

— Немалые. Заводы должны гореть, а его самого подле нового короля, чтобы ни одна душа не заметила. Пусть он в Лондоне, кого хочет, убеждает, хоть архиепископа Кентерберийского! Только чтобы на самый верх не лез — помешает во многом, да и припомнят его те, кому не следует…

— Только его готовишь королю Георгу аки свинью подложить, Еремей Иваныч?

— Прости, друг мой, всего не расскажу. Однако все яйца в одну корзину точно класть не будем. — усмехнулся Сидоров.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Высокий однорукий человек в надвинутой на глаза шляпе вышел из неприметного экипажа, остановившегося возле запертых ворот усадьбы Элфорд-Хаус. Гость спокойно постучал, дождался, когда к нему выйдет недовольный небрежно одетый слуга, после чего неожиданно ударил того по голове короткой дубинкой, срывавшейся доселе под его широким плащом. Без видимого труда однорукий оттащил бесчувственное тело привратника за ограду, открыл ворота для повозки, затем снова затворил створки дверей, и поместье вновь погрузилось в тишину.

В Элфорд-Хаусе между тем творилось ещё что-то неладное — несколько человек в чёрном деловито, будто муравьи, сновали по территории, коротко переговариваясь друг с другом. Повозка докатилась до лестницы главного дома, остановилась, из неё пружинисто, словно мячик, выпрыгнул толстый пучеглазый и краснолицый человек, которого один из одетых в чёрное тут же провёл вглубь особняка.

Немолодой господин с изнеможённым лицом сидел в отделанной дорогими панелями из красного дерева библиотеке в домашнем халате и читай старинную Библию. Он удивлённо вздёрнул голову, услышав скрип двери.

— Здравствуйте, сэр Чарльз! — вошедший толстяк поклонился хозяину дома.

— Питер? Вы? — неверяще замотал головой тот и выронил Библию.

— Если позволите, Аарон. Как-то привык уже к этому имени! — ласково усмехнулся гость и без спроса присел в свободное кресло.

— Конечно-конечно… Аарон, да… Я, признаться, думал, что Вы мертвы!

— Так же, надеюсь, думают ещё многие. Мне совсем не понравился визит солдат в мой дом, благодаря которому я потерял довольно много…

— Я не мог…

— Я совсем не виню Вас! — поднял руки толстяк, — Пытки — вещь крайне неприятная… Но, сейчас я совсем не об этом. Вы, сэр Чарльз, теперь вне внимания монарха, сидите в своём Линкольншире и зализываете раны. Ваш старый покровитель, предавший Вас и волю Господа, прибывает на пути в ад, а его сын, человек значительно более легкомысленный, забыл о Вас…

Хозяин поместья после слов своего былого помощника явно приободрился — тот, очевидно, пришёл сюда не ради мести предателю.

— Но, мой господин, я хотел бы знать, Вы сломлены? Отказались от своих идей? — тихо и вкрадчиво проговорил гость.

— Аарон! Я лишён состояния. Почти все преданные великому делу люди — мертвы. За мной непрерывно следят, наконец! — хозяин поместья вскочил и начал бегать по библиотеке, трагически размахивая руками.

— Останавливало ли это молодого лондонского адвоката, заражённого великими идеями? — тихо произнёс бывший голландец, пристально глядя на своего собеседника, — Я помню его. Помню хорошо. Сейчас я приехал сюда в надежде снова найти его — того, кто вёл нас к исполнению Божьей воли.

Сэр Чарльз схватился за голову и застонал. Потом посмотрел на гостя и уже без дрожи в голосе спросил:

— С чем Вы приехали, Аарон? Я не верю, что Вы так проникли в мой дом, только чтобы смеяться надо мной?

— Так лучше, мой Светоч! — толстяк встал с кресла и низко поклонился, — Я привёз Вам вести от многих Ваших последователей — они уцелели благодаря в том числе Вашим замыслам и тем слугам Божьим, коих Вы смогли пристроить на нужные места. Мы всё ещё богаты и влиятельны, и только и ждём Ваших указаний! С Вас сняты все обвинения, за Вами больше не следят!

— Но среди моих слуг…

— Последние двое Ваших ненавистников, что были приставлены наблюдать за Вами, делали это уже давно исключительно по своей воле, а сейчас они исчезнут. О них не вспомнят. Преданные Вам люди готовили это долго и тщательно. Вы свободны, мой Светоч! Сатана больше не сможет сдерживать Вас на пути!

От таких слов спина того, кого недавно все знали как лорда Чарльза, или Святошу, выпрямлялась, а взор его наполнялся уверенностью и властностью.

— Аарон, старый друг мой! Отвечайте предо мной, как перед самим Богом! Вы готовы идти за мной? Готовы забыть обо всех своих делах и заботах ради Бога и его воли?

— Всегда, мой Светоч! Я, как и сотни Ваших учеников готовы снова пойти за Вами до самого конца!

— Да свершится воля Его!

— Да свершится!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

К тому же существовал и ещё один объективный фактор, мешающий нам уже сейчас планировать решительные операции против Британии — Франция. Я изначально считал, что, вырвав зубы дракона в лице Наполеона, мы лишим галлов их наступательного потенциала, или на крайний случай ослабим их весьма значительно, после чего политика этой могучей континентальной державы станет более миролюбивой, и мы сможем значительно успешнее влиять на них. Но нет — оказалось, что сила изменений в обществе почти всегда превосходит влияние личности, даже самой яркой. Вместо Наполеона, сейчас во Франции у власти был неизвестный мне в прошлой жизни Карно[28], который просто замечательно управлял страной, будто перехватывая мои мысли. А среди генералов выделился совершенно потрясающий Моро[29], громящий австрийцев со всей свойственной французам элегантностью.

Да, нам удалось подвести к Карно наших людей и влиять на многие его действия, но после гибели Орлова и неудачи с лордом Колдфилдом мы перестали пытаться напрямую руководить политикой крупных государств, ограничиваясь сбором информации и небольшим подталкиванием властьпридержащих в требуемом направлении. Так действовать оказалось значительно более продуктивно — пример Тугута[30] свидетельствовал об этом совершенно однозначно.

Наш верный агент совершенно сознательно играл за нас уже много лет и добивался отличных результатов. Причиной тому были не только его личные умения, но и то, что ничего серьёзного, идущего в противоречие с текущей ситуацией, мы от него не требовали. Тугут получал солидное содержание, играл в политику при дворе императора, передавал всю информацию, к которой имел доступ, делал для меня полный анализ ситуации в империи и окрестных землях, ну и немного агитировал за дружбу с нами.

Именно такой подход сделал Тугута ведущим политиком Священной Римской империи и самым влиятельным человеком при дворе императора, а государство, находящееся под его управлением, контролируемым хотя бы в общих чертах. Война шла и конца ей не было видно. Сам австрийский монарх и большинство его окружения не допускали никаких вариантов прекратить противостояние с Францией, а всё это благодаря тому, что мы не мешали естественному ходу событий.

Однако императору Францу без поддержки крупных держав было очень сложно противостоять своему западному соседу. Всей мощи Священной Римской империи пока было недостаточно, чтобы бороться с Французской республикой. Лезть самому в эту заварушку и даже запускать в неё почти родственную Испанию мне пока не хотелось. Иберийцы сейчас с огромным трудом удерживали в подчинении свои заморские владения, а большая война могла бы вызвать обострения волнений в колониях и распад их империи, подобный тому, который случился в моей прошлой жизни. Вот сейчас России такое точно не требовалось — нам нужен был покой на наших границах и уверенность в завтрашнем дне.

Так что фактически только Англия могла активно вмешаться в войну на землях Европы, не нарушая наших планов. К тому же это всё же отвлекло бы от нас коварных островитян и заняло бы их на длительное время — они уже явно не обладали ресурсами для веде́ния столь многочисленных противостояний, подобных тем, которые они могли вести в прошлом. Мы сейчас обозначали свою готовность оказать полное содействие поставками новому правительству Британии в их войнах в Индии и Европе. Их следовало отвлекать от нашей империи всеми силами, выигрывая время, а уж ослаблять по возможности надо было все большие европейские державы — и Англию, и Францию, и Австрию, ну а Испания вполне справится с этим сама.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Дорого́й герцог, давайте подведём итоги. Наши пожелания воистину меньше самого малого. Мой государь не просит у Испании ни Филиппин, ни Ла-Платы[31], ни Чили[32], ни Минорки[33]. — Пётр Обресков внимательно смотрел на Годоя, определяя его реакцию на каждое своё слово, — Мы согласны на предлагаемые вами Фернандо-По[34] и Сан-Мигель-де-ла-Пальму[35]. Так же мы готовы к вашему признанию нашей территорией Мальвинских[36] и Маркизских[37] островов. Прошу подтвердить соглашение. Я уполномочен моим государем быть его устами. Всё, о чём мы договоримся — будет принято императором. Не будем, всё же, ронять честь невесты Павла Петровича.

— Ну, хорошо, — прищурился первый министр, — меня очень интересует вопрос Мальты. Ваши интересы не должны простираться за Морею[38] и Крит[39], дальше на запад — воды Бурбонов. Ваши отношения с Тепелином[40] и продвижение русских армий в Аттике[41] и Беотии[42] пусть волнуют императора Франца.

— Нисколько не возражаем. Наши интересы не простираются столь далеко. — тонко усмехнулся Обресков, — Да и рыцари Ордена Святого Иоанна Иерусалимского[43], естественно, также предпочтут сюзеренитет своих единоверцев, Папа Римский просит моего государя о том же, указывая на древность ордена госпитальеров и его заслуги в борьбе против агарян. Однако, это возможно при условии, что проход наших торговцев будет охраняться от берберийских пиратов флотом наших союзников.

— А если это будут неаполитанцы?

— Только при условии союза — безопасность нашей торговли должна быть гарантированной. Надеюсь, что Вы всё же окончательно убедите Фердинанда и Каролину…

— Принимаю. Нам тоже претит их излишний пыл при учёте французской опасности…

— Прекрасно. Что ещё?

— Поможет ли нам Россия в войне с Францией? Испанию интересуют территориальные приобретения и возврат власти семье Бурбонов.

— Дорого́й герцог, я могу ещё раз Вам повторить — нет. Россия не заинтересована в новой войне. — поджал губы русский посланник, — Предлагаю обсудить этот вопрос через несколько лет.

— Тогда вы снова попросите у нас Пуэрто-Рико[44]? — оскалился Годой.

— Нам нужна хорошая стоянка. Мне жаль, что Вы не понимаете всю опасность текущего положения. Франция не забудет, что Вы забрали себе все сахарные плантации, которые могли бы приносить им огромный доход.

— То есть, если Пуэрто-Рико…

— Нет. Война нам сейчас крайне нежелательна! — покачал головой русский посланник, — Против Франции мы воевать не готовы, даже в обмен на все Антильские острова…

— Ну, хорошо, а против Англии? — сверкнул глазами его собеседник.

— Гибралтар? — вздёрнул брови Обресков.

— Да. — кивнул Годой, — Англию необходимо выгнать со Средиземного моря, да и, вообще, полностью лишить её колоний.

— Вы торопитесь, герцог. Торопитесь! Мой государь просит Вас хорошо подумать об этом. Новый английский король снова пробует отстроить верфи, поддерживает свои заводы, заказывает у нас корабли и пушки, набирает матросов для флота и солдат в армию. Его главная цель — Индия, к тому он готовится помогать императору Францу против Франции, но пока у англичан флот и армия совсем не завязли в сражениях, а значит, могут ударить и в любом другом месте.

— Неужели, они смогут справиться с нашими объединёнными флотами и армиями?

— Зачем рисковать? К тому же сохраняется опасность и со стороны Франции. Там всё зыбко…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Ты считаешь, Анри, что я не прав? — Карно заглянул в глаза старому другу, — Мой проект новой Конституции излишне авторитарен? Франция катится к королевской власти?

— Что ты, Лазар! — усмехнулся Файо, нежно поглаживая вычурный нож для разрезания писем, лежавший на краешке стола в кабинете приятеля, — В Риме республика прекрасно себя чувствовала почти пятьсот лет, почему же у нас она просуществует меньше?

— В Конвенте меня слишком многие обвиняют, что эта система лишь укрепляет мою личную власть…

— Бабёф[45] и Лепетелье[46] сами ищут возможности возродить революционный террор, друг мой. Твой проект поддерживают в народе. Почему римские традиции комиций[47], Сената[48], Трибуната[49] и Консулата[50] могут вести к усилению твоей личной власти? Такие сложные механизмы разделения власти, изменения конституции и установленных всеобщим голосованием порядков успокоят общество…

— Ты всегда столь рассудителен, Анри… Но всё же, как ты думаешь, может быть, мне не сто́ит выставлять свою кандидатуру на выборы консула?

— Лазар! Тебя любят в народе, только ты имеешь авторитет продвигать реформы, столь нужные Франции. Благодаря тебе дети по всей нашей стране не умирают от голода, а наши генералы громят врага. Кому как не тебе стать одним из вождей революционного народа?

— Но и наоборот — сколько богатеев потеряли свою имущество в рамках декрета «о помощи народу»! Меня ненавидят многие — не разрушит ли это государство?

— Лазар, пусть голосование решит этот вопрос! Успокойся! Если народ внезапно примет, что ты с твоими идеями не нужен Франции, пусть это и будет ошибкой, ты всегда можешь уехать, наконец.

— Что? Анри! Ты мне предлагаешь бежать? О, я слышал про твои предприятия с вывозом людей…

— Что ты, Лазар? — прищурил левый глаз Файо, — Мои предприятия? Я много раз предлагал тебе войти в это дело. Баррас[51], Тибодо[52], Ланжуине[53], да ещё больше трёх десятков членов Конвента участвуют в этом! Только ты со своим желанием быть святее Папы Римского не зарабатываешь…

— Бабёф на каждом углу кричит, что это сродни работорговле!

— Твой Бабёф, дорого́й Лазар, наивный идеалист! Ха! Люди сами рвутся отсюда, бегут от войны. Причём это те самые реакционные слои, которые иначе пришлось бы отправлять на гильотину. Это они жгут заводы, на охрану которых ты всё шлёшь и шлёшь войска, друг мой! А эти войска так нужны нашим генералам для победы! Мы же получаем за этих контрреволюционеров деньги, на которые покупаем хлеб и пушки, что приближает нас к победе, а после этого мы сможем, наконец, навести долгожданный порядок!

— Ты прав, Анри… Как всегда, прав. Прости меня, друг мой, я очень устал, вот и говорю что ни попадя…

— Не волнуйся, Лазар. Я твой друг. Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь…

— Спасибо, Анри… Если возможно, дорого́й друг…

— Чем я могу тебе помочь?

— Если со мной что-то случится, позаботься о моей семье, Анри!

— Что ты говоришь, Лазар? Какие причины способны привести к такому?

— Анри! Ты никогда не был идеалистом. Напротив, ты один из самых прагматичных людей, которых я знаю. — усмехнулся Карно, — Я отлично помню, как голова Робеспьера, удивлённо моргая, катилась с гильотины под ноги радостно вопящей толпы, что всего пару недель до этого восторженно приветствовала его и считала идеалом! Да и судьба несчастного Людовика и его семьи наводит на размышления…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

День был на удивление тёплым. В Петропавловск весна приходила поздно, была коварна, часто сменяясь колючим снегом и ветром, но всё же это уже не зима с её метелями. Солнце ласково поглаживало лица истомившихся без него местных обитателей, толстый довольный жизнью рыжий кот сидел разомлевший на бочке, стоявшей возле центральной пристани, закрыв глаза и подставив усатую морду под тёплые лучи.

Худой, довольно высокий человек с пустым взглядом, одетый в потёртый пехотный офицерский мундир и с военного образца вещевым мешком на плечах, остановился возле сидящего рыжего господина этих мест, с какой-то нежностью гладя на животное. Тот почувствовал взгляд, медленно распахнул один изумрудный глаз, зевнул, показав острые белые зубы, также не спеша приоткрыл и второе око и уже двумя глазами уставился на гостя, как бы спрашивая: «Чего надобно?».

— Здравствуй, маленький лев! Пустишь ли ты на свою землю бывшего короля, потерявшего всё? — тихо проговорил по-французски приезжий.

Кот, как бы отвечая ему, снова широко зевнул и прикрыл один глаз, оценивающе глядя на посетителя.

— Что смотришь, человек прохожий? — усмехнулся подошедший к стоявшему господину полицейский, — Наш Васька — кот знатный, пусть и у самого Гордова в доме живёт, но дня не проходит, чтобы он на улицу не сбега́л и на этой самой бочке не сидел! Даже в метель, бывало, сидит — за порядком смотрит. Его народ так и зовёт — градоначальник!

— Что же, настоящий воевода не ревнует? — медленно подбирая слова, с явным акцентом спросил высокий.

— Георгий Нифонтович-то? Да он человек с пониманием! Сам Ваське рыбки приносит да гладит его — рыжего беса! А Вы сам-то, кто будете? — всё ещё с улыбкой, но посуровев глазами, спросил служитель порядка, — Смотрю, уже часа два, как с корабля сошли, а всё вокруг пристани бродите…

— Я Августин Головчин, принят в русское подданство с присвоением личного дворянства! — с испугом вжал голову в плечи приезжий.

— Вижу, что Вы из французов — глаз-то намётан! — успокаивающе развёл руками полицейский, — Подорожную, прошу покорно, покажите. Ага… Значит, Вы прямо в наш город направляетесь… А, позвольте полюбопытствовать, почему сюда? Знакомые, родственники тут есть?

— Нет, просто хочу начать жить заново… — глухо отвечал француз, опуская взгляд.

— Ох… Столько Вас таких прибывает… Наш Петропавловск скоро не меньше само́й Москвы станет! Ладно, рекомендую прямо в заведение господина Гордова проследовать. В столице наместничества у него лучший постоялый двор — побогаче «Империя», а коли с деньгами не очень — то в «Розочке» поселит. Он поможет — и порядки разъяснит, и с поместьем посоветует. Положено Вам поместье-то, Августин Фёдорович?

— Да, мне говорили, что вот эта бумага… — растерянно начал приезжий.

— Вот-вот, а Осип Палыч, человек добрый, с канцелярией воеводы, да и наместника, на короткой ноге… Он не обидит! Давайте-ка я Вас провожу, а то бродите как неприкаянный!

Городовой взял француза под руку.

— Что Прокопий Полуэктович, опять к нам очередного страдальца привёл? — весело прокричал молодой гостиничный служка, подновлявший вывеску на трактире.

— Да, Давыдка! Француз на этот раз!

— Хозяин на пивоварне — пробу берёт. Сами-то дорогу найдёте?

— А то! Пиво у Гордова такое, что к нам уже из Калифорнии и Иркутска приезжают его отведать! — прищёлкнул языком городовой, — Небось, Осип Палыч угостит! Ух! Вы-то, Августин Фёдорович, пиво пьёте?

— Нет. — равнодушно отвечал тот.

— Ну и ладно! Ви́на у Гордова тоже отменные…

[1] Тривульцио Джан Джакомо (1440–1518) — итальянский аристократ и военачальник, маршал Франции, полководец времён Итальянских войн.

[2] Мекленбург — историческая провинция на севере современной Германии с городами Шверин и Росток.

[3] Родос — крупный остров в греческом архипелаге Додеканес у берегов Малой Азии.

[4] Солунь (уст.) — современный город Салоники на юго-востоке Греции.

[5] Фридрих-Франц I (1756–1837) — герцог Мекленбург-Шверина с 1785 г.

[6] Вестерботтен — юго-восточная часть северной Швеции.

[7] Аланды (Аландские острова) — архипелаг в Балтийском море на входе в Ботнический залив.

[8] Готланд — остров в центральной части Балтийского моря.

[9] Роскилльский мир, заключённый в 1658 г., зафиксировал поражение Дании в войне и уступку ряда провинций Швеции.

[10] Сконе — историческая провинция на юге современной Швеции.

[11] Халланд — историческая провинция на юго-западе современной Швеции.

[12] Бохуслен — историческая провинция на западе современной Швеции.

[13] Блекинге — историческая провинция на юге современной Швеции.

[14] Смоланд — историческая провинция на юге современной Швеции.

[15] Эланд — остров в Балтийском море близ южных берегов современной Швеции.

[16] Шведская Померания — территории на южном берегу Балтийского моря с городом Штральзунд и островом Рюген.

[17] Финнмарк — самая северная провинция современной Норвегии.

[18] Голштиния — историческое немецкое герцогство на юге Ютландского полуострова с главным городом Киль.

[19] Ольденбург — историческое герцогство на севере Германии.

[20] Бранденбург — историческое маркграфство на востоке Германии, с 1618 г. маркграфы Бранденбурга стали и герцогами Пруссии, а с 1701 объединённое государство стало королевством Пруссия.

[21] Гамбург — исторический вольный имперский город на севере Германии, порт в устье Эльбы.

[22] Силезия — историческое княжество в Центральной Европе в доли́не реки Одер.

[23] Верхнесаксонский округ империи — административная и военная единица Священной Римской империи, включающий в себя восточные земли Центральной и Северной Германии.

[24] Нижнесаксонский округ империи — административная и военная единица Священной Римской империи, включающий в себя западные земли Центральной и Северной Германии.

[25] Брауншвейг-Люнебург — историческое курфюршество в Центральной Германии со столицей в Ганновере, неофициально именовалось Ганноверским курфюршеством. В 1714 г. курфюрст Георг Людвиг стал королём Великобритании под именем Георг I. До 1837 г. — континентальное владение королей Великобритании.

[26] Пуритане — английские протестанты, проповедовавшие крайнюю строгость нравов и аскетизм.

[27] Луддиты — участники английского народного движения против использования машин.

[28] Карно Лазар Николя Маргерит (1753–1823) — французский государственный и военный деятель, учёный, один из создателей армии Французской республики.

[29] Моро Жан Виктор (1763–1813) — французский, затем русский военачальник, маршал Франции.

[30] Тугут Иоганн Амадеус Франц де Паула фон (1736–1818) — австрийский государственный деятель, барон.

[31] Ла-Плата — испанское вице-королевство в Южной Америке, включавшее в себя территории современных Аргентины, Парагвая, Уругвая и Боливии.

[32] Чили — испанское генерал-капитанство в Южной Америке, на территории современного Чили.

[33] Минорка — остров в Балеарском архипелаге Средиземного моря.

[34] Фернандо-По — современный остров Биоко в Гвинейском заливе, принадлежащий Экваториальной Гвинее.

[35] Сан-Мигель-де-ла-Пальма — современный остров Пальма в Канарском архипелаге Атлантического океана недалеко от западного побережья Африки.

[36] Мальвинские острова — современный Фолклендский архипелаг Атлантического океана на переходе в Тихий океан.

[37] Маркизские острова — архипелаг во Французской Полинезии в центральной части Тихого океана.

[38] Морея — название полуострова Пелопоннес в южной Греции.

[39] Крит — крупный остров в Средиземном море

[40] Тепелин (Али-паша Тепеленский) (1750–1822) — крупный военный и политический деятель Османской империи.

[41] Аттика — юго-восточная часть Греции.

[42] Беотия — центральная часть Греции.

[43] Орден Святого Иоанна Иерусалимского (Мальтийский орден, орден госпитальеров) — старейший рыцарский религиозный орден Католической церкви, с 1522 по 1798 г. базировался на острове Мальта.

[44] Пуэрто-Рико — крупный остров в архипелаге Большие Антильские острова.

[45] Бабёф Франсуа Ноэль (Гракх) (1760–1797) — французский политик, коммунист-утопист.

[46] Лепетелье Фердинанд-Луи-Феликс, граф де Сен-Фаржо (1767–1837) — французский политик, нео-якобинец.

[47] Комиций — народное собрание в Древнем Риме.

[48] Сенат (Совет Старейшин) — один из высших органов власти в Древнем Риме.

[49] Трибун — в Древнем Риме носитель государственных должностей в армии и мирной жизни, зачищающие интересы определённых групп.

[50] Консул — в Древнем Риме высшая государственная должность.

[51] Баррас Поль Франсуа Жан Николя (1755–1829) — французский политик и государственный деятель, виконт.

[52] Тибодо Антуан Клер (1765–1854) — французский политик и государственный деятель.

[53] Ланжуине Жан-Дени (1753–1827) — французский политик и государственный деятель.