Ужасы. Замкнутый круг

НИКОЛАС РОЙЛ Лицо в тени

В ту пятницу, когда Белла въехала в квартиру, стоял, как она позднее поняла, типичный для Арчуэя[27] день. «Как это по-английски — обсуждать погоду, — написала сестра в ответ на ее письмо, отправленное через несколько дней после переезда. — Совсем не похоже на тебя», — утверждала Джен. «А ты откуда знаешь?» — подумала Белла. Джен всегда искала поводов для спора и придиралась к пустякам. Но Белла научилась игнорировать ее язвительные замечания.

Она скомкала письмо и выглянула из окна кухни. Солнце отбрасывало на стены скученных домов резко очерченные прямоугольники света; большие черно-серые тучи, похожие на дирижабли, надвигались с юго-востока, заволакивая небо. Каждый день погода была одинаковой: солнечные периоды чередовались с нашествиями тяжелых серых облаков, которые вскоре уносил непрекращающийся ветер. Верно, Белла несколько зациклилась на погоде, но не потому, что это было истинно британское увлечение; скорее, наблюдение за небом отвлекало ее.

Она бросила письмо Джен в мусорное ведро и отошла от окна. Едва прикоснувшись к выключателю кофеварки, она замерла. Опять этот звук. Она слышала его несколько раз за эту неделю, но не смогла определить, откуда он исходит и кто его издает. Иногда ей казалось, что это хрип астматика, иногда — что это язвительный смех старика. В квартирах ниже и выше этажом и рядом с ней вполне могли жить астматики и старики, но звук, казалось, раздавался в ее квартире. Какой-то акустический обман, сказала себе Белла; без сомнения, рано или поздно выяснится, что это такое.

— Ну вот, смотрите. Если хотите, можете подумать один день, — сказал ей тогда хозяин, показывая квартиру. — Но чем скорее вы решите, тем лучше. Не знаю, знакома ли вам сегодняшняя ситуация на рынке жилья, но…

— Прекрасно знакома, — перебила его Белла. — Я ищу квартиру уже месяц, и знаете, есть такие места, где я не стала бы жить, даже если бы мне за это заплатили.

— Полно людей, которые с радостью станут жить где угодно. Сейчас не время задирать нос. Но не важно, ко мне это не имеет отношения. У меня хорошая квартира, я без труда найду жильцов. Когда вы сообщите мне о своем решении?

Белла думала быстро. Это была первая из виденных ею квартир, которая удовлетворяла всем ее требованиям — изолированная, с отдельным входом, с ванной, подключенным телефоном, пристойной мебелью, в десяти минутах от метро, оплата была не слишком высокой — при условии, что она получит пособие на жилье.

— Мне подходит, — произнесла она, удивляясь тому, как это легко получилось, и еще не веря в то, что поиски окончены.

— Отлично. Можете въезжать в пятницу. Плата за месяц вперед, сейчас заплатите задаток. Когда мне можно будет взглянуть на ваши рекомендации?

— Простите?

— Рекомендации. От вашего работодателя.

— О, думаю, в конце этой недели.

Да, к тому времени она должна раздобыть их. Вообще-то, она совсем забыла о рекомендациях, а ведь это было очень важно. Она вспомнила сотни объявлений на газетных киосках с бесконечно повторяющимися примечаниями: «Безработным не сдаем» и «Только для квалифицированных специалистов».

Внимание Беллы привлекла покосившаяся фотография в рамке, она поправила ее. На белой стене была видна небольшая трещина. Ничего страшного, прогудел хозяин во время осмотра. Однако она обнаружила, что теперь в щель проходит палец — она была уверена, что раньше щель была уже. Фотография снова сместилась, и Белла протянула руку, чтобы поправить ее. Трещина немного расширилась, и в комнату упал плотный кусок тьмы. Белла наклонилась, чтобы поднять его, но он проскользнул сквозь ее пальцы, как пустота. Внезапно свет в комнате потускнел; из трещины в стене сочилась темнота. Затем трещина широко раскрылась, и тьма полилась в комнату, плотная и вязкая, словно смола.

Она смеялась, глядя на Беллу.

Белла, еще не отойдя от ночных кошмаров, поднялась из-за стола, на котором остывал завтрак, и поправила фотографию на стене. Прикоснувшись к рамке, она ощутила некое знакомое чувство. Она больше ничего не помнила из сна, но немного позже, выходя из квартиры, она услышала чей-то смех, исходящий из того места, где никого не могло быть.

Во время ланча в ресторане было больше народу, чем обычно. И снова она порадовалась, что не работает официанткой и не носится по ресторану, вечно не успевая разносить заказы. Белла предпочитала сидеть за кассой, непрерывно принимая сотни фунтов и сотни счетов, нацарапанных неразборчивым почерком. Однако она была не слишком довольна своим местом. Система приема наличных в ресторане, где она служила раньше, была значительно проще, и в результате Белла работала гораздо эффективнее. Но всего пару недель назад тот ресторан закрылся на ремонт, персонал многословно поблагодарили и вышвырнули на улицу. Она поспрашивала знакомых и нашла новую работу. Зарплата здесь была выше, что было неплохо, поскольку теперь ей приходилось платить за квартиру. Что касается рекомендаций, она их уже получила. Администраторша напечатала короткую записку, которая лежала в заднем кармане джинсов Беллы.

Телефон пронзительно зазвонил. Спрашивали Мэрилин. Белла позвала ее, хотя в ее обязанности не входило принимать телефонные звонки. Официантка и не подумала поблагодарить ее. Да, здесь все было иначе: официантки были неприветливыми, недружелюбными. Белла пожалела, что не обменялась телефонами с приятельницами с прежнего места работы.

Когда Белла выходила со станции метро «Арчуэй», небо было почти полностью затянуто плотными тучами и походило на куполообразную крышку, подпертую на востоке высокими домами, вырисовывавшимися на фоне сверкающих белых облаков. Когда она подошла к выходу из метро, начался дождь, и на замусоренный тротуар упали тяжелые капли.

— Вот всегда так, правда? — обратилась она к женщине средних лет, но та поспешила прочь, наклонив голову, чтобы дождь не потушил сигарету, прилипшую к ее нижней губе, словно какой-то моллюск. Сквозь поток людей к входу на станцию медленно продвигался бродяга. Увидев стоявшую Беллу, он с надеждой протянул руку. Она отвернулась и отправилась домой под дождем, по грязным улицам. В конце Фэйрбридж-роуд столпилась группа парней. Они были одеты в джинсы со швами, распоротыми на щиколотках, цветастые рубашки, свисавшие на штаны, и кроссовки. Они щеголяли золотыми цепями и модными стрижками. Дождь перестал; облака спешили на восток, словно испугавшись света, который снова хлынул на улицы. Белла насчитала на Фэйрбридж-роуд шестнадцать заколоченных домов. Она поразилась наглости хозяина, назвавшего этот район вокруг «Аппер Холлоувэя»[28]«престижным».

Вспомнив о своем решении, Белла принялась обшаривать квартиру в поисках возможного источника шума, напугавшего ее. Она осматривала петли двери, ведущей в спальню, когда из ванной явственно донесся смех. Она бросилась туда и подняла жалюзи. Вентилятор со стоном включился, подул ветерок, который вскоре превратился в хрипящую струйку, затем словно расхохотался. Белла протянула руку над унитазом, чтобы дернуть за шнурок и выключить вентилятор. В окно она заметила какого-то человека; он отвернулся и скользнул через пустырь в тень стены. «Извращенец поганый», — пробормотала Белла, опуская жалюзи.

Это была самая обыкновенная солонка — стеклянная, с металлическим верхом, почти полная. Несколько крупинок соли прилипло к серебряной крышке. Белла не могла оторвать от нее глаз — она была надежной, она, казалось, излучала уверенность, здравый смысл.

Белла перетаскивала большое кресло из гостиной в спальню и по дороге задела бамбуковую штору. Раздавшийся при этом звук, похожий на стук костей, напугал ее, нервы у нее были натянуты, хотя она и понимала, что ничего страшного не произошло. После этого первого странного звука каждый новый казался ей странным и пугающим. Она поставила кресло в спальне и, выпрямляясь, негромко вскрикнула. Но лицо, смотревшее на нее, оказалось ее собственным. Она задернула шторы и, усевшись в кресло, попыталась успокоиться. В этот момент чайник вздохнул, словно старик. Белла поднялась, чтобы поправить фотографию на стене. «Разве я делала это прежде?» — спросила она себя. После этого, чтобы отвлечься, она пошла на кухню, села за стол и пристально уставилась на солонку.

Сбоку, где-то на краю поля зрения, чернел прямоугольник незанавешенного кухонного окна. Снаружи клубился рыжий туман, он давил на стекло, пытаясь прорваться внутрь. Разговоры соседей, едва приглушаемые тонкими стенами, звучали зловеще. Где-то наверху играло радио, но казалось, что музыка включена в ее квартире. Что же делать, чтобы не сойти с ума? Нужно кому-ни-будь позвонить. Но кому? У нее никого нет. Она растеряла всех друзей. Но у нее есть сестра; она позвонит Джен. Едва она прикоснулась к трубке, как телефон зазвонил. Белла резко отпрянула и ударилась затылком о стену. Это уже смешно: она боится сама не знает чего в своей собственной квартире. Она собралась с духом и подняла трубку. Мужской голос спрашивал Дейдри, настаивал, что Белла — это она, и переубедить его было невозможно. Белла повесила трубку; нужно поменять номер. Ей больше не хотелось никому звонить. Джен скажет, что у нее просто истерика. Она ушла в спальню, подальше от лавины тумана, клубящегося за окном кухни, и, чтобы отвлечься, открыла книгу. В стене зияла широкая черная щель, Белла видела ее боковым зрением над страницами книги. Белла подняла глаза — нет, щель была не больше трех-четырех миллиметров шириной. От усталости у нее начинались галлюцинации. Она разделась и легла в постель.

— Что значит — вы больше не нуждаетесь в моих услугах? — переспросила она администраторшу.

Шерил ответила:

— У тебя цифры не сходятся, Белла.

— Но это не моя вина. Это все древняя касса и ваша тупая система. Простите, но она действительно тупая. И то, что я обязана принимать у официанток деньги. Я не понимаю, что они там пишут на своих бумажках. Мне кажется, лучше вам присмотреться к ним, прежде чем выгонять меня.

— Мне жаль, Белла. Ты думаешь, мне легко? Но я могу делать только то, что мне велят.

Все вы так говорите, подумала Белла. Их лицемерие всегда злило ее. Нельзя разговаривать по телефону в рабочее время, говорила Шерил. Но сама отвечала на звонки. И стояла, болтая с подругами, пока Белла пыталась работать за двоих. В этом ресторане многое ей не нравилось, но ей нужна была работа.

— Мне нужна работа, — сказала она Шерил. — Вы же не можете просто так взять и выгнать меня.

— Боюсь, что дело обстоит именно так, Белла. Мы больше не в состоянии пользоваться твоими услугами.

Очевидно, хозяева уже все твердо решили.

— Тогда идите вы к дьяволу! — крикнула Белла и выбежала из офиса.

Станция метро «Лестер-сквер». Северная линия. Три поезда с грохотом ворвались на станцию и, скрежеща колесами, отправились прочь, а Белла все сидела на скамейке, пытаясь успокоиться и подавить злобу. Когда приехал четвертый поезд, она почувствовала, что агрессия немного спала, и села в вагон. Переполненный вагон метро — не то место, где лучше всего находиться в состоянии озлобления и возмущения. В подобном состоянии Белла обычно воспринимала глупое поведение как враждебное. Но метро было превосходным местом, где приглушались реакции.

В Арчуэе тучи неслись над головой. Белла, глядя на них, чувствовала себя жалкой. Злобный ветер свистел на Джанкшэн-роуд и пытался сбить с ног пассажиров, выходивших из метро. Белла почувствовала, что сейчас не в состоянии возвращаться в квартиру; она решила погулять по улицам, чтобы успокоиться. Какой-то нищий в лохмотьях останавливал прохожих и просил денег. Белла развернулась и направилась в сторону Хайгейт-Хилл. Нет смысла постоянно думать об одном и том же, решила она. Она попала в передрягу. Ни работы, ни денег. Настройся на позитив! Нужно стать на биржу труда, чтобы получать пособие. Сразу работу ей не найти. Ей еще повезло с той, с которой ее только что выгнали. Но даже если она и найдет место, у нее начнутся проблемы, когда речь зайдет о рекомендациях. Почему вы ушли с предыдущего места работы? Меня уволили потому, что заподозрили, будто я запускаю руку в кассу. Теперь она жалела о том, что на самом деле не воровала, — тогда увольнение не было бы таким несправедливым и у нее остались бы кое-какие деньги. Она повернула направо, на Хорнси-лейн. Грузовики, направлявшиеся на север, громыхали по Арчуэй-роуд, под эстакадой, под аркой. Небо снова изменилось: остатки черных туч собрались вместе и образовали пояс, соединявший северный и южный горизонты. Белла чувствовала себя ничтожной. Она дошла по тропинке до Арчуэй-роуд, встала в тени арки, отчего показалась себе еще меньше.

Ей пришлось ждать своей очереди пятнадцать минут. Да, она хочет стать на биржу. Да, она числилась на бирже труда, но это было много лет назад и в другом районе. Она без работы с сегодняшнего дня и может зарегистрироваться в любой день, когда им удобно. Да, ей нужно платить за квартиру. Да, она заполнит страховую форму и сама отнесет ее в министерство соцобеспечения, почтой отправлять не нужно.

Она взяла бланк домой. «Заполнив эту форму, требуйте дополнительного пособия», — красовалась надпись вверху страницы. Здесь было восемь страниц вопросов. Стены комнаты словно склонились над ней. Тусклый свет, проникавший в окно, висел над разномастной мебелью. Какая-то машина повернула за угол, но муха, бившаяся в абажур лампы, заглушала ее шум. Белла поднялась, чтобы заварить себе чаю, и прошла мимо кухонного окна. Внизу, на пустыре, стоял какой-то человек и глядел на ее окна. Белла замерла. Человек просто смотрел на нее, она ясно видела его лицо. У Беллы по коже побежали мурашки и волосы буквально зашевелились. Лицо изменилось. Оно удлинилось, рот открылся, образовав черный треугольник. У глаз и рта возникли симметричные линии, подчеркивавшие острый подбородок; глаза стали узкими, как щелочки. Лицо превратилось в кошмарную треугольную маску и застыло. Это была маска зла в изображении мима — на ней читались насмешка и извращенное удовольствие. Когда Белла снова взглянула в окно, человек исчез.

При заполнении формы у нее возникли проблемы. «По какой причине вы оставили предыдущее место работы?» Стены начали давить на нее, воздух, казалось, сгустился. «Адрес вашего домовладельца или муниципального совета». У Беллы застучало в висках. Свет потускнел. «Является ли ваш дом плохо отапливаемым из-за наличия сырых или очень просторных помещений?» Снаружи прогремел очередной фейерверк. «Являетесь ли вы или кто-либо из членов вашей семьи беременной? Если не вы, то кто именно?» Муха жужжала над масленкой. «Есть ли среди членов вашей семьи инвалиды по зрению?» «Кто из членов вашей семьи нуждается в дополнительной стирке белья? Сообщите причину. Если вы стираете дома, то сколько раз в неделю? В какую сумму, по вашему мнению, обходится вам стирка в неделю, если учитывать расходы на стиральный порошок, горячую воду и электричество? Имеются ли у вас или кого-либо из членов вашей семьи какие-либо другие болезни или ограничения трудоспособности, о которых вы хотели бы сообщить? Кто является больным или нетрудоспособным? Назовите болезнь или причину нетрудоспособности. Помните, в случае намеренного искажения фактов вас могут привлечь к ответственности».

— Простите, — сказала Белла. — У меня вопрос насчет формы страхования по безработице, которую вы мне вчера дали. Там просят указать имя и адрес домовладельца. Это значит, что вы напишете ему, чтобы проверить размер квартплаты, и так далее?

— Не знаю, — сказала девушка, копавшаяся в куче карточек. — Это ведь не мы вам платим.

— Хорошо, а кто тогда?

— Министерство соцобеспечения.

— Я знаю, но я просто хотела…

— Послушайте, если вы отнесете ее туда, они вам все объяснят.

— Мне не нужно ничего объяснять. Я просто хочу знать, будут ли связываться с моим хозяином. Понимаете, он еще не знает, что я безработная. Если узнает, вышвырнет меня на улицу.

— Джордж. — Девушка перегнулась через перегородку. — Леди хочет знать, будут ли люди из соцобеспечения писать хозяину ее квартиры.

— Понятия не имею. Вам придется спросить у них, — ответил Джордж, выходя из-за перегородки, чтобы взглянуть на Беллу.

— И что же мне теперь делать? Я не хочу отдавать вам форму, пока не буду уверена. Если хозяин узнает, он меня выгонит. Вы же знаете, никто не сдает жилье безработным, если этого можно избежать. Мы для них отбросы общества.

— Вам лучше пойти в министерство соцобеспечения, дорогая. Арчуэй-тауэр. Десятый этаж. Спросите там.

Выходя из здания биржи труда, Белла, расстроенная и сбитая с толку, кинула взгляд на длинные очереди у неумолимых окошек и среди теней заметила знакомое лицо. Она бросилась на улицу, сжимая в руке свои бумаги и представляя, как оно злобно ухмыляется у нее за спиной.

Она надеялась, что ванна поднимет ей настроение и успокоит нервы перед походом в Арчуэй-тауэр. Весьма немногое — если вообще что-то — могло сравниться с погружением в горячую воду с пеной. И почему-то ванна казалась ей еще более привлекательной днем.

На окнах осел пар, и ей не пришлось опускать жалюзи и включать свет. По опыту она предпочитала забираться в воду сразу; это всегда был шок, но потом она быстро привыкала к горячей воде. Она лежала так десять минут, не шевелясь, ни о чем не думая; она просто наслаждалась ощущением того, что ее тело окружено горячей водой. Она провела ладонью по бедру и задрожала от острого ощущения. Она любила свое тело и наслаждалась, выполняя его желания. Она уже очень давно не была с мужчиной. Рука ее скользнула вниз живота. Вода выплеснулась из ванны и залила шлепанцы. Белла задрожала и откинулась назад; вода снова застыла; было очень тихо, и поэтому смех, прогремевший из вентилятора, застал ее врасплох. Белла в испуге подскочила и обернулась к окну. Вентилятор со стоном завертелся. За стеклом виднелась чья-то смутная фигура. Сначала Белла просто подумала, что за ней подсматривали, и ее охватил стыд; затем, когда часть окна очистилась, она узнала безумное треугольное лицо.

Белла поднялась в лифте на десятый этаж и направилась в справочное. Комната привела ее в уныние. Здесь стояли ряды скамеек, на которых ссутулились усталые, несчастные безработные. Некоторые бездомные сидели здесь с таким видом, будто они принадлежали этому месту, жили здесь, и это вселяло в нее страх. На лицах не было надежды; унылые, безжизненные, они пялились в сторону окошек, разделенных перегородками, из которых работало только одно. Здесь не было никакой четкой очереди, не было талонов, не было никакой надежды получить желаемое, подумала Белла. Она попыталась выяснить у какого-то человека, есть ли очередь, но глаза, в которые она взглянула, были такими пустыми и безжизненными, что Белла не смогла дождаться ответа — она потеряла самообладание и разразилась слезами жалости и раздражения.

Она вышла из комнаты и остановилась на площадке напротив лифта. Внезапно двери лифта открылись, и в помещение, из которого только что вышла Белла, направилась жалкая кучка людей — казалось, их тянула туда невидимая нить.

Слева Белла заметила какую-то дверь. Дверь была не заперта, но комната оказалась пустой. Ряды скамеек стояли перед двумя окошками, над каждым из которых висела табличка: «Посетители, которым назначено время, ждут здесь. Вас вызовут в назначенное время». Вы можете ждать здесь всю жизнь, но так и не дождаться ответа. Предполагалось, что эта система должна помогать нуждающимся. Но вместо этого вы не получали ничего. Нет, неверно, они не осмеливались гнать вас прочь. Это было бы слишком определенно, слишком шаблонно, слишком похоже на ответ на ваши мольбы. Вместо этого они, оттягивая неизбежную «ошибку» или отказ, давали вам бланки, вопросы, на которые вы не знали, как ответить.

«Не позволяйте детям вставать на подоконники — это опасно» — гласила другая надпись под окном. Белла выглянула из окна и увидела людей, ползавших, словно мухи по мертвечине, по заваленному дерьмом трупу своего города. В этом была бы поэтическая справедливость — город, захлебнувшийся в грязи, которую он заслужил, и мухи, точно так же получающие в награду труп, — если бы эти мухи на самом деле не были людьми. Но отсюда, из этой башни из слоновой кости, это уже казалось почти неправдоподобным.

В противоположном конце комнаты находилась еще одна дверь. Белла вошла в длинное, узкое помещение; слева от прохода стоял ряд перегородок. Стул, стекло, письменный стол и кресло; это повторялось шесть раз. Здесь не было ни людей, ни бумаг, ничего. В конце каждой такой «кабинки» виднелось по две двери, разделенные стеной. Из-за дверей доносился какой-то шум, шум шагов и приглушенные звуки движения. Белла торопливо выбежала прочь, не желая, чтобы ее застали в помещении, куда, по всей вероятности, вход был воспрещен.

Она вышла на лестничную площадку и в ожидании лифта выглянула из окна. Окно выходило на крышу таверны «Арчуэй», где стоял какой-то человек. Человек смотрел на нее. Даже с такого расстояния она узнала смеющееся лицо. Белла резко развернулась и чуть не врезалась в человека, выходившего из двери в помещение, откуда она слышала шум. На нее взглянуло чудовищное ухмыляющееся лицо. Она бросилась в двери подошедшего лифта — человек с отвратительным лицом встретил ее там. Она руками остановила закрывавшиеся двери и протиснулась обратно на площадку. Дико озираясь, она заметила надпись «Пожарный выход». Вращающиеся двери загремели у нее за спиной, и она, стуча каблуками, понеслась вниз по холодным каменным ступеням.

Внимание ее привлекли желтые таблички на серых стенах лестничной клетки. «АСБЕСТ, — прочитала она. — Запрещена работа с этим материалом без письменного разрешения должностного лица Агентства по обслуживанию недвижимого имущества,[29] отвечающего за строительные работы. Обо всех случайных повреждениях следует немедленно сообщать линейному руководителю». Здесь, внутри скелета здания, она увидела его гнилую основу, несущую смертельную опасность — опасность, о которой не подозревали пассажиры лифта, проезжавшие вверх и вниз через недра башни.

Белла вышла на Джанкшэн-роуд, где к ней пристал краснолицый нищий, выпрашивая у нее двадцать пенсов. Она отступила в сторону — ведь он просто пропьет их — и оставила его ждать милосердия от более обеспеченных прохожих.

Не в состоянии решиться, она дважды проходила мимо входа в церковь, прежде чем войти; шла пятничная вечерняя служба. Белла выросла в семье верующих, однако уже не помнила, когда в последний раз переступала порог церкви. Ее окружили мрачные лица, и служба тоже произвела мрачное впечатление. Она пришла сюда искать утешения — в других местах она уже отчаялась его найти, — но теперь проклинала себя за свою наивность и мысль о том, что древняя ложь, если в нее поверить, сможет ей помочь в безвыходном положении. Когда она вышла из церкви, человек с острым подбородком расхохотался на другой стороне улицы и отступил в темный переулок. Он словно хотел унизить ее за то, что она появилась там, где ей не было места, подобно раненому солдату, ищущему помощи во вражеском лагере. За стыдом пришло чувство вины, от которого она не смогла избавиться, даже очутившись дома, закрыв двери и опустив жалюзи. Оказавшись в одиночестве в своей тюрьме, Белла почувствовала, что кто-то грызет ее изнутри; она была одинока, но не одна.

Одиночество победило, и Белла, надев теплое пальто, вышла из дома. Она нашла какой-то паб неподалеку от Холлоувэй-роуд, который, в отличие от остальных, не был забит подвыпившими ирландцами. Белла усилием воли заставила себя быть приятной собеседницей и приняла предложение выпить от человека по имени Брайан Монктон.

— Это мои друзья. То есть на самом деле коллеги, — объяснил Монктон. — Мы журналисты.

— Здорово, — ответила Белла. — У меня никогда не было знакомых журналистов.

— Ну, надеюсь, вам с нами понравится. Скоро мы идем на вечеринку. Недалеко отсюда. Можете пойти с нами, если хотите.

— Спасибо, думаю, я пойду.

— А чем вы занимаетесь? Простите, я забыл, как ваше имя?

— Белла.

— Белла. Точно. Красивое имя. Итак, Белла, чем вы занимаетесь?

Она почувствовала, что не в силах рассказать ему правду. Она опозорит себя в глазах этих журналистов, а их компания была лучше, чем ничего.

— Я работаю в ресторанном бизнесе.

— А, понятно, официантка, да?

— Да, то есть нет, я кассирша. Но это почти одно и то же. Но немного другое. — Она смолкла, смущенная, но это было не важно: Монктон явно не слушал ее.

Он смотрел в вырез ее джемпера, туда, где начиналась ложбинка между грудями. Интересно, подумала она, неужели мужчины не понимают, что женщины видят, куда они смотрят? А может быть, понимают и думают, что женщинам это нравится. Неужели они и вправду так глупы? Она решила, что, скорее всего, именно так, но сегодня умственные способности мужчин не интересовали ее. Она пойдет на вечеринку; она познакомится с новыми людьми, выпьет немного, расслабится, забудет о своих неприятностях, об ухмыляющемся лице, которое видится ей повсюду. Мужчина обращался к ней:

— Ну, тогда пошли… э-э… Белла. Все в сборе. Можем идти.

Они большой толпой направились на север по Холлоувэй-роуд. Ночь была холодной; Белла подняла воротник. Мимо проносились машины; время от времени проезжал автобус с запотевшими желтыми окнами. Несколько лавок индийских и китайских торговцев еще работало, на тротуарах были разложены фрукты и овощи. Бродяга свернулся клубком на пороге магазина; они прошли мимо, направляясь на вечеринку. Белла почувствовала укол совести, но напомнила себе, что у нее хватает собственных забот, и эта вечеринка поможет ей ненадолго забыть их, а может быть, прогонит их — кто знает?

Человек с длинными волосами, стянутыми в хвост, представившийся как Терри, передал Белле только что свернутую зажженную сигарету. Она сжала ее между большим и указательным пальцами и сделала глубокую затяжку. Видимо, слишком глубокую — когда дым попал в легкие, ее охватила дрожь. Белла выдохнула; голова у нее закружилась. Терри рассказывал ей о своей новой пьесе, о технических проблемах, возникших у него с третьим актом, но она половину пропускала мимо ушей. Она выпила несколько бокалов вина, три чашки сомнительного чая и затянулась тремя или четырьмя сигаретами. Но Терри не замечал ее безразличия; разговаривая, он рассматривал свои ногти. Казалось, он не заметил, когда она, извинившись, отправилась в туалет. Стоя в дверях, она обернулась и увидела, что он сидит в той же позе, продолжая шевелить губами; хихикнув, она вышла из комнаты.

В холле оказалось еще больше народу, чем в комнате. Она с трудом пробралась мимо людей, сидевших на полу, и вышла на лестницу. Туалет находился на первом этаже, и, как ни странно, туда не было очереди. Белла закрыла дверь, сняла джинсы и трусы и села на сиденье. Сходить в туалет было таким облегчением. Она подумала: интересно, неужели Терри до сих пор болтает со своими ногтями? Наверное, она не заметила бы его, если бы оно не пошевелилось — где-то на краю поля зрения, почти спрятанное за занавесками, смутно мелькнуло треугольное лицо. Белла с криком вскочила на ноги, натягивая джинсы. Существо хохотало у нее за спиной, она знала это, когда рывком открывала дверь; Белла понеслась прочь, буквально по головам людей, сидевших в холле, и выскочила из парадной.

Она забыла пальто, но не в состоянии была возвращаться и решила прийти за ним в другой раз. Сунув руки глубоко в карманы джинсов, она быстрым шагом двинулась домой. Идти было недалеко, но холод пробирался сквозь ее тонкий джемпер, и ее охватила дрожь. Вечеринка была ошибкой; она вспомнила бродягу на Холлоувэй-роуд, мимо которого они проходили, и покраснела от стыда.

Повернув за угол, она заметила какого-то человека, шедшего за ней по противоположной стороне улицы. Преследователь догнал ее и продолжал идти параллельно. Она бросила на него быстрый взгляд, и сердце едва не выскочило у нее из груди. Ухмыляющаяся голова покачивалась на туловище, закутанном в черное, едва различимом в темноте; человек подпрыгивал на ходу с резвостью сумасшедшего. Лицо повернулось к ней; оно светилось под рыжими фонарями, но светилось желтым светом, и не только лицо, а вся голова. На холоде Белла протрезвела — так откуда же это видение, призрак пляшущего ухмыляющегося демона? Должно быть, дело в том чае; листья на дне ее чашки были очень большими, если это вообще был чай. У нее галлюцинации, вот почему танцующая голова светится желтым под рыжими фонарями, которые уничтожают все цвета; она светилась не своим собственным светом, дело было в наркотиках, которые проглотила Белла.

Но, несмотря на все рациональные рассуждения Беллы, существо с желтой головой продолжало идти параллельно ей, голова покачивалась на теле, похожем на стебель. Когда она поворачивала за угол, голова следовала за ней, сохраняя прежнее расстояние между ними. В мозгу у нее бились мысли: а может быть, существо опасается приближаться к ней? Может, оно предпочитает смеяться с безопасного расстояния? Решив проверить это, Белла нырнула в узкий переулок, по которому она днем срезала угол. Она подавила могучее желание оглянуться и поэтому поняла, что за ней идут, только услышав быстро приближавшийся шум шагов. Шаги не замерли на почтительном расстоянии от нее. На плечо ей опустилась чья-то рука, и она резко развернулась.

— Боже мой! — Это был Монктон из паба. — Что ты вытворяешь? Ты меня напугал.

— Извини, — ответил он; сквозь туман Белла почуяла запах алкоголя. — Я не подумал об этом. Вообще-то, я не в том состоянии, чтобы думать. Ты ушла так внезапно. Хорошая вечеринка. Почему ты ушла?

— Я… э-э… У меня голова заболела, хотела подышать свежим воздухом, — пробормотала Белла, заглядывая за плечо Монктона.

В рыжем тумане никого не было.

— Понятно. Хорошо. Значит, домой идешь? Тебе далеко? Не могу отпустить тебя одну.

Монктону явно не терпелось проводить ее, и Белла была рада компании, хотя сейчас ей не очень-то хотелось видеть этого человека. Страх, который вселило в нее существо с желтым лицом, казалось, усилился после его исчезновения и появления Монктона.

— Спасибо, — сказала она. — Это недалеко.

Дальше все было как обычно. Белла была благодарна Монктону за то, что он проводил ее до дома, хотя и не выразила полностью свою благодарность — она не в силах была рассказать ему о лице. Впрочем, Монктон заранее предполагал, что она обрадуется его компании. Она пригласила его войти и предложила ему холодное пиво или черный кофе. Он выбрал пиво, и она достала из холодильника две бутылки, подумав: какого черта, ей так одиноко.

— Ничего страшного, не думай об этом, Брайан, — попыталась утешить его Белла. — Ты слишком много выпил.

— Дело не в чертовой выпивке, — резко ответил он.

Брайан никак не мог довести дело до конца, несмотря на продолжительную эрекцию. Поскольку он не обвинил в этом Беллу — а она считала, что большинство мужчин так бы и сделали на его месте, — она решила, что он столкнулся с этой проблемой не в первый раз. Белла решила исправить положение. Усилия с ее стороны не принесли результатов, и она решила поменяться с ним местами. Она уговорила Монктона подняться над проблемой и таким образом покончить с ней. Он сел на нее верхом и вошел в нее, настроенный решительно, как и прежде. Возможно, если бы он не открыл глаза, все кончилось бы благополучно, но он открыл их, чтобы украдкой взглянуть на нее. В изголовье кровати находилось не занавешенное окно. Белла, наблюдавшая за ним из-под полуприкрытых век, поняла, что Монктон увидел кого-то, кто наблюдал за ним с противоположной стороны улицы. И смеялся над ним.

— Ублюдок! — крикнул Монктон.

Белла поняла все. Она открыла глаза, потому что иначе это выглядело бы странно. Она была в смятении. В мозгу ее мелькнула неприятная мысль о сообщничестве, порожденная стыдом, который она чувствовала. Должно быть, это отразилось на ее лице; это было единственным объяснением того, что Монктон ударил ее три раза по лицу.

— Ты не хочешь трахаться со мной! — кричал он. — Никто не трахается со мной! — Вот как выступает истинное лицо человека. — Смеешься надо мной. Сука! Прекрати надо мной смеяться! — добавил он злобно, вылезая из постели и хватая одежду.

Белла почувствовала, что мир рушится вокруг нее. Она слышала, как он глухо пробормотал, что они еще увидятся, затем ушел, хлопнув дверью. Заставив себя подняться, она выглянула в окно: человек, ударивший ее, шагал прочь, больше на улице никого не было.

Щель в стене расширилась, и пустота, хлынувшая из нее, казалось, затопила комнату. Белла обернулась к окну. Хлопали куски брезента, закрывавшие мусорные баки, превращаясь в пальто бездомных, собиравшихся, чтобы поглазеть на нее. Через безжизненную толпу пробиралось живое, озлобленное существо. Белла знала, что пройдет немного времени — и оно выйдет из проема в стене, чтобы отомстить за свою бесполезную эрекцию.

Белла ходила по улицам в поисках работы. Никому не нужна была кассирша. В одном ресторане ей предложили работу мойщицы посуды на полдня; она отказалась. На Холлоувэй-роуд какой-то бродяга попросил у нее мелочи на автобус, чтобы доехать до больницы. Она молча прошла мимо, как всегда. Но, оказавшись на боковой улице, в тюрьме, полной оранжевого тумана, она почувствовала раскаяние. Ей не следовало отказываться от этой работы; нужно было подать нищему. Общество и правительство не помогут ему — она чувствовала на своих плечах ответственность, которую они сбросили, она давила, словно фунтовая монета в кармане. Она повернула бы обратно и дала бы ему то немногое, что у нее осталось, если бы не шум шагов, раздававшийся у нее за спиной. Это мог быть кто угодно. Это мог быть Монктон, разозленный своим унижением, ищущий жертву, готовый выместить на ней свою агрессию. Она сделала круг по кварталу, и преследователь отстал — если он на самом деле был.

Белла больше не доверяла внешней шелухе жизни, которая когда-то заставляла ее верить во что-то, принимать жизнь такой, какая она есть, покоряться. Прошла неделя, и она увидела, что стены сужаются вокруг нее, становятся все тоньше, словно старая фотография на обложке книги. Она снова отправилась в Арчуэй-тауэр. Улицы кишели бродягами, число их росло, Земля, казалось, вращалась все быстрее; а как же другие люди вокруг меня, спрашивала она себя, неужели таков и их конец?

Она прошла мимо бездомного, копавшегося в помойке в поисках обеда, и села в автобус. Забралась наверх и смотрела, как ползет мимо тротуар. Одноногий нищий на костылях тащился сквозь толпу. Автобус целую вечность стоял перед светофором. Башня виднелась впереди, протыкая шпилем шиферную крышу облаков. Белла вышла из автобуса и пошла пешком. За спиной у нее раздались шаги; она остановилась, обернулась; мимо прошла группа незнакомых людей. Она снова пошла вперед, глядя себе под ноги. Впереди показался человек в шинели, из-под которой торчала одна нога, не касавшаяся земли. Время от времени она тыкалась в землю. Костыли стучали, словно сапоги, подкованные гвоздями. Внезапно инвалид развернулся на своих железных палках и протянул к Белле руку за подаянием. Но она испугалась, не смогла заставить себя даже взглянуть на него. Обойдя костыли, она оставила его стоять с протянутой рукой; она заметила только грязные ленточки на его шинели.

Она остановилась неподалеку от башни и взглянула вверх, на ее огромный пик. В кармане у нее лежали страховые бумаги, но если они и имели какое-то значение, для нее они превратились в мусор. Она прикоснулась к двери, которая легко отворилась. Отвергнув фальшь лифтов, она нашла лестницу. Шаги звучали у нее за спиной и смолкали, когда она останавливалась; они принадлежали ей самой. Но это было не важно — ей нечего было бояться шагов, она боялась лишь самой себя, своего злейшего врага.

Она добралась до девятого этажа и, задыхаясь, прислонилась лбом к стене, покрытой белой штукатуркой. Звук ее шагов все еще эхом разносился по лестничной площадке. Она почувствовала, что трещина на стене в том месте, где она прикоснулась к ней, расширилась при ее прикосновении. На белую стену полился черный свет, шаги зазвучали громче. «Обо всех случайных повреждениях следует немедленно сообщать линейному руководителю». Трещина зияла все шире. Белла бросилась наверх и с грохотом проскочила через вращающиеся двери на десятом этаже. Дверь, находившаяся напротив, была открыта; она вбежала в знакомую комнату. Здесь никого не было — только скамьи, пустые окошки с прилавками и одинокий стул. «Если вас не вызвали, сообщите об этом секретарю через десять минут после назначенного вам времени». Дверь в противоположном конце комнаты открылась, и в помещение вошел человек в строгом костюме, с ухмыляющейся треугольной маской вместо лица. Белла схватила стул и швырнула его в окно. Вокруг места удара возникла паутина трещин, и она вскарабкалась на подоконник, колотя кулаками в стекло. «Не позволяйте детям вставать на подоконники — это опасно».

Она должна была найти его — не то чтобы это было хоть сколько-нибудь важно, но тогда она сможет внести в жизнь символическую долю порядка, исправить хотя бы одну несправедливость. Она не надеялась помочь ему, но, может быть, думала она, это хоть немного искупит ее вину. Ей казалось, что в таком случае усмешка хоть на миг слетит с желтого лица.

Однако в округе было столько нищих и бродяг, что она могла бы искать его вечно. Идти со сломанной ногой было тяжело, позвоночник больше не поддерживал ее, она думала, что позвонки смещены в трех местах. Но инстинкт гнал ее вперед. Кровь, лившаяся на тротуар, пугала прохожих, но Белла не в силах была остановиться или спрятаться в подворотне.

Пройдя пятьдесят метров, она заметила его спину. Костыли блестели в ярком свете, бесполезная нога скребла по земле. Она сунула руку в карман в поисках монет, но рука ее угодила в кровоточащую рану. Оторвав руку от кровавого месива, она поняла, что уже слишком поздно. Бродяга обернулся и, защищаясь, поднял костыль. Она знала, чье лицо она увидит, если поднимет взгляд, — хотя этому лицу было не место здесь. И она решила отрицать его существование, не смотреть на него; она не доставит ему этого удовольствия. Вместо этого она посмеется в последний раз и примет вину на себя. Она вонзила ногти себе в глаза, ручейки крови потекли по ее впалым щекам, и на лице возник треугольник — две окровавленные глазницы и отвисшая сломанная челюсть.

Пер. О. Ратниковой