Ученик пекаря

Глава 28

Он проснулся с привкусом соли на губах, пытаясь удержать мимолетные образы сна. Помнилось море, холодное и суровое, цветом как свинец. Он сел и испытал разочарование, ощутив под ногами твердую землю. Подойдя к окну, он открыл деревянный ставень. Небо утешило его: оно походило на море. И цветом, и своей неподвластностью человеку. Земля — слабое звено: она позволяет делить себя на части, владеть и пользоваться собой.

Бледная луна понемногу склонялась к закату. Время идти время платить свой долг.

Двигаясь беззвучно, как призрак, он оделся — так нужно было, — обул мягкие кожаные башмаки и застегнул на себе тяжелый пояс.

Хотел взглянуть на себя, но здесь не было зеркала. Беспокойными руками он нащупал то, что хотел, и пальцы сомкнулись на холодном металле, грея его. Теперь он готов. Мысль о скором освобождении ложилась бальзамом на сердце, обещая покой.

Дверь открылась бесшумно — он знал, что так будет. Он вышел и двинулся по спящему дому на тусклый свет угасающего огня.

Человек был там, где он и ожидал, и крепко спал, тихонько похрапывая. Нож теперь согрелся и точно вырос в руке, сам приняв нужное положение. Он подошел ближе, чувствуя трепет предвкушения и боль раскаяния. Он глядел на человека, не боясь, что тот проснется. Человек уже стар и отжил свое.

Он занес нож, и его тень повторила это плавное движение. Еще миг — и нож опустился, пройдя между ребрами прямо в сердце. Человек поднял веки, смятение в его глазах сменилось пониманием — и глаза закрылись.

Он выдернул нож, и темная кровь хлынула наружу. Он снова поднял нож и опустил — еще и еще раз. Кровь оросила его лицо, и он порадовался этой теплой влаге.

Он довершил свое: человек больше не шевелился. Он уплатил свой долг.

Он с большим тщанием вытер свой нож, поплевав на него напоследок. Потом вернулся к себе и разделся. Он постоял нагим в свете луны, принимая благословение ее лучей. Он скользнул в гладкие простыни и уснул сном невинности.

— Нет, Боджер, от дурной болезни есть только одно средство, и состоит оно не в том, чтобы макать пораженные органы в кипяток.

— Мастер Фраллит божится, что только кипяток помогает.

— Не сомневаюсь, что мастеру Фраллиту не мешало бы полечиться, Боджер, но не думаю, чтобы он пытался сварить свои органы. Если б он попробовал это, его бы уже звали тетушкой Фраллит.

— А чем же тогда лечиться, Грифт?

— Мужчина, заболевший дурной болезнью, может излечиться только одним способом: натирая свои органы мочой девственницы каждый день в течение недели.

— Мочой девственницы?

— Да, Боджер. Главная трудность в том, чтобы найти девственницу.

— А я думаю, что добыть у нее мочу будет еще труднее, — с грустной улыбкой заметил Боджер, и оба припали к кружкам, после чего, громко рыгая, привалились к стене.

— Лорд Мейбор и лорд Баралис так и норовят обойти друг дружку, а, Грифт?

— Ты о чем это, Боджер?

— Да о том, что лорд Мейбор толкует с наемником Баралиса, а лорд Баралис — с сыном Мейбора.

— Я бы поостерегся ставить на кого-то из них.

— А я бы поставил на Баралиса, Грифт.

— Пожалуй, ты прав, Боджер. Поставлю и я на Баралиса.

— На днях должно произойти нечто знаменательное, Грифт.

— Почему ты так думаешь, Боджер?

— Утром я шел мимо кладовых, где хранят всякие регалии, слуги вытаскивали оттуда ковры и вытряхивали пыль из знамен.

— Похоже, готовится какая-то церемония, Боджер.

— Будем надеяться, что праздничная, Грифт. Я бы с охотой хлебнул чего-нибудь особой марки.

— Я бы на твоем месте не надеялся, Боджер. Этот старый жмот Виллок может откупорить бочонок разве что по случаю королевской свадьбы.

Баралис проснулся с чувством полного довольства. Вчерашняя аудиенция у королевы прошла великолепно. Она держалась хорошо и не теряла хладнокровия, но не сумела скрыть своего интереса — а когда он вручил ей портрет, сомнений почти не осталось. Портрет Баралис, разумеется, оставил ей — тот убедит королеву лучше, чем он сам.

Но одного портрета недостаточно. Королеву пугают амбиции герцога — они пугают всех на севере. Тем выгоднее ей, однако, свести угрозу на нет, заключив этот союз. Еще важнее то, что королеве нужна власть: для себя, для сына и для его потомков. Союз с Бреном даст ей эту власть и возможность пользоваться ею: королева — женщина честолюбивая, и это укрепит ее положение.

Вчерашний день был поистине плодотворным. Выйдя от королевы, Баралис по счастливой случайности столкнулся с сыном Мейбора, надменным и напыщенным Кедраком. Баралис поздоровался — и Кедрак ответил ему. Это всего лишь начало — пока и этого довольно. Семья — дело тонкое и требует осторожного обращения.

Баралис подогрел себе сбитня и сел с напитком у огня. Порой ему казалось, что теплая чаша в ладонях помогает ему больше, чем само питье. Как бы там ни было, сбитень смягчал его боли, делал их терпимыми. Впервые за много лет Баралису вспомнилась мать — она всегда заваривала ему сбитень, когда он простужался или вообще чем-то хворал, а то и просто потому, что стояла холодная погода. Так она проявляла свою любовь к нему.

Вошел Кроп и прервал воспоминания.

— Чего тебе? — раздраженно бросил хозяин.

— Ваша милость, мажордом королевы просит вас пожаловать.

— Зачем я понадобился королевскому мажордому?

— Нет, господин, не ему, а королеве.

— Аудиенция! Что ж ты сразу не сказал, дурак! — Мысли Баралиса пришли в смятение — неужто королева приняла решение так скоро? — Подай мне мой самый лучший наряд, Кроп. И цепь советника тоже — в этот день я должен выглядеть подобающим образом.

Кроп бросился исполнять приказание, а Баралис подошел к окну, отомкнул ставни и выглянул. В лицо дохнуло холодом: ночью выпал обильный снег, и земля оделась чистым белым покрывалом. Чудесный день. Кроп уже разложил одежду и цепь на кровати. Баралис допил остывший сбитень и занялся приготовлениями.

Стража пропустила его в покои королевы, и Баралису показалось, что часовые отнеслись к нему уважительнее, чем прежде. Королева, к его удивлению, уже явилась — он думал, что она заставит его ждать, как вчера.

— Добрый день, лорд Баралис, — с легким наклоном головы молвила она. — Я вижу, сегодня вы пришли как должностное лицо.

— Это лишь знак уважения к вашему величеству, — с учтивейшим поклоном сказал Баралис. Он с удовлетворением заметил, что и королева облачилась особо торжественным образом: на ней была горностаевая мантия, и в волосах сияла золотая диадема.

— Я пригласила вас сюда, чтобы уведомить о своем решении касательно помолвки моего сына принца Кайлока с Катериной Бренской. — Королева удостоила Баралиса холодной дразнящей улыбкой.

— Я польщен тем, что ваше величество соизволили решить это дело столь скоро. — Баралис удержался от нового поклона — не следовало проявлять излишнего нетерпения.

— В моей власти было принять любое решение. — Этими словами королева желала подчеркнуть свое главенство, и Баралис едва заметным кивком дал понять, что согласен с ней. Королева, удовлетворившись этим, продолжала: — Я долго думала о предмете нашего разговора и теперь, придя к решению, не вижу причины медлить с его объявлением.

— На все воля вашего величества.

— Должна признать, лорд Баралис, что я нашла ваши доводы весьма разумными — я не принадлежу к тем, кто позволяет враждебному чувству влиять на свое суждение. — Королева перевела дыхание. — Я понимаю, сколь благодетелен союз с Бреном для моего сына и для всего государства, — сознание этого и легло в основу моего решения. — Королева стала поближе к свету, сделавшись еще внушительнее, она выпрямилась во весь рост, и ее диадема ярко сверкнула на солнце. — Я согласна обручить Кайлока с Катериной Бренской. Готовьтесь к церемонии, советник.

— Ваше величество приняли мудрое решение, — ответил Баралис самым смиренным тоном — не время проявлять свое торжество.

— Думаю, что медлить не следует, герцог Бренский и так уже ждал слишком долго, — многозначительно взглянув на него, добавила королева.

— Он всей душой стремится к этому браку, ваше величество.

— Тогда не будем больше заставлять его ждать. В Брен нужно отправить посольство.

— Ваше величество намерены отправиться туда лично?

— Нет, мое место здесь, рядом с королем. Сын мой также останется здесь до полного завершения переговоров. Ему не подобает являться к невесте раньше этого срока. Я отправлю его в Брен, лишь когда брак будет решен окончательно.

Баралис не мог не восхититься предусмотрительностью королевы, хотя и знал, что это излишне.

— Надеюсь удостоиться чести послужить вашему величеству в качестве посла. — Здесь Баралис уловил во взоре королевы нечто каверзное.

— Мне понадобятся два посла, лорд Баралис. Один — От принца Кайлока как наследника престола, другой — от короны. Вас я назначаю послом от принца Кайлока, — милостиво улыбнулась она. — Я верю, что вы сумеете добиться наиболее выгодных для моего сына условий.

— А второй посол? Кто будет представлять корону? — Баралису сделалось немного не по себе: это ему, королевскому советнику, подобало бы стать послом короны.

— Этого я еще не решила. В свое время я, разумеется, извещу вас о своем выборе.

— Как вашему величеству будет угодно. — Баралис постарался не показать своего разочарования. — Как скоро должен я заняться приготовлениями?

— Со всей возможной поспешностью. Путешествие в Брен в это холодное время года займет несколько недель. Хорошо бы отправить посольство не позже чем через десять дней.

— Этого срока вполне достаточно. — Баралиса устраивало, что королева намерена действовать без промедления.

— Сборы будут не из легких, лорд Баралис. Вам понадобится вооруженный эскорт — не менее ста человек. Нужно взять подарки и подготовить договоры.

— Я сегодня же отправлю герцогу письмо с извещением о вашем решении и моем скором прибытии.

— В этом нет нужды, лорд Баралис, — лукаво улыбнулась королева, — я уже сделала это.

— Поистине ваше величество действует быстро. — Баралис не сумел полностью скрыть своего раздражения — королева намеренно обошла его.

— Нет смысла держать это дело в секрете — подобные известия всегда просачиваются наружу. И дня не пройдет, как об этом заговорит весь замок. Поэтому я решила чуть позже собрать весь двор и объявить о моем решении. — Королева сделала ударение на слове «моем». — При этом я, разумеется, упомяну, что дело не решено и может быть отпраздновано лишь после подписания брачного договора.

— Превосходно, ваше величество. — Баралис не мог не согласиться с ней, хотя сам предпочел бы держать помолвку в секрете.

— Я не задерживаю вас более, лорд Баралис, — вас ждут дела. На днях я приглашу вас снова, и мы обсудим некоторые статьи брачного договора, которые должны быть соблюдены непременно. Доброго вам дня, лорд Баралис. Надеюсь вскоре получить от вас свежую порцию лекарства. — И королева весьма бесцеремонно, едва удостоив Баралиса кивком, простилась с ним.

Баралиса ошеломила быстрота, с которой она решила дело. В чем причина такой поспешности? Или королева сделала это, чтобы сбить его с толку? С нее станется.

Его не слишком радовал оборот, который приняли события. Королева пытается оттеснить его от его же замысла — но это ей не удастся. Он не уступит теперь, когда его планы начали осуществляться. Он более чем когда-либо должен быть во главе событий, чтобы направить их к желанному исходу.

Тавалиск чувствовал некоторое недомогание. Повар готовил для него самые соблазнительные яства, но у Тавалиска пропал аппетит. От аромата обильно приправленной специями требухи желчь у него подступала к горлу. Он отодвинул блюдо, и его востроглазая кошка, вскочив на стол, тут же принялась пожирать потроха.

Утром Тавалиску пришлось выдержать очередную нудную церемонию. Был День Отпущения, и ему полагалось отпустить грехи двенадцати кающимся. Все они были осужденными преступниками, которых первый министр помиловал, но полностью очищенными они считались после благословения архиепископа.

Тавалиск давал им целовать свое кольцо и возлагал руку им на лоб. Этот мерзкий, грязный сброд, по его мнению, никакого помилования не заслуживал, однако Тавалиск проделал все, что полагалось, и даже более того — выжал из себя несколько слезинок. Народ оценил это — как же, их любимый архиепископ прослезился, прощая грешников. Какое милосердие, скажут все, какое человеколюбие, какое смирение!

Он знал, что рорнцы любят его, но никогда не мешает подогреть эту любовь с помощью маленького представления. А вот первый министр подходил к этому делу без всякой выдумки, подбирая самых скучных преступников, мелких воришек и мошенников, чем разочаровывал горожан. Они предпочли бы знаменитых убийц, кровожадных пиратов и закоренелых сводниц — у первого министра не было никакой драматической жилки.

Тавалиск отогнал кошку от блюда, и она зашипела на него. Он подошел, чтобы дать ей пинка, но промахнулся. Позади послышался шум, и архиепископ с раздражением увидел Гамила.

— Я не слышал, чтобы ты стучал.

— Виноват, ваше преосвященство. Дверь была открыта, и я подумал...

— Думать в твои обязанности не входит. Зато ты обязан всегда стучать, входя в мои покои, — это ясно?

— Как нельзя более, ваше преосвященство.

— Вот и хорошо. Хочешь требухи?

— Нет, благодарствуйте, ваше преосвященство, — я уже поел.

Тавалиск налил себе вина в надежде успокоить желудок. Заметив, что его секретарь читает заглавие лежащей на столе книги, Тавалиск зевнул и сказал:

— Марод — весьма скучный автор. Мне подарила его одна глупая старуха за то, что я благословил ее прялку. — Архиепископ не собирался пока посвящать Гамила в свои мысли относительно пророчества Марода. — Какие новости ты мне принес?

— Тулей решился изгнать рыцарей. Как видно, власти не выдержали последнего всплеска народного гнева.

— Хорошо. Я знал, что Тулей последует нашему примеру.

— В Марльсе на прошлой неделе убили девятерых рыцарей. Выволокли на улицу из укрытия и зарубили, орудуя чем попало: тесаками, ножами и ножницами.

— Какая неприятность! Полагаю, что происшествие ускорит рассылку страшного письма, предающего нас анафеме. — Тавалиск содрогнулся в притворном страхе.

— Я думаю, это заставит ужаснуться многих, ваше преосвященство.

— Марльс всегда был городом дураков. Ну и пусть их — лишь бы мы остались чисты. — Тавалиск широко зевнул. — Что-нибудь еще?

— Да, есть кое-что, не лишенное интереса для вашего преосвященства.

— Что же это такое, Гамил?

— Ночью в город прибыл некий лорд Кравин.

— Это еще кто такой? — Тавалиск добавил меда в вино.

— Один из самых видных бренских вельмож.

— Вот как? — Тавалиск облизнул пальцы. — Что же привело его в Рорн?

— Коммерция, полагаю. На юге у него широкие деловые интересы.

— Занятно, очень занятно. Надо бы мне встретиться с этим человеком. Я рад буду завести знакомство с представителем славного города Брена.

— Я устрою вам эту встречу, ваше преосвященство.

— Прекрасно. А что поделывает наш рыцарь?

— Должно быть, приближается к дому Бевлина, ваше преосвященство.

— Гм-м. Этот рыцарь не так прост. Такие люди, как Старик и Бевлин, пустяками интересоваться не станут. Надо будет заняться этим делом вплотную. Меня не покидает мысль, что все они как-то связаны между собой.

— Кто, ваше преосвященство?

— Наш рыцарь и его собратья, Бевлин, Баралис, — архиепископ возбужденно вскинул руки, — словом, все.

— Умственное расстройство, ваше преосвященство, начинается с того, что человек повсюду видит заговоры.

— Тебе, Гамил, никогда не понять всей меры опасности и ответственности, сопряженных с высоким постом. Заговоры повсюду — и то, что я это сознаю, лишь свидетельствует о моей проницательности. — Архиепископ допил подслащенное вино. — Можешь идти, Гамил. Я недомогаю и хочу остаться один. Должно быть, я заразился чем-то утром от этого проклятого ворья.

— Какое несчастье!

Тавалиск вскинул глаза, уловив в голосе секретаря ехидную нотку, но Гамил уже выходил из комнаты. Архиепископ подумал, не вернуть ли его, но неприятное урчание в желудке убедило Тавалиска не делать этого. Гамил еще успеет поплатиться за свою дерзость.

Мейбор насквозь продрог — Трафф опаздывал на их новое свидание. Снег покрыл землю, и сливные ямы, надо сознаться, никогда еще не выглядели столь непривлекательно. Мейбор, запахнувшись в плащ, притоптывал ногами. Он начал уже подозревать, что наемник взял его деньги и сбежал, но тот как раз появился в поле зрения. Вид у Траффа был не слишком довольный.

— Не очень-то подходящая погода для прогулок. — Тонкий плащ наемника плохо защищал его от холода.

— На конюшне слишком опасно — я больше не стану назначать встречу там.

— А зачем нам опять встречаться? Я думал, мы вчера уже все обговорили.

— Вчера мы говорили о моей дочери. Это лишь часть того, что занимает меня, — нетерпеливо бросил Мейбор.

— Я уже говорил вам, что убить Баралиса не возьмусь.

— Но мы договорились, что ты будешь поставлять мне сведения. Я дал тебе двести золотых не только за то, чтоб ты женился на моей дочери.

— Я и так уже многое рассказал вам, — огрызнулся Трафф. — Ты рассказал мне, что Баралис делал в прошлом, а мне надо знать, что он намерен делать в будущем. Он ведь не только за Меллиандрой гоняется — он строит какие-то планы, и я хочу знать какие.

— Я рассказал вам все, что знаю. Баралис наемников в свои дела не посвящает.

— Не лги — ты знаешь больше, чем говоришь. Помни, Баралис не из тех, кто прощает измену. Как он поступит, если вдруг узнает, что один из его людей встречается с его врагом? — Мейбор с удовлетворением отметил, как Трафф изменился в лице — наемник, как видно, имел вескую причину опасаться Баралиса.

— Я и правда не знаю, что у него на уме. — Трафф замялся. — Но я видел кое-что — может, вам это будет интересно.

— Продолжай.

— Так вот, он посылал письма в Брен, тамошнему герцогу. В последний раз он отправил гонца на прошлой неделе.

— Что еще? — Мейбор недоумевал: какие дела могут быть у Баралиса с герцогом Бренским?

— Мне сдается, он собирается в путешествие. — Трафф утер прохудившийся нос краем плаща.

— С чего ты взял?

— Утром он велел Кропу приготовить все для небольшой поездки.

— Куда это он? Ведь имений у него нет.

— Кто его знает — но попусту по такой погоде никто ездить не станет. — Трафф был прав — никто без причины не потащится по снегу, да еще когда свежий того и гляди выпадет.

— Как только узнаешь что-то еще — тотчас же сообщи мне. — Мейбор решил отпустить наемника: больше из Траффа явно ничего не выжмешь. Лорд уже сожалел о заключенной сделке: Трафф оказался далеко не так полезен, как он надеялся. Оставалось утешаться тем, что второй части обещанного наемник не получит.

Подождав, пока Трафф исчез из виду, Мейбор повернул обратно в замок. Проходя через двор, он был удивлен оживлением, царящим в большом зале: там суетились слуги, словно готовясь к какой-то церемонии. Мейбор подошел ближе и увидел, что королевские гвардейцы облачились в парадные мундиры, а музыканты сходятся на хоры со своими инструментами. Мейбор в полном недоумении поймал какую-то служаночку:

— Что тут происходит?

— Сама не знаю, ваша милость. Королева приказала приготовить зал — она хочет сделать какое-то важное сообщение.

— И когда же? — Мейбор присмотрелся к девушке — она была недурна, только кривоватые зубы немного портили ее. Почтение, с которым она отвечала ему, льстило Мейбору.

— Мне думается, что скоро, ваша светлость. Мажордом наказывал нам торопиться. — Девушка разрывалась между необходимостью бежать и желанием остаться на месте.

— Как тебя звать? — Годится, пожалуй, чтобы переспать с ней разок.

— Бонни, ваша милость.

— Не зайдешь ли, Бонни, вечерком — разогнать мою тоску?

Девушка, явно польщенная, кокетливо кивнула и убежала. Мейбор же направился в зал, чтобы занять удобное место и услышать все, что скажет королева.

Там кипела работа: развешивали знамена, расстилали ковры, зажигали свечи и до блеска натирали деревянные панели. Вскоре начали сходиться придворные в праздничных нарядах — шелест шелка вплетался в гул голосов. Все недоуменно шушукались, собираясь в кучки. Вошел Баралис. На груди у него блестела цепь — знак его сана. «Что за каверза тут готовится?» — думал Мейбор.

Наконец затрубили рога, и герольд возвестил о прибытии королевы. Все смолкли, глядя, как она идет через зал — в багряных шелках, с золотой диадемой на голове. Мейбор встретился с ней глазами и не понял выражения, с которым она взглянула на него. Принц Кайлок следовал за матерью, смуглый и красивый, весь в черном.

Рога умолкли, и королева обратилась лицом ко двору, выжидая. В зале воцарилось напряженное молчание, и в тишине прозвучал ее голос:

— Я собрала вас сегодня, чтобы поделиться с вами доброй вестью. — Королева сделала многозначительную паузу. — Король Лескет и я приняли решение относительно предстоящего обручения сына нашего, принца Кайлока. — В зале поднялся гул. Мейбор едва верил собственным ушам. Только что отвергли его дочь — и уже нашли новую невесту? Королева продолжала: — Наш сын намерен заключить блестящий союз к вящей славе нашей возлюбленной родины. Принц Кайлок обручается с Катериной Бренской. — В зале послышались взволнованные возгласы, помешавшие королеве продолжать.

Брен. Уже второй раз за день Мейбор слышал это слово. О совпадении не может быть и речи — за всем этим стоит Баралис: и покушения на его, Мейбора, жизнь, и похищение Меллиандры — все делалось для того, чтобы Кайлок мог жениться на ставленнице Баралиса. Ловко же советник обошел королеву. Чем он соблазнил ее — или чем ей пригрозил?

Королева продолжила свою речь, но Мейбор не слушал ее больше. Какой же он был дурак — позволил Баралису стащить трон у себя из-под носа! Это его, Мейбора, дочь должны были сегодня провозгласить невестой, это он должен был стать нареченным отцом короля и всей страны! Теперь все пропало.

Но королева еще ответит за это. Она нанесла ему пощечину, согласившись с выбором Баралиса. Она даже не сдержала обещания уведомить его первым — он узнал это вместе со всем двором и со слугами.

Но почему Брен? Ведь это безумие — заключать союз со столь могущественной державой. Четыре Королевства неизбежно пострадают от такого брака — или Баралис считает себя достаточно умным, чтобы вертеть и герцогом?

Мейбор вновь стал прислушиваться к словам королевы:

— И наконец, я имею честь объявить, что посланником принца Кайлока при Бренском дворе назначается королевский советник лорд Баралис.

Мейбор скорчил гримасу. Как видно, Баралис вездесущ.

Королева и принц двинулись через зал, принимая поздравления придворных. Мейбор сомневался в искренности этих льстивых возгласов. Поравнявшись с ним, королева подала ему руку и шепнула:

— Завтра у меня.