Глава 11

Таул спускался к гавани. Рассвет едва брезжил, и было холодно — пришлось закутаться в плащ. Когда он повернул за угол, соленый воздух дохнул в лицо и показалось свинцово-серое море, которое Рорн считал своей собственностью.

Выйдя на набережную, Таул направился на север мимо стоящих рядами кораблей и лодок. Было здесь множество рыбацких суденышек, несколько мощных военных кораблей, яркие увеселительные барки и торговые суда. Никогда еще Таул не видывал такого разнообразия: вот южные корабли, на которых яркими красками выписаны сказочные морские чудища либо голые женщины, вот рорнские с желтыми парусами, вот тулейские, крытые красивым лаком, но более ничем не украшенные.

Наконец Таул дошел до северной гавани и торопливо зашагал вдоль причала, сознавая, что опаздывает, — уже совсем рассвело. Вскоре он нашел то, что искал: двухмачтовое судно под названием «Чудаки-рыбаки». На борту причальные концы — «Чудаки» готовились ставить паруса.

Таул взошел по трапу и тут же услышал окрик:

— Эй ты, куда прешь? — Кричал маленький краснолицый человечек с волосами под стать лицу.

— Это я плыву на Ларн. Капитан Квейн дал согласие.

— Борковы ядра! Ты тот самый сумасшедший? — Таул только кивнул в ответ. — Ну так поднимайся, да поживее. — Таул поднялся на борт, где рыжий мореход смерил его придирчивым взглядом. — В море тебе придется худо. Я это с первого взгляда могу сказать.

— Мне и раньше доводилось плавать, — заметил Таул.

— Воображаю себе. Увеселительная прогулка вниз по Силбуру, — плюнул моряк. — Нет, ты не создан для моря и выблюешь себе все кишки, как только мы поднимем якорь. — Но Таул вправду уже несколько раз выходил в море и, хотя не испытал от этого особого удовольствия, морской болезнью тоже не страдал. — Как тебя звать-то?

— Таул.

— Таул! — снова плюнул рыжий. — Я бы постыдился выходить в море с таким имечком.

Таул решил, что пора повидать капитана, не желая больше стоять тут и выслушивать дальнейшие оскорбления.

— Я хотел бы поговорить с капитаном Квейном.

— Капитан! — взревел рыжий так, что у Таула зазвенело в ушах, и на палубу вышел другой человек, тоже рыжий.

— Опаздываешь, — сказал он, оглядев Таула с головы до ног.

— Я не знал, что северная гавань так далеко.

— Морю твои оправдания не нужны. Попробуй объясни ему, почему ты опоздал, — отрезал капитан, — может, оно сделает исключение ради тебя и маленько задержит прилив. — Таул стал жалеть, что взошел на борт «Чудаков-рыбаков». Капитан же взревел, не уступая силой голоса своему матросу: — Все наверх!

Десять матросов выскочили на палубу, и работа закипела. Капитан заметил, что Таул считает людей, и сказал:

— Одного из-за тебя пришлось оставить. — Он явно ждал, когда Таул спросит почему, и Таул доставил ему это удовольствие.

— Почему, капитан Квейн?

— Почему? Я скажу тебе почему. Одиннадцать матросов, я да ты — получается тринадцать. Никто, если он в здравом рассудке, не поднимает паруса, когда у него тринадцать человек на борту. Плыть на Ларн — само по себе безумие, а плыть на Ларн с тринадцатью людьми — и вовсе самоубийство. И никакое золото, парень, не возместит мне потерю моего корабля. При первой же опасности мы повернем обратно в Рорн так резво, что и чайки нас обгадить не успеют. — Тут бравый капитан повернулся и ушел, предоставив Таулу поразмыслить над сказанным.

Таул решил, что лучше спуститься вниз, и спросил своего знакомца, как пройти к себе в каюту.

— В каюту! Слыхали, ребята? Он хочет знать, где его каюта. Мало ему, что он вынуждает нас идти на проклятый Богом остров, так ему еще и каюту подавай. В следующий раз он попросит испечь ему торт.

Таул собрался прекратить эти насмешки, но тут вмешался другой матрос:

— Отстань от него, Карвер, можно подумать, что ты боишься идти на Ларн.

— Ничего я не боюсь, — огрызнулся тот. — Я хаживал в места и похуже твоего Ларна.

— Так вот, если ты не закрепишь этот шкот, мы и вовсе никуда не пойдем. — Карвер, с упреком посмотрев на товарища, занялся делом, а тот сказал: — Добрый день, приятель. Меня звать Файлер. Ты не обращай на Карвера внимания — он только языком горазд трепать.

— Да я и не обращаю. Я как раз собирался сказать ему, что не прочь бы съесть кусочек торта. — Таул усмехнулся, а моряк с размаху хлопнул его по спине.

— Ты придешься впору на «Чудаках», можешь не сомневаться. Тут у нас человеку требуются две вещи: чувство юмора и умение плавать. Ну а стряпать ты умеешь? — весело подмигнул Файлер.

— И даже неплохо, — несколько удивившись, ответил Таул.

— Вот и ладно. Своего кока мы оставили на берегу, чтобы освободить тебе место. Так что можешь это место занять. Коку чем хорошо — он и спит у себя на камбузе, в собственных апартаментах, так сказать. — Файлер широко улыбнулся, показав крупные желтые зубы с множеством прогалов. У Таула возникло отчетливое чувство, что моряк над ним издевается. — Давай-ка я тебя провожу. Ребята весь вчерашний день не ели, а ничто так не повышает аппетит, как постановка парусов.

Файлер провел Таула вниз и проводил по узкому проходу в тесную каморку.

— Вот ты и на месте, приятель. Припасы под столом и в кладовке. А я пошел — без кормчего корабль не отплывет.

Каморка не походила ни на одну из кухонь, где Таулу доводилось бывать. Тут ничего не было, кроме длинного деревянного стола — с бортами, чтобы горшки и плошки не падали, — да кирпичной плиты странного вида.

Таул понятия не имел, как ее растопить, да и дров нигде не видел. Придется команде удовольствоваться холодным завтраком. Под столом обнаружились мешки с овощами, большей частью проросшими: репой, морковью и пастернаком. Очень незавидная еда, если есть их сырыми. Таул злорадно усмехнулся. Команда «Чудаков-рыбаков» надолго запомнит этот завтрак!

* * *

Тавалиск, погрузив пухлые короткопалые ноги в таз с водой, пытался разбить скорлупу огромного живого омара. Он долбил ее серебряным молоточком, торопясь поскорее добраться до нежного белого мяса. Стук в дверь привел архиепископа в сильное раздражение.

— Войдите, — крикнул он, со злости обрывая омару ноги. Вошел секретарь. — Ну что там еще, Гамил? — капризно спросил Тавалиск. В омаре еще теплилась кое-какая жизнь, и он доказал это, попытавшись цапнуть архиепископа за палец своей громадной клешней. В ответ на это Тавалиск треснул омара по голове так, что мясо и скорлупа полетели во все стороны.

— Я полагал, что вы захотите узнать новости о рыцаре, ваше преосвященство.

— Говори, я слушаю. — Тавалиск с удовлетворением отметил, что удар доконал омара: тот теперь только и мог, что сучить единственной оставшейся ногой.

— Наш рыцарь, ваше преосвященство, с утра пораньше отправился в путь.

— Хорошо, Гамил, ближе к делу. — Тавалиск огляделся в поисках оторванных ног, не собираясь дать пропасть содержащемуся в них сочному мясу.

— Он умудрился нанять себе корабль, ваше преосвященство.

— Корабль? Что за корабль? — Тавалиск, решив разбить скорлупу окончательно, снова взялся долбить омара.

— Небольшой двухмачтовый парусник под названием «Чудаки-рыбаки».

— «Чудаки-рыбаки»? — Тавалиск отложил молоточек и опытными руками вскрыл панцирь, обнажив сероватую опаловую мякоть.

— Да, ваше преосвященство. Я выяснил — капитана зовут Квейн. Обычно они возят рыбу из Марльса.

— Из Марльса? Как интересно! Мой дружок как раз оттуда. — Тавалиск указал на растерзанного омара, из которого на блюдо стекал зеленоватый сок.

— Но на этот раз, мне кажется, корабль пойдет не в Марльс, ваше преосвященство.

— Значит, они отплыли? С рыцарем на борту? — Тавалиск отрезал себе солидный кусок мякоти.

— Да, ваше преосвященство, как только рассвело.

— И в какую же сторону они направились? — Мясо было теплое и соленое. Из всех блюд Тавалиск больше всего любил только что убитого омара. Этот, впрочем, был все еще жив: одна нога слабо подергивалась. Архиепископ, улыбнувшись, снова взялся за молоток. Занятно смотреть, как то, что ты ешь, упорно борется за жизнь.

— Трудно сказать, в какую, ваше преосвященство, но я поспрашивал, и мне сказали, что судно идет на Ларн.

— Надо же, как любопытно! Наш рыцарь проявил недюжинную предприимчивость. Как ты думаешь, где он взял деньги? — Последний удар наконец-то прикончил жалкое создание, и можно было наслаждаться трапезой без помех.

— У меня есть подозрение, ваше преосвященство, что тут не обошлось без Старика.

— Думаю, что твое подозрение оправданно, Гамил. Но с чего бы Старик стал помогать нашему рыцарю? — Тавалиск вскрыл сочную шейку, пуская слюнки от предвкушения. — Тут, вероятно, опять замешался этот чертов надоеда Бевлин. Он крайне неразборчив в выборе друзей и, возможно, попросил Старика присмотреть за своим юным рыцарем. — Что-то куснуло Тавалиска за язык, и он ощутил явственный, но не лишенный приятности вкус крови. Осколок скорлупы. Коварное ракообразное мстит ему с того света! — Гамил, есть у нас шпионы на Ларне? — спросил Тавалиск, набивая рот мякотью шейки, — собственная кровь послужила отличной приправой.

— Ни у кого нет шпионов на Ларне, ваше преосвященство.

— Это разочаровывает, — с набитым ртом выговорил Тавалиск. Прожевав наконец шейку, он осушил кубок легкого вина. — Скажи, Гамил, не испытал ли ты прошедшей ночью чего-нибудь необычного?

— Необычного, ваше преосвященство?

— А вот я почувствовал кое-что — оно меня разбудило. — Тавалиск оторвал оставшуюся ногу и высасывал из нее мясо.

— Что же это было, ваше преосвященство?

— Отзвуки чародейства — так мне показалось. Чертовски мощного к тому же. Несколько недель назад я ощутил нечто подобное — возможно, в обоих случаях действовал один и тот же человек. Полезно было бы узнать, кто владеет такой силой. — Тавалиск разгрыз клешню. — Займись-ка этим, Гамил. — Тавалиск осмотрел омара, ища, не осталось ли где мяса, и, не найдя ничего, обратился к блюду с вишнями.

— С вашего разрешения я покину вас, ваше преосвященство, — меня ждут дела.

Тавалиск сощурил глаза.

— Прежде чем ты уйдешь, Гамил, я попрошу тебя немного убрать здесь — я слегка напачкал с этим омаром. Мне известно, как ты любишь чистоту и порядок.

* * *

Мелли проснулась от того, что кто-то ее тряс. Ее подняли с земли и поставили на ноги. Голос тетушки Грил вопил:

— Да, мастер Хальбит, это она, воровка, и есть.

За этими словами последовала оплеуха. Дать сдачи Мелли помешала крепкая хватка мастера Хальбита, владельца таверны. Мелли закоченела, проспав всю ночь на голой земле в одном лишь тонком платье. Мастер Хальбит свирепо заломил ей руку и повел к дороге. Тетушка Грил наградила Мелли злобным взглядом. Мелли, оставив это без внимания, спросила мастера Хальбита, где ее лошадь. Тетушка Грил опередила его:

— Нет у тебя никакой лошади! Мастер Хальбит забрал ее в уплату за то, что ты задолжала, пока жила у него.

— Ничего я не задолжала! — рассердилась Мелли. — В гостинице я жила как ваша гостья.

Тетушка Грил снова закатила ей пощечину.

— Ах ты потаскушка! Слыхали вы когда-нибудь, мастер Хальбит, такую наглую ложь? Гостья, подумать только! Так вот, девонька, это тебе даром не сойдет. Ты сбежала, не заплатив по счету, присвоила себе одно из моих платьев и украла кожаное седло. А в довершение всего нанесла оскорбление действием добропорядочному гостю мастера Хальбита.

Мелли не верила своим ушам. Возможна ли столь беззастенчивая ложь?

— Это тетушка Грил лжет, а не я, — сказала она трактирщику. — Она забрала мое платье и порвала его, а меня заставила надеть вот это. А что до того мужчины, то это он меня оскорбил! Я только защищалась. Пожалуйста, мастер Хальбит, поверьте мне!

Но трактирщик остался глух к ее мольбе.

— Тетушку Грил я знаю уже много лет, девушка. Она мне друг и оказывает большую помощь в моем деле. И раз она говорит, что ты лгунья и воровка, я ей верю.

Мелли перехватила одобрительный взгляд, посланный тетушкой Хальбиту.

Мелли вывели на дорогу, где она, к своему облегчению, увидела лошадь. Выражение ее лица не укрылось от острого взора тетушки Грил.

— Говорю тебе — эта лошадь принадлежит теперь мастеру Хальбиту. А мне ты должна за платье, которое испортила вконец. И перед Эдрадом придется отвечать: это его седло ты украла. — Тетушка поспешила в сторону города, предоставив заботу о Мелли мастеру Хальбиту.

Прозябшая Мелли дрожала с головы до ног. И как ее угораздило заночевать зимой в чистом поле? К тому же ее мутило — теперь она уже знала, что это признак похмелья. Видя, как она трясется в своем легком платье, мастер Хальбит дал ей попону со своей лошади, чтобы закутаться. От его доброты у Мелли на глаза навернулись слезы — со времен своего ухода из замка Харвелл она не видела от людей ничего, кроме жестокости. Хальбит, заметив, что она готова расплакаться, легонько потрепал ее по плечу.

— Полно, девочка. Не так уж все скверно. Ну да, я взял твою лошадь — только выгода мне с нее, прямо скажем, невелика, уж больно твоя клячонка незавидная. — Мелли не знала, негодовать ей или смеяться. Конь у нее и правда незавидный. — Ну, вот ты и улыбнулась. А я уж пригляжу, чтобы тетушка Грил не съела тебя на обед. Ты всего-то и взяла у нее, что это платье, — я дам тебе работу в таверне, и ты с ней рассчитаешься. Вот седло — другое дело. Кража седла — дело серьезное, но я уверен, что Эдрад обойдется с тобой по-хорошему.

Сама Мелли такой уверенности отнюдь не питала. Уж очень больно она ударила Эдрада ночью — так больно, что он и встать не мог. Не говоря уж о том, что она ранила его гордость, отвергнув его домогательства. Мелли боялась новой встречи с ним. Да, дело ее плохо: как ни добр к ней мастер Хальбит, отпускать ее он явно не собирается.

Хальбит, по-прежнему крепко держа Мелли за руку, взял ее коня под уздцы, и они быстро одолели небольшое расстояние, отделявшее их от города Дувитта. Мелли удивилась, что город так близко: ей казалось, что ночью она отъехала гораздо дальше. Должно быть, это хмель сбил ее с толку. Мелли сосчитала, сколько дней назад она покинула замок, и тут же пожалела об этом: тринадцать — плохое число.

В городе тетушка Грил сопроводила Мелли в таверну, где та, к своему ужасу, столкнулась лицом к лицу с Эдрадом.

— Ага, вы все-таки нашли эту потаскушку, тетушка Грил, — сказал он, вперив в Мелли грозный взгляд.

— Трилл, хуторянин, увидел утром ее лошадь, — пояснила Грил.

В комнате присутствовал еще один человек, незнакомый Мелли.

— Расскажи мне, Эдрад, по порядку о событиях прошлого вчера, — сказал этот человек. По его напыщенному виду Мелли заключила, что это, должно быть, дувиттский магистрат.

— Непременно, сударь. Вот эта молодая женщина пригласила меня прогуляться с ней. Вечер был хорош, и я имел глупость согласиться. Она завлекла меня на конюшню, пообещав мне поцелуй, а там выхватила нож, угрожая зарезать меня, если я пошевельнусь. Я, конечно, не поддался бы этакой фитюльке, но эта гадючка лягнула меня промеж ног. А потом украла мое седло.

Мелли не могла не признать, что рассказ Эдрада звучит убедительно.

— Свидетели имеются? — спросил судья, обводя глазами комнату.

— Я была тут, когда эта шлюшка позвала Эдрада погулять. И слышала, как она обещала поцеловать его, — заявила тетушка Грил, обменявшись с Эдрадом заговорщическим взглядом.

— Что ж, если при оной девице было найдено седло и она в самом деле ушла, не заплатив по счету, мне остается только признать ее виновной, — изрек судья, явно довольный таким оборотом дела.

Мелли, не в силах больше этого терпеть, вскричала:

— Они лгут! Эдрад сам заманил меня на конюшню и стал целовать против моей воли, поэтому я и ударила его.

— Видите! — крикнула тетушка Грил. — Эта бесстыдница сама во всем созналась. С вашего позволения, сударь, я бы вам посоветовала поступить с ней построже. Несмотря на свою молодость, она, как видно, закоренелая лгунья и воровка.

Мелли не верилось, что все это происходит с ней. Как может судья объявить ее виновной, основываясь лишь на словах? Она со страхом спрашивала себя, какое наказание ей назначат. Судья, откашлявшись, сказал:

— Согласен с вами, тетушка Грил. Порочность этой девицы очевидна. Мастер Хальбит берет в уплату долга ее лошадь, но девицу, по моему мнению, следует наказать. Наш долг — выбить из нее зло. Она заплатит пять золотых штрафа, а кроме того, получит публично двадцать плетей на городской площади.

Тетушка Грил и Эдрад, по всей видимости, остались довольны приговором.

— Это справедливое решение, судья, — заявил Эдрад.

— А сечь ее будут ремнем или веревкой? — осведомилась Грил.

— Думаю, веревкой будет чувствительнее — как по-вашему, тетушка Грил?

— Мудро сказано, судья. Веревка определенно поможет изгнать порок из этой девушки. Могу ли я сделать одно предложение, если это не слишком смело с моей стороны?

— Разумеется, тетушка Грил, — ваше мнение всегда ценно для меня.

— Не вымочить ли предварительно веревку в соленой воде? Мы ведь не хотим, чтобы наказание получилось слишком мягким, правда?

— Вы мудры, как всегда, тетушка Грил. Что до штрафа, то мастер Хальбит как будто готов взять девушку к себе в таверну, чтобы она могла отработать эту сумму?

— Точно так, судья, — подтвердила Грил, метнув злобный взгляд на Мелли.

— Превосходно. Когда девушка оправится после порки, мы пришлем ее сюда на работу. Все устраивается наилучшим образом. Наказание состоится завтра в два часа пополудни. До тех пор девица побудет под арестом. Следуйте за мной, девушка, да поживее.

Прохожие пялили на нее глаза, и она шла, смущенно опустив голову. Дойдя до большого каменного дома, судья объявил:

— Ночь проведешь в яме. Пусть это послужит тебе уроком.

* * *

Джек напрягся в своих путах. Боль, прошившая руку и спину, на долю мгновения стала осязаемой. Желудок сжался в комок, и голова точно распухла. Ощущение это тут же прошло, но Джек узнал его. То же самое он чувствовал перед случаем с хлебами. Он прислонился головой к стволу огромного дуба. Сомнений нет. Происшествие с хлебами не было случайностью. Джек снова ощутил тошнотворно знакомый вкус нахлынувшей на него неведомой силы.

Внезапный страх овладел им. Ему показалось, что теперь его судьба определена бесповоротно. Всю свою прежнюю жизнь он провел в мире, где одно проистекало из другого: дрожжи заставляли тесто подниматься; чем дольше оно всходило, тем лучше получался хлеб; чем лучше получался хлеб, тем дольше он сохранялся, — эти простые истины всегда оставались неизменными. Теперь Джек очутился в мире неверном, где горелые хлебы превращаются в тесто, где гнев или боль пробуждают чародейскую силу, а будущее не сулит покоя.

Джек снова натянул веревку — тщетно.

Наемники привязали его к дереву, чтобы он не убежал. Все утро они скакали во весь опор, направляясь на восток по следу Мелли, а теперь остановились, чтобы дать отдых лошадям. Джека мучила жажда — весь день он не ел и не пил. Сейчас, когда во рту стоял металлический привкус колдовства, он особенно нуждался в глотке воды. Он позвал, и один из его стражей вразвалку подошел к нему.

— Чего тебе?

— Пожалуйста, дайте воды.

В пересохшем горе саднило. Наемник пнул его в голень.

— Пленнику надо держаться поскромнее. — Наемник отошел, но Трафф, вожак, крикнул ему:

— Дай ему воды, Харл. Он ведь к нам не с пустыми руками пришел, надо и его уважить. — Остальные расхохотались. Речь шла о припасах Фалька, которые наемники не замедлили присвоить. Джек с болью смотрел, как они потрошат его драгоценный мешок, швыряя по сторонам полуобглоданные кости. Сушеные фрукты и орехи они раскидали по земле, не видя в них проку. — Да отрежь ему полхлеба, — добавил Трафф. — Прошлой ночью, если мне не изменяет память, был канун зимы — мы должны проявить гостеприимство. — За этими словами опять последовал смех. Джеку принесли чашку разбавленного эля и краюху хлеба.

Канун зимы. Неужто он ушел из замка так давно? Фраллит, наверное, был очень недоволен, оставшись без помощника перед одним из самых больших в году праздников. Одних сладостей сколько надо напечь: медовые коврижки, имбирные хлебцы, сладкие солодовые плюшки. Джек, бывало, в эту пору ходил с желтыми от шафрана руками. Редкостные специи перед праздником расходовались без счету, как соль. В обязанности Джека входило приготовление кутьи — дробленой пшеницы, заправленной молоком, яйцами и шафраном. Праздник был не в праздник без щедрого запаса этой любимой всеми золотистой смеси.

Джеку стало очень одиноко. Предпраздничные дни на кухне — лучшие в году: вдоволь еды и эля, все хлопочут, и всем весело. Люди шутят, устраиваются пляски, и можно сорвать поцелуй. Джеку очень недоставало всего этого. Впервые после ухода из замка он понял, чего лишился.

Друзья, привычная жизнь, память о матери — все это осталось там, в Харвелле. Там он все-таки был своим. Там был его дом.

Джек повертел в руке чашку. Она протекала — в ней была тонкая, с волосок, трещина.

Своим-то своим, да не совсем. Даже до случая с хлебами он чувствовал себя чужаком. У всех его знакомых имелись какие-то недостатки: мастер Фраллит лыс как колено, ключник Виллок колченог, даже подавальщицу Финдру как-то застали на сеновале с кузнецом. Но никого из них насмешки не трогали: беззлобные дразнилки скорее соединяли человека с обществом, чем отделяли от него.

Джека же высмеивали за глаза, а не в глаза. Он заметил, что рука, держащая чашку, все еще дрожит после только что пережитого им. Вот, значит, какова его судьба? Всегда быть отвергнутым, чужим, изгоем? Он отшвырнул чашку прочь. Пусть вкус колдовства остается во рту. Этот вкус означает одиночество — надо привыкать быть одиноким.

* * *

— Нет, Боджер, если ты имеешь женщину во время дождя, это еще не значит, что она не забеременеет.

— Но мастер Траут клянется, что так оно и есть. Говорит — это самый верный способ не обрюхатить девушку.

— Мастер Траут только потому никого не обрюхатил, что ни одна баба в здравом уме и близко к нему не подходит.

— Так ведь он уже не в тех годах, Грифт.

— Так вот, Боджер, есть только один способ уберечь женщину от беременности — и дождь тут ни при чем.

— Что ж это за способ, Грифт?

— Чтобы не обрюхатить женщину, главное — не ложиться с ней голышом.

— Она, значит, не должна раздеваться догола?

— Не она, дуралей, а ты. Оставь на себе рубашку, Боджер, и никогда не станешь нежеланным отцом.

Грифт и Боджер обменялись многозначительными кивками.

— Страшное дело случилось ночью на балу, Грифт.

— Да уж, Боджер. Говорят, пожар вызвал настоящую панику — господа и дамы разбегались, точно крысы.

— Утром я ходил туда поглядеть, Грифт. Вся задняя стена обгорела.

— Ума не приложу, Боджер, из-за чего возник этот пожар.

— Королева объявила, что это был несчастный случай, будто бы от упавших свечей.

— Не так все просто, Боджер. Я говорил с одним из парней, разносивших напитки, он сказал: пол ушел из-под ног, и много народу повалилось, и кубки раскалились в руках. Что-то очень скверное стряслось там этой ночью, ты уж мне поверь.

— Счастье еще, что погиб только один человек.

— Ты ведь видел его, да? Можно его опознать?

— Где там, Грифт, — бедняга обгорел как головешка... жуткая смерть.

— Стало быть, никто так и не знает, кто погиб?

— Нет, Грифт, и не хватились никого. Там на задах ошивался какой-то пьяный дворянчик — он говорит, что видел человека в черном, но никто ему особо не верит. Единственный ключ — это кинжал мертвеца, который валялся на полу рядом с телом. Клинок, конечно, оплавился, но, кроме него, и вовсе ничего не осталось — одежда вся сгорела дотла. Страшное зрелище, Грифт. В жизни не видел ничего ужаснее, чем этот обугленный труп.

— И как же выглядит этот нож, Боджер?

— Странно выглядит, Грифт. Столовым ножиком его не назовешь. Один лорд все удивлялся, зачем было брать такой нож на бал.

— Много здесь происходит такого, что глаз не видит. Пусть королева говорит, что это несчастный случай, — я в гибели этого парня ничего случайного не вижу.

* * *

Лорд Мейбор расхворался не на шутку — одышка мучила его всю ночь.

К утру ему стало так худо, что послали за лекарями и священниками. Мейбор лежал, почти ничего не сознавая, и хватал ртом воздух. Он все время харкал кровью. Красная сыпь стала ярче, и кожа вздулась. Вокруг носа и рта образовались язвы, из которых сочились кровь и гной.

Лекари не могли понять, что за хворь одолела лорда. Ни с чем подобным они еще не сталкивались. Они сразу же сошлись на том, что это не оспа и не водяная горячка. Казалось, будто гортань и легкие обожжены изнутри. Лекари мрачно качали головами, не питая большой надежды. Потом предложили накурить в комнатах ароматным дымом, чтобы изгнать из легких Мейбора вредные соки.

Мейбор, который и без того задыхался, воспротивился курению и прогнал лекарей прочь. Тогда за него взялись священники, дабы миром и ладаном, святой водой и молитвами подготовить его к кончине.

— Вон, проклятые попы, — я еще не умер! — Мейбор повалился на подушки, кашляя и едва дыша, однако вид священников, шмыгнувших прочь, как крысы, все же доставил ему удовольствие.

Он спросил о сыновьях. Двое младших уехали на войну с хальками. Таков удел младших сыновей — либо они ищут славы в бою, либо утешения в религии. Мейбор радовался, что у него в роду нет попов.

Кедрак же пришел, сморщив нос от скверного запаха. Увидев отца, он попытался скрыть охвативший его ужас, но это плохо ему удалось.

— Что с вами, отец?

Мейбор, увидев лицо сына, велел Крандлу принести зеркало. Кедрак отнял у слуги осколок и не дал его отцу. У Мейбора не было сил настаивать.

— Отец, я только позавчера разговаривал с вами. Что случилось за это время?

— Не знаю, сын, — хрипло проскрежетал Мейбор.

— Уж не яд ли тому причиной?

— Его милость за праздничным ужином ел и пил то же, что многие другие, а я не слышал, чтобы кто-то еще заболел, — сказал Крандл.

Сын и слуга повернулись к больному, который зашелся в страшном приступе кашля. Когда кашель утих, простыни окрасились кровью.

— Что говорят доктора? — спросил Крандла Кедрак.

— Они не знают, чем страдает его милость. Посоветовали накурить здесь.

— Накурить! Рехнулись они, что ли? Он и так еле дышит.

В дверь тихо постучали, и вошла королева. Когда она увидела Мейбора, ее надменное лицо изменилось, и она застыла на месте.

— Что это, оспа? — спросила она Кедрака.

— Нет, ваше величество, — с поклоном ответил он. Королева, вздохнув с облегчением, подошла к постели. Видя удивленное лицо Кедрака, она объяснила:

— Ваш отец должен был утром явиться ко мне. Не дождавшись его, я пришла к нему сама. Вижу, его сразил тяжелый недуг. Что с ним?

Мейбор хотел сам ответить, но кашель помешал ему.

— Доктора не знают, ваше величество, — сказал Кедрак, торопливо оправляя волосы и одежду.

— Доктора! Все они дураки и чуть не залечили короля до смерти. Я пришлю к вам мою знахарку — она искусная травница, и если кто-то способен ему помочь, то это она. — Королева с состраданием посмотрела на Мейбора. — Болезни для меня не диво, но эта мне неведома. Не далее как вчера я говорила с лордом Мейбором, и он был в добром здравии. Не пожар ли стал причиной болезни?

— Нет, ваше величество, — почтительно вмешался Крандл. — Лорд Мейбор ушел с праздника еще до пожара.

Королева легонько сжала руку Мейбора.

— Сейчас я уйду, но я рада, что решила прийти. Тотчас же пришлю вам мою лекарку. Доброго вам дня. — Она кивнула Кедраку и вышла. В тот же миг Мейбор выхватил у сына осколок зеркала и дрожащей рукой поднес его к лицу. Увиденное вызвало у него припадок мучительного кашля.

* * *

Кроп всю ночь не смыкал глаз, сидя у ложа Баралиса, который то приходил в себя, то вновь впадал в беспамятство.

Когда первый свет проник в комнату, Баралис начал беспокойно метаться. Кроп, вскочив, увидел, что хозяин весь в поту и его бьет дрожь. Кроп пощупал лоб Баралиса — лоб был горяч. Кроп поспешил охладить его влажной тканью.

Ожоги, покрывавшие лицо и руки больного, начинали рубцеваться, и во многих местах виднелись пузыри.

Баралис стал бормотать слова, которых Кроп не понимал, и все никак не унимался, продолжая метаться в постели. Кроп испытывал страх, видя своего могущественного господина столь беспомощным. Кроме того, он боялся, что хозяин изнурит себя своими метаниями. Кроп пытался утихомирить его, осторожно прижимая к постели, укрывая простынями и тяжелыми одеялами.

Надо, чтобы хозяин поспал спокойно, тогда его силы восстановятся. А он все не утихает — его снедает какая-то душевная смута, не дающая покоя телу. Кроп решил, что хозяину надо дать снотворного зелья, чтобы погрузить его в более мирный сон. Слуга отправился в библиотеку и стал рыться в многочисленных бутылях — он не раз видел, как Баралис принимал снотворное по ночам, когда сон не шел к нему. Вот эта бутылка, пожалуй, — у нее на пробке сова. Кроп любил сов.

Он вернулся к ложу больного и своими большими неуклюжими руками влил немного лекарства между распухших губ Баралиса. Потом сел на свое место у изголовья и нащупал за пазухой свою коробочку. Кроп был счастлив, когда просто глядел на нее, — такая она была красивая, с крохотными морскими птицами на крышке. Кроп уселся поудобнее с коробочкой в руке, приготовясь просидеть около хозяина сколько будет нужно.

Загрузка...