Ученица Хозяина Топи, в Академии (СИ)

Глава 3

Пока с бумагами разобрались, уж солнышко в зенит вошло. С грустью подумалось Весенье, что совсем привычным ритуалам следовать прекратила. Когда последний раз миру доброго утра желала? Бабуся ей на это точно головой бы покачала с губами поджатыми, осуждая, стало быть. Вот никогда вслух о том не говаривала, но как Веся поленится утром к лесу встать, да лучикам на востоке поклониться, так старушка осуждение всем своим видом выказывала.

“— Хочешь, чтоб мир тебе улыбался, сама ему поболе улыбок дари!” — любила говорить она.

— О чем думаешь? — позвал ее магик. Он перепроверял собранные в пачку листы, чтобы отдать их после канцеляру.

— Да вот, бабусю вспомнила, — вздохнула кручинясь.

Лесьяр покосился на нее, контракт в сторону отложил.

— Какая она была? — вопросил прямо. Вот уж не ждала того Весенья.

— Бабуся-то..? — замялась сперва, а после уж улыбкой теплой расцвела, — добрая. Завсегда всем помочь была готовая, хотя вот с виду-то и не скажешь. Она любила говаривать, что коли ее за ведунью темную принимают, то пускай так и будет, что соответствовать надобно. На деревню идет — глаза углем подводила. Как кто скотину режет, требовала завсегда ей первый кусок мяса принести, иначе, говорит, порча будет, — Веська захихикала, — а сама-то тем же вечером похлебку мне в горшочке глиняном варила. “Я им за травами хожу, запасаю? Выдаю потом, когда надобно? Вот пусть они тоже делятся!” — протянула нарочито старушечьим голосом, да так сходственно прозвучало, что Лесьяр и сам улыбнулся.

— Завсегда в платки черные рядилась, по осени у ней особливо один мне нравился, вязаный такой… помню, она его долго крючком набирала. Зимой вот вечерами у лучинки и меня пыталась вязанию выучить, но мне на одном месте тяжко было высидеть. Бабуся с того смеялась, егозой называла и сказки сказывала. И такая метель за окном выла, а у нас так тепло было в избе.

— Скучаешь по ней? — вздохнул магик. Ответ, конечно, очевиден, но казалось правильным спросить у ней об этом.

Весенья кивнула, побоялась вслух вымолвить, чтоб голос дрожащий не выказать. Вздохнула поглубже. Вот вроде и времени уже довольно прошло, а сейчас, когда очередное расставание гряло, и о том вспомнилось.

— А родители? — спросил осторожно магик. О тех Веся ни разу не говаривала. Ни разу не слыхивал от нее.

На то Весенья плечами пожала.

— А что родители? Не знала я их. Бабуся говорила, что они в город отправились, когда я маленькая была, на заработки что ли… Но так и не вернулись. Она про них не любила говорить, я со временем и перестала спрашивать. Ты лучше о себе расскажи, — поспешила тему перевести, — я ведь до вчерашнего дня и фамилии твоей не знала.

— У меня все довольно скучно, — усмехнулся магик. Не стал из ней больше выуживать. Коли захочет потом — сама расскажет.

— Маменька грезила о карьере для единственного сына, — закатил глаза он, — и она, и отец — маги, так что вполне ожидаемо получили и наследника с даром. А когда обнаружили, что нити у отпрыска черные, так и вовсе гордостью наполнились. Маменька жаждала меня в царскую гвардию пропихнуть. Я по юности даже и сам тем грезил какое-то время. А потом мы в Ясноград съездили и в храме побывали. И в тот момент меня точно озарило… Там потолок знаешь, как высоко? Колонны белоснежные, простор, свет. Тогда еще праздник был летнего солнцестояния, торжественно встречали и силу солнца земле отдавали. И так красиво это было. Представь только, сотня магов на городской площади волшбу творят, силу разноцветную в тугие жгуты перевязывают и в землю отдают. И люди им благодарны за то сверх меры. Вот тогда-то я и понял, что хочу сам среди этаких магов оказаться. Весь этот высший свет и знать царскую… никогда я к ним не стремился. Магия — суть. Вот ей я и хотел заниматься.

Прежде еще Весенья не видела на лице магика столь мечтательного выражения. Вот теперь-то запросто представился он посреди светлого храма магии. Конечно, памятуя о скалистой улыбке его, с зубами треугольными, картинка малость искажалась, но все ж теперь Вешка больше представления имела, кем он прежде был.

Хотелось еще его порасспрашивать. Про болота-то много рассказывал теми вечерами, что они вместе в башне проводили. А вот про жизнь свою до той поры — ничего.

Но точно специально то подгадав, снова Любава на пороге кабинета возникла. Вот ведь заноза какая! Это она на Лесьяра глаз положила что ли? Вон, как смотрит! Ну, облизнись еще!

— К обеду собирают, — сообщила обоим, а гладит-то как свысока.

— Сейчас спустимся, — отозвался магик, а сам сидит. Ну, и Веся сидит. А эта смотрит.

И такая ревность на Вешу накинулась, что сама Лесьяра за руку потянулась взять. Тот лишь бровью повел, удивленный порыву девичьему, но тотчас пальцы с ее переплел. Казалось, Лесьяр и не замечал переглядов Веси и Любавы. Одна глядела нос задравши, другая морщилась.

Топот каблучков ознаменовал уход девицы настырной. Вешка аж выдохнула. И что так раздражает-то?

— Лесьяр…

— Чего?

— А вот… на болотах когда… — мнется, не знает, с каких слов подступиться.

— Говори уж, — сам пальчики ее сжал чутка, в глаза смущенные заглядывая.

Вздохнула.

— Правду говаривают, что ты девиц одну за другой в башню таскаешь? А как я уеду, снова примешься? — вот ведь дуреха ревнивая. Но лучше уж прямо спросит, чем изводиться потом станет.

Уж обе брови Лесьяровы вверх по лбу поползли. Но только тем удивление вопросу и выказал. Сам же ухмылку растянул, а взгляд то какой сделался хитрющий.

— Ну, мне же откуда-то надобно кровушку брать для поддержания плетения. Башню-то восстановят, защиту камня тоже, а без кровушки дальше никак.

Скуксилась Веся. Значит, снова будет девок кусать за белы шейки.

— Говорят, даже песню придумали про Господина Мертвой Топи и Настасью, что в него влюбилась и по доброй воле к нему явилась да под клыки оскаленные подставилась с радостью, — а сам уж снова глазами разгорелся, да зубами своими жуткими лыбится, — как думаешь, правду поют?

Веся от него едва не шарахнулась. И вот не стыдно гаду?

Пальцы из ладони его вытянула махом.

— Слыхивала я ту песню, — фыркнула нарочито равнодушно, — он ее и сожрал потом.

— А я другую концовку знаю, возлюбил… Прямо там, на болотных кочках.

Вот тут уж Весенья сдержаться не в силах оказалась. Равнодушие наигранное тотчас с лица слетело, щеки алым полыхнули, а в глазах такая ярость высветилась, что Лесьяр и сам боле не сумел представление сие разыгрывать.

Рассмеялся в голос. Поднялся, руками по обе стороны от ней, в спинку стула упершись.

— Крови можно и без укусов собрать, пичужка, — совсем близко к лицу ее подступив вымолвил, — а вот ревность твоя мне по вкусу.

И снова лыбится.

— Ну, тебя! — в плечи его толкнула, да токмо все равно, что гору двигать — даже не качнулся.

Напротив, вперед подался, губы ее обжег легким поцелуем. Ощутилось-то едва-едва. Весенья пальчиками до рта докоснулась, точно проверяя, не почудилось ли.

— В башне, покамест я там служу, только твоим ножкам топать дозволено. Так что не придумывай лишнего, — еще и по носу ее щелкнул, растерянную. Выпрямился, руку протянул, — к обеду уж звали.

Отобедав, ждать боле не стали, засобирались на Топи.

Переход открывали трое магов, коих Веся прежде не видела. С потанятами рядышком стоя, прям рты разинув за работой наблюдали. Плетение, каковое они втроем образовывали, эдаким сложным оказалось! С мельчайшими узелками в самых неожиданных местах. Паутиной оно расходилось из центра и кругами все закручивалось и накручивалось, точно не заклятие плели, а пауки какие мушек ловить собирались. Дохнули силой одновременно, напитывая, и в тот же миг задрожало рябящим маревом, чтобы после растечься, уплотниться и вовсе воздух разрезать. Показался в дыре явившейся черный камень башни. Пространство тотчас звуками наполнилось — маги башню наново воздвигали.

— Точно в дверь входишь, — под нос себе удивилялась Весенья. Такая магия ее поражала сверх всякой меры. Какой же нужно силой обладать, каким мастерством, чтобы вот так запросто разрезать пространство и схлопнуть то в единой точке. Шажок — и вот они уже не в тереме Добромира, а на Топях.

Добромир, к слову, тоже с ними отправился.

— Доброго дня, господа, — едва закрылся переход, приблизился к ним мужчина в простых штанах да в рубахе. Волосы русые лентой перехвачены и на затылке собраны, — сударыня, — вот и Весенье кивнул с улыбкой вежливой.

— Как продвигаются работы? — вопросил старец и вместе с магом этим в обход башни двинулся, Вешку с Лесьяром оставляя.

— Пойдем, подсоблю собраться, — Лесьяра поманил за собой рукой.

Веська грустным взглядом бедлам вкруг башни творящийся обвела… Камни из завала-то разгребли, да теперича зияла стена дырой, хоть прям через нее и входи.

С магиком на пару поднялись по ступеням каменным… Дверь уж починили, а то прежде на одной петле болталась, после тех сотрясаний. Магик на себя оную потянул, скрипнуло жалобно, точно сетовала башня на этакое злоключение. Веша не стерпела, всхлипнула… Уж сколько сил она приложила, чтоб в этом месте порядок поселить. И саму башню жалко так стало. Вспомнилось тут же, как оная ей с первого же дня спаленку сотворила, а после и ковры под ноги стелила, и камин горячий в стене разверзла, и ванную комнатку такую славную выткала. Как ни крути, живая та башня была, а теперь, с эдакой раной, кое-как силой дышала.

Весенья ладошкой по камню зала прочертила.

— Прости нас, родная, не сберегли тебя, — всхлипнула сызнова. Башня в аккурат вздохом горестным откликнулась. Весенья была готова об заклад побиться, что почуяла, как та восстала и осела опосля.

— Починят, не переживай, — приободрил ее магик, и сам к башне обратился, — не делай ты трагедию, каменюка! Зато фундамент переберут, камни новые возложат, от плесени как следует вычистят, еще краше будешь!

А сам посмеивается. Он-то ведал, каким образом все устроено, и что башня — просто башня, а в ней уж сущность заточенная, убранством местным заведует. И ни чуточки той не больно от зияющих в стенах прорех. Ни горячо, ни холодно, как говорится.

Отправились вдвоем в спаленку Вешкину, потанята вот покамест на кухню поспешили с видом хозяйственным. Стало быть, что-то у них там припрятано было.

Весенья огляделась… Верно, пока башню волнами силы омывало да сотрясало, и здесь все на пол послетало. Даже стулья опрокинуты оказались.

Магик на пороге остался, к косяку дверному плечом привалившись. Понимал, что надобно девице время дать, чтобы попрощаться с местом сим сумела. Весенья ж тем временем блуждающим и пустым каким-то взором комнату оглядывала. Только привыкнуть успела, и все так нравилось ей в месте этом — и кровать мягкая, да с одеялом тяжелым, ковер мягонький под ногами, мебель резная, стулья с гнутыми ножками. А окно! Окно какое огромное, что в него точно в дверь выйти было можно. Занавесями летящими забраное… Теперича нескоро сюда вернется. Почитай к лету.

Поворотилась к магику. Тот глядел участливо, а взор поймав, улыбнулся ободряюще.

И она улыбкой ответила.

Что кручиниться, в самом деле? Впереди е ней новых приключений сколько, а возможностей и того боле!

— Ты собирайся, а я сейчас кое-что сыщу и ворочусь, — вымолвил, на пятках развернулся и к лестнице наверх направился.

Веся покамест принялась одежду со шкафа вытаскивать да складывать.

Лесьяр же тем временем поднялся на второй этаж. Здесь, через свою спальню пройдя, прямиком в сокровищницу направился. Помнится, валялась у него пара преинтересных штучек. Не конклавские цацки, а из тех еще, что он с собой привез, из прежней жизни. Пришлось, конечно, порыться, но к Весе вернулся уже с дарами.

— Погляди, — позвал ее, в комнату воротившись. Сам в руках держал пару свитков да небольшой потертый кошель.

Девица на него взгляд подняла выжидающий.

— Вот это, — он сдул с лица вредные седые прядки, что аккурат в рот пытались залезть, — пергамент двусторонней связи.

К столу подошел, кошель покамест в сторону отложил, а пергамент пред собой растянул. В свертке два листа оказалось.

— Чернила или графит есть у тебя? — бросил Весе через плечо. Та в ящик столика слазала и грифель магику протянула. Тот на одном из листов принялся имя ее выписывать — “Весенья”. И с завитушками всяческими, этак необычно. Но что больше девицу поразило, так что на втором листе то же самое появляться начало, хотя Лесьяр его и не трогал.

— Ежели чего на одном листе накарябать, то сразу и на другом появится. А чтобы исчезло — лист переворачиваешь и сама пишешь, тогда прошлая запись пропадет, — он продемонстрировал наглядно, — и расстояние не важно.

— Значит, я в любой миг тебе написать смогу и ты мне тоже? — обрадовалась Веша, — и даже вестника ждать не надобно!

Магик кивнул, глядя в лицо ее восторженное. Хорошо, что вспомнил.

— А это, — он протянул ей кошель, — тоже вещица не простая. Если кто умыкнет или потеряешь, вот это, — он втянул изнутри тонкую цепочку браслета, — приведет к пропаже.

— Здорово как! — отозвалась восторженно. Никогда у ней прежде таких чудесностей не водилось. Монетки, как правило, в кошелечке под платьем держала.

— Тебе пригодится, — сам застегнул браслет на тонком ее запястье. Пальцем по коже бархатистой провел отчего девица вновь жаркую волну вдоль позвонков ощутила. Но отпустил почти сразу, лишь эхо тепла его пальцев на коже сохранилось.

А Весенья задумалась. Он ей вон какие подарки сделал, а она что? Взглядом комнату обвела, размышляя, что ж такого могла бы ему вручить, но что-то в голову ничего не приходило. Из дома родного почти ничего не взяла, а что имелось — магику незачем. Не платье женское же ему оставлять в конце концов? Хотя, памятуя о скабрезных шуточках маговых, возможно, что от исподнего ее он бы отказываться не стал. Даже головой пришлось тряхнуть чутка, чтоб мысли эти из головы вытрясти.

— А мне тебе и оставить нечего, — вздохнула горестно.

— Мне и не надобно ничего, — волосинки ей со лба назад отбросил. И что они оба нынче такие кудлатые?

Весенья за пальцами его проследила и тотчас же ликом просветлела.

— А нет! Знаю! — из шкафа шкатулочку махонькую выудила. В ней ножнички да ниточки с иголочками хранились всяческие. Красной нитью прядь волос своих перевязала, и ножницами ее отчикнула.

Лесьяр и рта раскрыть не успел, а она уж ему прядь свою, отрезанную да ниткой перевязанную, протягивает.

— Пусть хоть какая частичка моя с тобой останется, — проговорила неловко, самого порыва своего смутившись, — бабуся рассказывала, что в прежние времена так привязанность выказывали.

Лесьяр с улыбкою ласковой локон в ладони сжал.

— Привязанность значит? — переспросил ехидно. Веська токмо очи долу потупила.

— У тебя есть, куда вещи-то сложить? — припомнил магик, что к нему Весенья припожаловала с одной только торбой.

Пришлось девице и сундук выделить под вещи. А после, пока сложили все, пока Мрака сыскали, чтобы Веша попрощаться смогла, пока перекусили, чем было, уж и вечер наступил.

— Ну, что, собралась, девочка? — Добромир на пороге кухне объявился, когда за окном уж сумерки заиграли. И ведь никого в башне до той поры неслышно было. Даже потанята куда-то запропастились.

Весенья с Лесьяром в тот миг за столом сидели, друг против друга, взвар допивали. Но токмо маг вошел, девица поднялась с места. Кивнула на вопрос его, сама ж взгляд испуганный к Лесьяру поворотила. Время пришло, стало быть…