Убийца Войн

2

Ошеломленная Сири сидела в громыхающем экипаже и с каждой кочкой все больше удалялась от родины.

Прошло два дня, а она все еще не могла поверить в случившееся. Это считалось задачей Вивенны, понятной каждому. В день рождения Вивенны Идрис устроил пир. Желая поднатаскать свою первеницу в придворной жизни и политике, король отдал ее в ученичество, едва она начала ходить. Тому же училась и Фафен, вторая дочь, на случай, если Вивенна умрет до замужества. Но не Сири. Она была лишней. Незначительной.

Не более того.

Она выглянула в окно. Чтобы доставить ее на юг, отец выделил лучшую в королевстве карету вместе с почетной свитой из двадцати солдат. Усиленная сенешалем и несколькими мальчиками-слугами, процессия была самой пышной на памяти Сири. Это граничило с бахвальством, которое заворожило бы ее, не уносись Сири из Идриса.

«Все задумывалось иначе, – думала она. – Этого не должно было случиться!»

Однако случилось.

Все казалось бессмысленным. Карету трясло, но она тупо сидела в оцепенении. «По крайней мере, могли бы позволить ехать верхом, а не усаживать силком в экипаж!» Увы, но это сочли бы неподобающим въездом в Халландрен.

Халландрен.

Она почувствовала, как светлеют от страха волосы. Ее отсылали в Халландрен – в королевство, которое в ее народе проклинали на каждом шагу! Отца она не увидит долго, а то и вообще никогда. Она не сможет поговорить с Вивенной, послушать учителей, ее не пожурит Мэб, она не прокатится на королевских конях, не убежит в глухомань за цветами, не поработает в кухнях. Она…

Выйдет замуж за Бога-короля. Кошмар Халландрена; чудовище, не знающее живого дыхания. Его власть в Халландрене была абсолютной. Он мог казнить из чистого каприза.

«Но я-то уцелею? – подумалось ей. – Я буду его женой».

«Женой. Я выхожу замуж».

«О, Остр, повелитель цветов…»

Ее затошнило. Она подтянула колени к груди; волосы побелели уже до блеска. Легла на сиденье, не понимая, откуда дрожь – трясет ли ее саму или карету, которая неуклонно катит на юг.

– По-моему, отец, ты должен пересмотреть свое решение, – сказала Вивенна, сидя, как учили: чинно, с ладонями на коленях.

– Я думал и так и этак, Вивенна, – отмахнулся король Деделин. – Решение окончательное.

– Сири не годится для этого дела.

– Она прекрасно справится, – ответил отец из-за стола, просматривая бумаги. – Ей нужно только родить. Я уверен, хоть на это она годна.

«Зачем же я училась? – подумала Вивенна. – Зачем готовилась двадцать два года? К чему это все, если главное – подыскать подходящую утробу?»

Она сохранила волосы черными, голос – серьезным, лицо – невозмутимым.

– Сири наверняка убита горем, – сказала Вивенна. – Не думаю, что она выдержит такое испытание.

Отец поднял взгляд, и его волосы чуть покраснели – чернота схлынула, как краска с холста. Лишь этим он выдал свое раздражение.

«Он расстроен ее отъездом сильнее, чем хочет признать».

– Это сделано во благо нашего народа, Вивенна, – произнес он, с усилием восстанавливая цвет волос. – Если начнется война, ты понадобишься здесь, в Идрисе.

– А что тогда будет с Сири?

Отец умолк. Наконец он выдавил:

– Возможно, войны и не будет.

«Остр… – ужаснулась Вивенна. – Он же в это не верит. Считает, что послал ее на смерть».

– Знаю, о чем ты думаешь, – сказал отец, встречаясь с ней взглядом. Неописуемо мрачным. – Как я мог предпочесть одну другой? Отправить на погибель Сири, а жить оставить тебя? Пусть люди думают что угодно, я сделал это не из личной привязанности. Я считаю, так будет лучше для Идриса, когда разразится война.

«Когда» разразится война. Вивенна посмотрела ему в глаза.

– Отец, я собиралась остановить войну. Мне же выпало стать невестой Бога-короля! Я намеревалась говорить с ним, убеждать его. Я разбираюсь в политике, знаю обычаи…

– Остановить? – перебил отец.

Только тогда Вивенна осознала, насколько дерзки ее слова. Она отвернулась.

– Вивенна, дитя мое, – сказал отец, – этой войны не избежать. Их сдерживала только обещанная принцесса, и отправка Сири может добавить нам времени. И… не исключено, что даже в разгар войны она окажется в безопасности. Может быть, кровь Сири оценят так высоко, что оставят в живых – на случай смерти наследника, которого она выносит. – Тон его отдалился. – Да, – продолжил он, – возможно, нам следует бояться не за Сири, а…

«За себя», – мысленно закончила Вивенна. Она не была посвящена во все военные планы отца, но знала достаточно. Война не пощадит Идрис. В конфликте с Халландреном им вряд ли удастся победить. Это станет катастрофой для народа и его обычаев.

– Отец, я…

Король мягко оборвал ее:

– Прошу тебя, Вивенна, я больше не могу это обсуждать. Ступай с миром. Побеседуем позже.

Позже. Когда Сири отъедет еще дальше и вернуть ее будет намного труднее. Тем не менее Вивенна поднялась. Она была послушна – так воспитали. Эта черта всегда отличала ее от сестры.

Она покинула отцовский кабинет, закрыла за собой дверь и пошла по деревянным коридорам дворца, притворяясь, будто не замечает ни взглядов, ни шепота. Она добралась до своей комнаты – маленькой и невзрачной, где села на кровать, сложив на коленях руки.

Вивенна была совершенно не согласна с мнением отца. Она могла что-то сделать. Ей предстояло стать невестой Бога-короля, приобрести влияние при дворе. Все знали, что Бог-король самоустранялся, когда дело касалось политики государства, но жена его, несомненно, могла бы сыграть свою роль в защите соотечественников.

И всем этим отец пренебрег?

«Он и впрямь уверен, что вторжение неизбежно». Отсылка Сири выглядела очередным политическим маневром с целью выиграть время. Идрис поступал так десятилетиями. И если пожертвовать Халландрену королевскую дочь было настолько важно, ехать все равно полагалось Вивенне. Готовность к браку с Богом-королем – ее долг. Не Сири и не Фафен – Вивенны.

Спасенная, она не испытывала благодарности. Ей также не казалось, что она больше послужит Идрису, оставаясь в Бевалисе. Если отец умрет, Ярда станет намного лучшим правителем военного времени, чем Вивенна. Да и к трону годами готовили младшего брата – Риджера.

Ее берегли напрасно. В каком-то смысле это выглядело наказанием. Она внимала, готовилась, училась и упражнялась. Ее называли совершенством. Выходит, она недостаточно хороша для намеченного служения?

Ответа не находилось. Ей оставалось только сидеть и мучиться, положив на колени руки и постигая ужасную правду. Цель ее жизни украли и отдали другой. Теперь она стала лишней. Бесполезной.

Незначительной.

– О чем он думал?! – рявкнула Сири, наполовину высунувшись из окна кареты, которую трясло на грунтовой дороге.

Рядом шагал молодой солдат, и видно было, что ему неуютно при свете дня.

– Я серьезно, – не унималась Сири. – Выдать меня за халландренского короля – разве не глупость? Ты наверняка наслышан о моих выходках. Я сбегаю, как только недоглядят. Прогуливаю уроки. Устраиваю истерики, во имя Остра!

Страж покосился на нее, но никак не отозвался. Сири было наплевать. Она орала не на него, а ради самого ора. Она опасно свесилась из окна, чувствуя, как ветер играет ее волосами – длинными, красными, прямыми – и раздувает пожар гнева. Ярость не позволяла ей плакать.

Летели дни, и зеленые весенние холмы Идрийских Высот постепенно истаяли. Возможно, Сири уже въехала в Халландрен – граница между двумя королевствами была нечеткой, и это не удивляло, потому что до Панвойны они составляли одно государство.

Сири рассматривала несчастного стража, которому оставалось одно – игнорировать беснующуюся принцессу. Затем она наконец рухнула на сиденье. Не стоило с ним так обращаться, но посудите сами – ее взяли и продали, как племенную овцу, по роковому условию документа, написанного за годы до ее рождения. Уж если кто и получил право на истерику, так это Сири!

«Может быть, в том все и дело, – подумала она, сложив руки на груди. – Наверно, отцу надоели мои выходки, и он решил от меня избавиться».

Это показалось не очень правдоподобным. Можно было и проще расправиться с Сири, не поручая ей представлять Идрис при иностранном дворе. Тогда почему? Неужели он всерьез полагал, что она преуспеет? Это ее озадачило. Затем она поняла, сколь смехотворна такая мысль. Отцу бы и в голову не пришло, что она лучше Вивенны, достоинства которой были недосягаемы.

Сири вздохнула, чувствуя, как волосы приобретают печальный каштановый цвет. По крайней мере, был любопытен пейзаж, и она позволила себе ненадолго отвлечься, чтобы не разгореваться вконец. Халландрен раскинулся в низинах – области тропических лесов и странных, красочных животных. Сири слышала о них от шатунов и даже нашла подтверждение их описаниям в случайной книге, которую ее заставили прочесть. Она воображала, будто знает, чего ожидать. Однако, когда холмы сменились пышными лугами, а дорогу наконец обступили деревья, Сири осознала: здесь царит то, чего не в силах передать ни книги, ни рассказы.

Цвета.

Высотные цветы встречались редко и росли разрозненно, как будто понимали, насколько плохо они вписываются в философию Идриса. Здесь же казалось, что они повсюду. Крохотные цветки пестрели на огромных полянах-одеялах. Большие, розовые – свисали с деревьев, словно виноградные грозди. Цветы разрастались друг на дружке, образуя крупные кисти. Цвели даже сорняки. Сири собрала бы букет, не взирай солдаты на них столь неприязненно.

«Если уж я так волнуюсь, каково охране?» – сообразила Сири. Не только ее разлучили с друзьями и близкими. Когда этим людям позволят вернуться? Внезапно она еще сильнее устыдилась того, что сорвала гнев на солдатике.

«Как только приедем, отошлю их домой», – подумала она. И сразу почувствовала, как побелели волосы. Она останется одна в городе, полном безжизненных, пробуждающих и язычников.

Но чем ей помогут двадцать солдат? Пусть хоть кто-нибудь вернется на родину.

– Надо радоваться, – сказала Фафен. – В конце концов, тебе не придется выходить за тирана.

Вивенна бросила в корзину синюшного цвета ягоду и перешла к следующему кусту. Фафен ощипывала соседний. На ней была белая монашеская ряса, волосы полностью сбриты. Фафен была средней сестрой во всех отношениях – ростом между Вивенной и Сири, не такая правильная, как Вивенна, но и не оторва, как Сири. И чуть пышнее обеих, что привлекало взгляды деревенских юнцов. Но их сдерживало то обстоятельство, что для женитьбы на ней им самим пришлось бы пойти в монахи. Если Фафен и замечала свою популярность, то вида не подавала. Она решила стать монахиней, когда ей исполнялось десять лет, и отец искренне одобрил ее выбор. Все благородные и богатые семьи традиционно обязывались отдать кого-то из близких в монастырь. Эгоизм, даже связанный с кровным родством, противоречил пяти видениям.

Сестры собирали ягоды, которые Фафен в дальнейшем раздаст нуждающимся. Пальцы монахини слегка окрасились в лиловый цвет. Вивенна работала в перчатках. Такое количество краски на руках сочтут непристойным.

– Да, – повторила Фафен. – По-моему, ты все воспринимаешь превратно. Помилуй, да можно подумать, что тебе хочется уехать и выйти за это безжизненное чудовище!

– Он не безжизненный, – возразила Вивенна. – Сьюзброн – возвращенный, а это большая разница.

– Да, но он ложный бог. К тому же всем известно, какая он страшная тварь.

– Но ехать к нему и выходить за него – мое дело! Я для этого рождена, Фафен. Без этого я ничто.

– Чушь, – бросила сестра. – Теперь ты наследница вместо Риджера.

«Тем больше нарушается порядок вещей, – подумала Вивенна. – Какое у меня право лишать его будущего?»

Впрочем, она решила покончить с этой темой. Она отстаивала свое мнение уже несколько минут, и продолжать дискуссию было неправильно. Правильность. До сих пор ее редко выводила из себя необходимость быть правильной. Ее бурлящие чувства становились весьма… неудобными.

Она обнаруживала, что уже спрашивает:

– А как насчет Сири? Ты рада ее участи?

Фафен подняла глаза и чуть нахмурилась. Она старалась не обдумывать неприятные вещи, пока не сталкивалась с ними в лоб. Вивенне стало немного стыдно за столь откровенную реплику, но с Фафен часто иначе не получалось.

– Ты права, – сказала Фафен. – Не вижу смысла вообще кого-либо посылать.

– Договор, – напомнила Вивенна. – Он охраняет наш народ.

– Наш народ хранит Остр, – возразила Фафен, переходя к другому кусту.

«Защитит ли он Сири?» – подумала Вивенна. Бедная, невинная, ветреная Сири. Она так и не научилась самоконтролю; при халландренском Дворе богов ее сожрут заживо. Сири ничего не смыслит в политике, не знает вероломства, не различает фальши в лицах и лжи. Вивенна не жаждала выполнить этот долг. Она должна была принести жертву, но все-таки свою, добровольную, на благо народа.

Эти мысли продолжали терзать Вивенну, когда они с Фафен, покончив с ягодами, спускались с холма в селение. Фафен, как все монахини, посвятила себя добрым делам. Она присматривала за живностью, собирала урожай и помогала по хозяйству немощным.

Без личного долга жизнь Вивенны лишилась цели. И все же, если поразмыслить, существовал человек, по-прежнему в ней нуждавшийся. Та, что уехала неделю назад, – в слезах и напуганная, с отчаянием взиравшая на старшую сестру.

Что бы ни говорил отец, Вивенна не нужна в Идрисе. Здесь она оказалась бесполезной. Зато народ, культуру и общество Халландрена она досконально изучила. И пока она шла за Фафен по сельской дороге, в голове складывался план.

Который не назовешь правильным даже при буйном воображении.