Убийца Войн

1

Быть незначительной крайне выгодно.

Вообще говоря, по меркам многих, Сири сложно назвать незначительной. Все-таки королевская дочь. К счастью, детей у отца было четверо, а семнадцатилетняя Сири – младшая. Фафен, третья по старшинству, исполнила семейный долг и стала монахиней. Выше Фафен стоял Риджер, старший сын и наследник престола.

И оставалась Вивенна. Спускаясь по дорожке обратно к городу, Сири вздохнула. Вивенна, первеница, была… Вивенной. Тут и добавить нечего. Царственная красавица, совершенство во всех отношениях. Обрученная с богом… Так или иначе, а Сири, как четвертый ребенок, оказалась не у дел. Вивенне и Риджеру пришлось сосредоточиться на учебе, Фафен занималась своей работой на пажитях и в домах, но Сири, будучи малозначимой, могла от всего отвертеться и часами пропадать невесть где.

Конечно, это замечали, и да, она попадала в переделки. Но даже отцу приходилось признать, что ее исчезновения не причиняли больших неудобств. Город прекрасно обходился без Сири, – сказать по совести, без нее было даже чуть лучше.

Маловажность. Для кого-то она огорчительна, но для Сири стала благословением.

Она улыбалась, вступая собственно в город, и неизбежно притягивала взгляды. Хотя Бевалис официально являлся столицей Идриса, он не был настолько велик, чтобы все его жители не знали Сири в лицо. Судя по речам прохожих шатунов, ее город недотягивал и до села по сравнению с огромными метрополисами других государств.

А ей он нравился даже с грязными улицами, соломенными хижинами и унылыми, но прочными каменными стенами. Женщины, бегающие за гусями, мужчины, погоняющие ослов с весенней рассадой, и дети, ведущие овец на пастбище. В больших городах – Ксаке, Гудресе, а то и в ужасном Халландрене – встречались экзотические пейзажи, зато их наполняли безликие, горластые, напористые толпы и спесивая знать. Сири такое было не по душе, ей даже Бевалис казался слишком шумным.

«И все-таки, – подумала она, взглянув на свое простецкое серое платье, – цветов там больше, в тех городах. Бьюсь об заклад. Вот бы их увидеть».

Шевелюрой ей больше не выделиться. В полях, где Сири неизменно охватывала радость, длинные локоны, как всегда, посветлели и превратили ее в блондинку. Она сосредоточилась, пытаясь их укротить, но сумела довести цвет лишь до тускло-каштанового. Стоило ей отвлечься – и вот они уже прежние, какими были всегда. У нее плохо получалось управлять ими. То ли дело Вивенна.

В городе за ней увязалась орава малышей. Сири улыбалась, притворяясь, будто не обращает внимания на детей, пока один не осмелел достаточно, чтобы забежать вперед и дернуть ее за платье. Тогда она с улыбкой повернулась. Они ответили суровыми взглядами. Идрийских детей с малых лет приучали не позориться бурными эмоциями. Острийские догмы не усматривали в чувствах ничего дурного, однако привлекать к себе ими внимание не полагалось.

Сири не отличалась особенным благочестием. Она рассуждала, что не ее вина, если Остр создал ее непокорной. Дети терпеливо дождались, когда Сири вынет из фартука несколько цветков, и широко распахнули глаза, таращась на буйные краски. Три цветка были синими, один – желтым.

Цветы ярко выделялись на фоне подчеркнуто серых городских улиц. Ни капли краски – разве что на коже или в глазах. Камни отмыли добела, одежду обесцветили до серой и бурой. Делалось все, чтобы не допустить красок.

Ибо без цвета не будет и пробуждающих.

Девчушка, которая тянула Сири за подол, в конце концов зажала в ручонке цветы и бросилась прочь, а вся ватага устремилась за ней. Сири перехватила неодобрительные взгляды прохожих. Правда, никто не сказал ей ни слова. Есть свои плюсы в том, чтобы быть принцессой, хоть и маловажной.

Она продолжила путь к дворцу – невысокому одноэтажному зданию с просторным, плотно утрамбованным земляным двором. Избегая собравшихся во дворе крикливых толп, Сири обогнула дом и вошла через кухню. Как только дверь отворилась, Мэб, главная стряпуха, перестала петь и смерила взглядом Сири.

– Отец тебя ищет, дитя, – сообщила Мэб, отвернулась и, мыча под нос что-то невнятное, набросилась на груду луковиц.

– Подозреваю, что да. – Сири подошла к котлу, понюхала. Запах был мирный и пресный, картофельный.

– Снова бродила на холмах? Готова поспорить, что прогуляла уроки.

Сири с улыбкой извлекла еще один ярко-желтый цветок и повертела его в пальцах.

Мэб закатила глаза:

– И снова, наверное, портила городскую молодежь. Честное слово, девочка, в твоем возрасте уже поздно забавляться такими вещами. Отец тебе скажет пару ласковых слов за то, что отлыниваешь от обязанностей.

– Люблю слова, – сказала Сири. – А когда отец злится, всегда узнаю новые. Я ведь не должна пренебрегать образованием?

Мэб фыркнула, нарезая соленые огурцы.

– Серьезно, Мэб, – продолжила Сири, вертя цветок и чувствуя, как ее волосы чуть рыжеют. – Я не понимаю, в чем незадача. Остр сотворил цветы, так? Он их раскрасил, значит они не могут быть злом. Во имя всего святого, ведь мы зовем его богом красок.

– Цветы не зло при условии, что остаются там, где Остр их посадил, – возразила Мэб, добавляя в стряпню пряную траву. – Нам нельзя возвеличиваться за счет красот Остра.

– От цветка я важнее не становлюсь.

– Да неужели? – спросила Мэб, ссыпая траву, огурцы и лук в кипящий котел. Она постучала по нему ножом, прислушалась, кивнула и полезла под стойку за новой порцией овощей. – Скажи кому другому, только не мне, – продолжила она оттуда, и голос ее зазвучал приглушенно. – Ты правда думаешь, что не притягиваешь к себе внимание, когда расхаживаешь по городу с цветком?

– Это только потому, что город такой унылый. Будь вокруг хоть немного красок, цветка никто бы и не заметил.

Мэб выбралась из-под стойки с ящиком всевозможных клубней.

– Ты хочешь, чтобы здесь все разукрасили, как в Халландрене? Может, начнем приглашать пробуждающих? Как ты на это смотришь? Когда какой-нибудь дьявол будет высасывать из детей души, душить людей их собственной одеждой? Поднимать из могил покойников и привлекать к дешевому труду? Приносить в жертву женщин на нечестивых алтарях?

Сири почувствовала, что от страха у нее чуть побелели волосы. «Прекратить!» – подумала она. Но волосы были себе на уме и отзывались на внутреннее состояние.

– Про жертвенных дев – это пустая болтовня, – сказала Сири. – На самом деле там ничего подобного не бывает.

– Болтают не зря.

– Да, старухи зимой у камина. По-моему, нам нечего бояться. Пусть в Халландрене делают что хотят. Меня это устраивает, лишь бы нас не трогали.

Мэб шинковала клубни, не поднимая глаз.

– Мэб, есть договор, – напомнила Сири. – Отец и Вивенна позаботятся о нашей безопасности, и Халландрен оставит нас в покое.

– А если нет?

– Оставит. Тебе нечего бояться.

– У них и войска лучше, – заметила Мэб, не поднимая глаз и продолжая шинковать, – и сталь, и больше еды, и эти… вещи. Вот народ и беспокоится. Ты, может быть, и нет, а люди разумные…

Слова стряпухи было трудно пропустить мимо ушей. Мудрость Мэб не ограничивалась приправами и супами, но и нервничала она часто попусту.

– Мэб, ты напрасно беспокоишься. Вот увидишь.

– Я говорю одно: принцесса выбрала неудачное время, чтобы бегать с цветами, выделяться и гневить Остра.

Сири вздохнула.

– Ладно, – сказала она, бросая последний цветок в сотейник, – теперь мы выделимся скопом.

Мэб замерла, затем закатила глаза, шинкуя корешок.

– Должно быть, это был ванавель?

– Конечно, – ответила Сири, принюхиваясь к пару. – Не буду же я портить хорошее блюдо. И повторяю: ты паникуешь зря.

Мэб шмыгнула носом.

– На, – протянула она нож. – Займись-ка делом. Надо нарубить корешков.

– А отцу не показываться? – спросила Сири, принимаясь за кривой корешок ванавеля.

– Он отошлет тебя сюда и в наказание заставит работать в кухнях, – ответила Мэб, снова стукнув ножом по котлу.

Она твердо верила, что звук говорит о готовности блюда.

– Да поможет мне Остр, если отец прознает, что мне здесь нравится.

– Ты просто любишь быть поближе к еде, – сказала Мэб, выуживая и выбрасывая цветок Сири. – Тебе все равно к нему нельзя. Он совещается с Ярдой.

Сири ничего не ответила, молча продолжила резать, однако ее волосы побелели от волнения. «Отцовские совещания с Ярдой обычно затягиваются на часы, – подумала она. – Зачем торчать тут без дела и ждать, когда он освободится…»

Мэб отвернулась на секунду, а когда посмотрела вновь, Сири уже выскочила за дверь и устремилась к королевским конюшням. Через считаные минуты она уже галопом неслась от дворца, одетая в любимый коричневый плащ, дрожа от восторга и превращаясь в совершенную блондинку. Добрая прогулка верхом – отличный способ завершить день.

В конце концов наказание наверняка будет тем же.

Король Идриса Деделин положил письмо на стол. Он успел на него насмотреться. Настало время решать, посылать ли на смерть старшую дочь.

Несмотря на приближение весны, в его палате стоял холод. Тепло было редкостью на Идрийских Высотах; его жаждали и ему радовались, оно же лишь ненадолго задерживалось каждое лето. В покоях было еще и пусто. В простоте заключалась красота. Кичиться богатством не имел права даже король.

Деделин встал и посмотрел в окно на двор. По мировым стандартам дворец маловат – всего один этаж с заостренной деревянной крышей и осадистыми каменными стенами. Однако по меркам Идриса он был велик и граничил с роскошью. Это считалось простительным, поскольку дворец служил также залом собраний и деловым центром всего королевства.

Король краем глаза видел генерала Ярду. Здоровяк стоял в ожидании, заложив руки за спину, его густая борода была перевязана в трех местах. Больше в палате не было никого.

Деделин снова взглянул на письмо. Ярко-розовая бумага казалась каплей крови на снегу. В Идрисе не водилось ничего розового. Однако в Халландрене – мировом центре красок – такие безвкусные тона считались в порядке вещей.

– Итак, дружище? – спросил Деделин. – Дашь ли ты мне совет?

Генерал Ярда покачал головой:

– Ваше величество, приближается война. Я чувствую ее дыхание в ветрах и читаю о ней в донесениях шпионов. Халландрен продолжает считать нас мятежниками, а наши северные пути слишком заманчивыми. Он нападет.

– Тогда мне незачем ее посылать, – произнес Деделин, снова глянув в окно.

Двор кишел людьми в плащах и шубах, пришедшими на рынок.

– Войну нам не остановить, ваше величество, – сказал Ярда. – Но… мы можем ее отсрочить.

Деделин повернулся к нему.

Ярда шагнул вперед и заговорил мягко:

– Время нынче плохое. Наши войска еще не оправились от осенних набегов Вендиса, а после зимних пожаров в зернохранилище… – Ярда снова покачал головой. – Мы не можем позволить себе летнюю оборонительную войну. Наш лучший союзник против Халландрена – снег. Мы не можем допустить, чтобы конфликт развился на их условиях. Иначе нам всем конец.

Прозвучало разумно.

– Ваше величество, – сказал Ярда, – они и рассчитывают, что мы нарушим договор, дав повод к нападению. Если мы сделаем первый шаг, они ударят.

– Если мы соблюдем договор, они все равно ударят, – возразил Деделин.

– Но позднее. Может быть, через несколько месяцев. Вы знаете, насколько медлительна политика Халландрена. Если мы выполним условия, начнутся дебаты и прения. Если они затянутся до снега, мы выиграем время, в котором так остро нуждаемся.

Все это имело смысл. Жестокий, откровенный смысл. Долгие годы Деделин тянул время и наблюдал, как халландренский двор становился все более агрессивным. Из года в год звучали призывы задать жару «мятежным горцам-идрийцам». И с каждым годом эти голоса приумножались и делались громче. Мирная политика Деделина ежегодно сдерживала войска. Наверное, он надеялся, что вожак повстанцев Вахр и его единомышленники из Пан-Каля отвлекут внимание Халландрена от Идриса, но Вахра схватили, его так называемое войско рассеялось. Но Халландрен не отвлекся, а только больше сосредоточился на врагах.

Мира не сохранить. Не с урожаями Идриса, не с его соблазнительными торговыми путями. Не при нынешнем выводке халландренских богов, которые казались куда безумнее предшественников. Он все это знал, но понимал и то, что нарушение договора будет глупостью. Когда живешь в логове зверя, бестию лучше не злить.

Ярда встал рядом с ним у окна и выглянул, облокотившись о раму. Он был суровым уроженцем страны с лютыми зимами. Но также лучшим человеком, какого знал Деделин; глубоко в душе король мечтал выдать Вивенну за генеральского сына.

Вздор. Деделин всегда понимал, что этот день настанет. Он лично составил договор, по которому требовалось выдать дочь за Бога-короля. Халландрен нуждался в дочери королевской крови, чтобы возродить в своей монархии традиционную кровную линию. Именно этого давно домогались растленные и тщеславные жители равнин, и только этот отдельный пункт договора сберег Идрису последние двадцать лет.

Сей договор стал первым официальным актом в правление Деделина, явившись предметом яростных торгов после убийства его отца. Деделин стиснул зубы. Как быстро он исполнил прихоть врагов! И все же он сделает это снова; монарх Идриса пойдет на все ради своих подданных. В этом заключалась серьезная разница между Идрисом и Халландреном.

– Ярда, мы отправим ее на смерть, – сказал Деделин.

– Ей, может быть, не причинят вреда, – ответил после долгой паузы Ярда.

– Ты отлично знаешь, как будет. Первое, что они сделают с началом войны, – используют ее против меня. Это же Халландрен! Во имя Остра, они приглашают в свои дворцы пробуждающих!

Ярда замолчал. Наконец он покачал головой:

– В последних донесениях говорится, что их армия увеличилась тысяч на сорок безжизненных.

«Бог-повелитель цветов», – подумал Деделин, опять посмотрев на письмо. Его содержание было простым. Вивенне исполнилось двадцать два, и по условиям договора ждать дольше Деделин не имел права.

– Отправка Вивенны – скверный план, но другого у нас нет, – сказал Ярда. – Выиграв время, я сумею заручиться поддержкой Тедрадела – там ненавидят Халландрен еще с Панвойны. И возможно, мне удастся поднять на бунт разгромленную группировку Вахра в самом Халландрене. По меньшей мере мы сможем отстроиться и запастись всем необходимым, чтобы прожить еще год. – Ярда повернулся к королю. – Если мы не отправим халландренцам принцессу, вину за войну возложат на нас. И кто нас поддержит? Нас спросят, почему мы не выполнили условия договора, который наш же король и составил!

– А если мы пошлем к ним Вивенну, в их монархию вольется королевская кровь и притязания на Высоты станут еще правомочнее!

– Возможно, – ответил Ярда. – Но мы оба понимаем: они атакуют в любом случае. А если так, что нам до их притязаний? По крайней мере, они могут дождаться рождения наследника и уж потом напасть.

Выиграть время. Генерал всегда просил больше времени. Но как быть, если платить за него придется родной дочерью Деделина?

«Ярда не колеблясь пошлет солдата на смерть, если это даст время на перестройку армии для атаки, – подумал Деделин. – Мы – Идрис. Как я могу просить у дочери меньше, чем требую от войска?»

Он чуть не поседел при одной только мысли о Вивенне в руках Бога-короля, принужденной вынашивать отпрыска твари. Дитя окажется мертворожденным чудищем, которое станет очередным возвращенным богом Халландрена.

«Есть и другой выход, – пронеслось в голове. – Ты не обязан посылать Вивенну…»

В дверь постучали. Они с Ярдой обернулись, и Деделин разрешил войти. Он мог бы и догадаться, кто пожаловал.

На пороге, одетая в простое серое платье, стояла Вивенна. Она по-прежнему казалась ему столь юной, что сердце щемило. Тем не менее она была образцовой идрийкой: волосы скромно уложены и ни грана косметики для привлечения внимания к лицу. В отличие от некоторых аристократок из северных королевств, она не была ни робкой, ни изнеженной. Только собранной. Собранной, бесхитростной, крепкой и сноровистой.

– Отец, ты уже несколько часов здесь, – сказала Вивенна, почтительно склонив голову перед Ярдой. – Слуги судачат о цветном конверте, с которым вошел генерал. Я догадываюсь, что внутри.

Деделин встретился с ней взглядом и махнул рукой, чтобы села. Она бесшумно притворила дверь и взяла деревянный стул у стены. Ярда продолжил стоять, как подобало мужчине. Вивенна посмотрела на письмо, лежавшее на столе. Она была спокойна, волосы оставались под контролем и сохраняли уважительный черный цвет. Благочестивая вдвое больше, чем Деделин, она, в отличие от младшей сестры, никогда не привлекала к себе внимания взрывами чувств.

– Тогда я полагаю, что должна готовиться к отъезду, – произнесла Вивенна, держа ладони на коленях.

Деделин открыл рот, но не нашелся с возражением. Он глянул на Ярду, который лишь качнул головой, смиряясь с неизбежным.

– Отец, я всю жизнь готовилась к этому, – заметила Вивенна. – И я готова. Но Сири сильно расстроится. Час назад она уехала верхом. Мне нужно покинуть город, пока она не вернулась, иначе может закатить сцену.

– Поздно, – сказал Ярда и уныло кивнул на окно.

В ворота галопом влетела всадница, и люди разбежались по двору. На ней был плащ, темно-коричневый цвет которого был почти нескромен, и волосам она, разумеется, дала волю.

Они стали желтыми.

Гнев и досада закипели в Деделине. Одна только Сири умела вывести его из себя, и он почувствовал, что его шевелюра тоже меняет окраску – словно издевательским контрапунктом источнику ярости. Несколько черных прядей побагровели, будто налившись кровью. Это был отличительный знак королевского рода, который перетек на Высоты Идриса в разгар Панвойны. Другие умели скрывать эмоции, но чувства королевских особ проявлялись в самих волосах.

Вивенна взирала на него с обычным благочестием, и ее хладнокровие придало ему сил, чтобы восстановить черноту волос. Простолюдинам невдомек, сколь сильная воля требовалась для укрощения предательских королевских локонов. Деделин не понимал, как это удавалось Вивенне.

«У бедной девочки и детства-то не было», – подумал он. Жизнь Вивенны с минуты рождения готовила ее к этому единственному событию. Первеница, всегда казавшаяся частью его самого. Девушка, которой он неизменно гордился; женщина, уже заслужившая любовь и уважение народа. Умозрительно он видел ее королевой, даже сильнее себя. Той, кто проведет их через грядущие мрачные дни.

Если успеет дожить.

Вивенна встала.

– Я пошла собираться в путь.

– Нет, – сказал Деделин.

Ярда и Вивенна повернулись к нему.

– Отец, – сказала Вивенна, – если мы нарушим договор, начнется война. Я готова пожертвовать собой для народа. Ты научил меня этому.

– Ты не поедешь, – твердо ответил Деделин, вновь обратив взор к окну.

Там, снаружи, смеялась вместе с конюхом Сири. Деделин различал взрывы хохота даже издалека; ее волосы стали огненно-рыжими.

«Прости меня, бог – повелитель цветов, – взмолился он. – Какой чудовищный для отца выбор! В договоре дословно сказано: я обязуюсь послать в Халландрен мою дочь, когда Вивенне исполнится двадцать два года. Но там не прописано, которую дочь я должен прислать».

Если он не отправит в Халландрен кого-то из дочерей, нападут немедленно. А если пришлет не ту, халландренцы озлятся, но атаки не будет. Он это знал. Они дождутся наследника. Идрис выиграет как минимум девять месяцев.

«И еще… – подумал он. – Если они используют Вивенну против меня, я могу не выдержать и сдаться». Позорный для признания факт, но им определилось решение.

Деделин вновь повернулся к генералу и дочери.

– Вивенна, ты не выйдешь замуж за тирана – бога наших врагов. Я посылаю Сири вместо тебя.