Убийца Войн

8

Сири застонала, перекатываясь. Болела спина, болели руки и голова. Ей было так неудобно, что даже усталость не позволила заснуть. Она села, сжимая голову ладонями.

Она провела ночь на полу опочивальни Бога-короля – считается, что спала. В комнату вливался солнечный свет, отражавшийся от мрамора там, где пол не покрывали ковры.

«Черные ковры, – подумала она, сидя на измятом синем платье, которое послужило и одеялом, и подушкой. – Черные ковры на черном полу с черной мебелью. Халландренцы отлично управляются с лейтмотивами».

Бога-короля в комнате не было. Сири взглянула на исполинское черное кожаное кресло, где он провел большую часть ночи. Она не заметила его ухода.

Зевнув, она встала, выудила сорочку из вороха скомканной одежды и натянула ее через голову. Волосы распустила, прихватив сзади. Придется привыкнуть к подобному порядку вещей. Локоны рассыпались по спине, приняв умиротворенный светлый оттенок.

Она каким-то образом пережила ночь и осталась нетронутой.

Босая, Сири подошла к кожаному креслу и провела пальцами по гладкой поверхности. Почтительного трепета не было. Ночью, свернувшись калачиком и подтянув к себе платье, она задремала. Просыпаясь, несколько раз бросала взгляды на кресло. Не из пренебрежения или строптивости сердца – ее слишком сморило, чтобы помнить о запрете смотреть на Бога-короля. А тот не приказал ее казнить. Синепалый напугал ее, предупредив, что Бог-король неуравновешен и скор на расправу, но если это и так, с ней он сдержался. Что он намеревался делать дальше? Халландрен ждал десятки лет, чтобы в жилы Богов-королей влилась королевская кровь. Она улыбнулась. «У меня есть известная власть». Он не мог ее убить, не получив желаемого.

Слабое утешение, но оно придало уверенности. Она обошла кресло, подмечая его размеры. Все предметы были слишком большими и скрадывали ее рост. Сири казалась себе ниже, чем была. Положив руку на подлокотник, недоуменно подумала: почему он не решился ее взять? Что с ней неладно? Она не желанна?

«Дура, – сказала себе Сири, встряхнув головой и подойдя к так и не тронутой постели. – Пока ехала, боялась брачной ночи, а теперь, когда ничего не происходит, жалуешься и на это?»

Она понимала, что несвободна. В конечном счете он ее возьмет – такова была цель всей затеи. Однако минувшей ночью этого не случилось. Сири улыбнулась, зевнула, забралась в постель и отключилась, свернувшись под покрывалами.

Вторичное пробуждение было намного приятнее. Она потянулась и кое-что заметила.

Платье, брошенное грудой на полу, исчезло. Заново разожгли и камин, хотя зачем – непонятно. День был теплый, и она сбила простыни, пока спала.

Вспомнила: «Я должна сжечь простыни. Вот зачем понадобился огонь».

Одна в черной комнате, одетая лишь в сорочку, она села. Служанки и жрицы не узнают, что она всю ночь провела на полу, если только Бог-король никому не скажет. Сколь вероятно, что человек, наделенный его властью, поделится интимными подробностями с духовенством?

Сири медленно выбралась из постели и сдернула простыни. Она скомкала их, подошла к камину и бросила белье в свирепое пламя. Затем стала смотреть на его языки. Она по-прежнему не понимала, почему Бог-король оставил ее в одиночестве. Пока никто не узнал, пусть лучше считают бракосочетание завершенным.

Когда простыни сгорели, Сири осмотрела комнату в поисках какой-нибудь одежды. Ничего не нашла. Вздохнув, она в одной сорочке подошла к двери. Отворив ее, она чуть не подпрыгнула. Снаружи преклоняли колени две дюжины служанок разного возраста.

«Бог цветов! – подумала Сири. – И долго они так простояли?» Странно, но она не негодовала так, когда поневоле дожидалась прихотей Бога-короля.

Не поднимая глаз, женщины встали и вошли в опочивальню. Сири отступила. Заметив, что несколько из них внесли большие сундуки, она склонила голову набок. «После вчерашнего они переоделись в другие цвета». Покрой был тот же – разрезанные юбки, похожие на цветастые брюки; сверху – блузы-безрукавки и шапочки, из-под которых спадали на спину волосы. Синяя и серебристая экипировка сменилась желтой и медной.

Женщины открыли сундуки и принялись вынимать разнообразную, слоями уложенную одежду. Вся она была ярких тонов и разного покроя. Женщины расстелили ее перед Сири, после чего в ожидании вновь опустились на колени.

Сири помедлила. Она выросла королевской дочерью и ни в чем никогда не нуждалась. Но в Идрисе вели аскетичную жизнь. У нее было пять платьев, и подобная роскошь граничила с экстравагантностью. Одно белое, а остальные – одинаковые блекло-синие.

Столь широкий выбор показался избыточным. Она попыталась представить, как будет выглядеть в каждом наряде. У многих были рискованно глубокие вырезы – даже ниже, чем на сорочках служанок, а по идрийским меркам уже считались скандальными.

Наконец Сири нерешительно указала на красную юбку и такую же блузку. Когда Сири наставила палец, служанки встали; одни унесли отвергнутые платья, другие подошли, чтобы заботливо снять с Сири ночную рубашку.

Через несколько минут Сири одели. Она смущенно обнаружила, что, хотя одежда сидела безукоризненно, блузка открыла талию. Но все же это было лучше вырезов, а юбка доходила до самых икр. Красная шелковая материя оказалась гораздо легче привычных шерсти и льна. Когда Сири повернулась, юбка сверкнула и вздыбилась, и не было никакой уверенности, что ткань непрозрачна. Сири чувствовала себя почти такой же голой, как ночью.

«Вот же пристали ко мне с наготой», – подумала она иронично, когда служанки отступили. Другие поднесли стул, и она села, а женщины принялись протирать ей лицо и плечи приятно теплой тканью. Закончив с этим, ей вновь нанесли макияж, соорудили прическу и несколько раз прыснули духами.

Едва она, окутанная благоуханным туманом, открыла глаза, в комнате нарисовался Синепалый.

– Ах, замечательно, – произнес он, и мальчик-слуга послушно встал рядом с чернилами, пером и бумагой. – Вы уже встали.

«„Уже“? – изумилась Сири. – Должно быть, перевалило далеко за полдень!»

Синепалый окинул ее взглядом, кивнул и посмотрел на кровать – очевидно, проверяя, сожжены ли простыни.

– Хорошо, – сказал он. – Предоставляю служанкам удовлетворить ваши нужды, Сосуд.

Сказав так, он собрался уйти с озабоченным видом человека, у которого впереди масса дел.

– Постойте! – окликнула его Сири, поднявшись и оттолкнув нескольких женщин.

Синепалый остановился.

– В чем дело?

Сири замялась, не зная, как выразить свои чувства.

– Известно ли вам… что мне положено делать?

– Известно ли, Сосуд? – переспросил писец. – Вы имеете в виду… – Он зыркнул на постель.

Сири вспыхнула:

– Нет, не это. Я говорю о моем времяпрепровождении. Какие у меня обязанности? Чего от меня ждут?

– Наследника.

– Кроме него.

Синепалый нахмурился:

– Я… вообще, если честно, Сосуд, понятия не имею. Должен признать, что ваше прибытие вызвало некоторый раскол при Дворе богов.

«Как и в моей жизни», – подумала она, слегка зардевшись и покраснев волосами.

– Винить вас, конечно, не в чем, – поспешно добавил Синепалый. – Но с другой стороны… мне, разумеется, были нужны дополнительные предуведомления.

– Еще предуведомления? – спросила Сири. – Этот брак прописан в договоре более чем двадцатилетней давности!

– Да, никто не подумал… – Он сник. – Кхм. Что ж, так или иначе мы приложим все усилия, чтобы устроить вас в королевском дворце.

«Тогда в чем дело? – задалась вопросом Сири. – Никто не думал, что брак и правда состоится? Почему бы и нет? Решили, что Идрис не выполнит свою часть сделки?»

Не важно, он так и не ответил на вопрос.

– Да, но чем мне положено заниматься? – пояснила она, снова садясь на стул. – Торчать во дворце и целый день таращиться на камин?

Синепалый издал смешок:

– Цвета, о нет! Миледи, это же Двор богов! Вы найдете массу дел. Каждый день исполнителям разрешают входить и демонстрировать таланты своим божествам. Для частного показа вам доставят любого.

– Угу, – отозвалась Сири. – Может быть, мне позволят поездить верхом?

Синепалый поскреб подбородок:

– Полагаю, лошадей вам приведут. Конечно, придется дождаться, когда закончатся свадебные торжества.

– Свадебные торжества? – переспросила она.

– Вы… стало быть, не знаете? Вас к этому не готовили?

Сири покраснела.

– Сосуд, я не хотел вас задеть, – сказал Синепалый. – Торжества длятся неделю, мы будем праздновать бракосочетание Бога-короля. Все это время вы не должны покидать дворец. В конце вас официально представят Двору богов.

– Вот как. А после этого мне можно будет выйти из города?

– Из города? – переспросил Синепалый. – Сосуд, вам нельзя покидать Двор богов!

– Что?!

– Вы не богиня, – продолжил Синепалый. – Но вы супруга Бога-короля. Выпустить вас было бы намного опаснее. Но не печальтесь – вам предоставят все, что заблагорассудится.

«Кроме свободы», – подумала она, и к горлу подкатила тошнота.

– Когда свадебное торжество закончится, вам будет не на что жаловаться. Здесь все, что вы в состоянии пожелать: любые привилегии, любая роскошь, любые развлечения.

Она тупо кивнула, все еще чувствуя себя в западне.

– Кроме того, – добавил Синепалый, воздев испачканный чернилами палец, – если вам будет угодно, то все вопросы государственного управления решаются на придворной ассамблее. Полный сбор бывает еженедельно, а вопросы помельче обсуждаются каждодневно. Вы, разумеется, не обязаны присутствовать лично, но когда торжество завершится, вас обязательно допустят к слушаниям. Если все перечисленное вас не устраивает, вы можете пригласить мастера из духовенства Бога-короля. Его жрецы – преданные и успешные представители всех жанров: музыки, живописи, танца, поэзии, скульптуры, кукловодства, драматургии, рисунка на песке и прочих, не столь выдающихся.

Сири моргнула.

«Повелитель цветов! – подумала она. – Здесь устрашает даже безделье».

– Но от меня не ждут обязательного присутствия?

– Нет, это вряд ли, – ответил Синепалый. – Вы чем-то недовольны, Сосуд.

– Я…

Как могла она жаловаться? Всю жизнь от нее ждали, что она станет кем-то – и большую часть жизни она умышленно обманывала ожидания. Теперь с этим покончено. Она не могла не подчиняться, иначе ее убьют и ввергнут Идрис в войну. В кои-то веки ей захотелось служить, стараться и повиноваться. Но по иронии судьбы делать ей здесь было нечего. Только рожать наследника.

– Отлично, – вздохнула она. – Где мои покои? Я пойду устраиваться.

– Ваши покои, Сосуд?

– Да. Здесь-то меня, наверное, не поселят.

– Нет, – усмехнулся Синепалый. – В опочивальне, где состоялось зачатие? Разумеется, нет.

– Тогда где?

– Сосуд, в известной степени весь этот дворец – ваш. Я не понимаю, зачем вам отдельные покои. Проголодаетесь – служанки поставят стол. Захотите прилечь – принесут кушетку или кресло. Вздумаете развлечься, и к вам доставят лицедеев.

Странные действия ее прислуги – то, что они притащили ей цветастые наряды на выбор, стрижка и макияж на месте – вдруг обрели смысл.

– Понятно, – сказала она больше себе, чем ему. – А солдаты, которых я привела с собой? Они сделали, как я приказала?

– Да, Сосуд, – кивнул Синепалый. – Сегодня утром они ушли. Это было разумное решение: они не преданные слуги Радужных тонов, и им бы не позволили остаться здесь, при дворе. Они уже ничем не могли вам услужить.

Сири ответила кивком.

– Сосуд, могу ли я удалиться? – осведомился Синепалый.

Она снова отрешенно кивнула, и Синепалый поспешил прочь, предоставив ей размышлять о нестерпимом одиночестве. «Нельзя зацикливаться», – подумалось Сири, и она обратилась к молоденькой служанке, примерно своей ровеснице:

– Я так и не поняла, как убить время.

Служанка покраснела и молча склонила голову.

– Я имею в виду, что дел найдется полно, если я захочу, – объяснила Сири. – Может быть, даже слишком.

Девушка вновь поклонилась.

«Это очень быстро надоедает и крайне злит», – подумала Сири, сжав зубы.

Ей хотелось совершить нечто из ряда вон выходящее и добиться от служанки ответа, но Сири понимала, как это глупо. По сути, казалось, что многие ее естественные порывы не сработают в Халландрене. А потому, чтобы удержаться от дурацкого фортеля, Сири встала, решив осмотреть свой новый дом. Она покинула неприятно черную комнату и высунулась в коридор. Затем опять повернулась к служанкам, покорно выстроившимся в шеренгу позади.

– Есть ли место, куда мне запрещено входить? – спросила она.

Женщина, к которой она обратилась, помотала головой.

«Замечательно, – заключила она. – Не хотелось бы кончить встречей в ванной с Богом-королем». Она пересекла коридор, отворила дверь и шагнула в желтую комнату, где побывала накануне. Ее кресло и ложе убрали, заменив несколькими желтыми кушетками. Сири вскинула бровь, затем прошла через ванную.

Ванна исчезла. Она вздрогнула. Комната была, какой она ее помнила, той же красной расцветки. Но наклонные плиточные платформы с внутренними ваннами сгинули. Все устройства оказались передвижными – их доставляли в ванную, потом уносили.

«Они и впрямь способны переделать любые покои, – потрясенно оценила Сири. – Должно быть, есть кладовки, набитые мебелью, ваннами и драпировкой, все разных цветов и ждут капризов своего бога».

Исполненная любопытства, она дальше пошла наугад. Во всех комнатах было по четыре двери в каждой стене. Некоторые помещения оказались просторнее остальных. В одних имелись окна с видом наружу, тогда как другие находились в середине дворца. Каждая была своего цвета, но распознать разницу она все еще затруднялась. Бесконечные девственно-чистые апартаменты. Вскоре Сири безнадежно заблудилась, но это, похоже, не имело значения. В известном смысле все комнаты были как одна.

Она обратилась к служанкам:

– Я бы позавтракала.

Все произошло стремительнее, чем считала возможным Сири. Несколько женщин выбежали и вернулись с мягким зеленым креслом в тон помещению. Сири села в ожидании стола, стульев и, наконец, пищи, которые явились будто из ниоткуда. Не прошло и четверти часа, как перед ней возникла горячая еда.

Она нерешительно взяла вилку и попробовала. До сих пор она не сознавала, до чего голодна. Еда состояла преимущественно из сосисок с овощами. Аромат был намного сильнее привычного. Приправы – тоже острее. Однако чем больше она съедала приправленной халландренской пищи, тем больше та ей нравилась.

Несмотря на голод, она отметила, как это странно – завтракать в тишине. Сири привыкла питаться либо на кухне со слугами, либо за отцовским столом с гостями – военачальниками, соседями или монахами. Тихо там не бывало, но здесь, в Халландрене – в краю цветов, звуков и вычурности, она обнаружила, что ест одна, молча, в скучной, несмотря на украшения, комнате.

Служанки наблюдали. Никто с нею не заговорил. Предполагалось, что их молчание – знак уважения, и она это знала, но сочла жутковатым. Не раз она пробовала втянуть их в беседу, но получала лишь лаконичные ответы.

Она прожевала острый каперс. «И так мне отныне жить? По ночам муж занимается непонятно чем, и что же мне делать – коротать дни среди людей, но в то же время в одиночестве?»

Сири содрогнулась, аппетит пропал. Она положила вилку, и пища теперь остывала перед ней на столе. Она смотрела на нее, жалея, что не осталась в просторной и уютной черной постели.