Как и следовало ожидать, к тому времени, когда я утром вернулся в свою комнату и освободил наконец Элизабет, она была в высшей степени раздражена и измучена, хотя ей каким-то чудом удалось ненадолго забыться тяжелым сном. Она, конечно, так и лежала там, где я её оставил.
— Мне нежелательно было выказывать по отношению к тебе какую-то повышенную заботу в присутствии Хо-Ту, старшего смотрителя, — прикоснувшись губами к её щеке, пояснил я.
— Думаю, что да, — проворчала она, натягивая на себя тунику и, поморщившись, растирая затекшие запястья и лодыжки. — В следующий раз, когда тебе необходимо будет произвести на кого-нибудь подобное впечатление, лучше ударь меня пару раз хлыстом.
— Неплохая мысль, — согласился я.
Она окинула меня хмурым взглядом.
— И все равно мои узлы гораздо аккуратнее твоих, — заявила она.
— Ты просто вредина упрямая, — рассмеялся я и поднял её на руки.
— Ничего подобного, — вырываясь, воскликнула она. — Это так и есть.
Я поцеловал её.
— Да, твои узлы действительно лучше моих!
Она недоверчиво посмотрела на меня и, несколько смягчившись, улыбнулась.
— Но вот это твое пощелкивание пальцами было совершенно излишним, — снова внезапно разозлившись, заметила она. — Я имею в виду кормление из твоих рук.
— Зато какое впечатление это произвело на Хо-Ту!
— Кажется, да, — согласилась Элизабет.
— Не кажется, а точно! — подтвердил я.
— Все равно, — заявила Элизабет, — только попробуй выкинуть что-нибудь подобное, когда мы одни! Я тебя всего искусаю!
— Обязательно попробую, — пообещал я, и она тут же накинулась на меня. — Кажется, тебе и эту ночь придется провести связанной, — сказал я.
— Ты не посмеешь! — воскликнула она и принялась лягать меня ногой, один раз довольно серьезно задев меня по колену.
Я сжал ей руки и отступил назад, уворачиваясь от её пинков. Она сопротивлялась вовсю, стараясь вырваться и достать меня своими кулачками. Я только посмеивался. Хотя, честно говоря, колено болело.
— Успокойся, рабыня! — властным голосом бросил я ей.
Она постепенно утихомирилась, хотя все ещё продолжала сердито сопеть. Я начал развязывать у неё на левом плече удерживающий тунику узел.
— Кстати, ты знаешь, который уже час? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
— Вот, — наставительно заметила она. — А если бы ты прислушивался к сигналам гонга, ты бы знал.
— Ну, так сколько же сейчас времени? — поинтересовался я.
— Восемь ударов большого гонга уже давно прозвучали, — сообщила она.
— Ну и что?
— А то, что я ничего не ела со вчерашнего утра, а если не вернусь в комнату для женского обслуживающего персонала до сигнала малого гонга, следующего после восьми ударов в большой гонг, то я пропущу ещё и завтрак. Я ведь не могу просто отправиться на кухню, как ты, и потребовать себе пяток яиц!
— В этом и состоит мой метод приучения тебя к послушанию, — рассмеялся я.
Она вырвалась из моих рук и снова накинула узел, поддерживающий тунику, на плечо.
— Мое обучение может подождать, пока я позавтракаю, — сказала Элизабет.
— Мне кажется, ты просто на меня обиделась.
Она улыбнулась.
— После завтрака наше приучение к повиновению пойдет полным ходом!
С этими словами она повернулась и выскользнула в коридор.
Я сбросил шкуры с ложа любви на пол и улегся.
Разбудило меня легкое потряхивание Элизабет, вернувшейся после завтрака повеселевшей и оживленной.
— Ожидание пошло на пользу? — поинтересовалась она.
— Мне кажется, ты слишком долго завтракала, — заметил я.
— Овсянка из корыта для животных была сегодня особенно хороша, — ответила Элизабет. — Никак не могла оторваться.
Я закрыл дверь и запер её на засов.
— У меня, кажется, начинают появляться какие-то проблемы, — сказала она.
Я вопросительно посмотрел на нее.
— Я пыталась выяснить, но так и не смогла узнать, когда начнется мое обучение.
— Вот как, — глубокомысленно заметил я.
— Вместе со мной, кажется, будут и другие девушки.
— Вероятно, — сказал я. — Зачем им тратить столько времени понапрасну, обучая каждую из вас в отдельности.
Мне подумалось, что это вряд ли будут те девушки, которых я видел ночью. Очевидно, пока они не начнут говорить по-гориански, их не будут подвергать дополнительному обучению. Насколько я знал, земных девушек обычно распродают как самых диких варваров по очень низким ценам. С другой стороны, могло случиться и так, что доставленные прошлой ночью девушки или хотя бы часть из них будут проходить курс обучения вместе с Элизабет, одновременно с местными нравами изучая и язык. Тот факт, что тренировка Элизабет не началась немедленно, наводил на предположения, что именно так с ними и решено поступить.
— Сегодня вечером, — продолжала Элизабет, — после шестнадцати ударов большого гонга мне нужно явиться к кузнецу.
— Кажется, маленькой тачакской рабыне снова придется носить в носу кольцо.
— Оно тебе нравилось? — поинтересовалась Элизабет.
— Очень, — признался я.
— Впоследствии я тоже его полюбила, — сказала она.
— На этот раз вставить кольцо не будет так болезненно.
— Да, я тоже так думаю, — она опустилась на пол так же просто и естественно, как истинная горианка. — Что ты узнал нового о доме Кернуса сегодня ночью?
— Обязательно сейчас тебе расскажу, — сказал я, усаживаясь рядом с ней.
— Сама-то я узнала не так уж много. Сидела тут, понимаешь, на одном месте как привязанная.
— Очень точное сравнение, — подметил я — Зато я узнал столько, что хватит для нас обоих.
И я подробно рассказал Элизабет все, что мне довелось увидеть в доме и в горах. Она была чрезвычайно заинтригована, хотя временами на её лице отражался испуг, когда я поведал о том, что здесь называли «зверем», или глубокая печаль, когда я упомянул о доставленных с Земли девушках, которых, вероятно, дом Кернуса выставит на продажу.
— И что мы будем делать дальше? — спросила она.
— Прежде всего следует собрать как можно больше сведений о доме Кернуса, — ответил я. — Ты хорошо знаешь его внутреннее расположение?
— Некоторые части дома мне известны довольно хорошо. А кроме того, я смогла бы получить у Капруса глиняный пропуск для посещения большего количества помещений в доме.
— Но здесь есть, наверное, и запретные территории?
— Да, — ответила она.
— Очевидно, придется заняться самостоятельными исследованиями.
— Прежде всего разузнай, в какие части дома ты можешь свободно заходить. Думаю, ты сможешь беспрепятственно посещать множество мест, запретных для меня. С другой стороны, передо мной открыты помещения, проникнуть в которые тебе не удастся. Контора Капруса, например. Хо-Ту, я уверена, будет только рад показать тебе дом. Таким образом, ты не только познакомишься с расположением комнат в доме, но и узнаешь, вход в какие из них для тебя запрещен.
Некоторое время я размышлял над её предложением.
— Да, план хорош, — признал я. — Он прост и, вероятно, вполне осуществим.
— После хорошего завтрака я становлюсь очень сообразительной, — призналась Элизабет.
— Это верно, хотя и до завтрака отсутствием сообразительности ты не страдала, — заметил я.
— Но после завтрака — совсем другое дело, — улыбнулась Элизабет. — В такое время я становлюсь просто гениальной.
— Сейчас как раз настало это самое «после завтрака».
— Ну, значит, тебе самое время оценить всю мою гениальность, — сказала она, положив руку мне на плечо.
— А вот я, между прочим, как раз ещё не завтракал.
— Ну вот, — она обиженно надула губы.
— Покажи мне, где обедают свободные слуги в этом доме.
— Это единственное, о чем ты все время думаешь, — заметила она.
— Я думаю не только об этом.
— Да, это верно, — признала она.
Элизабет привела меня в комнату, примыкающую к кухням. Здесь мы застали несколько охранников, двух булочников, оружейных дел мастера и писца. Столики были небольшими. Я занял один из них, и Элизабет опустилась на колени слева от меня. Она подняла голову и к чему-то принюхалась. Следуя её примеру, я тоже потянул носом. Мы изумленно переглянулись.
К столику подошла обслуживающая рабыня в белой тунике и покрытом белой эмалью ошейнике и опустилась передо мной на колени.
— Чем это пахнет? — спросил я.
— Это черное вино с Тентисских гор, — ответила она.
Мне приходилось слышать о черном вине, но не доводилось его пробовать. Оно довольно распространено в Тентисе, но я не знал, что его употребляют в других городах.
— Принеси два бокала, — приказал я.
— Два? — спросила девушка.
— Рабыня, — кивнул я на Элизабет, — попробует его первой.
— Конечно, хозяин, — ответила девушка.
— Поджарь хлеба, — продолжал я, — и принеси меду, несколько яиц вулоса, кусок жареного мяса боска и тарианских фруктов.
Девушка послушно кивнула, грациозно поднялась на ноги, сделала два-три шага назад, склонив голову в поклоне, и, повернувшись, быстро отправилась на кухню.
— Я слышал, — сказал я Элизабет, — что черное вино употребляют горячим.
— Невероятно! — улыбнулась она.
Вскоре у нас на столе уже стояли два бокала с кружащимися над ними тонкими струйками пара.
Я долго приглядывался к темной дымящейся жидкости, вдыхая её неповторимый аромат. Элизабет, стоя на коленях, также, насколько позволяла её поза, старалась сунуть нос в бокал. Наконец, убедившись, что за нами никто не наблюдает, я протянул один из толстостенных бокалов ей, мы тихонько чокнулись их гранеными краями и поднесли вино к губам.
Оно оказалось чрезвычайно крепким, насыщенным приправами, но ошибиться было невозможно — это был кофе.
Я поделился завтраком с Элизабет, сообщившей, что он понравился ей гораздо больше, чем овсянка, которую ей пришлось есть прямо из корыта в комнате для женской прислуги.
— Завидую я вам, свободным людям, — призналась Элизабет. — В следующий раз ты будешь рабом, а я убийцей.
— На самом деле все это очень странно, — заметил я, занятый собственными мыслями. — Тентис не торгует зернами для черного вина. Я как-то слышал, что чашка этого напитка в Аре несколько лет назад стоила почти целую серебряную монету. Но даже в самом Тентисе черное вино употребляется только в домах представителей высших каст.
— Может, зерна доставлены с Земли?
— Первоначально зерна действительно были завезены на Гор с Земли, — сказал я. — Как и множество других семян. Однако я очень сомневаюсь, чтобы корабль, который я видел прошлой ночью, среди прочего груза доставлял сюда нечто столь тривиальное, как зерна для черного вина.
— Ты, вероятно, прав, — заметила Элизабет, с зажмуренными от удовольствия глазами делая очередной глоток горячего черного кофе.
На какое-то мгновение мне припомнилось, что воин, убитый, очевидно, по ошибке вместо меня на мосту в Ко-Ро-Ба, тоже был из Тентиса.
— Прекрасный напиток, — сказала Элизабет, заглядывая в опустевший бокал.
Завтрак подошел к концу, и мы вернулись в мою комнату, предварительно развязав сделанный мной на двери личный узел. Когда мы вошли, я плотно закрыл дверь на засов и снял с себя пояс с мечом.
Элизабет собрала сброшенные мной на пол шкуры и расстелила их на каменном ложе. Затем, словно ощущая непреодолимую усталость, она улеглась на них, поглядывая на меня и сладко зевая.
— Когда тебе нужно идти на доклад к Капрусу? — спросил я.
— Он — один из нас, — ответила Элизабет, — поэтому не придерживается в отношении меня строгого распорядка и позволяет мне уходить из дома, когда я того пожелаю. Однако время от времени мне следует показываться ему на глаза.
— У него много помощников?
— В его подчинении несколько писцов, но они работают не в его кабинете. Есть и несколько девушек-посыльных, но Капрус к нам довольно снисходителен, поэтому мы расхаживаем, где пожелаем. Если я и не явлюсь вовремя на доклад, все решат, что меня что-нибудь задержало.
— Понятно.
— Тебе всю ночь пришлось быть на ногах, — заметила она, — ты, наверное, устал?
— Очень, — ответил я, опускаясь рядом с ней на шкуры любви.
— Бедный хозяин, — сказала она, поглаживая меня ладонью по плечу.
Я перевернулся на бок и стиснул её в объятиях, однако она отвернулась, отстраняя губы.
— Так чьи узлы лучше? — смеясь, спросила она.
— Твои, твои, твои, — пробормотал я, понимая, что тут-то она меня и поймала.
— Прекрасно, — ответила она. — Можешь меня поцеловать.
После недолгого ворчания, ответом на которое был её смех, я так и сделал. Однако потом у меня взыграло чувство мести.
— Ну так что, будешь есть из моих рук? — поинтересовался я.
— Буду, буду! — воскликнула она.
— Даже когда мы одни? — допытывался я.
— Да, да!
— И даже сама будешь просить меня об этом?
— Да, буду! — кричала она.
— Проси!
— Велла просит покормить её из рук господина! — завопила она. — Велла просит хозяина её покормить!
Я рассмеялся.
— Ты просто животное! — улыбнулась она.
Мы обменялись поцелуями.
— Ты всегда мог заставить меня есть из твоих рук, Тэрл Кэбот, — призналась она. — Ты настоящее животное!
Я снова её поцеловал.
— Но узлы у меня все равно получаются лучше, — не могла успокоиться она.
— Это верно, — согласился я.
Она рассмеялась.
— После завтрака нет ничего лучше чашки кофе и хорошенькой девушки рядом, — признался я.
— Я же тебе говорила, — заметила она, — что после завтрака я просто необыкновенная.
— Вот тут ты права, — сказал я.
— Совершенно права!
Поцеловав её напоследок ещё раз, я перевернулся на бок и вскоре уснул, а Элизабет занялась наведением порядка в комнате и потом часу в двенадцатом отправилась в кабинет Капруса, опечатав предварительно дверь снаружи своим личным узлом. С внутренней стороны двери мы разрезали веревку и соединили её концы простым узлом, чтобы иметь таким образом возможность выходить из опечатанной снаружи комнаты, не разрезая веревку каждый раз.
Я проспал довольно долго, и за это время Элизабет успела несколько раз вернуться и снова уйти, занимаясь какими-то своими делами, пока наконец под вечер она не закрыла дверь на засов и не улеглась на шкуры рядом со мной, положив голову мне на плечо.
Я заметил у неё в носу сияющее тоненькое золотое тачакское кольцо.