Убийца Гора

Глава 20. СЫГРАННАЯ ПАРТИЯ

— Эта ночь, — объявил Кернус, поднимая свой кубок, — будет ночью развлечений и удовольствий!

Никогда ещё я не видел обычно невозмутимого работорговца таким ликующим, как в эту ночь, и причиной тому были превысившие все его ожидания торги на Куруманском невольничьем рынке.

Ночь близилась к концу, и пир в центральном зале дома был в разгаре. Вино и пага лились рекой. Девушки, прикованные цепями к стенам для развлечения пьяной стражи, визжали и извивались под ощупывающими их руками. Подвыпившие охранники, спотыкаясь на каждом шагу, с кубками в руках бродили по всему залу. Жареное мясо на длинных шампурах доставляли к столам на своих плечах обнаженные рабыни. Вино подносила целая вереница раздетых девушек. Пьяные музыканты в центре зала бренчали на своих инструментах нечто невнятное.

Проходящие мимо пинали меня, закованного в цепи, раздетого до пояса, с кожаным колпаком на голове, или лупили палками. Затем уже без колпака, но все ещё в цепях меня подтащили к трону Кернуса и бросили возле него на колени.

По другую сторону трона, также в кандалах, стояла жалкая, ошеломленная, все ещё не пришедшая в себя Элизабет, единственным её одеянием была цепь на шее с медальоном дома Кернуса. Здесь же, в нескольких шагах от неё я, к своему ужасу, увидел закованных в цепи Ремиуса и Хо-Сорла. Рядом с ними со связанными за спиной кожаным ремнем руками стояла на коленях Сура; голова её была низко опущена, волосы касались пола.

Ее кукла, доставшаяся ей от матери, кукла, которую она так любила и так ревностно охраняла, что некогда набросилась на меня и готова была даже убить, валялась теперь перед ней на полу, разодранная на части.

— В чем их преступление? — спросил я у Кернуса.

— Они хотели тебя освободить, — рассмеялся он. — Пытались попасть к тебе, когда ты был в темнице, и нам удалось схватить их только после жестокой стычки. А эта женщина пыталась пагой и своими бриллиантами подкупить твою охрану.

Я удивленно вскинул голову. Я не мог понять, почему Ремиус и Хо-Сорл хотели разделить мою участь и что заставило Суру рисковать своей жизнью, теперь, несомненно, потерянной. Я сделал так мало, чтобы иметь таких друзей, чтобы заслужить их преданность. Теперь в моем положении я чувствовал, что невольно предал не только Элизабет и девушек, но и Царствующих Жрецов, и даже Ремиуса, Хо-Сорла, Суру… Меня охватило отчаяние; я осознавал себя побежденным и беспомощным. Я посмотрел на Элизабет: она словно оцепенела, уставившись невидящим взглядом в пол; тугой ошейник стягивал ей горло.

Я предал их всех.

— Приведите Портуса! — приказал Кернус.

Работорговца, прежде главного соперника дома Кернуса, втолкнули в зал. Его, очевидно, недавно доставили сюда из темниц Центрального Цилиндра Ара по приказу убара этого города — Кернуса, некогда обычного работорговца, принадлежавшего теперь к касте воинов.

Измученного, раздетого по пояс, выглядевшего, как обтянутый кожей скелет, Портуса привели в цепях и оставили в центре зала на арене.

С него сняли кандалы и вложили в дрожащую руку кривой нож.

— Кернус, пожалуйста, ваше величество! — запричитал он. — Проявите великодушие.

— Готовься к схватке! — бросил ему Кернус.

На арену вступил бывший раб, которого я впервые увидел, когда он вышел победителем в поединке на тупых ножах, и стал медленно, осторожно подкрадываться к Портусу.

— Умоляю, Кернус! — завопил Портус, на груди которого через мгновение появилась кровавая полоса. Теперь ножи не были тупыми. — Пожалуйста, пощади! Умоляю как собрата по касте! — кричал он, в то время как раб, задыхаясь от нетерпения, со злорадной усмешкой один за другим безнаказанно наносил ему удары ножом.

Портус попытался было оказать сопротивление, но, неловкий и ослабевший, он лишь напрасно тратил усилия, истекая кровью, но не получая последнего, смертельного удара. В конце концов, окончательно выбившийся из сил, залитый кровью, он упал на песок к ногам раба и остался лежать неподвижно, издавая глухие предсмертные стоны.

— Бросьте его зверю! — распорядился Кернус.

Двое охранников подхватили Портуса под руки и, оставляя на полу кровавые следы, выволокли его из зала.

— Приведите Хинрабию! — приказал Кернус.

Я удивился. Семейство Хинрабиусов, направлявшееся в полном составе к Тору, несколько месяцев назад подверглось чудовищному нападению неподалеку от Ара. Предполагали, что вся семья была уничтожена. Единственным ненайденным оставалось тело Клаудии Тентиус Хинрабии, по несчастью ставшей первой жертвой интриг Кернуса, всеми средствами стремившегося к разорению дома Портуса.

Я услышал донесшийся издалека душераздирающий вопль Портуса и дикий звериный рев.

Присутствующие невольно содрогнулись.

— Ну вот, зверь насытился, — заметил Кернус, дрогнувшей рукой проливая вино по столу.

В этот момент в зал привели худощавую девушку в желтой шелковой тунике рабыни для наслаждений, с короткими черными волосами и тонкими высокими скулами.

Она робко прошла через зал и опустилась на колени перед троном.

Я открыл рот от удивления: то была Клаудия Тентиус Хинрабия, прежде избалованная дочь убара Ара, а теперь бесправная, скованная цепями рабыня, ничем не отличающаяся от тысяч других в этом поистине славном городе.

Девушка удивленно огляделась. Не думаю, что ей уже приходилось бывать в этой комнате.

— Ты рабыня Клаудия? — громогласно поинтересовался Кернус.

— Да, хозяин, — робко ответила девушка.

— Ты знаешь, в каком городе находишься? — спросил Кернус.

— Нет, хозяин, — пробормотала она. — Меня доставили в ваш дом с повязкой на лице.

— Кто тебя привел? — допытывался Кернус.

— Не знаю, хозяин, — ответила она.

— Говорят, будто ты называешь себя Клаудия Тентиус Хинрабия, — констатировал Кернус.

Девушка вскинула голову.

— Это правда! — воскликнула она. — Правда, хозяин!

— Я знаю, — ответил Кернус.

В её глазах появился ужас.

— А что это за город? — спросила она.

— Ар, — ответил Кернус.

— Ар? — изумилась девушка.

— Да, — кивнул Кернус. — Славный город Ар.

В глазах девушки вспыхнул луч надежды. Она едва не вскочила на ноги.

— Ар! — воскликнула она. — О, прошу вас, освободите меня! Освободите! — Она протянула руки к Кернусу. — Я из Ара! Из Ара! Я — Клаудия Тентиус Хинрабия из Ара! Освободите меня, хозяин!

— Ты знаешь, кто я такой? — спросил Кернус.

— Нет, хозяин, — покачала она головой.

— Я — Кернус, убар Ара!

Она ошеломленно посмотрела на него.

— Прошу вас, благородный Кернус, — прошептала она, — если вы мой хозяин, освободите меня, выпустите на волю!

— Зачем? — поинтересовался Кернус.

— Я — Клаудия Хинрабия, — неуверенно пробормотала девушка, — из Ара.

— Нет, — покачал головой Кернус. — Ты — рабыня!

Она в ужасе взглянула на него.

— Прошу вас, убар, пожалуйста, — простонала она, глотая катящиеся по щекам слезы. — Благородный Кернус, убар моего города, прошу вас, освободите меня!

— Твой отец должен мне деньги. Много денег, — ответил Кернус. — Поэтому ты останешься моей рабыней.

— Умоляю вас!

— Ты осталась одна. Твоя семья ушла, покинула этот город. Тебя некому здесь защитить. Нет, — покачал он головой, — ты будешь моей рабыней.

Девушка закрыла лицо руками и разрыдалась.

— С тех пор как меня выкрали люди из дома Портуса и обратили в рабство, — всхлипывала она, — я уже столько настрадалась!

Кернус расхохотался.

Девушка посмотрела на него, ничего не понимая.

— А как могли люди Портуса войти в Центральный Цилиндр, — спросил он, — и увести тебя оттуда?

— Я не знаю, — ответила она.

— На тебя надели колпак и похитили таурентины, — сказал Кернус, — сама дворцовая охрана.

Девушка была изумлена сверх всякой меры.

— Сафроникус, их предводитель, состоит у меня на службе, — продолжал Кернус.

Она в оцепенении покачала головой.

— Но дом Портуса, — пробормотала она. — Я сама видела его ошейник на одной из рабынь…

Кернус расхохотался. Он поднялся с трона и подошел к ней.

— Встань, рабыня, — приказал он.

Хинрабия поднялась на ноги, в её глазах застыл ужас.

Кернус разорвал на ней шелковое одеяние. Затем он снял тяжелую цепочку с медальоном с шеи Элизабет Кардуэл и повесил её на шею Хинрабии.

— Нет! Нет! — закричала она, простирая руки и падая на колени к ногам Кернуса.

Тот весело смеялся.

— Это были вы! — пробормотала она. — Вы!

— Конечно, — удовлетворенно ответил Кернус. Он снял с неё цепь с медальоном, повесил себе на грудь и вернулся к трону.

Зал огласился взрывами хохота.

— Свяжите её, — приказал Кернус охранникам.

Те быстро стянули ремнями руки девушки.

— У нас есть для тебя ещё один сюрприз, моя дорогая Хинрабия, — заметил ей Кернус.

Она ответила ему безучастным взглядом.

— Приведите служанку, — распорядился Кернус, и один из охранников, ухмыльнувшись, тотчас оставил комнату.

— Клаудия Хинрабия, — пояснял Кернус присутствующим, осушая очередной кубок ка-ла-на, — была известна во всем Аре как очень строгая и требовательная госпожа. Говорят, что однажды, когда рабыня уронила зеркало, она велела отрезать этой несчастной нос и уши, а затем продала её как ненужную вещь.

Из-за столов последовали громкие комментарии этого известного всем случая.

Стоящую на коленях Клаудию держали два охранника, её руки были крепко связаны за спиной, по лицу девушки разливалась смертельная бледность.

— Я долго искал, — продолжал делиться впечатлениями Кернус, — пока мне не удалось найти эту девицу.

Мне вспомнилось, как на кухне — кажется, это было несколько месяцев назад, хотя прошло всего два-три дня, — я увидел одну изуродованную девушку.

— Я купил её, — произнес Кернус.

Присутствующие ответили одобрительными возгласами.

Клаудия Хинрабия казалась совершенно оцепеневшей и охваченной ужасом настолько, что неспособна была даже пошевелиться.

Из кухни вслед за посланным за ней охранником появилась девушка; это была та самая, которой я несколько дней назад, когда меня схватили, предложил бутыль паги.

Не только нос, но и уши её были отрезаны. Раньше она, вероятно, была очень недурна собой.

Когда девушка появилась в зале, Клаудию, все так же связанную и стоящую на коленях, охранники развернули лицом к пришедшей.

Девушка, ошеломленная, замерла на месте. Широко раскрытые глаза Клаудии глядели на неё с беспредельным ужасом.

— Как тебя зовут? — стараясь казаться участливым, спросил её Кернус.

— Мелани, — ответила та, не сводя глаз с Хинрабии, испуганная и пораженная тем, что нашла свою прежнюю госпожу в таком виде.

— Мелани, — спросил Кернус, — ты знаешь эту рабыню?

— Это Клаудия Тентиус Хинрабия, — еле слышно прошептала девушка.

— Ты помнишь ее? — поинтересовался Кернус.

— Да, — ответила девушка. — Она была моей хозяйкой.

— Дай ей нож, — обратился Кернус к одному из стоящих рядом охранников.

В руки изуродованной девушки вложили кривой нож.

Она посмотрела на нож и перевела взгляд на связанную Хинрабию, которая со слезами на глазах покачала головой.

— Пожалуйста, Мелани, не причиняй мне боли, — прошептала Хинрабия.

Девушка ничего не ответила и снова посмотрела на кривой нож, зажатый у неё в руке.

— Ты можешь отрезать уши и нос у этой рабыни, — сказал ей Кернус.

— Пожалуйста, Мелани, — взмолилась Хинрабия, — не нужно! Не причиняй мне вреда!

Девушка с кинжалом медленно подошла к ней.

— Вспомни, ведь ты любила меня, — прошептала Хинрабия. — Ты меня любила!

— А теперь я тебя ненавижу, — сказала девушка.

Она левой рукой схватила Клаудию за волосы и поднесла острый, как бритва, нож к её лицу. Хинрабия разразилась истерическими рыданиями.

Но служанка не дотронулась ножом до лица Клаудии. Ко всеобщему удивлению, через минуту она опустила руку.

— Отрежь ей уши и нос, — приказал Кернус.

Девушка с состраданием смотрела на беззащитную Хинрабию.

— Не бойся, — сказала она, — я не причиню вреда бедной рабыне.

Она отшвырнула нож, и он пролетел по полу через весь зал.

Клаудия Тентиус Хинрабия, рыдая, упала к её ногам.

Кернус раздраженно откинулся на спинку кресла.

— Она из высшей касты? — долетели до меня чьи-то слова.

— Нет, — ответила Мелани, — я дочь текстильщика.

Кернус был в ярости.

— Уведите их обеих! — приказал он. — Через десять дней пустите им кровь, привяжите спина к спине и бросьте на съедение зверю.

На запястьях Мелани защелкнулись наручники, и её вместе со своей рыдающей, спотыкающейся на каждом шагу бывшей госпожой — беззащитной связанной Клаудией Хинрабией — охранники вывели из зала.

Некоторое время Кернус молчал, раздраженно барабаня рукой по столу.

— Ничего, не разочаровывайтесь, — наконец сказал он. — У нас ещё найдется, чем развлечься.

Ворчание за столом одних смешалось с радостным энтузиазмом других.

— Великодушная девушка, — сказал я, когда Мелани покинула зал.

Один из охранников Кернуса ударил меня по губам.

— Поскольку я являюсь убаром Ара, — обернувшись ко мне, начал Кернус, — и принадлежу к касте воинов…

За столом ещё было шумно, но Кернус строгим взглядом призвал всех к тишине.

— …Я посвящен во все дела города, — продолжал он, — и от его имени предлагаю тебе сыграть. Ставкой будет твое освобождение.

Я с удивлением поднял на него глаза.

— Принесите доску и фигуры, — распорядился он.

Филемон бросился выполнять приказание. Кернус, ухмыльнувшись, посмотрел на меня сверху вниз.

— Насколько я помню, ты говорил, что не играешь.

Я кивнул.

— Хотя я тебе, конечно, не верю.

— Я буду играть, — решился я.

Кернус пожал плечами.

— Ты хочешь играть за свою свободу?

— Да.

— Но я силен в этой игре, ты это знаешь.

Я не ответил. За те месяцы, что я провел в доме, я успел убедиться, что Кернус действительно превосходный игрок. Превзойти его было нелегко.

— Но, поскольку ты едва ли столь же искусен, как я, — рассмеявшись, продолжал он, — было бы справедливо, чтобы тебя представлял мастер, который будет играть за тебя и даст тебе хоть какую-то возможность победить.

— Я буду играть сам, — сказал я.

— Не думаю, что это разумное решение, — пожал плечами Кернус.

— Теперь понимаю, — ответил я. До меня вдруг дошло, что Кернус сам хочет назначить — и, вероятно, у него уже была подходящая кандидатура — моего представителя и игра превратилась бы в сплошной фарс, в один из его обычных трюков.

— Может быть, рабу, который едва представляет себе, как переставлять фигуры, будет дозволено сыграть вместо меня? — высказал предположение я — Надеюсь, он-то не окажется для вас слишком сильным противником?

Кернус взглянул на меня с удивлением.

— Может быть, — ухмыльнулся он.

Сура, связанная, подняла голову.

— Отважились бы вы сыграть с простой рабыней, — спросил я, — с той, которая изучила правила игры день-два назад, но которая за это время уже имела опыт, хоть и весьма небольшой?

— Кого ты имеешь в виду? — спросил Кернус.

— Он имеет в виду меня, хозяин, — сказала Сура и робко потупила глаза.

Я затаил дыхание.

— Нет, женщины не принимают участия в игре, — раздраженно бросил Кернус. — Рабы тоже не в счет!

Сура ничего не сказала. Кернус поднялся из-за стола и подошел к Суре. Он собрал остатки тряпичной куклы, валявшейся у её ног, и стал разрывать их на ещё более мелкие куски. Старые тряпицы распались па клочки. Он швырнул остатки на пол и растоптал ногой своей сандалии. Я увидел, как слезы закапали из глаз Суры; плечи девушки вздрагивали.

— Итак, ты отважилась обучаться игре, рабыня? — злорадно поинтересовался Кернус.

— Простите, хозяин, — ответила Сура, не поднимая головы Кернус повернулся ко мне. — Найди себе более достойного представителя, идиот, — бросил он.

Я пожал плечами.

— Я выбираю Суру, — сказал я.

Кернус, конечно, не мог и предположить, что Сура обладала, возможно, одной из наиболее потрясающих врожденных способностей, с которой мне когда-либо приходилось сталкиваться, — естественным чутьем в игре. Практически с первых минут обучения она играла на уровне опытных мастеров. Это было просто феноменально — один из тех редких и счастливых даров, которые вдруг обнаруживаются к восхищению и ужасу окружающих. Лично у меня она вызывала оба эти чувства.

— Я выбираю Суру, — повторил я.

Следящие за столами засмеялись. Кернус без всякой причины злобно ударил Суру по лицу; женщина упала на пол.

— А где Хо-Ту? — спросил кто-то из сидящих за столом.

Мне и самому хотелось это знать.

— Его послали в Тор покупать рабов, — ответил один из тех, кто был в курсе дела.

За столом раздались смешки. Это, наверное, даже хорошо, подумалось мне, что Кернус, конечно же с определенным расчетом, услал Хо-Ту из дома. Я не мог ожидать, что сильный, мужественный Хо-Ту вынес бы подобное обращение с Сурой, пусть бы это даже был сам хозяин дома. Он тут же бросился бы на него с ножом, несмотря на дюжину неизменно находящихся рядом с Кернусом охранников.

Один из них наверняка уже давно отправился бы на тот свет. Нет, это хорошо, что Хо-Ту нет сейчас дома, хотя меня нисколько бы не удивило, если бы по возвращении Кернус лишил его жизни. Если бы Суре даровали жизнь, вероятно, Хо-Ту также остался бы жить, но, находись он сейчас рядом с ней, он наверняка всеми силами попытался бы её защитить.

— Я не буду играть с рабыней! — прорычал Кернус и отвернулся от Суры.

Она посмотрела на меня, такая жалкая, беспомощная. Я ободряюще улыбнулся ей в ответ. Но последняя надежда казалась разбитой. Кернус снова устроился за столом. Филемон, принесший тем временем доску, расставил на ней деревянные фигуры.

— Хотя на самом деле все это не имеет значения, — заметил Кернус. — Я уже нашел тебе представителя.

— Я догадываюсь, — сказал я. — И кто же это?

Кернус расхохотался.

— Хул-дурачок!

Присутствующие заревели от смеха и забарабанили по столу кулаками, настолько им понравилась очередная шутка хозяина.

В этот момент в зал вошли двое подгоняемых охранниками мужчин. Один, в одеянии профессионального игрока, держался с определенным достоинством. Другой катался по полу, кувыркался и скакал у его ног, приводя в неописуемый восторг всех сидящих за столами. Даже рабыни от удовольствия весело захлопали в ладоши.

Хул вертелся, строя им глазки, и вдруг растянулся на полу, споткнувшись о поставленную ему одним из воинов подножку. Он тут же вскочил и забегал вокруг воина, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное, как старый ворчун. Девушки громко смеялись, мужчины от них не отставали.

Человек, вошедший с Хулом, оказался, к моему удивлению, игроком, которого я некогда видел на улице у пага-таверны неподалеку от центральных ворот Ара; именно тем самым игроком, что так мастерски обыграл винодела, хотя до последних, решающих ходов строил из себя дилетанта, словно он с самого начала намеревался проиграть партию. Тем самым игроком, что, будучи нищим, отказался принять от меня золотую монету, которую он так красиво и совершенно справедливо выиграл, узнав, что на мне черное одеяние убийцы. Я удивился, увидев этого человека с Хулом, безмозглым дурачком, этим карликом, едва достававшим макушкой своей безобразной, непропорционально большой головы до пояса человеку среднего роста, с этим уродом с кривыми, разной длины ногами и узловатыми, кажущимися переломанными руками.

Я заметил, что Сура смотрит на Хула с ужасом, едва сдерживая в себе отвращение. Я удивился её реакции.

— Игрок Квалиус снова появился в доме Кернуса, но теперь уже не просто рабовладельца, а убара Ара! — воскликнул Кернус.

— Это честь для меня, — спокойно произнес игрок, имя которого только что стало мне известно.

— Ты хочешь сыграть со мной ещё раз? — спросил Кернус.

— Нет, — бесстрастно ответил игрок, — однажды я вас уже победил.

— Ну, это была ошибка, разве не так? — усмехнулся Кернус.

— Действительно, ошибка, — сказал Квалиус. — За то, что я выиграл у вас, меня ослепили и выжгли клеймо в вашей комнате пыток.

— Таким образом, — удовлетворенно заметил Кернус, — победил все-таки я.

— Несомненно, господин, — ответил Квалиус.

Кернус рассмеялся.

— А как получилось, что мои люди, посланные за Хулом-дурачком, нашли и тебя?

— Дурачок делит со мной свое жилье, — ответил Квалиус. — Для лишенного крова игрока нашлось слишком мало открытых дверей.

Кернус снова рассмеялся.

— Игроки и дураки, — сострил он. — В них много общего.

— Истинно так, — ответил Квалиус.

Хул расхаживал вокруг стола и старался утащить все, что попадалось под руку. Отхлебнул из кубка и едва успел увернуться от его владельца, плеснувшего ему вслед вином. Хул тогда, пригнувшись к полу, принялся строить рожи откровенно потешавшемуся над ним человеку.

Затем он украдкой вернулся к столу и быстро залез под него. Его голова то появлялась, то исчезала; рука шарила по столу и тащила вниз любые попадающиеся трофеи. Наконец он наткнулся на выкинутую в отбросы кожуру плода ларма и, разговаривая сам с собой, принялся с аппетитом её жевать.

— Вот твой представитель в игре, — указал на него Кернус.

Я пожал плечами.

— Почему бы вам сразу не убить меня сегодня и не покончить со всем этим? — поинтересовался я.

— Ты не доверяешь своему представителю? — с деланным удивлением спросил Кернус и рассмеялся.

Сидевшие за столами также расхохотались. Даже Хул, видя общее настроение, радостно колотил руками по коленям. Когда веселье постепенно начало стихать, он, следуя примеру остальных, также стал серьезен и вернулся к прерванному занятию — сосредоточенному пережевыванию кожуры.

— Ну, что ж, — сказал Кернус, — раз у тебя есть теперь представитель в игре, я подумал, что будет, вероятно, справедливо и мне выставить кого-нибудь вместо себя.

Я озадаченно посмотрел на него.

— Вот тот, кто будет играть вместо меня, — широким жестом указал он рукой по направлению к входу.

Все обернулись.

Послышались удивленные возгласы.

У двери стоял довольно сурового вида молодой человек, вероятно не старше восемнадцати-девятнадцати лет, с пронзительным взглядом и удивительно правильными чертами лица. На нем был костюм игрока, но это был богатый костюм: тончайший красно-желтый шелк, сумка для фигур из роскошной, отлично выделанной кожи и золотые ремни на сандалиях. К сожалению, этот молодой человек, кажущийся богом во всем блеске своей юности, был хромым, и, как только он делал шаг вперед, его правая нога волочилась по полу. Редко мне приходилось видеть лицо более красивое, более запоминающееся, а выражение презрения и какого-то раздражения делало его ещё прекраснее и свидетельствовало об уме его обладателя, остром и блестящем, как горианский клинок. Он остановился перед троном Кернуса и, хотя тот был убаром его города, просто поднял руку в общем приветствии горианцев, ладонью внутрь.

— Тал, — негромко произнес он.

— Тал, — ответил Кернус, который, казалось, затрепетал перед этим простым парнем.

— Зачем меня привели сюда? — спросил молодой человек.

Я внимательно изучал его лицо. В нем было что-то неуловимо знакомое. Я был почти уверен, что мне уже приходилось его видеть. Я чувствовал, что знаю его, хотя и не мог вспомнить откуда.

Я взглянул на Суру, и меня поразило выражение её лица. Она не могла оторвать взгляда от юноши. Она смотрела на него так, словно тоже узнала его.

— Тебя привели сюда, чтобы играть, — сказал Кернус.

— Не понимаю, — признался юноша.

— Ты будешь играть вместо меня, — пояснил Кернус.

Юноша посмотрел на него с любопытством.

— Если победишь, — продолжал Кернус, — получишь сто монет.

— Победа будет за мной, — уверенно сказал юноша.

В его голосе не было дерзости, одно лишь нетерпение. Он оглядел присутствующих и заметил Квалиуса, слепого игрока.

— Партия будет интересной, — сказал он.

— Квалиус из Ара не будет твоим соперником, — ответил Кернус.

— Вот как? — удивился юноша.

Хул, катающийся по полу по всему залу, приблизился к самым его ногам. Юноша посмотрел на него с отвращением.

— Вот твой противник, — кивнул Кернус на кувыркающегося карлика.

Бешенство исказило черты лица юноши.

— Я не буду играть, — сказал он и повернулся к выходу так резко, что полы его плаща взвились над плечами.

Тут он увидел, что путь ему преграждают два охранника.

— Убар! — воскликнул юноша.

— Тебе придется играть с Хулом-дурачком, — настойчиво произнес Кернус.

— Это оскорбительно и для меня, и для самой игры, — ответил юноша. — Я не буду играть!

Хул, сидя на корточках и раскачиваясь из стороны в сторону, начал что-то распевать себе под нос.

— Если ты не будешь играть, — мрачно произнес Кернус, — живым тебе отсюда не уйти.

Молодого человека передернуло от злости.

— Что все это значит? — спросил он.

— Я хочу дать возможность жить этому пленнику, — сказал Кернус, указывая на меня. — Если его представитель победит, он останется в живых, если нет — он умрет.

— Я ещё никогда не проигрывал, — сказал молодой человек. — Никогда.

— Я знаю, — кивнул Кернус.

Юноша посмотрел на меня и пожал плечами.

— Его жизнь в ваших руках, а не в моих, — сказал он Кернусу.

Кернус рассмеялся.

— Так ты будешь играть? — спросил он.

— Буду, — ответил юноша.

Кернус, ухмыльнувшись, откинулся на спинку кресла.

— Может, вы позволите Квалиусу играть вместо него, — предложил юноша, с неприязнью и брезгливостью наблюдая за развлекающимся уродцем.

Квалиус, очевидно узнавший юношу по голосу, сказал:

— Вам нечего бояться, убар. В мастерстве мне с ним не сравниться.

Я представил себе, кем должен был быть молодой человек, если даже Квалиус, которого я знал как блестящего игрока, не допускал возможности выиграть у этого парня.

Я опять взглянул на Суру и снова поразился, каким пристальным взглядом, с каким удивлением смотрела она на необыкновенно красивого хромого юношу, стоявшего перед нами. Я мучительно ломал голову, пытаясь понять что-нибудь, то нечто неуловимое, что витало в воздухе ещё не обнаруженное, но уже ощутимо близкое.

— Нет, — ответил Кернус. — Твоим противником будет этот слабоумный.

— Хорошо, — согласился юноша, — я приму участие в этом фарсе, но чтобы ни одно слово о моем позоре не вышло за пределы этого дома.

Кернус криво усмехнулся.

Филемон указал на доску; молодой человек подошел к ней и сел за стол на место Кернуса, с видимой неохотой повинуясь ему.

Затем он раздраженно повернул доску, выбирая себе красные фигуры. Филемон тут же перевернул доску назад, чтобы он играл желтыми и первый ход принадлежал ему.

Юноша возмущенно взглянул на него, но промолчал.

— За стол, идиот! — крикнул Кернус Хулу.

Тот, очевидно шокированный подобным предложением, немедленно вскочил на ноги и прыгнул за стол, уперев подбородок в доску и пытаясь рукой дотянуться до лежащих неподалеку остатков хлеба.

Все, кроме Ремиуса, Хо-Сорла, юноши, меня и Суры, разразились хохотом. Сура со слезами на глазах, не отрываясь, смотрела на юношу. Я мысленно попытался представить себе, каким бы мог быть её собственный сын.

— Не соблаговолишь ли ты, — обратился Кернус к юноше, — сообщить заключенному свое имя?

Красавец парень, сидя в кресле Кернуса, сверху вниз посмотрел на меня и с видимым недовольством ответил:

— Я — Скорлиус из Ара.

Я закрыл глаза и невольно задрожал от смеха: шутка была вполне в духе Кернуса. Остальные, включая самого Кернуса, тоже рассмеялись.

Моим представителем в этой партии был Хул-дурачок, в то время как за Кернуса играл блестящий мастер не просто выдающийся, а феноменально талантливый Скорлиус, чемпион не только Ара, но, без сомнения, и всех остальных городов Гора. Он четыре раза завоевывал золото на чемпионатах игроков в дни проведения Сардарской ярмарки и ни разу не вставал из-за доски побежденным. Не было ни одного города на Горе, который не признавал бы в нем великого мастера, записей его поединков ждали повсюду, и они моментально расходились по рукам и разбирались всеми любителями игры.

Даже Кернус испытывал благоговейный трепет перед этим блистательным, высокомерным молодым человеком.

Вдруг Сура вскрикнула:

— Это он!

В этот миг прозрение пришло ко мне так внезапно, что комната на мгновение словно погрузилась во тьму, и я почувствовал, что задыхаюсь.

Скорлиус с раздражением поглядел на Суру, стоящую неподалеку от него на коленях.

— Ваша рабыня сумасшедшая? — спросил он у Кернуса.

Тот бросил на неё недовольный взгляд.

— Конечно, это он — Скорлиус из Ара, — крикнул он Суре. — А теперь, безмозглая, замолчи, и не мешай игре!

Глаза женщины увлажнились слезами. Она низко опустила голову, стараясь сдержать сотрясающие её тело рыдания.

Я тоже почувствовал невольную дрожь.

Мне показалось, Кернус просчитался.

Я увидел, как Хул вперевалку подошел к Суре и, едва дотянувшись, положил свои узловатые руки ей на плечи.

Некоторые из сидящих за столами рассмеялись. Сура не отвернулась от приблизившегося к ней нелепого, страшного в своей уродливости лица. И тут, ко всеобщему изумлению, Хул, этот убогий, бесформенный карлик и полоумный дурачок, с нежностью, которой от него никто не мог ожидать, коснулся губами лба Суры. Глаза женщины были мокрыми от слез, плечи её вздрагивали, но какая-то светлая улыбка озарила её заплаканное лицо, и она низко опустила голову.

— Что происходит? — удивился Кернус.

Но Хул уже, издавая дикие звуки, снова заковылял на своих кривых ногах по всему залу и даже погнался за обнаженной рабыней, одной из тех, что прислуживала за столами. Та вскрикнула и ускользнула от него, а Хул, добежав до середины зала, завертелся на одном месте, пока у него не закружилась голова и он, жалобно хныкая, не упал на пол.

Скорлиус из Ара потерял терпение.

— Давайте начнем игру, — сказал он.

— Иди играть, дурачок! — крикнул Кернус Хулу.

Тот мигом уселся за стол.

— Играть! Играть! — заверещал он. — Хул играет!

Он схватил фигуру и неловко ткнул её на середину доски.

— Сейчас не твой ход! — рявкнул на него Кернус. — Первыми ходят желтые!

Скорлиус раздраженно, с едва сдерживаемой яростью и презрением снял с доски своего наездника.

Хул поднял красную фигуру и принялся внимательно её разглядывать.

— Какая хорошая деревяшечка! — забормотал он.

— Да знает ли этот идиот хотя бы, как ходят фигуры? — уныло поинтересовался Скорлиус.

За столами послышался смех.

— Хорошая деревяшечка! — пропел Хул и вверх ногами поставил фигуру на пересечение сразу четырех клеток.

— Нет, — раздраженно заметил ему Филемон, — не так!

Однако внимание Хула уже было приковано к лежащей на столе засахаренной пастиле, которую он пожирал глазами не в силах отвести от неё взгляд.

Я с радостью заметил, что Скорлиус из Ара, взглянув на доску, внимательно и как-то оценивающе посмотрел на Хула. Затем он пожал плечами и сделал свой следующий ход.

— Тебе ходить, — подтолкнул Хула Филемон.

И тот, не глядя на доску, своими кривыми пальцами передвинул одну из фигур, насколько я полагаю, писца убара.

— Хул есть хочет, — захныкал он.

Один из охранников бросил ему пастилу, на которую тот смотрел с таким вожделением, и Хул, взвизгнув от радости, поймал сладость и, усевшись на подлокотник кресла Кернуса, принялся с жадностью запихивать её в рот.

Я посмотрел на Суру. Ее глаза сияли. Она взглянула на меня, улыбаясь сквозь слезы. Я кивнул ей в ответ.

Она бросила взгляд на остатки куклы, валявшейся у её ног, потом подняла голову и засмеялась.

У неё был сын. Тот, что сидел сейчас перед Хулом, этим безмозглым карликом, и звали его, конечно, Скорлиус из Ара. Он был зачат много лет назад, на праздновании Кейджералии. Поэтому и я узнал парня, хотя никогда не видел его раньше. Черты его были такими же, как у Суры, хотя, конечно, мужскими. Хромота Скорлиуса была, вероятно, наследием его несчастного отца, но парень был удивительно хорош собой и, что не вызывало ни малейшего сомнения, обладал высочайшим интеллектом. Это был тот самый блестящий, неповторимый Скорлиус, молодой, не знавший поражения гроссмейстер, живая легенда для всех поклонников игры.

Я смотрел на Суру со слезами на глазах, я был счастлив за нее.

Хул поцеловал её. Он все знал. Так мог ли он быть тем дурачком, каким хотел казаться? И Скорлиус из Ара, непревзойденный, прирожденный игрок, мастер, был сыном этих двоих. Сила Суры, её поразительная, интуитивная хватка в игре передалась сыну, и я подумал, что, вероятно, и Хул-дурачок, будучи отцом парня столь блестящих дарований, человек, знающий в игре толк. Я бросил взгляд на слепого игрока Квалиуса: он улыбался.

После второго хода Хула Скорлиус долго смотрел на доску, а затем на дурачка, жадно поглощавшего пирожное.

Кернус начал проявлять нетерпение. Филемон предложил Скорлиусу выигрышную комбинацию.

— Нет, это просто невозможно, — пробормотал Скорлиус, обращаясь скорее к себе самому. Снова пожав плечами, он сделал третий ход.

Хул, самозабвенно двигая челюстями, продолжал расправляться с пирожным.

— Ходи! — закричал на него Кернус.

Хул, просыпая на пол крошки, испуганно схватил желтую фигуру и ткнул её куда-то в сторону.

— Нет, — стараясь не терять терпения, сказал Филемон. — Ты играешь красными.

Хул послушно принялся двигать все подряд красные фигуры.

— По одной фигуре за ход! — рявкнул на него Кернус.

Хул совсем испугался и, глядя на Кернуса, а не на доску, быстро подвинул одну из своих фигур на пару клеток вперед и постепенно сполз с кресла господина дома.

— Он ходит наугад, — сказал Филемон Скорлиусу.

— Возможно, — ответил тот, делая свой четвертый ход.

Филемон фыркнул, развлекаясь складывающейся ситуацией.

Хул вперевалку шатался по залу… и, когда его подзывали к доске, поспешно хватал очередную фигуру и ставил её куда попало, после чего снова принимался бродить между столами.

— Он ходит наобум, — сказал Филемон. — Развивай своего наездника. Когда он пойдет Домашним Камнем, ты сможешь завладеть им за пять ходов.

Скорлиус окинул Филемона испепеляющим взглядом.

— Ты указываешь Скорлиусу из Ара, как ему играть? — спросил он.

— Нет, — ответил Филемон.

— Тогда помолчи.

Филемон хотел было что-то возразить, но промолчал и сердито уставился на доску.

— Смотрите внимательно, — сказал Скорлиус Кернусу, делая очередной ход.

Хул, оторванный от самозабвенного исполнения какой-то песни собственного сочинения, вернулся к столу и, усевшись у подножия кресла господина дома, не выглядывая из-под стола, передвинул очередную свою фигуру ещё на клетку вперед.

— Я дам тебе двести золотых монет, если ты закончишь партию за десять ходов, — сказал Кернус.

— Мой убар шутит, — заметил Скорлиус, внимательно изучая комбинацию на доске.

— Я не понимаю, — удивленно произнес Кернус.

— Моему убару не следовало разыгрывать этот фарс, — ответил Скорлиус, не отрывая взгляда от доски. — Редко Скорлиуса из Ара так одурачивали, — усмехнулся он. — Вас можно поздравить. Об этой шутке будут рассказывать в Аре тысячу лет.

— Ничего не понимаю, — признался Кернус.

— Разве вы не узнаете эту позицию, — загадочно глядя на него, говорил Скорлиус, — с двумя лучниками, выдвинутыми на защиту писца убара, предложенную Милесом с Коса и впервые продемонстрированную на турнире мастеров в Торе, состоявшемся в период Второй переходной стрелки па третий год правления Гераклитеса?

Кернус и Филемон промолчали. За столами воцарилась тишина.

— Человек, с которым я играю, — мастер, это очевидно, — сказал Скорлиус.

У нас с Сурой, Ремиусом и Хо-Сорлом невольно вырвался радостный крик. Мы приободрились.

— Это невозможно! — воскликнул Кернус.

Хул-дурачок сидел на полу у трона, уперев в щеки кулаки.

— Хул, мой друг, — сказал слепой Квалиус, — может помериться силами с самими Царствующими Жрецами.

— Дайте ему плетей! — заорал Кернус.

— Тише, — заметил Скорлиус. — Я играю.

Все притихли, только Хул издавал какие-то нечленораздельные звуки. Игра продолжалась. Скорлиус, внимательно изучив положение фигур на доске, сделал очередной ход. Хула вытащили из-под стола, и он, взглянув на доску, подвинул ещё одну свою фигуру.

Наконец через каких-нибудь полчаса с начала игры Скорлиус встал. Лицо его было пунцовым. На нем читалось и раздражение, и искреннее расстройство, и уважение к своему нелепому противнику. Он порывисто наклонился и, ко всеобщему изумлению, протянул руку Хулу.

— Что ты делаешь? — закричал Кернус.

— Я благодарен тебе за игру, — не обращая на него внимания, сказал Скорлиус Хулу.

И двое мужчин — один блестящий, непревзойденный мастер, пылкий, неистовый Скорлиус из Ара, а другой тщедушный, несчастный уродец — с достоинством пожали друг другу руки.

— Я ничего не понимаю, — сказал Кернус.

— Твое уклонение от размена обоих лучников на шестнадцатом ходу было очень разумным, — не замечая слов убара, повелителя города, сказал Хулу Скорлиус, — только я слишком поздно понял твой план и этот четырехходовой отвлекающий маневр, позволяющий тебе обходным путем выйти на комбинацию Сентиана с последующим нападением на писца убары. Это было блестяще.

Хул опустил голову.

— Я ничего не могу понять, — в сотый раз за сегодняшний вечер повторил Кернус.

— Я проиграл, — сказал Скорлиус.

Кернус оторопело посмотрел на доску. Он обливался холодным потом, руки его дрожали.

— Этого не может быть! — закричал он. — У тебя выигрышная позиция!

Скорлиус ладонью повалил на доску своего убара, отказываясь продолжать игру.

Кернус дотянулся до фигуры и поставил на место.

— Игра не окончена! — крикнул он, хватая Скорлиуса за накидку. — Ты предаешь своего убара! — вне себя завопил он.

— Нет, повелитель, — задумчиво ответил Скорлиус.

Кернус отпустил накидку Скорлиуса. Он дрожал от ярости. Они с Филемоном долго изучали позицию на доске. Хул безучастно смотрел куда-то в сторону, глубокомысленно ковыряясь в своем носу.

— Играй! — снова крикнул Кернус Скорлиусу. — Твоя позиция выигрышна!

Скорлиус ответил ему недоуменным взглядом.

— Это же захват Домашнего Камня на двадцать втором ходу, — сказал он.

— Да нет, это невозможно, — дрожащим голосом пробормотал Кернус, уставившись на слишком сложную для его понимания позицию на красно-желтом игровом поле.

— С вашего позволения, убар, я удаляюсь, — сказал Скорлиус.

— Продолжай! — настаивал Кернус, не отрывая взгляда от доски.

— Возможно, с тобой мы ещё сыграем, — наклонившись к карлику, сказал Скорлиус.

Хул радостно завертелся на месте.

Скорлиус подошел к Квалиусу.

— Я ухожу, — сказал он, — и желаю тебе всего хорошего, Квалиус.

— И я желаю тебе того же, Скорлиус из Ара, — ответил слепой игрок, и лицо его осветилось улыбкой.

Скорлиус обернулся и снова посмотрел на Хула. Карлик уже устроился на подлокотнике кресла убара и сидел на нем, болтая ногами. Однако, увидев, что Скорлиус наблюдает за ним, он спрыгнул с кресла, встал и распрямился, насколько это могли позволить его горб и ноги — одна короче другой. Он пытался стоять прямо, и это непривычное для него положение тела, без сомнения, должно было вызывать у него боль.

— Я желаю тебе всего наилучшего, маленький победитель, — сказал ему Скорлиус.

Хул не мог ничего ответить, но продолжал стоять у трона прямо, как мог, со слезами на глазах.

— Нет, я сумею развить твою позицию и выиграю! — вскричал Кернус.

— А что вы собираетесь предпринять? — спросил Скорлиус.

Кернус раздраженно сделал очередной ход.

— Наездника убара — к писцу убары, на клетку четыре, вот что! — продолжал он в одиночку вести сражение.

— Это захват Домашнего Камня желтых на одиннадцатом ходу, — усмехнулся Скорлиус.

Уже выходя из зала, не участвуя больше в игре, он на мгновение остановился перед Сурой. Женщина низко опустила голову, смутившись, что находится от него так близко. Он, растерянный, задержал на ней взгляд и затем обернулся к Корпусу.

— Красивая рабыня, — заметил он.

Кернус, поглощенный изучением позиции на игровой доске, не обратил на его слова внимание.

Скорлиус отвернулся и, прихрамывая, оставил комнату.

Я увидел, как Хул, находившийся уже возле Суры, снова со всей возможной нежностью поцеловал её в лоб.

— Иди сюда, дурак! — крикнул ему Кернус. — Я пошел наездником убара к писцу убары, на клетку четыре! Что ты теперь будешь делать?

Хул вернулся к столу и, едва взглянув на доску, передвинул одну из своих фигур.

— Он поставил наездника убара к наезднику убары, на клетку шесть, — в замешательстве произнес Кернус.

— А какой смысл в этом ходе? — спросил Филемон.

— Да никакого! Он сделан наобум, — ответил Кернус. — Это же идиот!

Я начал подсчитывать ходы, и на одиннадцатом Кернус гневно швырнул доску с фигурами со стола. Хул с тем же невозмутимым видом ковылял по залу, бормоча себе под нос слова какой-то бесхитростной песенки и сжимая в своей маленькой ладони желтую деревянную фигуру — Домашний Камень Кернуса.

Ремиус, Хо-Сорл и я завопили от радости. Сура тоже вся сияла.

— Теперь я свободен, — объявил я Кернусу.

Тот, кипя от ярости, посмотрел на меня.

— Ты будешь свободен завтра, — в бешенстве заорал он. — Причем лишь на то время, что тебе понадобится, чтобы встретить смерть на Стадионе Клинков!

Я запрокинул голову и громко расхохотался. Теперь я мог и умереть, но сколь сладка была эта минута отмщения! Я, конечно, не сомневался, что Кернус никогда не освободил бы меня, но мне доставляло громадное удовольствие видеть его, честолюбивого, без маски, униженного и публично выставленного как изменника своему слову.

Ремиус и Хо-Сорл смеялись, когда их, закованных в цепи, уводили из зала.

Кернус посмотрел на Элизабет в оковах, находившуюся в шаге от его мраморного кресла, и бешенство его ещё больше усилилось.

— Уведите эту девку в апартаменты Самоса из Порт-Кара! — завопил он, сжимая кулаки.

Охранники подскочили с места и чуть ли не бегом бросились выполнять его приказание.

Я не мог остановить смех, хотя и был уже изрядно избит; я смеялся даже тогда, когда, закованного, спотыкающегося на каждом шагу, охранники выводили меня из зала Кернуса — этого благородного убара славного города Ар.