Тысяча забытых звёзд

Глава 8

Они сидели на крыльце, на верхней ступеньке. Гудели в августовских сумерках комары. Сосед вышел на дорожку перед домом — покурить и побродить перед сном. У будки сонно топтался Командор. Они сидели, накрывшись одной курткой.

— Ты знаешь, что здесь есть старая школа. Если хочешь, можем сходить туда завтра, посмотришь. Вдруг что-то дельное найдётся, — сказал Кир под комариный аккомпанемент.

Влада пожала плечами.

— Я спрашивала у твоей мамы, но она сказала, у вас здесь нет аномалий.

— Ну да, про школу вообще-то страшилок не ходит. Но ты же любишь такие места. А нашим кладбищем даже ребёнка не напугаешь. — Кир махнул влево и снова опустил руку Владе на плечо.

— Пойдём, — улыбнулась она. — Нужно ведь и прогуляться.

В доме по очереди захлопали двери, и на крыльцо выбралась взлохмаченная Зарина в домашнем халате. Она почесала в голове вязальным крючком.

— Вас тут комары ещё не до костей обглодали? — Она перехватила взгляд Влады. — Что? Крючок. Валялся тут у мамы. А что, удобно голову чесать.

Она скрылась в доме, оставив дверь распахнутой, как настойчивое приглашение: «Не войдёте, так напустите комаров в дом». С кухни донёсся свист чайника, потом — звон посуды. В буфете, кажется, лежали накрытые кружевной салфеткой остатки сырных кексов Владиного производства.

Влада посидела ещё немного, цепляясь за сползающий край куртки.

— Думаешь, у нас получится? — спросила она полушёпотом. Знала ведь наверняка, что Кир хочет спросить её о том же, но не решается. Она и сама до сих пор не решалась, но тревога победила.

Он прерывисто вздохнул.

— Не знаю. Но хоть так. По крайней мере, мы снова вместе, и пока что август. Может, ещё пару часов…

Он замолчал и опустил глаза. По краю последней ступеньки бежали муравьи. Там, наверное, проходила муравьиная дорога. В тишине с яблони упало яблоко.

— Я тебя не отпущу, — сказал он.

Любитель красивых слов, чёрт возьми. Влада усмехнулась, спрятав ухмылку в сумерках.

— Реальность сделает кувырок, и отпустишь.

Кир промолчал — с тем особенным выражением лица, которым всегда показывал своё недовольство. Поджимал горько губы. Наверное, точно так же он кривился, когда заколачивал досками двери в брошенную столовую. И когда собирался проглотить горсть её таблеток. Не отпустит, ну да.

— Может, пойдём спать? — предложил Кир, не глядя на неё.

Влада потянулась и захлопнула дверь. Голоса и звон посуды сразу исчезли, предоставив всю тишину комарам и цикадам.

— Спать? Я не знаю, что со мной произойдёт через пару часов. Давай ещё посидим.

Главное — и правда не заснуть. Она окинула глазами сад, раздумывая, чем бы занять себя, чтобы не потерять бдительность. Кофе бы, но хорошего кофе в здешних магазинах не водилось.

— Как думаешь, если мы и правда доживём до завтра и пойдём в школу, сущность будет там? — сказал Кир только ради того, чтобы не молчать.

Влада пожала плечами, и куртка снова поползла вниз. Августовский вечер мазнул неприятным холодом.

— Нет. Не должна. Ведь сущность — это я, а я здесь, я ещё не умирала.

Он выпустил её плечо — как будто случайно.

— Подожди. Но если так, то почему тогда…

Кир замолчал. Он иногда делал так — замолкал на самом важном месте, чтобы додумать мысль, и Влада обычно терпеливо дожидалась продолжение — пусть додумает до конца, так будет правильнее. Но сейчас её как будто хлестнули крапивой. Она сорвалась.

— Что тогда? Ну что, что? Ты можешь договорить?

— Тогда почему мы в самый первый раз пришли в школу, и ты увидела там сущность? Это какое-то исключение из правил, да?

Влада задохнулась, больше от злости, чем от внезапного понимания. Почему она злилась, на что, любопытно? Вдруг именно на то, что сама не увидела эту простую и складную мысль. Ведь тогда она встретила саму себя на холодном кафеле брошенной столовой. Почему это не показалось ей странным? Углубляться в подобные мысли не хотелось, и это уже стало привычкой. О страшном — не думай, ведь реальность может подслушать.

— И что? — растерялась Влада. Растерялась и тут же растеряла всю злость. Куртка сползла окончательно, и под маскировкой августовского вечера проступили предновогодние морозы. — Что это может значить?

Кир смотрел удивлённо, ведь это она должна была объяснять ему и рисовать графики палочкой на дорожной пыли. А выходило так, что объяснял он.

— Может быть, реальность была сломана ещё до тебя? Может быть, она всегда была такая, задолго до тебя?

Ну вот, он это сказал. Влада отвернулась, проговаривая про себя ту, самую важную фразу: «ещё до меня». Когда они в первый раз шли к школе, реальность уже кувыркалась, как акробатка на манеже цирка. И все эксперименты с иголками и вязальными крючками — баловство наподобие того, когда ребёнка сажают на пассажирское сиденье и дают ему в руки игрушечный руль. Машиной управляет взрослый водитель, а ребёнок крутит руль и старательно жужжит.

Влада рассмеялась. Оказалось, что беглая мысль о собственной невиновности могла принести огромное облегчение. И август снова сделался тёплым и парным, как молоко. А потом страх вернулся.

Если не она, тогда кто? И когда? Где искать точку излома? Именно ту, до которой всё было хорошо, а после стало плохо. Ведь если не знать, где точка, тогда не сработает ритуал с мыслесхемой, и задача усложняется десятикратно. Кто решил устроить ей такую страшную казнь?

Ведь не было же ничего из ряда вон. Серая мышь Влада, неприметная, неразговорчивая, всегда сидит за шкафом, в самом углу, и если даже туда кто-нибудь зайдёт — совершенно случайно, — её вряд ли заметят. Её забыли взять в экспедицию. Обидно, но не смертельно. А Кир её пожалел — вот он-то Владу всегда замечал, даже когда она сидела на табуретке в своей квартире и никому ни на что не жаловалась, — Кир предложил поехать к его родителям.

«Там столько звёзд», — сказал он, опускаясь на корточки рядом с её табуретом. — «Ты никогда столько не видела. И Командор. И полный сад яблок, слив и абрикосов».

Влада не поверила сначала. Так не бывает, чтобы яблоки и абрикосы росли прямо у дороги, созревали и подали под ноги прохожим, и никто бы их не ел. Влада всегда срывала абрикос, когда проходила мимо, даже если не была голодна. Потому что в её жизни никогда раньше не было абрикосов на ветках. Только в мёртвом полиэтилене на магазинном прилавке. Фу, гадость.

Суслики — смешными столбиками по всей степи. Владе казалось, что сусликов на самом деле не больше пяти, и все они бегут за машиной, бегут-бегут и вдруг становятся в стойку, чтобы проводить их взглядом, и снова бегут. В её жизни никогда раньше не было сусликов. Когда же сломалась реальность?

Она прихлопнула будильник за минуту до звонка. Оглянулась на Кира: тот спал, как ребёнок, обижено поджав губы. Влада тихо встала. Футболка и шорты валялась в кресле — вечером она специально не стала складывать одежду в шкаф, чтобы утром не перебудить весь дом скрипом дверец.

Влада вышла в сырое утро. Сонный Командор поднял голову от лап и недоумённо посмотрел на Владу, укутанную в сиреневый утренний туман.

— Тихо, — сказала она псу, и он послушно улёгся досыпать.

Дорогу до школы Влада вспомнила сразу, хотя ещё вчера вечером не смогла бы объяснить, как туда пройти. По туману она шла, как по кромке моря. Светлело небо над старым коровником, и где-то хрипло закричал первый петух. Ему вторили собаки на другом конце села.

Она забралась в высокую траву и сразу же промочила ноги. Непротоптанная тропинка к школе оказалась дольше всей предыдущей дороги. Примерно на середине Владе сделалось жутко, и ей пришлось остановиться, чтобы отдышаться и привести в порядок чувства.

В школе стояла та же мёртвая тишина, что и на сельских улицах, даже петухи больше не подавали голосов. Дверь в столовую была завалена хламом. Ломая ногти, Влада оттащила в сторону старую парту. Оттолкнула несколько досок, перепачкав руки в чёрной пыли.

Дверь поддалась сразу же, и подвальный воздух окатил Владу с головы до ног. Пахло здесь как в любом другом нежилом помещении: землёй, пылью и старой половой тряпкой.

— Эй, — тихонько позвала Влада, делая пару шагов вперёд. Она ещё дотягивалась до утреннего света, сочащегося вниз по лестнице, но уже стояла в темноте. — Эй, выходи.

Никто не отозвался.

Она прошла дальше, касаясь стены. Влада никогда не могла похвастаться особенными талантами в призыве сущностей. Потому как таланты и аспирантура вещи разные: у кого-то такой сильный внутренний голос, что сущности сбегаются к нему со всего города и окрестных деревень, а кто-то пишет диссертацию и до боли в глазах, до потери зрения выкалывает булавками мыслесхемы. Талантливые обычно мало работают и ничего не добиваются, или много работают и быстро сгорают. Или их жрёт какая-нибудь особенно неподатливая сущность. Бесталанные благополучно получают учёную степень, если не слепнут к третьему году аспирантуры. Каждому своё.

У Влады особых талантов не было, и поэтому она не удивлялась, если на первый, второй и двадцать пятый зов к ней никто не являлся. Она пробыла в подвале школы так долго, что сорвала внутренний голос и промёрзла до костей.

Кафель для неё уже начал пахнуть кровью, когда Влада поняла, что к ней никто и не выйдет. Нет здесь никого. Пустое мёртвое помещение. Давно брошенная школа.

Вытирая слезящиеся глаза, Влада поднялась по лестнице. Что произошло, куда пропала сущность — пока не важно, она подумает об этом за завтраком. Подламывались от усталости ноги.

Она выбралась на крыльцо и замерла: села вокруг школы не было. Канули в туман старый спортзал, и турник, и кукуруза. Все пространство до горизонта занимала степь, и высокий ковыль лениво качался от ветра. Туман полз по степи клубами.

Влада шагнула в туман и только тут испугалась. Она бросилась бежать в ту сторону, где раньше была заросшая дорожка. Страх схлынул, когда она так глубоко забралась в степь, что в тумане потерялась школа.

Влада просто устала бояться: реальность под ней ломалась так часто, что не сосчитаешь. Но всё равно глупая земная душа каждый раз сжималась в комок. Влада утихомирила дыхание. Нужно было искать выход, а не паниковать.

В кармане шорт лежал телефон. Она нащупала его и замерла.

Номер Кира был вбит одним из первых. Ни на что особенно не надеясь, Влада набрала его. Потянулись хриплые гудки. Очень долгие и безразличные. А потом трубку подняли.

— Алло, — произнёс Кир далёким чужим голосом.

— Доброе утро, — сказала Влада, потому что нужно же было с чего-то начинать. — Я была у старой школы и снова провалилась. Здесь ничего нет. Нужно придумать, как выбраться.

— Стой, — прервал он её, и голос вдруг стал чище: Кир проснулся окончательно. — Я вышел в коридор, но ты спала в комнате. Я точно знаю, я видел тебя, ты спала.

Влада совершенно озябла, а ноги в кроссовках промокли. Она стояла посреди степи, переминаясь с ноги на ногу, и ковыль щекотал ей коленку.

— Нет, это другая реальность.

— Что?

Влада чуть не закричала от ярости. Она чёрт знает как дозвонилась в другую реальность, стоит посреди поля и боится, что связь вот-вот прервётся, а он ещё смеет не понимать.

— Вытащи меня отсюда!

— Ты спишь в комнате.

— Нет!

— Ты…

Телефонная трубка захрипела ей в ухо. Это были не гудки — жуткие потусторонние звуки, которые Влада предпочла бы никогда не слышать. Она сунула телефон в карман и пошла. Не куда-то, а просто пошла — здесь, наверное, не было пространства как такового. Было совершенно всё равно, куда идти.

В тёмном коридорном аппендиксе никого не было. Влада посмотрела на часы и села — пластиковый стул в дырочку, первый в ряду, чтобы поближе к кабинетной двери. В противоположном конце коридора простучала каблуками дежурная и уселась за свой стол. В здании больницы утробно загудели лифты, почему-то все разом. Влада закрыла глаза и принялась ждать.

Виктор Юрьевич пришёл в восемь ноль две — электронные часы рядом со столом дежурной показывали так. Кажется, он совсем не удивился, заметив Владу, кивнул ей, доставая из кармана ключи.

— Проходите.

Она поднялась.

В кабинете было холодно. Отопление ещё не включили, а ранняя осень вдруг ударила заморозками и сшибла сразу все листья с деревьев. Влада и Виктор Юрьевич даже не снимали курток, так промёрзли.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала Влада без предисловий. И добавила: — Жизненно необходима.

— Тогда рассказывайте.

Она сглотнула.

— Только выслушайте до конца. Мне очень нужно поверить в то, что я есть. Дело в том, что у меня нет собственного мира.

Он склонился вперёд, скрещивая руки на столе. Владу чуть смутило такое внимание. Психолог, конечно, всегда её слушал, как и любого другого пациента, но сейчас его внимание прошило Владу насквозь и застряло глубоко под рёбрами, как рыболовный крючок. И не планировало отпускать без боли и крови.

— Общей реальности не существует, — сказала она судорожно, как будто всхлипнула. — Для каждого есть своя реальность. В вашей, например, я сумасшедшая, которую нужно кормить таблетками. В реальности одного моего друга я умерла в школьном подвале. В реальности моего научного руководителя я бесконечно выкалываю схемы. Я собиралась исправить всё, совершив ритуал в заброшенной больнице. Я так готовилась к нему, но когда у меня всё-таки получилось туда прийти, я не смогла его завершить. А всё потому что это тоже чья-то реальность, а не моя. Я не могу вернуться в свою реальность, потому что у меня её нет.

Виктор Юрьевич молчал. Даже не ломал невидимую шоколадку в верхнем ящике стола. Его руки были неподвижны. Рыболовный крючок под рёбрами Влады зашевелился, разрывая мягкие ткани.

— Я словно бы вообще не существую. Я есть, только если попадаю в зону действия чужих реальностей, понимаете?

— Нет. Вы же ждали меня здесь, сидели на стуле. Как вы могли не существовать? — Он криво улыбнулся, извиняясь. — Может быть, вам кажется, что я задаю глупые вопросы, но я должен понять. Это интересно. У нас, психологов, другая логика.

Влада торопливо кивнула.

— Сидела, потому что уже приблизилась к вашей реальности и поэтому начала существовать. А до этого два месяца меня не было. С тех пор, как я сидела с Киром на крыльце, тогда был конец августа. А сейчас середина октября. В промежуток между — я не существовала.

— Но раньше, раньше же вы сами приходили ко мне.

Она глубоко вздохнула, как после долгого плача.

— Да. Потому что вы меня ждали, помнили. Вот я и приходила.

— Так чем я могу вам помочь? — медленно произнёс Виктор Юрьевич.

Тишина была слишком долгой. Влада напряжённо размышляла — чем же.

— Мне нужна собственная реальность. Чтобы я смогла жить, как все. Я так устала прыгать по чужим жизням.

Он вздохнул, подхватил со стола синий маркер и покрутил его в руках.

— Давайте попробуем.

Влада боялась смотреть на часы. Серое утро за окном оставалось тем же серым утром, но это ничего не значило: причуды погоды или новый изгиб реальности, всё равно. Ей казалось, они просидели в кабинете целую вечность, и никто не стучался в двери, не было слышно шагов в коридоре.

— Меня на самом деле не существует, — повторила Влада.

— Когда вы поняли это?

— Не так давно. Я исчезаю, если вокруг меня никого нет. Если нет чьей-нибудь жизни, в которую я могла бы приткнуться.

— Хорошо, давайте поставим вопрос так: вы когда-нибудь существовали?

Влада задумалась, глядя в окно. За ним оранжевый подъёмный кран двигал длинным носом, таская белые кубики вверх и вниз. А за стройкой горизонт закрывали новенькие высотки. Высотки, конечно же, существовали. И кран, и призрак рыжего солнца. И где-то на расстоянии пяти часов пути существовала заброшенная школа с кафельным полом в подвале.

— Я не знаю.

Виктор Юрьевич прошёлся по комнате, выдвинул из угла ещё один стул и зачем-то уселся позади Влады. Она видела его боковым зрением — неясное движение.

— В психологии нет понятия «я не знаю», есть понятие «я не хочу говорить или не хочу вспоминать».

Когда она существовала? Пять лет на последней парте — оттуда неудобно было смотреть на доску и приходилось надевать очки, но там, в углу аудитории, Владе было спокойнее, на неё никто не пялился. Мама и младшая сестра Кристина с кучей срочных проблем: «Мы идём покупать Крисе осеннюю куртку», «Мы сели на диету и едим одни овощи без масла», «А Крисе задали такой сложный реферат, мы срочно за него садимся». Две девочки-соседки из комнаты в общежитии: одна красится по целому часу, каждое утро, другая — без остановки говорит. Научный руководитель: милый Ли, вежливый, представительный, всегда готовый помочь Ли. Он забыл взять Владу в экспедицию. Просто забыл про неё, и всё.

Она думала, что владеет реальностью, а на самом деле… Когда Влада существовала?

— Вы нервничаете? — спросил Виктор Юрьевич.

Встал с места, прошёл обратно, к столу. В верхнем ящике, оказывается, лежала целая пачка белых бумажных салфеток. Он достал несколько и положил перед Владой. Она скомкала одну в кулаке.

— А что, если я не существовала никогда? Что, если всё безнадёжно?

Он был так самоуверен:

— Знаете, в сфере, где я работаю, нет ничего безнадёжного.

Она помолчала ещё и сказала:

— Я не могу вспомнить. Ничего ведь не произошло, всё было как всегда. И даже если я думала, что что-то идёт не так, я тут же об этом забывала.

Синие чернильные записи в тетрадях — все тетради мама выбросила, чтобы не занимали лишнего места. Влада хотела забрать их себе, но не успела. Или тетради исчезали сами собой, растворялись, как всё, что касалось Влады.

Или вот ещё. Она сидела на лестнице, в доме родителей Кира, на коленях — ноутбук. Кир болтал с Зариной, с Зариной, которая, как обычно, заполнила собой всё пространство. В пространстве не нашлось больше места для Влады. И в какой-то момент её не стало.

— Что нужно сделать, чтобы начать существовать? — Виктор Юрьевич вернулся на своё место позади Влады. Выдвинул ещё один стул. Скоро комната превратилась бы в зал заседания невидимок. Столько стульев и только двое настоящих людей. Точнее даже — всего один.

— Я не знаю.

— На самом деле вы знаете. Если вы сидите тут, передо мной, и просите помочь, значит, вы когда-то существовали. Просто потерялись. Знаете, ребёнок теряет маму в супермаркете, тётенька-администратор в форменном платье берёт его за руку и объявляет по громкой связи…

Влада комкала в руке бумажную салфетку.

— Позвать? — сказала она странно высоким голосом.

— Да. Идите сюда. — Виктор Юрьевич кивнул на тот стул, на котором сидел до этого, а сам выдвинул другой. Так, что снова оказался за спиной Влады. — Позовите себя.

Она села, внутренне замирая от страха. Было тихо, даже не тикали часы. Влада сомневалась, что мир вокруг ещё существует. Взглянуть бы на кран: поднимает ли он белые кубики на крышу стройки, или тоже замер. Она глупо смотрела на пустой стул, где сидела за секунду до этого. На столе рядом валялась скомканная салфетка.

Всё бы ничего, но Влада на самом деле видела её, ту, которую нужно было вернуть. Бестелесная, маленькая и слабая. У неё не было голоса, чтобы позвать на помощь из школьного подвала. Не было рук и ног — не было тела. Всё, что она могла — беззвучно выть. Она вся состояла из собственного воя.

И Влада поняла вдруг, что должна заговорить с ней.

— Не бойся, — сказала Влада. — Ничего не бойся, я тебя найду. А когда найду, я буду тебя защищать.

— От кого? — подсказал из-за плеча Виктор Юрьевич. Странно, но его слова не помешали и не спугнули её — сущность ещё сидела на стуле, на котором пару минут назад сидела Влада. Внимательная, дрожащая, бестелесная сущность.

— Ото всех. Я правда смогу.

Молчание затянулось на неопределённо длинную секунду.

— Я найду тебя. Только подскажи, где искать.

— Нужно сказать что-то ещё? — негромко произнёс Виктор Юрьевич, беря Владу за плечо. Она едва заметила его прикосновение: она вся тянулась к немёртвой девочке.

— Да. Прости меня. Прости, что я отреклась от тебя. Ты мне нужна.

Влада промокнула уголком салфетки влажные глаза. Кроме них двоих в комнате теперь никого не было. Виктор Юрьевич неторопливо прошёл к своему креслу, открыл верхний ящик стола и захрустел фольгой.

— Что вы чувствуете, Влада? Помните, был фильм, где персонаж собирал куски древней реликвии по разным древним храмам, подземельям и гробницам? Вам придётся делать практически то же. С одним только отличием: вы не знаете, где искать. Я вам помогу, конечно, но вы же понимаете, что делать придётся самой?

Она тяжело вздохнула: подъёмный кран за окном не шевелился, потом мир вдруг дрогнул, прошёлся мутной волной от окон до самого горизонта, и кран повёл длинным носом. Зашуршали в коридоре деликатные шаги.

— Я знаю, где буду искать, — сказала Влада. — Но вы должны ждать меня. Чтобы я вернулась.

Пока у неё было время — крохотная крупица времени, оставшаяся после встречи с Виктором Юрьевичем, — Влада поспешила домой. Квартира встретила её угрюмой темнотой задёрнутых штор и запахом лежалой пыль.

Верхний ящик письменного стола был завален ксерокопиями статей, клочками бумаг с записями и целой стаей исписанных блокнотов. Влада выпотрошила его на пол и среди застрекотавших о паркет остовов ручек нашла старый мобильный телефон.

Он всё ещё работал, и в батарее оставалась половина заряда. Влада сунула в холодное пластиковое тельце работающую симкарту. Мобильный приветливо пиликнул. Она уложила его посреди стола и опустилась на табуретку. Сейчас всё исчезнет.

Она открыла глаза у забора — металл шёл застывшими волнами, а по опорам вилась фасоль с белыми и фиолетовыми цветами. Влада машинально сорвала пару бархатисто-тёплых стручков и бросила их в ведёрко, стоящее под ногами.

— Девушка, эй, девушка!

Солнце напекло голову, хотя Влада и додумалась надеть бейсболку. Ноги загорели как раз по линию шорт, руки — по самые бретельки майки, а на носу облезала кожа.

— Девушка! — снова позвали.

Влада подхватила ведёрко и прошла до калитки. На улице, на грунтовой бугристой дороге стояла блестящая машина. Молодой парень — явно водитель — вылез под солнце и облокотился на дверцу. Это был парень как парень: торс, обтянутый футболкой, светлые брюки и огромные солнцезащитные очки по последней моде.

— А хотите, я вам фасоль через забор перекину? — Он указал на идущий волнами металл.

Влада посмотрела: плети с фиолетовыми цветами и правда переползли через забор и тянули побеги к абрикосовому дереву.

— Перекиньте, — сказала она неловко и почесала облезающий нос. Всё равно фасоль придётся собирать до конца. — Спасибо.

Чувствовала себя такой неловкой, такой некрасивой в обтрепанных шортах. Ведёрко покачивалось в руках и стучалось о колени.

— Эй, ты чего, не узнала? — обалдело переспросил Кир, стягивая очки.

Влада пригляделась: и правда, его машина. В солнечных бликах она не разглядела сразу. Она с облегчением улыбнулась. Зацепиться за его реальность — это же куда лучше, чем за реальность какого-нибудь мимо пробегающего парня.

— А ты почему не на работе? — Она открыла калитку и вышла на траву перед домом, как была — босиком. Командор вспрыгнул на крышу будки и приветственно загавкал.

— Как это, почему? Ты же сама попросила меня приехать. А ты чем тут занимаешься? Мама эту фасоль вечно выбрасывает вместе со стручками. Говорит, возни с ней.

У Влады кольнуло внутри: что-то шло не так. Но она виду не подала. Рассказала ему, что собрала падалицу и приготовила отличное варенье с корицей — вон оно, стоит под кухонным окном. А фасоль она тоже закроет в банках, с луком и специями, у мамы полный погреб пустых банок, а у Влады — полная голова дурацких мыслей, от которых спасает только бытовая суета.

Её не взяли в экспедицию — не сбылась мечта всей жизни. Но зато вечером можно было сидеть с ноутбуком на крыльце, под светом жёлтой лампы, которая в металлическом каркасе над входной дверью. Ну и что, что искусали комары.

— Ты знаешь, что здесь есть старая школа, — сказала Влада одним утром, пока Кир дожевывал оладушки. — Если хочешь, можем сходить туда, посмотришь. Вдруг что-то дельное там найдётся.

Она так долго ждала, что это скажет Кир, что в конце концов не выдержала. Он непонимающе поднял брови.

— Зачем тебе туда? Старая развалина. Давай я лучше покажу тебе старый колхозный сад. Там яблони разрослись, красиво.

Это была его реальность, и он ею правил, а Влада не могла. Она только улыбалась, надеясь, что улыбка не выйдет слишком уж искусственной. В самом деле ей было тошно: от сладкого запаха варенья, и жаркого солнца, и ещё от игр, которые вела с ней её собственная память.

Бедное человеческое сознание пыталось вообразить, что ничего особенного не происходит, что просто август и просто неторопливая прогулка до старой школы, где — как твердили все вокруг — никого не было и нет. Владе приходилось то и дело напоминать себе, что она должна сделать, а память играла с ней в поддавки.

Много раз, помешивая ли варенье в большом тазу, или наблюдая танец мотыльков у лампы, Влада ловила себя на мысли, что всё забыла, и воспоминания нехотя, медлительно возвращались. Она пугалась, до холода в пальцах, до дрожи в коленях, что однажды не сможет вспомнить.

Утром, как раз тем утром, когда Кир предложил сходить в школу, она откопала в сумке свой мобильный. Ей давно никто не звонил, и брошенный телефон был глух, нем и забыт. Влада помедлила и вошла в меню сообщений.

Сообщение улетело на знакомый номер — на её собственный номер, и Владе сделалось не по себе. Стало страшно, что сейчас оно вернётся с категоричным отказом оператора. Но оно не вернулось.

Влада спрятала телефон в карман шорт и спустилась на крыльцо, где её давно ждал Кир, чтобы идти в старый колхозный сад.