Туманы Эвернесса

I

Автобус остановился перед универмагом на перекрестке Мейн-Стрит и Порт-Стрит. С него сошел высокий человек в черном инвернессе,[30] ветер раздувал его волосы и бороду.

На улице никого не было. Только ветер кружил несколько выброшенных газетных листков. Двери магазина, банка и бакалейной лавки были заколочены. На двери закусочной висел написанный от руки плакат: ЗАКРЫТО ИЗ-ЗА ДОРИС.

Налетел порыв ветра и умчал автобус прочь. Деревья вдоль дороги согнулись чуть ли не до земли, их ветви с мольбой закачались в воздухе, телефонные столбы задрожали.

Человек взглянул наверх. Небо прямо над головой налилось зловещей синевой. Маленький городок стоял на возвышении; Порт-Стрит кончалась мысом, за которым бурлило море.

Над морем, вплоть до горизонта поднимались фиолетовые и черные облака, похожие на башни и стены замков. По небу протянулись огромные крутящиеся руки и расплывшиеся кляксы.

— Да, не слишком хорошо выглядит, — сказал человек с густым русским акцентом, дергая себя за бороду. — Франклин! Когда ты приснился мне в автобусе, то не предупредил ни о чем таком! «Зови Князей Бури», вот что ты сказал. Но забыл упомянуть, что таким образом я призову ураган. Ха! Но я не должен допустить, чтобы меня коснулись гнев или разочарование… — На его пальце блеснуло массивное кольцо из белого золота.

К тому времени, когда он подошел к краю городка, башни и стены облаков выросли в размерах, отдаленные флотилии грозовых облаков протянулись по всему небу, их движение было видно простым глазом.

На мысе стоял маяк, высокое здание, нависавшее над морем. Ворон затянул потуже плащ и, сгибаясь под ветром, тяжелыми шагами пошел к нему. Потом вытянул руку и прищурился, ветер выл ему в уши.

Где-то далеко, между небом и морем, затанцевали молнии. Несколькими мгновениями спустя над местностью прокатился удар грома.

II

В дверь маяка тихонько постучали. Тим Кернс открыл и увидел маленькую девочку. Щурясь от ветра, она держала в руках большую коричневую собаку.

— Ты — хранитель маяка? — весело спросила девочка.

— Заходи быстрее. Ты, случаем, не дочка Лилли Рашкок?

— У меня есть имя. Меган! А это Рафа. Она умеет произносить свое имя. — Собака залаяла и завиляла хвостом.

— Да-а, это просто здорово. А твои родители знают, что ты здесь?

— Ну, Рафа убежала, а один очень приятный человек нашел ее и отдал мне. — Потом она добавила, доверительно и серьезно. — Мы заключили сделку.

— Да-а, здорово. А ты помнишь номер телефона? Посмотрим, быть может я смогу дозвониться до твоих родителей. Эй! Не трогай этого!

— А что это такое?

— Радар. Спутниковая телеметрия. Такое сложное оборудование. А это мои учебники и их тоже нельзя касаться.

— Ты — хранитель маяка?

— Станция Морских и Метеорологических Исследований. Это больше не маяк.

— О. А… прости.

— Меган, голубушка, о ком ты говорила?

— Мужчина. Он нашел мою собаку. Все время смотрел в землю. Он сказал, что все должны сбежать из города или спрятаться в подвалах.

— А, так ты испугалась бури, Меган? Не бойся, нас просто предупредили, вот и все, и как раз сейчас, я надеюсь, ураган Дорис уходит от нас. Видишь? И спутники говорят, что он уходит. Но ты все равно не должна быть здесь.

— Ворон сказал, что он идет. И еще Ворон сказал, что ему очень жаль.

Тим Кернс как раз изучал понятие «мурашки». В учебнике была написано, что речь идет о чувстве гусиной кожи, которое возникает у тех, кто переохладился или перепугался. Раньше с ним такого не случалась.

Без единого слова Тим Кернс схватил зеленую телефонную трубку, висевшую рядом со стеллажом с инструментами, и нажал клавишу «перезвонить».

— Шериф Броди? Помните, я говорил вам, что ураган Дорис заденет нас только краем? Я ошибался. Ветер изменил направление, и ураган идет прямо на нас. Пускай все спускаются в бункер. Да. Кстати, ко мне пришла Меган Рашкок. Вы можете прислать за ней машину? Ее родители наверняка сходят с ума от беспокойства. И… что вы имеете в виду? Мне наплевать на то, что говорит региональное управление; они ошибаются. Они глядят на ту же информацию, что и я, и я еще раз повторяю: ураган повернул прямо на нас. Да, это официально. Я выпускаю штормовое предупреждение. Меня не волнует, имею ли я на это право, я выпускаю его и точка. Да, правильно. Вы хотите позвонить на радио и сказать им, или это сделаю я? Хорошо. Помните, Меган Рашкок здесь. Отлично. До свиданья. — Он повесил трубку и пробормотал. — Идиот!

Свет в окне явственно померк.

— Меган, где вы говорили с этим Вороном?

Она указала рукой на окно.

— Вон там.

— Где?

— На вершине большого холма.

— А сейчас ты его видишь?

— Конечно. А ты?

— Боюсь что нет, милашка. — И все это время Тим Кернс не спускал взгляда с холма, на который она показала.

Когда, меньше чем через час, за Меган приехала полицейская машина, Тим Кернс по-прежнему глядел на холм. Небо почернело, огромные капли дождя летели вниз с кипящих облаков. Ветер ревел как ненормальный.

— Вы тоже должны идти, сэр, — изо всех сил крикнул офицер. — Шериф сказал — все!

Тим опять взглянул на верхушку холма, и тут молния ударила прямо в то место, на которое он смотрел. Офицер вздрогнул, а Меган вскрикнула.

Ослепленный послесвечением, Тим, тем не менее, на мгновение увидел силуэт высокого бородатого мужчины в черном плаще, сражавшегося с молнией, похожей на змею из синего огня: змея извивалась и пыталась укусить, человек вбивал ее в землю.

— Пойдемте, сэр, — опять крикнул офицер полиции.

— Берите девочку в машину, — прокричал в ответ Кернс. — Мне надо закрыть маяк на ключ. Секундное дело.

Полицейский с девочкой залезли в машину. Человек, называвший себя Тим Кернс, вынул из бумажника монтажную плату, открыл электронную панель, расположенную рядом с телефоном, и вставил карту в гнездо. Потом подключил к этой панели телефон.

— Вызовите Бербанка! Бербанк? Передайте Пендрагону, что Ворон здесь, он взял кольцо и пытается смягчить ураган Дорис. Я не могу оставаться на посту и должен отступить в штормовой бункер. Свяжусь, когда станет возможно. Отбой.

III

Ворон, со спокойным лицом, сидел на холме под расколотым дубом, держа руки на коленях. Внизу, у подножия холма, бурлило море, черные волны с ревом кидались на берег. Слева от него темнел лес, справа лежал маленький город.

Его лицо было очень спокойным, глаза — наполовину закрытыми. Он дышал медленно и тяжело. От кулака поднималась вверх струйка пара, как если бы он только что сражался с кем-то очень сильным и очень горячим. Тем не менее, на нем не было ни шрамов, ни ожогов.

Молнии сверкали в городе, справа от него, черные молнии.

Несмотря на дождь и град, одежда Ворона не промокла.

Слева раздался вой волынок. Деревья в лесу наклонились, чем-то похожие на гнущуюся под ветром пшеницу. В воздух взлетела дюжина выдернутых с корнем деревьев, затем еще две дюжины. Стена разрушения приближалась, рябь от нее бежала по всему лесу.

Ворон положил руку на корень дуба, росшего рядом, и дерево перестало дрожать.

Осколки расколотых деревьев летели по лесу, гонимые ветром «сто-миль-в-час», падали слева и справа от Ворона, но его не касались.

Ворон, наполовину закрыв глаза, не обращал на это никакого внимания. На его лице играла улыбка человека, слушающего далекую нежную музыку.

Наконец он коснулся двумя пальцами земли. На три шага в каждую сторону от него трава перестала гнуться под ветром. Травинки поклонились Ворону и встали прямо, не обращая внимания на дождь и град.

Ворон задержал дыхание, полностью закрыл глаза и положил на землю обе ладони. На этот раз эффект распространился на четыре шага, потом на десять.

Грохот, более громкий, чем любой грохот на Земле, обрушился на него сверху, оглушая. В свете вспышки молнии стал виден силуэт создания, одетого римским солдатом и висевшего между двумя грозовыми облаками. Его щит был поднят.

— Убийца! — прогрохотал раскат грома.

Уголки рта Ворона задергались. Круг вокруг него сузился до четырех шагов, потом до трех. Жгучие градинки ударили в его плащ.

Странное творение, одетое в килт и плащ, выдохнуло торнадо из волынки и широкими шагами пошло по гребню холма; каждый его шаг сопровождался ударом грома. За ним оставалась пустая земля. Он вынул флейту изо рта и крикнул:

— Твоя красавица жена бросила тебя. Твоя бесполезная жизнь должна закончиться сегодня!

Дерево за спиной Ворона опять начало дрожать, порыв ветра едва не сдернул с него плащ, волосы упали на лицо.

Молния ударила в дерево. Среди пылающих ветвей появилось высокое создание, с тела которого непрерывно срывались искры и электрические дротики. Он потрясал огромным копьем.

— Эй ты, смертный, ставший импотентом! Зачем тебе жена, если ты не можешь отправиться с ней в кровать, как положено мужчине? Кольцо предназначено для робкого и бледного монаха, который ест одну кашу и одевается в собственные волосы.

Ворон улыбнулся и сказал таким спокойным голосом, что даже шторм стал спокойнее, услышав его слова:

— У любви очень глубокие корни, Фулграториан.[31] Любовь длится и тогда, когда буря страсти давно прошла, не так ли? Любовь живет и в бурю и в прекрасную погоду. Тебе нравится думать, что я буду выполнять твои приказы, а? А мне нравится думать, что ты не так-то велик. Я не сдаюсь и не сдамся никогда.

Создание закричало, из его глаз и рта вылетели молнии. Огненные дротики ударили по обе стороны Ворона, но он не вздрогнул, и они не коснулись его.

— Не думаешь ли ты, что сумел укротить свои страсти? Этого не может быть! Человек не может оставаться человеком, если не дает выхода своим чувствам. Присоединяйся к нам! Борьба за жизнь означает борьбу за сильные и свободные чувства, а не за осторожное обдумывание и долгое размышление. Забудь о будущем! Не размышляй, а делай! Пускай от твоей силы содрогнется вся паутина. Какие бы мысли не били тебя изнутри, кружись вверху и не думай! А как иначе летать? Разум — обман! Чувства — неправда. Логика — ложь. Разорви цепи, приковавшие тебя к слабостям смертных!

Ворон поднял руку, и из нее вышла глубокая неземная тишина. Дождь внезапно стал слабее, как если бы над ними повис глаз урагана.

— Ты сказал, что логика — ложь? И поэтому я должен действовать нелогично. Вот твой аргумент. Логический, разве нет? Значит, ты сам лжешь, а?

Он встал и выпрямился во весь рост. Дерево за ним перестало дрожать. Дождь уже не шел, а капал.

— Я не ребенок, — сказал Ворон. — Детские страхи — это не для меня. Это дети сперва плачут, потом смеются, потом опять плачут — ведут себя как капризный ветер. Я не избалованный ребенок, который не думает ни о чем и делает то, что хочет. А теперь: Темпестос![32] Аттонитус![33] Идите сюда и успокойтесь.

Аттонитус поднял щит и меч.

— Убийца! Нами не может управлять тот, кто не может управлять самим собой.

Темпестос неохотно шагнул вперед, но потом сжал локтем волынку, из которой с громким шипением вырвался ветер, и побежал по деревьям, раскачивая их из стороны в сторону.

— Да, а что с твоей женой, смертный? Если ты вернешь к жизни Галена, она умрет. Неужели тебе не страшно за нее?

— Нет, — ответил Ворон. — Тогда во мне бушевал шторм; страх и гнев заставили меня лишить Галена жизни. Но во мне пошел дождь и я заплакал. Дождь кончился, я перестал плакать. И сейчас во мне тихая спокойная погода. Я успокоил сам себя; я могу успокоить шторм. Князья Бури! Смерч, Гром, Молния! Я приветствую вас. Приходите и подчинитесь!

Три фигуры собрались перед ним, встали на колени и, по очереди, поцеловали кольцо из белого золота.

Облака расступились. Единственный солнечный луч, пробившийся через небольшой дождик, осветил Ворона, неподвижно стоявшего под расколотым дубом.

IV

— Во-первых, — сказал Ворон, — у меня есть парашют, который я добыл из армейского склада, расположенного около последней остановки автобуса. Да, я украл его, но оставил немного денег, которые мне дала библиотекарша, быть может, этого достаточно. Венди умела летать, верно? Почему не Ворон?

Темпестос покрепче схватил свою волынку, но все-таки сказал:

— Ты думаешь, что можешь спустить нас с привязи, а потом опять засунуть в бутылку? И даже если так, куда ты хочешь попасть? Я могу перенести тебя только туда, где дует ветер. Хочешь попробовать? Икар был первым.

— Мы полетим в Эвернесс и, может быть, на Луну, — ответил Ворон.

— Мы не может отнести тебя в сферу Луны, мудрый Повелитель, потому что ни один ветер не дует отсюда туда.

— Не волнуйся, — по-прежнему спокойно ответил Ворон. — Я решу эту проблему, позже. А теперь мой второй приказ: Ты, Гром! Иди и обрушься на пожары Юго-запада. Потуши их. Пускай там, где ступает Суртвитнир пойдет дождь. И чтобы больше никакого снега от Бергельмира. Пускай делает холод, да, но никаких ледяных дождей и снежных бурь.

— А если они окажутся вместе, великий Повелитель? Даже я не смогу дуть так, что одновременно было и сыро и сухо.

— Замолчи! — сказал Ворон, тряхнув пальцем. — Не хочешь работать, а? Если они окажутся вместе, окутай их мокрым туманом. Холод превратит туман в лед, и нечему будет гореть, понял?

Ворон повернулся к последней фигуре.

— А для тебя у меня есть особое задание. Не смог бы ты сделать радугу на все небо? Красивую, многоцветную, веселую? Люди в городе заслужили ее.

— Твоя воля — закон для меня, о Повелитель, — ответил Князь Бури. Каким-то образом его одежда из черной стала пушисто белой, отороченной серым мехом. В руке он держал многоцветное копье. Он весело улыбнулся, электрические разряды побежали по его зубам, а нечеловеческие глаза сверкнули, как две блестящие искры.

Дождь прекратился.