Туманный Кот

Репликация седьмая. Гаврош

Гаврош шлялся по замку Нука и нашёл-таки подвал, в котором держали братьев Гай. Часовой-палочник стоял возле дверей, и пробраться в подвал не имелось никакой возможности. Ничего не оставалось, как взять булыжник и забраться на полукруглую земляную крышу подвала, откуда обрушить оружие на голову часового. Обшарив его, Гаврош не нашел ключей, так как стражнику их не доверили, поэтому пришлось тем же булыжником долбить по замку.

Возможно, Гаврошу повезло или замок оказался никудышный, но он со второго раза раскрылся. Гаврош опустился по ступенькам вниз, в темноту, где нащупал ещё одну решётку и тоже с замком. Правда, здесь Гавроша ждало разочарование, так как ни с первого, ни со второго удара замок не поддался, а когда Гаврош совсем выдохся и присел у дверей, то услышал осторожный голос:

— Кто там?

— Это я, Гаврош, — ответил мальчик, узнав голос Гай Свона.

— Я такого не знаю, — ответил Свон.

— Это мальчик Секлеции, — подал голос Гай Син, сразу узнавший Гавроша.

— Возле стены прислоненный металлический лом, — сообщил наблюдательный Гай Тувор, — ты можешь подать его нам?

Гаврош долго искал лом, пока чуть не уронил его на ногу, и просунул его сквозь решётку братьям Гай. Через мгновение послышался треск, и кто-то подхватил Гавроша на руки, прошептав на ухо: «Пойдём, малыш». Когда они выбрались за ограду дворца правителя, то сразу же отправились к башне, где и услышали, как кричит Секлеция. Приказав Гаврошу: «Сиди здесь!» — семь молний метнулись вверх, скручивая головы попавшихся по пути корсатов Канцелярии Хутина.

Паут оказался проворнее, когда увидел ворвавшихся братьев. Он выхватил из-за пояса нож и приставил его к горлу Секлеции, обхватив её за пояс.

— Если кто двинется, я перережу ей горло, — сообщил он холодным голосом и братья Гай остановились. Окинув всех взглядом, Паут сообщил, показывая глазами на побитого Слэя: — Мне нужен только он!

Гай Гретор взглянул на братьев, и они отступили в сторону от дверей, освобождая проход. У Паута оказалась недюжинная сила, так как он, без всякого напряжения, вскинул бесчувственного Слэя на плечо, удерживая нож возле горла перепуганной Секлеции.

— Когда я окажусь возле выхода, я опущу вашу девушку, — сообщил Паут, а Гай Гретор ему ответил:

— Если с ней что-либо случится, ты не доживешь до утра.

— Я не хочу вас расстраивать, — совсем дружественно ответил Паут, — тем более мне с вами не по пути.

Спуск оказался долгим, но Паут ничуть не устал, а бодро подсказывал Секлеции: «Ножку сюда, пожалуйста, чтобы вы не упали», — излучая вокруг хищную доброжелательность. Возле дверей он внимательно посмотрел на братьев и сообщил:

— Я оставляю её живой и невредимой, помните об этом, сеньоры, — после чего толкнул Секлецию под ноги Гай Гретору, а сам, вместе со Слэем, скрылся за дверью. Гретор склонился к Секлеции и спросил: «С тобой всё в порядке?» — а на её утвердительный ответ тут же бросился к двери. Сразу вернувшись, Гретор коротко бросил: «Удрал, зараза!» — а Гай Син подумал, что ему не светит ночь с Секлецией.

Одна Эйсинора погрузилась в глубокие раздумья, не зная, что предпринять. Сказать братьям, что Секлеции им изменила, она не решалась. Злость на Слэя уже прошла, и требовалось определиться, что делать дальше: искать и выручать Слэя, или забыть его, заразу, навсегда.

За всеми своими любовными похождениями Мари забыла о дриме Слэе и теперь, освободившись от гнёта терзавших её сомнений, ревности и злости, раскинула симпоты, разыскивая любимца. Она с удивлением обнаружила, что Слэй не в столице, Лыбе, а где-то к юго-западу от неё. Не откладывая дела в долгий ящик, она взвилась вверх, под облака, подставляя лицо под лучи местного солнца. Ей всегда нравилось летать, ещё с тех времён, когда она первый раз оседлала мэтлоступэ[17].

«Какая «мэтлоступэ»?» — удивилась Мари, отмечая очередной сбой памяти и снова вылавливая из глифом это странное слово «мэтлоступэ». Она подумала, что, возможно, это чьи-то воспоминания, которые она приберегла, но не подвергла систематизации. «Что-то часто, в последнее время, возникают странности с памятью», — подумала она и тут же пришла новая мысль: «А если всё это привнесли сны дрима?» Такое объяснение ставило всё на свои места и казалось убедительным, но человеческая черта – сомнение, всегда отличалась алогичностью.

Рассуждения отвлекли Мари от полёта, а когда она отправила симпоты вниз, то обнаружила, что перелетела. Если бы она поинтересовалась происходящим внизу, то узнала бы, что небольшой караван из ослов принадлежит правителю Райны, Нуку. Он, не очень надеясь на своих палочников, вслед за корсатами Хутина, которые арестовали Слэя, отправился в Тартию. Паут разочаровал Нука, так как сразу откланялся, ехидно сообщив: «Мне поручено забрать дрима Слэя, а ваши забастовщики меня не интересуют!»

Нук восседал на осле, придавленным не только тяжёлым правителем, но и двумя сумками, набитыми до отказа хутинками. Его, на таком же осле, сопровождал распорядитель, Коль, тощая фигура которого возвышалась на бедном животном, как башня дрима. Нук не доверял палочникам и боялся, что они украдут все его хутинки. Две сумки на его осле только сверху прикрывали хутинки, а внутри покоились слитками золота, которые, к огорчению Нука, топорщились по бокам, выдавая содержимое.

Ещё большую опасность представлял Хутин, который, стоит ему узнать о сокровищах Нука, разденет его догола, отнимет рубашку и последнюю корочку хлеба. Напоминание о корочке засело в мозгу Нука и он никак не мог вспомнить, отчего это так важно. Конечно, ему хватит не только на корочку, но и на буханку хлеба или батон, так что нечего бояться…

Нук застыл на месте, а его ишак с удовольствием остановился, почувствовав опустившиеся руки наездника. Ушастая голова осла заинтересованно повернулась, предвкушая привал и вкусный овёс в мешке.

— Батон! — воскликнул Нук, выпучив глаза в пространство.

— Что, батон? — не понял распорядитель.

— Коль, батон! — огорчённо воскликнул Нук, а распорядитель внимательно заглянул в глаза правителю, надеясь, что он сошёл с ума и все хутинки достанутся ему – Колю.

— Коль, я забыл золотой батон, — зеленея от досады, воскликнул Нук, а распорядитель, припоминая увесистый золотой слиток в виде батона, бодро сообщил: — Я вернусь, заберу батон и догоню!

— Я боюсь, что тебя больше не увижу, — сказал Нук, с зелёной любовью глядя на Коля.

— Мои руки ничего не крали, — произнёс Коль, но его слова Нука не убедили, так как распорядитель унесёт то, что плохо лежит, зажав его в зубах.

— Поедет мой сынок, Вик, — решил Нук, подзывая к себе юношу заросшей наружности и с глазами, разъезжающими по сторонам.

— Сынок, ты что курил? — спросил Нук, на что сынок вытащил кисет с какой-то травкой и предложил правителю.

— Не нужно, Вик! Съездишь домой и привезёшь батон, — попросил Нук, а Вик радостно оскалился и пришпорил низкорослого коня. Тот сорвался с места и понёсся быстрее ветра, выписывая зигзаги, но наездник упорно не хотел вылетать из седла. Нук тронул осла, разочаровав его своей меркантильностью, думая о том, стоит ли сделать привал и подождать сына или быстрее убираться с Райны, пока бунтовщики не отобрали последнее.

Правда, его рассуждения вскоре были прерваны топотом конских копыт, и Нук испугался, что за ним организовали погоню. Рассеивая тревогу правителя, из-за поворота показался Вик на коне, который, хоть и валился из стороны в сторону, но прекрасно держался в седле.

— Держи, папа, — радостно сказал он, протягивая Нуку пышный горячий батон, точно он только что из печи.

— Что это? — спросил Нук, опять зеленея.

— Батон, как ты просил, — ухмыляясь, довольно сообщил Вик, — только что у селянки купил, — он сунул батон в руки отца и, довольный, ускакал вперёд.

«Плакали мои денежки», — раздраженно подумал Нук, а осёл умудрился откусить кусок от батона и, как стоик, героически переносил пинки правителя, торопливо пережёвывая украденное.

Паут скрылся в темноте и братья Гай не стали гнаться за ним, а направились от башни дрима к баррикадам, когда разнеслась весть о том, что правитель Нук бежал. Ещё не доходя до ощетинившейся стены, они услышали, как выступает продавец сладостей, но что он говорил, толком не разобрали. Его бурно приветствовали восставшие, а потом на руках понесли во дворец правителя.

— Что случилось? — спросил Гай Дизер у прибежавшего Гавроша.

— Продавца сладостями, Роше, выбрали правителем, — объяснил мальчишка и прильнул к Секлеции, взяв её за руку. Дизер повернулся к Гай Гретору:

— Что будем делать?

— То же, что и раньше, возить рыбу, — сказал Гай Гретор.

— А я? — воскликнула Эйсинора.

— Ты хочешь, чтобы мы вернули Слэя? — спросил Гай Гретор.

— Да, — сказала Эйсинора и заткнулась, уставившись на братьев. Только теперь она поняла, что не может определиться, так как и Слэй был ей люб, но и Уолл нравился не меньше.

— Хорошо, мы найдём Слэя, — сказал Гай Гретор и отправил Гай Дизера, Гавроша и Секлецию в порт, присмотреть за баркасом, а остальных братьев забрал с собой. Дизер от предложения не отказался, а другие братья с сожалением прощались с Секлецией, завидуя брату, который на некоторое время получал их жену в единоличное пользование.

Расспрашивая на ходу, братья узнали, что караван правителя Нука отправился вслед за корсатами Канцелярии властелина. Начинался рассвет, когда они вышли из столицы, Лыбы, и это способствовало тому, что следы Нука и корсатов во главе с Паутом не пропали. Деревенские жители, выгоняющие скот на выпас, с удовольствием рассказывали о двух караванах, которые проследовали ещё по темноте.

— Мы их догоним, — сказал Гай Гретор, ускоряя ходу. Эйсинора, такая же неутомимая, как братья, и привычная к ходьбе, не стала им обузой. Через некоторое время они увидели впереди какой-то караван и припустили быстрее, надеясь, что это корсаты Канцелярии Хутина. Палки, которые они держали в руках, стали выписывать нетерпеливые пируэты, тренируясь перед началом боя. То, что он неминуемо произойдёт, знали все братья и, даже, Эйсинора перебросила палку с одной руки на другую. Дорога поднималась в гору, огибая небольшой лесок и братья Гай потеряли на некоторое время идущий впереди караван. Когда лесок остался позади, то Гай Гретор, идущий впереди растерянно посмотрел по бокам, так как караван куда-то пропал. Дальше дорога шла под гору, упираясь в новый лесок в долине. Гай Гретор не стал останавливаться, а припустил быстрее, так как дальше шли перелески и потерять идущий впереди караван проще простого.

Когда братья скрылись за горой, из леса вышел Нук, тянущий за собой упирающегося осла, а за ним распорядитель Коль на осле.

— Кажется, пронесло, — пробормотал Нук, снимая фуражку и вытирая мокрый лоб. То, что за ними послали погоню, необычайно расстроило Нука и он спросил: — Что нам делать, Коль?

— Мне кажется, что они не за нами, — сказал Коль, — девчонка, которая шла с разбойниками, крутилась у дрима Слэя. Я думаю, что они хотят забрать Слэя у корсатов Канцелярии Хутина.

— Зачем Слэй разбойникам? — спросил Нук.

— Я думаю, девчонка беременная, а это её братья, — глубокомысленно изрёк Коль, — они хотят женить дрима на девчонке.

— Это меняет дело, — довольно сказал Нук, — значит, мы в безопасности?

— Не думаю, — произнёс Коль, — им может понравиться наше золото.

— Моё золото, — поправил Нук и напряжённо наморщил лоб, размышляя, куда ему, бедному, податься. «Вот, народ, последнее отберут, — сокрушался бывший правитель, — вор на воре сидит и вором погоняет!».

«Может ты и вор, но я тут причём?» — подумал осёл, так как кусок батона, который он сожрал, совсем не считал воровством, а милостыней. От возмущения осёл поднял голову и заржал, но, неожиданно для себя, увидел под облаками женщину, которая, точно проснувшись, сделала зигзаг в небе и умчалась вперёд. Осёл присел на задние лапы, уставившись в небеса, а сидевший на нём Нук свалился на землю.

— Что же ты, зараза, делаешь! — отряхивая пыль с парадного костюма, воскликнул Нук и стеганул безвинного осла по голове.

Женщина, послужившая причиной оскорбления ушастого животного, была ни кто иная, как Мари, заметившая, что пропустила дрима Слэя. Они снизилась и летела вдоль дороги, соединяющей столицу Райны, Лыбу, и Мокаши, столицу Тартии. Внизу она увидела Эйсинору и её братьев и хотела приземлиться, чтобы спросить, что она здесь делает, но решила, что, прежде всего дрим, а потом остальные.

Отряд корсатов Канцелярии она увидела издалека и тихонько приземлилась сзади. Догоняя колонну, она миновала нескольких корсатов, которые удивлённо на неё уставились. Мари поравнялась со Слэем и сказала:

— Привет!

— Привет, — ответил обрадованный Слэй.

Паут, обернувшись на голоса, с удивлением увидел, что отряд увеличился ещё на одного человека, а так как Мари не знал, то посчитал её за случайную попутчицу и грозно предупредил:

— Гражданка, проходите, с арестованным разговаривать нельзя.

— Мне не угрожает опасность, — сообщил Слэй, а Мари, прочитывая его мысли, обнаружила, что дрима прикрывает защитная сеточка. Она изумлённо уставилась на Слэя, так как от сеточки тянулась симпота к странному типу по имени Морриер. «Как они связаны между собой?» — удивилась Мари, рассматривая Слэя, как в первый раз.

— Гражданка, я могу испортить вам не только наряд, но и физиономию, — подходя к Мари, ехидно сказал Паут.

— Паут, ты дрянь человек, но мне не хочется тебя убивать, — как от надоедливой мухи отмахнулась Мари, продолжая рассматривать Слэя, как диковинку. Паут опешил от наглости «селянки» и поднял палку, намереваясь угостить её заднюю часть. Палка вырвалась из рук Паута и огрела его пару раз, чем несказанно его поразила. Отмахнувшись от палки, Паут крикнул: «Свяжите её!» — отчего несколько человек бросились на Мари, хватая её за руки. Слэй толкнул одного корсата, так что тот свалился на землю, а второму вмазал в зубы. «Не нужно, я сама!» — предупредила дрима Мари, после чего палка принялась дубасить всех корсатов подряд.

Паут вытащил нож и подкрался к Мари сзади. Слэй, увидев, что Мари угрожает опасность, крикнул: «Мари!» — и бросился на Паута. Тот пырнул ножом дрима и с окровавленным ножом повернулся к Мари.

— Ах, так ты так! — воскликнула Мари и запулила Паута под облака.

Неожиданно для Мари, прибежала подмога: братья Гай, безмолвно принялись дубасить корсатов, отчего последние, ввиду явного преимущества врагов, ретировались в ближайшую сосновую рощу. Эйсинора, увидев поверженного Слэя, бросилась к нему, а увидев его рану, сняла с себя рубашку и разодрала её на полоски, после чего принялась бинтовать дрима.

Мари, поглядывая на Эйсинору и её обнажённые груди, расчувствовалась и пустила слезу, потихоньку, чтобы не видела девушка, заживляя рану под бинтами, а братья, бесполезные в деле лечения больного, смущённо отворачивали лица от сестры, надеясь на благополучный исход врачевания.

— Ты куда летишь, родимый, — спросил Морриер, поймав парящего в воздухе Паута и удерживая его за шиворот.

— Я тебе не родимый, — остервенело сказал Паут, пытаясь пырнуть ножом Морриера.

— Тогда лети, крылатый ты наш, — произнёс Морриер, отпуская Паута. Тот, базлая во всё горло полетел вниз, и приземлился на сосну, обдирая все ветки до самого низа. Морриер, опустившись возле дрима, увидел, что санитаров более чем достаточно, поэтому, так же, как и Мари, принялся штопать рану, не особо это афишируя.

— Опять ты! — возмутилась Мари, а братья стали позади Морриера, не скрывая своего намерения отдубасить незнакомца.

— Его лучше перенести во дворец, — сообщил Морриер, и Мари поняла, о каком дворце говорит тип с белым шарфом на шее. Они подняли Слэя вместе с Эйсинорой и поплыли в воздухе в направлении дворца Уолла.

— А мы? — растерянно крикнул младший из братьев, Свон.

— Возвращайтесь на баркас, если нужно, Эйсинора вас найдёт, — крикнула им Мари, полагая, что братья помешают в деле исцеления дрима. «Пусть поворкуют, голубки!» — подумала она и пустила слезинку. «Ты стала сентиментальной!» — прошелестел Морриер внутри её, и она промолвила, ментально отталкивая его: «Кыш отсюда, хвостатый!»

Морриер исчез, хихикнув, а она растерянно подумала: «Почему хвостатый?» — и снова его услышала: «Потому, что кот!» «Почему кот?» — спросила она и снова услышала внутри себя смех Морриера.

— Слушай, отстань, — громко произнесла она, а Морриер, как ни в чём ни бывало, удивлённо посмотрел на неё. «Это не ты?» — удивилась Мари, но по вновь возникшему смеху поняла, что её снова разыграли.

— Вы можете нести ровнее?! — возмутилась Эйсинора, и Мари, как нашкодившая кошка, притихла, игнорируя всякие провокации Морриера, продолжавшиеся до самого дворца.

Котин и Стах с облегчением встретили Гай Дизера и Секлецию, так как охранять в порту баржу и баркас оказалось не так-то легко. Малыш Гаврош по-хозяйски принялся обследовать баркас и надолго задержался возле штурвала. Котин рассказать Дизеру о посещении судна Буком, вместе судьей, и не успел он закончить, как последние, словно по мановению волшебной палочки, появились на пристани. Их сопровождала изрядная толпа палочников, в рядах которой Гай Дизер с удивлением увидел и тех, кто были на баррикадах. Избитый Бук, перевязанный грязными тряпками, представлял собой унылое зрелище, но упрямая ярость в его глазах говорила, что по-доброму он не отстанет. Судья переступил борт баркаса и громко объявил:

— Рассматривается дело гражданина Бука, который на баррикадах доказал лояльность к новому правителю Райны, Роше. Гражданин Бук получил оскорбление от Эйсиноры Гай, и по суду ему полагалась компенсация в виде баржи и баркаса. Ввиду того, что на гражданина Бука оказывали давление при принятии им на себя заботы о данных плавучих средствах, то суд постановляет их освободить сейчас же и передать в распоряжение пострадавшего. Эйсинору Гук немедленно арестовать.

— Вы Эйсинора Бук? — спросил судья у Секлеции и, не дожидаясь её ответа, приказал палочникам: — Арестуйте её!

— Только через мой труп, — воскликнул Дизер, хватая в руки малый металлический якорь, а Стах и Котин стали за ним, прикрывая Секлецию. Бывшие соратники по баррикадам немного стушевались и не лезли вперёд, а Гай Дизера воскликнул, обращаясь к ним:

— Братья! Разве не мы рядом стояли на баррикадах, чтобы свалить режим Нука?

— Ты нам не брат, — сказал Бук, театрально вскинув руки, — ты такой же, как Нук, ты владеешь баржей и баркасом и у тебя за спиной твои рабы, которых ты используешь против простого народа. Хватайте его, братья!

Толпа на берегу загудела и двинулась на Дизера, а Бук первый взмахнул палкой. Дизер огрел его якорем, отчего тот свалился и завопил:

— Братья! Нас убивает нуковец!

Началась свалка, в которой замелькали палки и кулаки, а Дизер по-прежнему стоял в окружении толпы и крутил над головой якорь, осаждая наступающих. Гаврош, наклонившись через борт, подбирал на пристани гальку и пулял по головам, набивая шишки нападавшим. Никто не смотрел на Секлецию, а она, быстро сообразив, сняла гребешок и нажала на кнопку. Через некоторое время появился Уолл, который грохнулся прямо на толпу, повалив несколько человек, и спросил, оглядываясь:

— Что здесь происходит? Где Александра?

— Это опять я, — призналась Секлеция, показывая на гребешок, — на нас напали.

Дизер, который не был знаком с Уоллом, непонимающе смотрел на Секлецию, ревниво поглядывая на появившегося юношу.

— Я предлагаю всем разойтись, — сказал Уолл, не собираясь драться, но Бук, успевший познакомиться с юношей, мстительно крикнул:

— Он работал на Нука, убейте его!

Собравшиеся на пристани повстанцы поверили вранью Бука и озлобленно двинулись на Уолла. Он понял, что товарищи Бука не понимают, с кем они имеют дело. Уолл не захотел их травмировать, а очистил головы от всего мусора, что там был. В итоге, никто не знал, зачем пришёл на берег, а судья неожиданно вспомнил, что хотел купить рыбы. Спросив у Дизера о цене, он взял несколько рыбёшек и ушёл, оглядываясь. Жена судьи, когда он пришёл домой, весьма удивилась его покупке, так как он рыбу не любил с детства.

— Может, ты мне отдашь гребешок? — спросил Уолл у Секлеции, которая, единственная из всех, не потеряла памяти за этот день.

— Разве ты не собирался меня навестить? — хитренько спросила Секлеция. Уолл хмыкнул и вознёсся в небо, после чего пропал за горизонтом. Гаврош разочарованно шмыгнул носом, так как собирался попросить дяденьку прокатить его по воздуху.

— Кто это был? — угрюмо спросил Дизер.

— Так, знакомый, — ответила Секлеция. Увидев его подозрительную рожу, она наклонилась к нему и шепнула, глядя на Стаха и Котина:

— По-моему, каюта свободна.

Дизер засопел и покраснел, а потом торопливо потопал за Секлецией, которая, не оборачиваясь, шла в каюту. Гаврош, считая себя за старшего, остался возле штурвала.

Эйсинора и Слэй расположились в спальне, где девушка в полной мере могла продемонстрировать сочувствие и преданность своему любимому. Случившееся несчастье окончательно разрешило внутренний спор Эйсиноры по поводу того, кто ей больше люб. Оказалось, что со Слэем у неё больше точек соприкосновения, чем с Уоллом, который соблазнил девушку своим таинственным ореолом. Синичка в руке полезней орла в небе, как бы ни манила недостижимая высота.

Мари и Морриер вышли в сад, совсем ещё молоденький, наметивший свои контуры тоненькими прутиками. Дорожка, ведущая к озеру, заканчивалась красивой полукруглой террасой из белого камня, по бокам которой стояли две такие же белые беседки. Любуясь озером, они присели в беседке, наблюдая противоположный берег, видимый вдали, и белоснежный Замок Преображения, где совсем недавно жила Мари и Том. Местное солнце, медленно опускаясь в воду, собираясь нырнуть, и только мелкий лес на противоположном береге, мешал это сделать без промедления. С севера двигалась тёмная туча, обещая ночной дождь, точно такое же тёмное облако клубилось и на юге, собираясь вскорости встретиться со своим собратом…

— Тебя не тревожит прошлое? — спросил Морриер, провожая своим взором тёмные облака.

— Что ты можешь знать о моём прошлом? — снисходительно спросила Мари.

— Я знаю о тебе всё, — сказал Морриер, но такая его осведомлённость совсем не понравилась Мари.

— Что тебе нужно? Ты, как будто, преследуешь меня?— немного раздражённо спросила Мари.

— Ты хочешь знать правду о себе? — спросил Морриер, а Мари ответила: — То, что мне нужно, я о себе знаю!

Их спор прервал Уолл, который свалился с неба прямо перед замком и направился к парадному входу.

— Он всё им испортит, — сказала Мари и решительно зашагала в сторону замка. Задумчивый Морриер плёлся сзади, видимо, огорчённый тем, что их разговор с Мари закончился неудачно.

Мари напрасно беспокоилась, так как Эйсинора, как только показался Уолл, поднялась со стульчика возле кровати, на котором она сидела и решительно сообщила:

— Не беспокойся, мы уйдём, как только Слэй немного поправиться.

— Вы можете оставаться здесь, сколько хотите, — пролепетал Уолл, совсем не ожидая присутствия Эйсиноры в спальне, а, тем более, Слэя.

— Нет, — решительно заявила Эйсинора, — нам будет здесь неудобно!

Уолл, совсем расстроенный разговором, не нашёл что сказать и выскочил из дворца, сразу уткнувшись в Мари.

— Мама! — пролепетал он, но Мари сердито его оттолкнула: — И ты туда же!

Не понимая, чем он её рассердил, Уолл уставился на Морриера, а тот только покачал головой. В это время последний лучик местного солнца спрятался за горизонтом и сразу в небе загрохотал раскат грома. Мари, уставившись в темное небо, увидела несколько тёмных теней, которые кружили над Замком Преображения.

— Что там происходит? — спросила Мари, а Морриер отправил туда симпоты, но сразу отдёрнул их назад, точно обжегся.

— Мне кажется, что Тим и Тому угрожает опасность, — произнёс Морриер. Мари, не поверив, отправила свои симпоты, но чуть не упала от ужаса, позабыв отключить человеческие эмоции.

— Опасность угрожает не только им, но и нам, — согласилась она с Морриером и сказала: — Я лечу туда!

Не успели они долететь до Замка Преображения, как им навстречу двинулась целая дюжина тёмных теней. Мари, прямо с ходу, ударила по ближайшей твари, и она рассыпалась, как туман. «Обманка!» — подумала она, и тут же ей в спину ударила молния, обжигая дименсиальную сеть. Мари обернулась и увидела позади себя две тени, проникшие за спину, пока она воевала с обманкой. Мари, не скупясь, ударила по правой сущности, но та тоже рассыпалась в дым, а оставшаяся тень как будто ухмыльнулась и пыхнула в нее темным и липким туманом, который, растекаясь по телу, вспыхнул пламенем.

Мари даже не стала его тушить, а бросила взгляд вперёд, где Морриер и Уолл отбивались от целой стаи тёмных приведений. Впереди, над Замком Преображения, тоже происходил бой, и Мари показалось, что сквозь клубы дыма мелькнул чёрный конь, который молотил копытами что-то тёмное и раскрытой пастью глотал туман. Внезапно, земля вздрогнула и вспенилась огромной лапой, которая мелькнула в воздухе, освещённая ярким пламенем звездной галактики в небе, а потом прихлопнула темное создание.

Тварь вскрикнула и попыталась вырваться из-под многотонной глыбы, но земля разродилась второй лапой, которая прихлопнула мерзкого зверя. Над каменными лапами возникло огромное лицо Тим, подмигнувшее Мари. Не мешкая, Тим бросилось на вторую тень, которая оказалась обманкой. Возникший из облака чёрный конь задорно заржал и снова превратился в Тома.

Слева, с южной стороны, неслись крики и Мари, повернув лицо, увидела Морриера и Уолла, которые едва отбивались от двухголовой твари. Устремившись туда, Мари полыхнула в ужасного зверя всем запасом силы, и он заревел, оглашая окрестности громоподобным раскатом. Обрадованная Мари раскинула руки в стороны, впитывая окружающую энергию, собираясь добить тварь. Энергия, её насыщающая, показалась ей странной, и это тоже оказалось странным, так как энергия есть энергия и не более. Она запустила симпоты в энергетический поток и в её глифомы хлынула странная информация. Мари в одно мгновение потеряла связь с окружающим пространством, так как глифомы натыкались только на тёмную пустоту, а её дименсиальное тело оказалось скованным и неуправляемым.

Слепой ехал в закрытой карете, так как не любил солнечный свет. Рядом с ним сидела Мэриэнелла, которая восторженно выглядывала в окно кареты на ряды усталых солдат, бесконечной чередой тянувшихся по дороге и близлежащим полям, вытаптывая всё подряд. Слепой, после нескольких дней общения с ней, понял, что кроме восторженности у девушки ничего нет, и совсем охладел к Мэриэнелле, почему-то вспоминая Секлецию, которая бескорыстно любила его. «Нужно её найти», — решил Слепой, вспоминая, что Хутин послал вслед за дримом Слэем целую команду корсатов Канцелярии.

Чтобы не попасть под облако дорожной пыли, взбитое сотнями ног, ездовой держался правого фланга, откуда дул приятный ветерок, слегка умаляя жару дня. Армия, организованная за несколько дней, могла бы прославить всякого полководца любой планеты, если бы Слепой не ощущал себя куклой, руководимой извне и неизвестно кем. Такое странное ощущение разрушало всякую прелесть того, что он стал властелином огромной страны, тем более что Слепой никогда не стремился к популярности или публичности, а всегда предпочитал оставаться в тени.

Бывший пират Амброзио возглавлял пушечный отряд, который тянул на лошадях неизвестно откуда взявшиеся пушки и припасы к ним. Стоило старому разбойнику погоревать о пистолях, как тут же, на привале, обнаружили гору пистолетов разных калибров, словно кто-то ограбил оружейную лавку. Пожелавших воевать этим опасным оружием Амброзио учил целиться и нажимать курок. Ближайшая деревня, напуганная грохотом выстрелов, сбежала в лес, оставив деревню на разграбление солдат. Пойманных мужчин тут же зачисляли в армию и вручали палки, а пропитание каждый солдат добывал сам, без церемоний заходя в каждый дом и забирая всё, что попало под руку. Мэриэнелла очень удивила Слепого, когда одобрила это и назвала откровенный грабёж «революционной необходимостью».

Лапа учил солдат, как форсировать стены замков, преодолевать рвы и строить мосты из подручных материалов для переправы через реки. Телеграф, не забывая свою профессию, собрал кучку пацанов и тренировал их принимать азбуку Морзе, выбивая на барабане мелодии букв и выражений. Что же касается Хосе, то он на привале брал местный струнный инструмент, подобие гитары, и пел мексиканские песни, которые едва ли кто понимал, но слушали с удовольствием.

Впереди находилась граница с Райной, и Слепой предупредил своих новых генералов, чтобы не мешкали и продолжали идти, намереваясь не позже пяти дней покорить столицу Райны, Лыбу. Как таковой, границы между государствами не существовало, и всякий ходил, где хотел. Только с оседлого люда получали дань, а купцы и шляющийся народ, если не поймают сборщики налогов, никому ничего не платили.

Мэриэнелла, пожелавшая увидеть границу была разочарована, так как холмистая степь ничем не отличалась от такой же в Тартии. Правда, были некоторые различия в постройке домов: в Тартии, богатой лесами, строили деревянные дома, а в Райне – сборные, из глины и дерева, а крыши укрывали соломой. Показались несколько деревень, с побеленными стенами и жёлтыми крышами. Войско тут же рассыпалось и принялось грабить, а некоторые любопытные подожгли солому на крыше и любовались вспыхнувшими факелами. Мужчин тут же погнали к «сержантам», которые, с помощью палок, принялись делать из них солдат, а их жен потащили в сараи, где, заткнув рот ударом кулака, насиловали по несколько человек. Мэриэнелла восторженно смотрела на данное действие, повторяя пересохшими губами: «Revolución!» — и Слепой с удивлением понял, что его подруге хочется самой поучаствовать данном действии. «Да она садистка!» — подумал Слепой и вспомнил, как Мэриэнелла с интересом рассматривала сазана в аквариуме и скармливала ему утят.

Оставленные деревни ещё дымились, когда первые отряды отправились дальше. Бойцам война понравилась, и они бодро шагали вперёд, выискивая острыми взглядами следующие жертвенные деревни, а ещё лучше, города. Когда карета объезжала какой-либо отряд, бойцы восторженно кричали: «Слава властелину!» — сопровождая крики выброшенными вверх палками. Данное действо тяготило Слепого, так как он хорошо знал тёмные стороны жизни, и прекрасно понимал, что любой проигрыш может обернуться его гибелью.

Чего не скажешь о Мэриэнелле, которая восторженно махала солдатам рукой. «Нужно будет отдать её сержантам, чтобы она на себе почувствовала, каково это – быть жертвой!» «Она обрадуется!» — сам себе ответил Слепой, и понял, что так и сделает, как только найдёт Секлецию.

Впереди показался какой-то город и Слепой захотел узнать его название, но потом передумал: «Какая разница!» — и дал команду наступать. Бойцы с улюлюканьем бросились вперёд, перегоняя друг друга, предвкушая очередную добычу и много женщин, отчего адреналин ударил в голову и они по-звериному закричали, пугая себя и жителей, скрывающихся за невысокими стенами. Жители города, видимо, предупреждённые сбежавшими крестьянами, закрывали деревянные ворота, а стену усеяли пики горожан, не собиравшихся запросто отдавать свою жизнь. Амброзио принялся палить из пушек и за стенами выросли грибы пыли, которые шапкой накрыли город.

Внезапно, из-за стен что-то полетело, и под ногами бойцов вспухла земля, подбрасывая их вверх, лишая рук, ног, а некоторым напрочь отрывая головы. Все впереди смешалось с пылью от взорвавшейся земли, которая облаком закрыла местное солнце, погрузив всё в серые сумерки. Две тёмные сущности носились по полю и калечили людей, а потом залетали в город, и то же самое делали там, умножая зло и доводя его до критической величины невозвратности. Ни защитникам города, ни нападавшим другого пути, чем уничтожить друг друга, не оставалось.

Бзын, переночевав на опушке, шагал по лесу без дороги, радуюсь дню, и думал, куда ему податься. По-хорошему, ему хотелось найти злосчастный люк, через который они попали на эту планету и вернуться домой, на Землю. Правда, существовала вероятность, что на этом люке придётся стоять всю вечность, так как Слепой когда-то говорил, что люк срабатывает, если и с той и другой его стороны находится человек.

«А куда же деваются те, кто попал на Землю?» — подумал Бзын и сам себе ответил: «Живут, припеваючи!» Кроме того, как говаривал Слепой, можно не вернуться в своё время, а попасть в какой-нибудь каменный век, где тебя слопают неандертальцы. Появившиеся с разных времён Лапа, Телеграф, Хосе и Амброзио красноречиво иллюстрировали данный факт. А Мэриэнелла, так вообще, из будущего. Уткнувшись взглядом в траву, Бзын ещё долго бы шагал вглубь леса, если бы не наткнулся взглядом на чьи-то чужие глаза.

Рыжий медведь мирно сидел на задних лапах в малиннике и спокойно обирал ветки, выискивая сочные, спелые ягоды и никак не ожидал кого-нибудь встретить. Первая его реакция оказалась такой же, как у Бзына – он опешил, а потом заревел во всё горло, так как нарушили его права и позарились на самое главное – его пищу. Когда медведь встал на ноги, то Бзын понял, что настала его последняя минута, так как от такого не убежишь – задерёт на ходу.

— Я не ем малину, — сообщил он медведю и тот удивлённо на него посмотрел. Бзын сделал несколько осторожных шагов в сторону, краем глаза замечая, что медведь снова опустился на задние лапы и сидел, как заторможенный. «Вот и ладненько!» — радостно подумал Бзын, удивляясь тому, что своим голосом очаровал медведя и тот не стал его кушать.

— Твоим голосом можно очаровать разве что ворону, — произнёс голос у него над ухом. Бзын подскочил, как подрезанный и крутанул головой, но никого не увидел. «Сам с собой говорю!» — подумал Бзын и припустил подальше от медведя и голоса.

— Куда спешим? — спросил голос и Бзын понял, что от внутреннего я не отвязаться.

— Куда глаза глядят, — сообщил он и сразу услышал ответ:

— Твои глаза смотрят в разные стороны.

Так и было – Бзын пытался обнаружить говорившего и высматривал, куда быстрее слинять.

Видимо, смилостивившись над Бзыном, перед ним возник Кот, предводитель разбойников, который рассматривал его одним глазом, так как второй спрятал за кожаной нашлёпкой. После дотошного досмотра Кот скептически произнёс:

— Да… Годишься разве что для переноски тяжестей! Неси меня.

Бзын поднял Кота на руки и подумал, что котяру разбаловали и перекормили. «А, возможно, кот ест маленьких бзынов!» — подсказал внутренний голос и Бзын-большой оглянулся вокруг, выискивая место, куда можно бросить Кота и дать дёру.

— Иди вон туда! — приказал Кот, показывая далеко вперед, на вывернутую каменную скалу, весьма похожую на руку, поверх которой лежала ещё одна скала такой же формы. Бзын подумал, что над скалами работал какой-то скульптор для гигантского памятника, а Кот, пустив вперёд симпоты, обнаружил нечто иное, что его весьма напрягало.

В воздухе запахло гарью и когда они прошли немного вперёд, то обнаружили совершенно дикое место, где кто-то ковырялся гигантской мотыгой, беспорядочно выворачивая огромный куски скал и земли. Всё пространство вокруг уподобилось первозданному хаосу, не тронутому временем и стихией. Деревья, выдранные с корнями, мешали идти, отчего недовольный Кот слез с Бзына и поплыл в воздухе, поражая его воображение. Они осмотрели гигантские скалы, издали казавшиеся грозными исполинами с руками, которые вблизи превратились просто в серый обгорелый камень. Бзын шагал за котом, который осматривал разрушенные окрестности, а когда дошли до нетронутой территории, опустился на землю.

Дальше, за каменным безобразием, находилось огромное озеро, а немного справа стоял Замок Преображения, до которого не докатилась волна разрушения. Кот энергично шагал в направлении белоснежного дворца. Стена, окружавшая его, скорее всего, носила декоративный характер, а не использовалось как средство защиты. Ажурные ворота, по-видимому, никогда не открывались, так как на них, отчего-то, не имелось даже петель, а две калитки оставались настежь открытыми. По длинной аллее от ворот, обсаженной пирамидальными вечнозелёными деревьями, они благополучно добрались до дверей, которые Кот миновал, не открывая, а Бзын замер возле них и стоял, как вкопанный.

— Ты чего? — спросила голова Кота, как рыжий гриб, вырастая из двери.

— Дверь, — объяснил Бзын.

— Я что тебе, швейцар, чтобы двери открывать?! — фыркнул Кот и исчез в двери. Бзын потянул дверь на себя, но она не открывалась. Бзын дёрнул что есть силы, но дверь попалась крепкая. Кот, высунув голову на второй половинке двери, с интересом наблюдал потуги Бзына, а когда тот выдохся, подсказал:

— Дверь открывается внутрь.

За дверью оказался огромный зал с двумя лестницами по бокам на бельэтаж, а посредине открывался вид на озеро, к которому, прямо от прозрачной противоположной стены, вела дорожка, выложенная из белого камня, окаймлённая по бокам голубым. Бзын удивлялся, почему на стеклянной стене нет выхода к озеру, но когда увидел, как Кот без всяких усилий прошел через стекло, то понял, что здание строилось не для простых смертных.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил красивый голос и Бзын поднял голову. На бельэтаже появилась равномерно загорелая молодая девушка в зелёном платье, вся увитая цветами, которые казались живыми. Её черные волосы падали водопадом на плечи и спину, оттеняя её фигуру.

Бзын хотел сказать, что им ничего не нужно, но его перебил Кот:

— Вы не против, если мы составим вам компанию?

Девушка засмеялась, словно колокольчик, и сообщила:

— Составляйте!

— С кем ты разговариваешь? — спросил Том, появляясь за спиной Тим.

— С обаятельным толстеньким котом и молодым человеком, — сообщила она, поворачиваясь к нему.

— Молодой человек – бывший дрим, — сказал Том, обнимая Тим, — а что касается кота, то это довольно любопытный субъект, — продолжил Том, вместе с Тим опускаясь по лестнице вниз.

— Что у вас произошло? — спросил Кот.

Вопрос Тому не понравился, так как за последнее время слишком много дименсиальных сущностей появилось на планете Тимурион. Интуиция, если её так можно назвать, подсказывала, что здесь, несомненно, произошли незапланированные репликации, которые грозят тем, что здесь появятся представители Большого Кольца. Их прибытие грозит Тому заточением на пятьдесят два гигапрасека[18], за то, что он сделал на планете Тимурион.

А чего стоил вчерашний бой с неизвестными силами, враждебными Тому и Тим. Хорошо, что помогла Мари, но она появилась с двумя мужчинами, которые не хотели светить свои дименсиальные сущности и оставались закрытыми до конца боя. Мари, сердитая на Тома, исчезла сразу, а тип с белым шарфом и юноша, осмотрев поле боя, не остались даже поговорить и скрылись в светло-голубом дворце на противоположном берегу озера.

За своими любовными интригами Том не заметил, кто построил этот дворец и испытывал некоторую раздраженность, оттого что его не то что спросили, а, даже, не предупредили о своих намерениях, как добрые соседи. Во всей этой истории только любимая Тим оставалась светлым лучиком в его жизни, возбуждая в душе Тома ответную любовь.

— Так, что у вас произошло? — переспросил Кот, разрушая раздумья Тома.

— На нас напали, — улыбнувшись, сказала Тим, которой кот импонировал. Тим рассказала о нападении то, что знала, ничего не скрывая. Она видела напряжение Тома, но, как женщина, интуитивно чувствовала, что Кот им не угроза, а, скорее, друг. Не удержавшись, она погладила огромного кота, который с удовольствием подставлял ей спину и пухлые волосатые щёки и, от наслаждения, заурчал.

— Я знал нескольких котов в своей жизни, — сказал Том, поглядывая на Кота, и добавил: — Из них более всего мне нравился Туманный Кот. Вы с ним не знакомы? — спросил он у Кота

— Чтобы сказать об этом достоверно, мне нужно хотя бы раз его понюхать, — сообщил кот, выгибая спину, где работали руки Тим. Не прерывая данного процесса, кот спросил: — Вы не подскажете, где сейчас Мар…Мари?

— Я думаю, она в замке напротив, — сказал Том, и, впервые за последнее время, поискал симпотами Мари. Он до сих пор испытывал некоторую неловкость по отношению к Мари, несмотря на то, что они, вроде бы, помирились. К его удивлению, поиски ничего не дали – Мари исчезла из поля зрения Тома.

«Закрылась от меня», — подумал Том, а Кот так не считал, потому что Мари пропала ещё вчера и это его беспокоило.

— Спасибо, — сказал Кот, а Том не понял, к кому относятся эти слова: ему, за то, что дал несуществующий адрес Мари, или Тим, которая гладила кота.

— У вас скоро будет пополнение,— сообщил Кот, спрыгивая с колен Тим, которая, услышав его слова, с удивлением прислушалась к своему телу и промолвила:

— Неужели?

Том, слушая странные слова Кота, отчего-то испытал ранее неизвестные ему чувства, которые ему понравились, а когда полностью осознал сказанное, то с удивлением уставился на Тим и спросил:

— Правда?

Тим ещё раз прислушалась к себе и почувствовала в глубине планеты маленький комочек неизвестной ей новой плоти. Маленький комочек питался её соками, но был ей неподвластным, что развеселило Тим. Осознав произошедшие изменения в своём теле, она засветилась улыбкой и, игриво заглянула в глаза Тома, а потом утвердительно ответила ему одним словом:

— Да!

Кот собирался уже идти, когда Тим его остановила жестом руки.

— Погоди, для тебя у меня тоже имеется подарок.

С этими словами она вытащила ниоткуда дименсиальную сеточку и спросила:

— Это твоя?

— Я могу легко обходиться и без неё, — сказал Кот и хитро прищурил свой глаз, но оболочку забрал и сразу накинул на себя.

— Всего хорошего, — сказал кот и пошел прямо сквозь стеклянную стену, которую легко миновал, очутившись на дорожке к озеру. Бзын, шагнувший за ним, протянул руку и увидел, что она легко проходит через стекло. Несмотря на то, что данное обстоятельство его удивило, он миновал стеклянную стену и торопливо догнал кота, который уже шагал по воде.

— А я? — спросил Бзын, остановившись на берегу озера.

— Шагай за мной, — сказал Кот, не оборачиваясь назад. Бзын снял ботинки и закачал брюки, а потом осторожно опустил ногу на воду. Вода, к его удивлению, выдержала его вес и упруго прогнулась. Сделав несколько шагов, Бзын уверенно припустил, чтобы догнать кота, а когда поравнялся с ним, то уже спокойно взял его на руки, полагая, что так надёжнее – Кот сам себя мочить не будет.

Пусть и напрямик, по воде, но идти пришлось долго, тем более, что вода пружинила, и требовалось приложить определённые усилия, чтобы держать равновесие. Бзын подумал, что идти в обход, пусть и дальше, но удобнее. Кота не интересовало мнение Бзына, и он, прошагав немного, поплыл в воздухе, прикрыв глаза и медитируя.

В светло-голубом дворце их никто не ждал, по крайней мере, так показалось Бзыну. Рыжий франт в чёрном костюме и белом шарфе, накинутом на шею, уставился на Бзына и настороженно спросил Кота:

— Что нужно?

— Я хотел бы видеть Мари, — доложил Кот, рассматривая не франта, а юношу, лежащего на полу перед настоящим камином. «Зачем летом топить камин?» — подумал Бзын, который без спроса присел на диван, полагая, что первую скрипку играет Кот.

— Мари, я думаю, спит, а может, беседует со Слэем и Эйсинорой, — сказал франт и бросил симпоты. Кот видел смущение на лице франта, который именовал себя Морриер, и хмыкнул себе под нос: «Как всё предсказуемо и беспечно!» Юноша, которого, как узнал Кот, звали хм… хм … Уолл, поднялся от камина, выражая своё беспокойство.

— Возможно, она у Тим и Тома, — произнёс он, и тоже бросил симпоты. Результат его удивил, и он уставился на Кота.

— Когда вы видели её последний раз, — спросил, как судья Кот.

— Вчера, ночью, когда мы дрались с тёмной силой, — произнёс Уолл, растерянно поглядывая на Морриера.

— Что бы с ней не случилось, ей не угрожает опасность, — горячо произнёс Морриер и убеждённо добавил: — Я это знаю определённо!

Кот, хмыкнул, но не стал говорить Морриеру, что инвариантное будущее, не залог неизменности настоящего. Слизав из глифом юноши и Морриера всё, что там было, Кот сообщил:

— Вы должны помочь Мари, так как без вас ей не выбраться.

Морриер и Уолл переглянулись и уставились на Кота. То, что они знали его раньше, совсем не меняло той сути, что они не знали его совсем. Кот, которого они видели сейчас, совсем не походил на того Кота, которого они знали раньше. Или он раньше притворялся, изображая другого кота.

Так и не разобравшись с Котом, они стояли и ожидали, что он ещё сообщит нового.

— А где Мари? — спросила Эйсинора, появляясь в дверях, придерживая за руку счастливого Слэя. Она засмеялась и произнесла: — Мы голодные, как волки!

— Я вас сейчас покормлю, — сообщил Уолл, но парочка не пожелала и отправилась на кухню сама. Бзын сообразил, что и ему что-то перепадёт, поэтому отправился вместе с парой на кухню.

— Что мы должны сделать, — спросил Морриер, уставившись на Кота.