Туманный Кот

Репликация девятая. Паут

Паут считал, что его обобрали, как самого последнего лоха. Оставаясь начальником Канцелярии у Хутина, он сумел организовать вторую властную структуру в стране, которая опиралась на корсатов и подчинялась только ему. Хутин, пославший его за Слэем, оскорбил Паута, так как найти сбежавшего дрима мог любой подчинённый начальника канцелярии. Паут не стал спорить, так как знал своё место и мог потерпеть до часа «Х», когда Хутин случайно умрёт от обычной простуды.

Но Хутина убрал кто-то другой. Паут подозревал, что это сделал Слепой, скормив Хутина рыбке в аквариуме, недаром он скрывал свои бесстыжие глаза за тёмными очками. Паут не спорил, что Слепой выбрал удачное время, когда его, Паута, не было в Мокаши, к тому же состряпал какой-то бунт, узурпировав власть.

Но Слепой ошибся.

Паут двигался по Райне, отбирая в своё войско самых отчаянных, разрешая им грабить деревни и взятые города, тем самым очень скоро увеличил своё войско в два раза. Умные люди, вооружаясь, становятся ответственными, а для ущербных оружие – способ устрашения других для повышения своей самооценки. Таких людей в армии Паута – большинство.

Перед столицей Райны начался дождь, и порох в пушках намок, отчего пришлось отказаться от эффектной и шумной атаки, а штурмовать город всеми человеческими ресурсами. Сопротивление, организованное новым правителем, Роше, оказалось бестолковым, и к утру следующего дня Лыба пылала со всех концов.

Орда Паута рыскала по домам, выгребая всё в мешки, а улицы оглашали вопли обезумевших женщин и предсмертные крики последних оборонявшихся мужчин. Паут, стоящий на балконе дома, подумал, что вот так же войдёт в Мокаши и подчинит город своей власти, а Слепого повесит на самом видном месте. Ощущение всесилия, при виде разрушенного города, возбудило в душе Паута мысли о его значительности и исключительности, что ставило его намного выше над другими людьми.

«Ты можешь достичь ещё большей значительности, если будешь служить нам!» — услышал он в голове, в которой возникла вязкая субстанция, неприятная и властная, и перечить ей Паут не посмел. «Почувствуй свою силу!» — сообщил голос и Паут почувствовал, что его руки излучают невидимую силу. Он направил ладонь на близлежащий дом, который на глазах рассыпался в прах, подняв облако пыли. Паут расхохотался не своим голосом и громко крикнул в пространство:

— Я служу вам!

Корсаты Канцелярии, стоящие внизу, подумали, что слова обращены к ним и яростно поддержали Паута своими криками. Поразмыслив, Паут дал два дня на разграбление города. Войска Паута покинули Лыбу, оставив её пустой и безлюдной. За городом Паут вновь почувствовал в голове наличие тёмной силы и, несмотря на своё согласие, не считал комфортным её присутствие. «Жги!» —

сказал голос и Паут понял, что он должен сжечь лес, по которому они проходили. По своему разумению, Паут не понимал, зачем жечь лес, который и так принадлежит ему, но голова вдруг набухла, и её охватил жгучий обруч, от которого перед глазами Паута вспыхнули звёзды.

— Да! — закричал Паут, и боль стихла, а он крикнул своим корсатам: — Зажигай лес.

Подопечные, не утруждая себя размышлениями, черкнули кресалами, и лес вспыхнул в нескольких местах.

Стоило им немного отойти, как огонь погнался за войском, подгоняя его вперёд. Границы земли Белды они миновали незаметно, а для местных жителей появление незнакомого войска удивило, но ненадолго. Незнакомая деревня, попавшаяся на пути войск Паута, тут же вспыхнула, и раздались первые крики, которые захлебнулись в крови, а оставшихся женщин насиловали, не таясь, выстраиваясь в целые очереди.

Бездыханные тела бросали в огонь, который курился чёрным дымом. Огонь легко перебросился на лес, жаркой стеной двигаясь вперёд, не давая всему живому никакого шанса на жизнь. Ночевать армии Паута пришлось на выжженном поле, отчего все воины превратились в черномазых кикимор.

Высоко в небе висели Гаагтунгр и Веельзевул, с удовольствием наблюдая выжженную поверхность планеты. Когда они уничтожат сушу, а Самаэль сделает прививку младенцу, то им будет что предъявить Тимурион, в обмен на Хутина. Рядом проплывало стадо амомедаров, за которыми плелась пара барберосов[20]. Последние, видимо, спали и сосали куски амомедара, так как всё стадо расползалось по сторонам.

— Интересно, где Самаэль? — спросил Веельзевул, протягивая лапу к ближайшему амомедару и отламывая приличный кусок. От предчувствия наслаждения Веельзевул пустил слюну, прицеливаясь, где укусить.

— С бабами развлекается, — ответил Гаагтунгр, считая Самаэля бездельником, который присваивает себе чужие заслуги. Огорчённый такими мыслями, Гаагтунгр, не отламывая, укусил амомедара.

— В отличие от некоторых, я занят делом, — сказал Самаэль и не сдержался, а хапнул пастью кусок амомедара, проплывающего рядом с ним.

— Ах! Какой вкус! — закрывая свои вертикальные зрачки, восторженно произнёс Самаэль, расправляя крылья и превращаясь в крылатого змея.

Гаагтунгр доложил, как старший, всё, что знал

— Хорошо, — сказал Самаэль, проглатывая кусок амомедара, — чуть вздремнём, а потом займёмся вашим младенцем.

Когда они погрузились в спячку, вздрагивая от нахлынувших эмоций, один из барберосов неожиданно проснулся и зашептал:

— Дульжинея, перестань храпеть, нам нужно лететь дальше.

— Бандрандос, ты меня обижаешь, — зашипела Дульжинея, хотя, по правде, она немного вздремнула, закусив каплю амомедара. Они погнали стадо амомедаров в направлении вновь возникшего спутника планеты Тимурион. Они спешили, так как тёмные могут проснуться и помешать их намерениям. Когда спутник оказался достаточно близко, они отправили стадо прямо на тёмную тучу бесов, которые беспрестанно кружили над Маргиной, держащей в руках Лори, который присосался к её груди и спал.

Стоило стаду спуститься пониже, как стая мелких духов сгрудилась вокруг первого дармового амомедара и неряшливо хавала, выхватывая куски, друг у друга. Один див в форме белого офицера, с эполетами полковника кадетского корпуса, открыл пасть, чуть не потеряв нижнюю челюсть черепа, и заорал не своим, а металлическим голосом:

— Стойте! Пока я жив, вы не будете жрать эту отраву!

— Ты сам ухаванный, ваше превосходительство, — нагло произнёс захмелевший бесёнок, ничуть не боясь грозного скелета: — Видимо, ты забыл, что уже пару столетий, как мёртв!

Полковник закрыл свою пасть, сверкнув золотым зубом, а потом снова открыл и куснул амомедара, застряв в нём зубами. Бесы и бесёнки не обращали внимания на застывшего дива, а настойчиво дрались за последние куски амомедара. Треск хрустящего амомедара раздавался в бесчисленных пастях, создавая громкий шорох саранчи, раздающийся в разреженной атмосфере спутника.

После того как последний кусочек амомедара исчез в чьей-то пасти, бесы вывернули животы вверх и вперили взгляды в звёздное небо. Их симпоты присосались к животам, выуживая из кусков амомедара яркие фантазии. Пуская из пасти слюну чёрная нечисть, увлекаемая гравитацией, покинули место над Маргиной.

— Как ты думаешь, они готовы? — прошептала Дульжинея, наблюдая за чёртовой тучей, улетающей вдаль.

— Молчи, вдруг проснуться, — пробормотал Бандрандос и подождал, для верности, пока чёрная стая не скрылась в тени планеты Тимурион. Бандрандос навис сверху над Маргиной и сообщил: — Оставь ребёнка, мы улетаем.

— Банди, миленький, что ты тут делаешь? — воскликнула Маргина, поднимая голову вверх.

— С каких это пор он тебе миленький? — ревниво спросила Дульжинея, надвигаясь на крохотный спутник, как айсберг.

— Дульжинея, и ты тут? Как же я вам рада! — воскликнула Маргина, поправляя грудь, чтобы ребенку было удобнее сосать.

— Оставь Лури, мы улетаем, — повторил Банди, протягивая Маргине огромную лапку, размером с дом.

— Его звать Лури? — удивилась Маргина, но, сразу же, возразила: — Я без Лури не полечу.

— Маргина, вообще, это не твой ребёнок, а Тимурион. Оставь его, она о нём позаботится, — настаивал Банди.

— Я его не оставлю, — твёрдо сказала Маргина

— Банди, давай их оттащим подальше, а там разберемся, — попросила Дульжиней, и Банди пришлось согласиться. Пробормотав себе под нос: «Вечно эти женщины…», — Банди потащил Лури поближе к светилу, полагая, что малышу будет теплее. Дульжинея толкала позади, рассматривая Маргину и умиляясь Лури. Неожиданная мысль пришла ей в голову, что она остановилась, а потом помчалась к своему мужу.

— Банди … — пролепетала она.

— Что? — спросил Банди.

— Нам нужно завести ребёнка, — прошептала она ему на ухо.

— Прямо сейчас? — спросил Банди.

— Когда доставим Маргину на место, — сказала Дульжинея. Они притащили Лури на новую орбиту и сразу же смылись, даже не попрощавшись с Маргиной.

Братья Гай добрались до Мокаши, а так как не знали города, то шли туда, куда тянулось больше всего народу. Тем самым оказались возле башни дрим, где ютилась Эйсинора и Слэй. Так как Бзын согласился побыть дримом, то он оказался как бы хозяином башни, отчего Эйсинора и Слэй покинули нового дрима с утра, освобождая ему кровать. Не успела Эйсинора выйти наружу, как увидела своих братьев, идущих по площади.

—Что вы здесь делаете? — спросила Эйсинора у Гай Гретора и увидела рядом с ним Мэриэнеллу. Вопрос о том, что братья делают в Мокаши, отпал сам собой, а возник другой, который она и задала:

— Что делает с вами Мэриэнелла?

Гай Гретор не знал, как сформулировать ответ, но который озвучила Эйсинора:

— Она что, спит с вами со всеми?

Братья смущённо отворачивали заросшие лица, а Мэриэнелла, уже немного понимающая речь, но не умеющая говорить, пролепетала:

— Sí, sí! Me amar tu hermanos![21]

Эйсинора соображала, что сказать следующей жертве сексуального рабства своих братьев, но, как представила семь невесток вместе, то подумала, что уж лучше будет одна, Мэриэнелла. Она обняла новую невестку и прошептала ей:

— Сочувствую.

А Мэриэнелла обняла Эйсинору и щебетала ей что-то радостное, точно жизнь с её братьями – сущий мёд и попыталась поцеловать её в губы.

— Нет, нет, — возразила Эйсинора, — тренируйся вон, на них, — и показала на своих братьев.

Мэриэнелла поняла этот жест, как одобрение и стала снимать со спин братьев багаж, думая, что они прибыли на место.

— Нет, нет, — остановила её Эйсинора, — это не наш дом, — а потом повернулась к молчавшему Слэю и спросила:

— Может, нам следует вернуться во дворец Уолла?

Слэй не находил эту идею прекрасной, так как считал, что подарки от других мужчин его жена принимать не должна, но мужской характер Эйсиноры совсем так не думал.

— Идём в наш дом! — решительно сказала она и первой пошла вперед. Братья потянулись за ней. Не могли же они предположить, что дом, о котором говорила сестра, находится совсем не в городе и далеко не в пригороде.

Когда они миновали город и прошли достаточно долго по лесу, углубляясь в сплошные заросли, Гай Гретор спросил сестру:

— Мы не заблудились?

— Нет, — совершенно беспечно ответила сестра, а Гретор подумал, что стоило пообедать в городе, так как шагать впроголодь до самого ужина они не договаривались. Мэриэнелла, восторженно щебетавшая, пока они находились в черте города, быстро скисла, стоило им пройтись по нехоженым буеракам.

Она уже думала, что «дом», о котором говорила Эйсинора, за соседней ёлочкой, но сестра её мужей настойчиво шагала и шагала дальше, а местное солнце совсем клонилось к вечеру.

— Эйсинора, ты ничего не перепутала? — спросил Гай Свон, самый младший из братьев, но сестра только улыбнулась и приободрила его: — Потерпи, совсем скоро мы придём!

Когда терпение у всех кончилось и братья подумали, что их разыграли, они вышли на опушку, и Эйсинора показала пальцем на светло-голубой дворец, виднеющийся на берегу озера: — Вон там наш дом!

— Это твой дом? — спросил Гай Гретор, округляя свои глаза. Поражало то, что воды в озере не имелось, и только меленькая лужа посредине кишела сохранившейся от взрыва живностью.

— Да, — скромно подтвердила Эйсинора, а так как братья знали её доход, то посмотрели на Слэя, считая, что дом его. Они тут же полюбили зятя и тепло погладили его по спине, по крайней мере, взглядами. Слэй, в противовес братьям, испытывал смущение, что ведёт своих близких родственников в чужой дом.

Братья посетовали на отсутствие воды в озере, и самый младший предложил опорожнить мочевые пузыри, чтобы его наполнить. За данный совет получил сапогом по мягкому месту и подзатыльника, но совсем не расстроился. Как бы там ни было, они с лёгким возбуждением покорили оставшееся расстояние и ввалились во дворец Уолла целой гурьбой. Братья с интересом рассматривали дом зятя, похлопывая смущённого «хозяина» по плечу, пока не добрались до зала, в котором увидели сидящих за круглым столом людей.

Во главе стола восседал Кот с кожаной нашлёпкой на глазу, который сразу не понравился Гай Гретору и он крикнул братьям:

— В дом нашего зятя ворвались грабители, вяжите их.

Братья так бы и сделали, если бы не оцепенели на месте, а Кот прошёлся вдоль застывших фигур, с интересом рассматривая братьев Гай. Особенно его заинтересовала Мэриэнелла, возле которой Кот остановился и произнёс:

— И она с ними?!

— Вы что сделали с моими братьями, воскликнула Эйсинора, видевшая Кота раньше.

— Не беспокойтесь, милочка, ничто с вашими братьями не станет, — сказал Кот и обернулся к Мо, Уоллу, Тим и Тёмному: — Я думаю, нам нужно освободить помещение, так как нашу даму посетили родственники.

С этими словами Кот поцеловал у Эйсиноры ручку, чем слегка смутил девушку, так как она в этот день не мыла рук, и боялась повредить здоровье Кота микробами, которые переползли из её пальчиков на морду кота. Именно так думал Кот о том, что думает Эйсинора, а заглянуть симпотами в голову девушки не пожелал, считая, что иллюзии делают жизнь красивей.

Присутствующие джентльмены встали из-за стола и проследовали перед опешившим Слэем и весьма довольной Эйсинорой, освобождая помещение от лишних гостей, а Кот, оставшийся последним, на прощание предложил:

— Скажете своим братьям, когда они оттают, что демоны испугались и удрали.

Дама, весьма солидарная с Котом, довольно хихикнула, поддерживая прикольное предложение и считая, что мелкий обман привносит в жизнь приятное очарование.

Столь милейшее взаимопонимание было нарушено Слепым, который, вместе с дюжиной корсатов, ввалился во дворец и крикнул: — Всем оставаться на местах! Вы арестованы!

— У тебя осталось пять жизней, — произнёс Кот и Слепой, как подрубленное дерево, во весь рост грохнулся на каменный пол зала, а корсаты дополнили живописную скульптурную композицию.

Правитель Белды, Лук, с остатками своего войска скрылся в болотах и вёл партизанскую войну, делая наскоки на отряды Паута. Все выжечь дотла в Белде не получалось, так как обширные болота могли тлеть, но не гореть, что весьма досаждало Паута и затягивало его пребывание в этой дурацкой стране.

Сгорая от нетерпения, Паут оставил заградительные отряды возле столицы Мен, а сам, с огромнейшим войском, отправился назад, в Мокаши, чтобы там, наконец, занять подобающее себе место. Правда, возникли и трудности, так как по выжженной местности идти, не сладости глотать, к тому же, все деревни разбежались, поэтому еда и провиант для лошадей и ослов стали острейшей необходимостью.

Когда вошли в пределы не порушенной Тартии, то воины, оголодавшие в пути, с радостью потащили всё, до чего могли дотянуться руки, а позади войска, как обычно, горела земля. В Мокаши они зашли, походя, а дворец властелина оказался совсем пуст. Паут решил, что так, даже, лучше и занял его, назначая самого себя властелином.

Отсутствие Слепого его озадачило, но оказалось, что тот отправился по следу каких-то братьев. Что сие означало, Паут не знал, а своей личной страже приказал сейчас же, как только появится, арестовать Слепого, как военного преступника, и предать смерти без промедления.

Паут чувствовал себя совсем расслабленным, так как грозные голоса не возникали в его голове. По мнению Паута, духи оставили его в покое, что тоже радовало, так как подчиняться, кому-либо, ему не хотелось.

Радость Паута была преждевременна, так как Гаагтунгр и Веельзевул, висящие на орбите Тимурион, высосали из амомедара все эмоции, им сохранённые, и пришли в себя. Наблюдая рядом с собой застывшего Самаэля, сосавшего остатки амомедара, они не посмели его тревожить, так как руководителем его назначил Сатанаил. Впрочем, Самаэль сам проснулся, так как чуйку имел превосходную. Бросив взгляд вокруг, он тут же уставился на Гаагтунгра и прошипел:

— Проворонили?

Гаагтунгр не понял, но догадался поднять свою рогатую голову вверх. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, в какую ситуацию они попали – младенца Тимурион в небе не оказалось. Симпоты запущенные на планету, говорили о том, что младенца накрыли сеточкой и им его не обнаружить.

В отличие от своих подчинённых, Самаэль отличался сообразительностью – он тут же вызвал Лилит, свою жену, которая засветила свой лик перед ними:

— Обосрался? — бесстрастно констатировала она, совсем не выражая своих эмоций, которых у неё и не имелось.

— Поможешь? — просто спросил Самаэль, а Лилит так же просто ответила: — Будешь должен!

Её смазливая мордочка тут же пропала, а Самаэль повернулся к Гаагтунгру и произнёс:

— Свободны, идиоты!

Веельзевул и Гаагтунгр так не думали, но предпочитали заткнуться, так как не на их улице праздник.

Тем более, они чувствовали себя виноватыми, потому что вместе с Самаэлем прозевали ребёнка, который находился в их руках. Самаэль отмажется, а их просто превратят в Ничто. Насколько знал Гаагтунгр, он со своим помощником – седьмая копия пары, Веельзевула и Гаагтунгра. Куда девались предыдущие – не стоит спрашивать.

Чтобы не мозолить глаза Самаэля, Гаагтунгр потянул Веельзевула в сторону столицы Тартии, Мокаши, где восседал на троне властелина Паут. Стоило подстегнуть своего подопечного, чтобы как можно больше разрушить поверхности планеты и сделать этот мир необитаемым.

Тёмный, или как он себя называл, Том, покидая дворец Уолла через стекло, сразу же отправился в Мокаши и совсем не заметил Слепого, кравшегося среди деревьев парка. Тим взглянув на небо, искала взглядом Лури и не могла понять, куда он девался. А Уолл завис в небе, выпустив белоснежные крылья, дожидаясь Мо, который не очень спешил уходить, дожидаясь кота. Уолл видел, как во дворец проник Слепой с корсатами, но, ни о чём не беспокоился, так как там оставался Мо и Кот.

Не утруждая себя, Уолл отправил внутрь дворца свои симпоты и наблюдал за действием, как в первом ряду кинотеатра. Если вы скажете, что Уолл, или бывшая Онтиэинуола, не видела кинотеатра, то считайте, что сильно ошиблись.

Наслышанная от своих друзей о Земле, Онтиэинуола провела там несколько десятков лет, где набралась тлетворного влияния Запада, в результате чего пожелала стать мальчиком и испытать всё, что этому сопутствует. Дамы бальзаковского возраста с удовольствием научили новоявленного юношу премудростям обращения с женщинами, а как вести себя с девушками Уолл так и не научился.

Вызванный на планету Тимурион гребешком Александры, правнучки Маргины, он, после встречи с Секлецией и Эйсинорой, совсем разочаровался в своей привлекательности и подумывал о том, не обратиться ли снова в Онтиэинуолу. Поэтому, когда перед Уоллом, парящим над дворцом, появилась прекрасная девушка, он покраснел от неожиданности и произнёс:

— Чем могу вам служить?

— Какой прекрасный мальчик, — произнесла девушка и впилась в губы Уолла долгим поцелуем. Её язык исследовал внутренности Уолла, производя колебательные движения, погружая данный экземпляр самца в прострацию.

— Жди меня здесь, я скоро вернусь, — произнесла она и улетучилась. Поцелуй не казался Уоллу невинным и наполнил его симпоты только греховными ощущениями восставшей плоти. От возбуждения, он резко замахал крыльями и взлетел, чуть ли не выше облаков.

— Ты куда? — спросил Мо, поднимаясь к нему

— Здесь… девушка… пролетала, — пролепетал Уолл, ещё находясь под действием поцелуя.

— Онти… то есть Уолл, — поправился Мо, — девушка, что здесь была, птица не твоего полёта.

— А, что, твоего? — ревниво спросил Уолл.

— Я понимаю, что говорить тебе об этом бесполезно, но держись подальше от этой… девушки, — сказал Мо, а Уолл, вероятно обиженный, не стал ожидать даму там, где она приказала, а полетел в ту сторону, куда она испарилась.

Мо, зависший в высоте, поднял голову вверх, что-то внимательно высматривая, после чего удовлетворённо спикировал вниз. Слепой, вместе с корсатами, бесцеремонно выгнанный из дворца Уолла, попал в руки встревоженной Секлеции, которая ожидала его на улице.

Так как лицо Слепого не имело следов насилия, то она просто спросила: — Что случилось?

Слепой и сам хотел бы знать. Гаврош, гуляя по улицам Мокаши, проследил, что бывший дрим Слэй отправляется с братьями Гай подальше в лес и сообщил об этом своему отчиму. Слепой решил узнать намерения Слэя и братьев Гай. Когда перед глазами появился прекрасный дворец, то его вид возбудил в Слепом желание знать, кому он принадлежит и что здесь делает Слэй. И тут же нарвался на злосчастного Кота. Что же касается Мо, которого он тоже знал, так последний его не защитил, как раньше, а просто наблюдал.

— Что, попало на орехи? — ухмыльнулся Мо и сообщил, — пока ты прохлаждаешься, кресло правителя заняли другие.

— Кто? — спросил Слепой. Не то, чтобы он горевал об этом, так как должность правителя совсем не привилегия, а хотелось знать, кого опасаться.

— Паут, — сообщил Мо, с интересом наблюдая за мыслями Слепого.

— Он что, уже вернулся? — спросил Слепой, точно Мо справочное бюро.

— Пойдём, я тебе помогу восстановить справедливость, — ухмыльнулся Мо и первым ступил на выложенную камнем аллею, ведущую к воротам. Слепому ничего не оставалось, как отправиться за Мо, тем более что в его рейтинге друзей Мо значился на втором месте после Секлеции. Гаврош, идущий с ними, держался за её руку и шагал рядом, совсем не доверяя щеголю в белом шарфе.

Кот, закончив экзекуцию, перед тем, как оставить Эйсинору со своими родственниками, предварительно их отморозил, а потом вышел на улицу к Тим, которой сразу же сообщил: — Нам нужно поговорить.

Ещё никогда в жизни Маргина не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас. Лури, всё больше понимая её, взрослел необычайно быстро, несмотря на то, что был недоношенным. Маргину не смущало то, что к Лури совсем не маленький мальчик, а двухсот километровая планета, пуповина к которой тянулась к ребёнку. Вскоре он научится обходиться без неё, обращаясь к планетке ментально. Любознательный ребёнок хотел всё знать, и Маргина сочиняла ему сказки, в которых всё было правдой, но в красивой обёртке.

Чтобы её никто не обнаружил, она накинула на планету, пусть и тонкую, но дименсиальную сетку, которая не давала отражения и казалась Ничто. Такая защита требовала энергии и Маргина часто лежала на стороне, обращённой к светилу, впитывая его энергию, а Лури ползал по ней, как котёнок. Такое времяпровождение прерывалось кормлением, которое уже не требовалось малышу, но давало ему ощущение защищённости и близости к матери, коей он считал Маргину.

Она понимала, что Лури повзрослеет и узнает всю правду, но не хотела ускорять этот процесс, тем более, сейчас, когда ребёнку угрожает опасность. То, что произошло, говорило о том, что какие-то тёмные и могущественные силы хотят зла Тим.

Она не хотела быть судьёй матери Лури, тем более что её, Маргину, оскорбили, обманули и унизили, казалось бы, близкие люди. Можно сказать, что надругались над её любовью, которую она считала истинной, а, как оказалось, навеянной. Мстить ей уже не хотелось, да и та вспышка ярости, которая её одолела, как ей показалась, тоже навеянная извне тёмными силами. «Все меня используют!» — подумала Маргина, и невольная слеза скользнула из уголка глаз.

— Мама! — воскликнул Лури, встревоженный слезами Маргины и она его успокоила: — Всё в порядке, сынок, мне в глаз попал лучик света.

Она с благодарностью вспомнила Банди и Дульжинею, Модераторов Пространства, которые, несмотря на своё положение, так бескорыстно ей помогают. Страдая ностальгией, она вспомнила Туманного Кота, которого тут же захотелось погладить, и она, не заметив, принялась гладить Лури, который, заглядывая ей в глаза, спросил:

— Мама, кого ты гладишь?

Маргина засмеялась и принялась гоняться за Лури, который, нырнув внутрь планеты, весело улыбаясь, появился в другом месте. Маргина закрутила планету и Лури, и он, от неожиданности, шлёпнулся, закатываясь смехом. Проплывающий рядом ледяной обломок тут же был пойман и превращён в небольшое озеро, которое они принялись отогревать дыханием. Маргина соорудила вечную рыбку и пустила её в воду, чем привела Лури в неописуемый восторг.

Внезапно Маргина ощутила на себе холодный, всепроникающий взгляд, который, как глубокая бездна, вынул из тела всё живое, и оно оцепенело от ужаса. Взгляд внимательно изучил содержимое её глифом, и она ничего не могла запретить. Маргина бросила мимолётный взгляд в сторону и увидела Лури, с застывшей со слезой на глазах. Она нашла в себе силы и закрыла его грудью, а сама сообщила, не отводя взгляда: «Ты его не получишь!». «Посмотрим!» — услышала она в ответ, и сразу почувствовала облегчение – взгляд исчез так же неожиданно, как и появился. Лури застыл и не плакал, а потом с очень серьёзным лицом повернулся к ней и сообщил:

— Плохой дядя!

Маргина с ним согласилась, а он потянулся к ней руками и воскликнул: «Мама!» Она схватила Лури, прижимая его к груди, понимая, что отдаст жизнь за этого малыша. Повернувшись лицом к холодному взгляду, она громко повторила: — Ты его не получишь!

Тёмный, поднявшись над планетой, раскинул свои симпоты вокруг, и с ужасом понял, что пока он прохлаждался, кто-то планомерно уничтожал растительность, города, деревни и их жителей. Планета, созданная Тёмным с таким трудом, в одночасье превратилась в обгорелый, искореженный комок. «Кто это сделал?!» — спросил Тёмный, но ответа не ждал, так как знал его – темные. Симпоты тут же обнаружили исполнителя, Паута.

Тёмный тёмной молнией метнулся в Мокаши и прямо с ходу выдернул Паута из-за стола, за которым он пировал вместе с приближенными корсатами. Данное событие произошло так быстро, что пировавшие не заметили пропажу властелина и продолжали пьянствовать.

Поднявшись над дворцовым озером, куда сбросили сазана Хутина, Тёмный злобно выкрикнул: «Подыхай, тварь!» — и хотел швырнуть Паута вниз, но увидел возле себя молодую девушку, обтянутую в тонкую чёрную кожу.

— Он того заслуживает? — спросила она, зависая рядом с Тёмным. Паут, висящий в руке Тёмного, с надеждой посмотрел на девушку, ожидая, что его пощадят.

— Ты его убьешь, а кто очистит ему душу? — опять спросила девушка.

— За свою душу пусть отвечает перед Богом, — произнёс Тёмный, вспоминая религиозные веяния Земли.

— А Бог есть? — снова спросила девушка.

— У меня Бог в душе, — ответил Тёмный, продолжая религиозный диспут.

— Я освобожу твою душу от сомнений, — сказала девушка и перехватила Паута за шею. На возражение Тёмного, она коротко ответила: «Я сама?» и с удовольствием запустила орущего Паута в озеро, где его тут же проглотил Сазан. Тёмный, немного ошарашенный её решительностью, а ещё больше – томной красотой, не стал ей перечить.

— Меня зовут Лилит, — представилась она, всплеснув руками, точно стряхивала с них пыль. Тёмный отправил свои симпоты в глифомы Лилит, но они оказались полупусты. «Удивительно! У неё, что, почти нет эмоций?» — подумал он и назвал себя: — Меня зовут Тёмный, Том.

— Ограничимся первым именем, оно мне нравиться, — сообщила Лилит и запустила руку под рубашку Тёмного, прощупывая его грудь. После груди рука поплыла вниз, под брючной ремень, а губы Лилит соприкоснулись с его губами. «Что она хочет?» — подумал Тёмный и услышал ответ: «Ничего! Я хочу тебя!» Такое быстрое продолжение смущало Тёмного, но гормоны, выброшенные по человеческой привычке, ударили в голову.

С ускорением, которое можно использовать с лучшей пользой, Тёмный перенёс Лилит в спальню властелина, где подвергнул её такому изнурительному любовному истязанию, что любая земная женщина скончалась бы на месте от перенапряжения. Лилит совсем не имела земного происхождения и потому требовала ещё и ещё, отчего кровать развалилась вдребезги, а содрогания пола и стен испугали всех корсатов, которые с ужасом покинули дворец властелина.

Мо, или бывший Морриер, прибывший вместе со Слепым во дворец, бросил симпоты, чтобы узнать, что происходит. Поскольку, вместе с Секлецией, пришёл и Гаврош, то требовалось оградить ребёнка от нелицеприятного вида любовных утех Тёмного.

Мо отправил их в башню дрима на некоторое время, пока силы местного полтергейста не успокоятся. Как только Секлеция увела Гавроша, Мо отправился в спальню властелина, чтобы урезонить неожиданную страсть Тёмного, как тут же на пороге остановился, услышав сморенные голоса.

— А куда девался старый властелин, Хутин? — тяжело вздыхая, поинтересовалась девушка.

— Не знаю, Лилит, он пропал неожиданно, — ответил Тёмный и спросил: — А зачем он тебе?

— Долг у него, карточный, — промолвила женщина, именованная Лилит.

— Не беспокойся, я отдам за него, — ответил Тёмный и полез целоваться.

— Нет, это дело принципиальное, — отодвинула его Лилит, — ты спроси Тимурион, может, она знает.

— Она бы мне сказала, — ответил Тёмный.

— Ты в этом уверен? — так спросила Лилит, что Тёмный покраснел и понял – у всех имеются тайны.

— Встретимся вечером, — сказала Лилит, — тем более, тебя ожидают.

— Кто? — встревожено спросил Тёмный, но Лилит не ответила, а вылетела в окно. Уолл, появившийся у дворца властелина, увидел Лилит, выпорхнувшую из окна, и приветствовал её взмахом руки. Она подлетела к нему и сказала: — Что, полетели касатик?

Уолл, воодушевлённый её словами, взмахнул крыльями и полетел рядом с ней, а она, между прочим, сейчас же спросила:

— Ты не подскажешь, куда девался прежний властелин, он мне карточный долг должен?

Уолл тут же предложил выплатить долг Хутина, а Лилит со вздохом подумала: «Какие они все предсказуемые!»

— Ты ничего не знаешь? — спросила она напрямую и без любовного пафоса.

— Нет, — добродушно ответил Уолл, а Лилит тут же покинула его, брезгливо бросив на ходу: «Бывай!»

Тёмный увидел в дверях Мо, и по его глазам понял, что тот знает о его любовной связи с Лилит. Тёмный растерянно посмотрел на него и спросил:

— Ты, ведь, не скажешь об этом Тим?

— Я подумаю, — сказал Мо, — а сейчас займись планетой. По-моему, кто-то хочет её уничтожить.

— Кого? — не понял Тёмный.

— Тимурион, — ответил Мо, — а эту женщину советую забыть. Такие просто так в постель не прыгают, — задумчиво закончил Мо, вспоминая прошлое.

Тимурион, и правда, чувствовала себя неважно. Во-первых, потому, что пропал Лури, и она напрасно осматривала небо в поисках своего сына. Самое страшное для Тимурион было то, что она даже не подержала малыша в руках и даже не ощутила своего материнства.

Во-вторых, что-то происходило на её поверхности, а она, занятая сыном, всё оставила на потом. Странный Кот, ожидающий её возле крыльца, тоже не добавлял ей положительных эмоций, а только пугал своими вопросами.

— Ты, правда, не знаешь, что от тебя хотят? — опять спросил Кот, и она раздражённо ответила: — Я, даже, не знаю, кто они такие.

— Могу тебя заверить, что силы, ставшие на твоём пути, настолько могущественны, что, даже, я не всегда смогу тебе помочь, — тревожным голосом произнёс Кот и добавил:

— С ними лучше договариваться…

— Я повторюсь, но снова скажу – я не знаю, что от меня хотят, — сказала Тимурион и добавила: — Меня больше беспокоит мой сын.

— Если с ним Маргина, беспокоиться не стоит, — возразил Кот.

— Где он? — спросила Тим, на что Кот ответил: — Для его безопасности тебе, лучше, не знать.

Эйсинора, несмотря на неожиданности при заселении дворца Уолла, чувствовала себя совсем счастливой. Братья, пришедшие в себя, немного разочаровались тем, что воры их испугались и удрали, только удивлялись тому, что они заснули. Эйсинора назвала их мужланами и озорно сообщила, что они грохнулись в обморок от благоухания во дворце.

Принюхиваясь к терпкому запаху, братья качали головами и соглашались, находя данную причину вполне приемлемой. Слэй, уже смирившийся с тем, что все братья считают дворец его собственностью, как радушный хозяин показывал дом, получая от братьев в ответ кучу советов и скупых похвал.

Так как Уоллу пища совсем без надобности, то угощение им никто не оставил. Потому, Эйсиноре, к её глубокому разочарованию, пришлось стать к плите, благо, что Уолл не забыл её соорудить, а в подвале имелись запасы пищи. Надеяться на Мэриэнеллу оказалось бесполезно, так как она, кроме своего «revolución», на кухне делать ничего не умела.

Эйсинора с сожалением подумала о Секлеции, которая и братьев кормила, и за порядком следила. Так что, Эйсиноре ничего не оставалось, как плакать и резать лук, рассуждая о том, хватит ли огромного котелка каши, чтобы накормить ненасытных родственников. Безвинно рыдая на кухне, она не заметила того, что в общем зале стихли голоса, и только тогда почувствовала неладное, когда раздался грохот разбитой люстры.

«Что они там делают?» — забеспокоилась Эйсинора, побаиваясь только одного, чтобы братья не побили её любимого Слэя. Направляясь решительным образом в зал, Эйсинора зашла за угол и сразу же отпрянула назад. Чувства, охватившие её, можно назвать взрывом вулкана, а по-простому – возмущением, так как её новая невестка, Мэриэнелла, целовалась за углом с каким-то угрюмым типом в плаще. Недолго думая, Эйсинора схватила огромную чёрную сковородку, применяемую, очевидно, для жарки быка, и изо всей силы стукнула по голове черного типа, который, стукнув зубами, осел на кафельный пол коридора кухни.

— Ах, ты шлюха! — воскликнула Эйсинора, размышляя о том, звездануть Мэриэнеллу сковородкой или обойтись кулаком. Выбрав последнее, она сбила невестку с ног, но та, опрокинувшись на пол, прижимала палец к разбитым губам и делала ей страшную рожу.

«Что случилось?» — подумала она и выглянула в зал. То, что она там увидела, повергло её в шок – её братья, вместе со Слэей, были подвешенные задранными куртками на медные якоря, украшающие мраморные прямоугольные пилястры на стенах зала. Их лица кто-то расквасил, а белые рубашки оросила кровь. Видимо, они находились без сознания, но ещё хрипло дышали. Посредине расхаживал здоровенный детина в чёрном плаще с капюшоном, весьма похожий на того, которого она грохнула в коридоре кухни.

Её кто-то дёрнул за рукав, и она чуть не крикнула от ужаса, а обернувшись, увидела Мэриэнеллу, которая по-прежнему держала палец у губ и тянула за собой, скорчив ужасную рожу. Эйсиноре хватило ума её послушать, и они побежали к чёрному ходу. По пути, она ещё раз приложила по голове лежащего в коридоре типа. Да так, что у него, вероятно, лопнула черепушка.

Кода они выскочили на улицу, Мэриэнелла не остановилась, а тянула её в сад, переходящий в естественный лес.

— Куда ты меня тащишь? — возмущённо крикнула Эйсинора, остановившись между деревьев. Путаясь в словах, Мэриэнелла объяснила, что два типа в плащах появились неожиданно и сразу же расшвыряли братьев по стенкам, а старший из них потащил её, Мэриэллу, чтобы «надругаться». Она применила другое мексиканское слово, но соответствующего смысла.

Эйсинора поняла, что им двоим, не стоит связываться с типами в плащах, а лучше всего позвать кого-то на помощь. «Кота!» — возникла правильная мысль и Эйсинора побежала так, как никогда не бегала в жизни – её любимый и братья в опасности.

Тим, появившись во дворце властелина вместе с Котом, сразу ушла в гостевую комнату, так как душа не лежала к выполнению какой-либо работы. Она уселась в кресло и прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на мыслях, чтобы привести их в порядок. Но умственный процесс неизменно нарушался мыслями о сыне, и она вышла к дворцовому озеру, где присела возле берега прямо на траву. Ощущение тела планеты успокоило её мысли, и она принялась выращивать траву на берегу, чтобы чем-нибудь занять голову.

Тим склонилась к воде, чтобы набрать в ладошки воды, как вдруг на неё бросился выскочивший из озера Сазан. Она вскрикнула от испуга, точно маленькая девочка, а когда собралась, то хотела разодрать на кусочки мерзкую тварь.

— Всё в порядке? — спросил Тёмный, и Тим успокоила его, но не стала расправляться с Сазаном.

— Зачем ты его сюда притащил? — спросила она у Тёмного.

— Это не я, Хутин, — ответил Тёмный и вкрадчиво спросил: — Ты не видела, куда он девался?

Тим немного подумала, а потом сказала: — Он хотел тебе зла.

— Я знаю, он всем хочет зла, но умеет управляться с людьми. Так ты его не видела?

— Он лежит в центре планеты, — ответила Тим и подумала, что следует выбросить из себя эту дрянь куда-нибудь в космос. Темный оставил её отдыхать, пообещав завтра же удалить Сазана из озера, а сам, не дожидаясь вечера, углубился в лес, напротив ворот города, надеясь на то, что Лилит придёт раньше. Мысли о сыне не дали почувствовать Тим некоторую фальшь в голосе Тёмного, иначе он не смог бы так быстро убежать.

Нарезая круги возле опушки, Тёмный нетерпеливо ждал, но Лилит не желала появляться. «Может, она передумала?» — почему-то испугался Тёмный и догадался раскинуть симпоты. Оказалось, что Лилит где-то рядом, но сколько Тёмный не оглядывался, никого не увидел. Только вороная кобылка приветливо взмахивала хвостом, щипая травку невдалеке.

«Что ты здесь делаешь, милая?» — рассеянно спросил Тёмный, вспоминая свою лошадиную ипостась. «Тебя поджидаю!» — ответила лошадка и зазывно заржала. Кровь мгновенно бросилась в голову Темного, и он в тот же миг превратился в темного жеребца с горящими глазами. «Как она догадалась о моих предпочтениях?» — подумал Тёмный, с вожделением рассматривая крепкую фигуру кобылки. Стоило ему сделать несколько шагов в её сторону, как она чуть отбежала, возбуждая в нем ещё большее желание.

Отвердевшая плоть отдалась болью от напряжения, и Тёмный бросился на Лилит, готовый оседлать её в ту же секунду. Черная кудрявая грива метнулась в бок, исчезая за деревьями, и Тёмный рванул изо всех сил, обуреваемый только одной осязаемой мыслью. Лошадь снова метнулась в сторону и Тёмный чуть не свалился на повороте, вызвав у Лолит ехидное ржание. Напрягаясь, что есть силы, он догнал кобылицу возле огромной лиственницы и сходу вонзил в неё своё пылающее достоинство. Лолит пронзительно заржала, оглашая лес, а луна повторила её крик троекратно.

Бешеный темп движений разрывал грудь, не успевая насыщать кровь кислородом, а Тёмный наслаждался лошадиным естеством, не собираясь переходить на дименсиальную плоть. Лилит изогнулась под ним и укусила его до крови, ещё больше возбуждая Темного.

Всего лишь на несколько десятков прасек они перевели дух, как Тёмный снова вскочил на Лилит, но она без всяких усилий его перевернула, легко придав к траве. Улыбаясь, лошадиная морда Лилит раздвоилась, превращая её в двуглавую лошадь.

Тёмный, фанатея, восхищённо посматривал на Лилит и её действия. Одна голова потянулась к причинному месту, лаская оное, а вторая склонилась к морде Тёмного. Тот, опасаясь за своё достоинство, ярко представил, как Лилит его откусила и она, из озорства, ощерилась лошадиными зубами и прикусила.

— Ты узнал у Тим, где Хутин? — спросила у Тёмного вторая голова Лилит, а первая доводила его до экстаза.

— Да, да, да! — повторял Тёмный, в такт движения первой головы Лилит.

— Где она его спрятала? — спросила Лилит и Тёмный ответил: — Внутри себя!

Внезапно, ужасная боль пронзила Тёмного, а вторая голова Лилит ехидно заржала. Лилит взлетела в воздух, удерживая в первой лошадиной пасти мужское достоинство Тёмного. Крик от боли разбудил всю столицу, Мокаши, поражая всех протяжным ужасным воем. Лилит медленно удалялась в сторону города. Зависнув над дворцовым озером, она сбросила причиндалы Тёмного вниз, где караулящий добычу Сазан схавал их за одно мгновение.

Слепой, услышав крик, вышел на улицу, сзади за ним поплёлся Гаврош. Лилит превратилась в девушку и приземлилась рядом с крыльцом. После чего подошла к Слепому и сообщила:

— Передай Тим, пусть приходит в свой дворец, если хочет узнать, где находится её сын.

— Он же разрушен, — возразил Слепой.

— Разве это так важно, — сказала Лилит, — ты передай, а она поймёт.

Лилит испарилась, превратившись в чёрный туман, а Слепой немного подумал и отправился в комнату Тим, где слово в слово передал сообщение Лилит.

— Спасибо… Слепой, — промолвила Тим, тут же поднялась и вылетела в окно. Слепой снова вышел на улицу, где его ожидал Гаврош.

— Пойдём домой, малыш, — сказал Слепой, взяв Гавроша за руку, но дорогу им преградил Кот, который тут же спросил, куда улетела Тим. Слепому пришлось всё рассказать.

— У тебя осталось четыре жизни, — произнёс Кот и потопал из дворца. Слепой свалился на землю. Гаврош, увидев свалившегося Слепого, поднял камень под ногой и запустил его в Кота. Тот обернулся, и камень завис у него над головой.

— Ах! Ты так!? У твоего отца осталось три жизни, — сказал Кот и мальчик рухнул рядом со Слепым.

— Не смей! — запоздало крикнул очнувшийся Слепой: — Сын за отца не ответчик!

— Ответчик, ответчик, — повторял Кот, удаляясь. Гаврош очнулся раньше, чем Кот скрылся за воротами и крикнул ему вдогонку: — Чтобы у тебя второй глаз вылез!

— Спасибо, ребёнок, — поблагодарил Кот через плечо. «Чтобы ты хвост отморозил!» — молчаливо пожелал Слепой, и Кот таким же образом ответил: «Спасибо, Слепой!»

Когда они, взявшись за руки, появились перед глазами Секлеции, она спросила: «Где вы были?» — мужчины молчали, каждый гордясь собой.

Тим, не соблюдая осторожности, неслась к тому месту, где находился Замок Преображения, точнее его руины. Сообщение незнакомой женщины, переданное через Слепого, о том, что она знает, где находится Лури, взволновало Тим. Несмотря на то, что об осторожности её предупреждал Кот, она шла на встречу, совсем не опасаясь за себя, а с единственной целью – узнать о судьбе сына.

Она миновала дворец Уолла, в котором осталась Эйсинора со своими братьями и Слэем. Тим увидела, как из дворца выбежали две женские фигуры и понеслись в лес. «Что они делают?» — с удивлением подумала она, но заходить во дворец не стала – вероятно, молодёжь дурачится, а у неё не имелось соответствующего настроения. Она с огорчением ступила на дно испарившегося озера, направляясь напрямик к руинам Замка Преображения. В самой глубокой части озера уже успела образоваться лужа, в которой копошилась какая-то живность.

«Нужно всё восстановить!» — подумала Тим, но грустные мысли отодвинули в сторону сиюминутную необходимость, оскверняющую память о пропавшем сыне. Уже показался край берега, от которого потянуло гарью, а за береговой линией топорщился хаосом гранитная твердь. Тим, бросив взгляд вперёд, с облегчением вздохнула, так как за каменным нагромождением уже виднелась чудом оставшийся кусок стены Замка Преображения.

Этот островок бывшей обыденности вызвал в душе Тим некую успокоенность и уверенность в себе, что заставило её шагать быстрей. Если бы она не прошла мимо дворца Уолла, а заглянула внутрь, то её умиротворённость и спокойствие исчезло бы вмиг, уступив место ощущению опасности. Веельзевул, получивший металлической сковородкой по голове, не собирался таким образом испытывать сексуальные фантазии.

Поэтому, когда отбросил человеческую дименсиальную оболочку, пришёл в ярость, тем более что его в неприглядном виде обнаружил Гаагтунгр, тоже пришедший в ярость.

— Куда ты девал девчонку? — спросил он, взяв в руки тяжёлую сковородку. Не собираясь получать во второй раз, Веельзевул вскочил и крикнул: — Удрала, зараза!

Гаагтунгр посинел лицом, намереваясь исполнить свою мечту и приложить Веелзевулу сковородкой по голове, но тут за их спинами раздался ехидный голос:

— Развлекаетесь? — спросила Лилит, но сразу приняла деловой вид и строго сообщила: — Вы мне нужны.

Появившийся за ней Самаэль, поглядывая в зал на развешенных братьев Гай, только и смог сказать: «Идиоты!» — и тут же взвился в воздух, вылетая через разбитое окно. За ним, без слов, улетела Лилит, а Гаагтунгр и Веельзевул чуть не застряли в окне, пытаясь опередить друг друга.

Над данным районом собирались тучи, перекрывая свет от местной галактики, сияющей в небе яркими спиралями. Темнота собиралась в такие же спирали, закручиваясь в другую сторону. Поднялся неожиданный ветер, который завыл между скалами, изгибая прутики одиноких ободранных деревьев. Стаи опавших листьев кружились в воздухе, точно лезвия ножей рассекая лицо от соприкосновения. Ощущая на губах зелёную кровь, стекающую каплями по щеке, Тим не прятала лицо, бочсь пропустить что-либо важное.

Такая стихия давно не пугала Тим, так как она сама могла создавать подобное, потому что мир должен изменяться, иначе наступит смертельное спокойствие. Поднявшийся ветер рвал оставшиеся на плечах цветы, увядшие от печали, но Тим не пугал её вид, который совсем не важен, когда речь идёт о сыне.

Внезапно впереди показалась женщина, появившаяся ниоткуда, которая с интересом на неё смотрела и не обманывалась её внешностью. Она спокойно ожидала Тим, не двигаясь и не пытаясь каким-то образом угрожать ей.

Тим не боялась её, тем более под ногами дышала вся планета, способная в одно мгновение обрушить свою силу на кого угодно.

— Ты Тим? — спросила девушка и Тим рассмотрела её лицо, необычайно очаровательное, но имевшее в своей красоте какой-то изъян. Присмотревшись, она поняла, какой – её красота отличалась навязчивой броскостью.

— Я Тим, — ответила она и девушка сообщила:

— Пойдем, ты увидишь своего сына, — не ожидая ответа Тим, она двинулась вперёд между камнями, пока они не оказались на ровной площадке, неизвестно как сохранившейся в окружающем хаосе.

— Твой сын там, — сказала девушка, остановившись. Её рука указывала на серое облако над головой, посредине которого виднелось совсем тёмное круглое окно. Девушка не двигалась, предоставив Тим самой решать, что делать.

Разрывать связь с планетой смерти подобно, но Тим не побоялась и полетела в тёмное окно. Приближаясь и увеличиваясь в размерах, тёмная дыра освещалась внутренним светом, а когда Тим достигла его края, то увидела в конце тёмного туннеля ребёнка, который протянул к ней руки и произнёс:

— Мама!

Она тоже протянула к нему руки, и пусть никогда его не видела, но сразу узнала, что это её сын, Лури, отчего слёзы картечью брызнули из глаз. От счастья она потеряла связь с окружающим миром, который был ей не важен, когда рядом, на расстоянии протянутой руки находился её сын, Лури.

Внезапно она увидела руки, потянувшиеся к её сыну, а за ними показалась и сама женщина, которая прижала Лури к груди, а он обхватил её шею ладошками. Она узнала женщину, которая повернулась к ней лицом и сообщила:

— Ты его не получишь!

Сознание Тим померкло, и она окунулась в бесконечную Тьму, где нет места эмоциям и желаниям.