Тринадцатый бог. История одного Зла

Рыбы

Глория замотала головой, не желая принимать за правду слова отца.

— Я прошу тебя, не запирай меня в четырёх стенах! — высоким голоском обиженного ребенка пропищала она.

Мессер Нильянто, сидевший за своим огромным письменным столом, оторвался от разложенных перед ним бумаг и раздраженно посмотрел на дочь.

— Ты мешаешь мне, Глория. Сейчас ты не осознаешь, сколь велик твой проступок и таишь обиду, но со временем ты поймёшь меня. Ступай.

— Отец, разреши мне хотя бы выходить на прогулки с матерью! Это невыносимо!

Мессер Нильянто вздохнул, прикрыл глаза и принялся тереть переносицу.

— Твоя мать не привила тебе и толику уважения к семье. Моё решение окончательно, — он исподлобья глянул на всхлипывающую дочь. — Вскоре ты отправишься в храм Девы. До того времени тебе не разрешено покидать дом ни одной, ни в сопровождении. И если ты ослушаешься моего приказа, я велю публично высечь тебя, после чего ты найдёшь приют в храме Скорпиона как плакальщица или слуга умерших. Мне не нужен ребёнок, позорящий великий дом Нильянто. Ещё одно слово, и я прикажу моим людям оттащить тебя в комнату силой.

Он махнул рукой, словно отгонял надоедливого кровососа. Глория закусила губу, пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания, и, неуклюже поклонившись отцу, как могла быстро покинула его кабинет. Она слишком долго спорила с мессером и сделала только хуже. Отец никогда не отказывался от своих слов. Если она ослушается его и сбежит из дворца, её вычеркнут из летописи дома.

Но что если никто ничего не заметит?

— Юная донна, монна Нильянто желает вас видеть, — не успела Глория сделать и шага от кабинета отца, как ней подскочила её собственная служанка. После возвращения дочери мессер Нильянто решил, что она уже достаточно взрослая, и заменил няньку личной прислугой.

Глория кивнула и последовала за девушкой. Глаза щипало от слез и жгучей обиды. Убранство дома яркими красками расплывалось перед взором. Глория чувствовала себя ещё одной вазой в коридоре, о которой вспоминали только тогда, когда налетали на неё, и тут же грозились отправить в кладовую до скончания дней, а потом, потирая ушибленную ногу, сворачивали за угол и забывали о досадном происшествии. Ваза оставалась на своем месте, покрывалась пылью, рисунок её тускнел, у горлышка лупилась краска. О ней забывали до очередного удара.

В гостиной мать играла в карты со своей компаньонкой — старой каргой монной Лукрецией Строцци. От старухи противно пахло жевательной смесью, а её длинный, с огромной родинкой на конце нос едва не задевал карты, которые та держала веером перед собой.

— Полюбуйтесь на неё, монна Строцци, — мать возвела глаза к небу. — Ну почему Четвертый бог не послал мне хороших, смиренных дочерей? И что тебе сказал отец, негодница?

— Что я больше не имею права покидать дом, — бесцветным голосом ответила Глория. — Иначе он велит меня публично высечь и отдаст Черному Скорпиону.

Монна Нильянто вытащила из своего «веера» карту и бросила её на столик.

— Венценосный черный лев, — женщина гордо вскинула голову. — Я выиграла! Глория, ступай в свою комнату. Мне стыдно за тебя. Я поддерживаю решение твоего отца.

Глория поклонилась и направилась к себе. По пути к ней присоединилась служанка.

— Ваши родители очень переживали за вас, — девушка попыталась успокоить юную госпожу. — Вы могли погибнуть.

— Я и здесь могу погибнуть, — проворчала Глория и захлопнула дверь перед носом служанки. Ей нужно было остаться одной, чтобы опробовать новое заклинание.

Стряхнув слезы и расправив плечи, Глория подошла к окну и через тонкую занавеску выглянула на улицу. Воздух плыл от жара. Людей внизу было мало, и все они очень торопились укрыться от палящего солнца. Ученик булочника, рыжий бледный мальчишка, нес в руках корзину с плюшками. Навстречу ему шагал хорошо одетый юноша. Он мог бы обойти мальчишку, но дороги не уступил и сильно задел того локтем. Плюшки полетели из корзины на мостовую, а юноша остановился и начал кричать. Его вопли слабым эхом долетали до Глории — в жару окна не открывали. Стены дома сохраняли прохладу даже в самый знойный день. Мальчишка, между тем, не обращая внимания на оскорбления, опустился на колени и начал собирать плюшки, кое-как отряхивая их от дорожной пыли.

— Чернь! — завизжал юноша и пнул корзину. Итог был известен.

Глория покрутила на пальце заговоренный перстень и, не сводя глаз с высокомерного болвана, пинавшего ни в чем не повинные плюшки, сняла украшение. Кожа юноши стала синей, нос провалился, глаза выпали, губы ссохлись. Мальчишка, собиравший выпечку у его ног, истлел, превратившись в маленького скелета.

«Ничто не ровняет людей так искусно, как смерть», — так начиналась последняя прочитанная Глорией книга магии. Именно оттуда юная донна Нильянто бесцеремонно выдрала лист с описанием наложения морока и теперь готовилась испробовать заклинание на себе.

Глория отложила перстень на столик и, оправив платье, повернулась к зеркалу — большому, во весь её рост. Отодвинув в сторону ширму, Глория посмотрела на свое отражение и, шагнув вперед, ни мгновения не медля, приступила к плетению заклинания. Для морока следовало взглядом выбрать пять точек, расположенных вдоль тела, и рукой очертить по ним овал. Глория сделала в точности всё, что было нужно. Но изменений не увидела. Первая неудача её раззадорила, вторая сбила с толку, третья — разозлила. В четвертый раз на выстраивание овала Глория отдала столько сил, что закружилась голова. Отражение её поплыло и… исчезло. Юная ведьма сморгнула. В зеркале остались только ширма и часть комнаты с окном. Девочка из отражения исчезла. Глория взвизгнула и захлопала в ладоши. Видел бы её Алтан! Она совершенно точно должна стать чароделом! И ничего с ней не будет — она же не собирается заводить детей. Без них вполне возможно прожить, а вот без магии…

Глория посмотрела на дверь. Она ещё не была готова покинуть дом. Непременно нужно было отработать и обратное заклинание. Всего-то и требовалось, что выстроить овал по тем же точкам, что и до этого, и очертить его в обратном направлении. Глория вздохнула и, посмотрев в зеркало, замерла. Она не могла снять морок по причине его отсутствия. Торопясь сотворить заклинание, она забыла представить личину, под которой должна была сокрыться.

Юная ведьма не представила ничего. И ничем и стала.

Чтобы побороть страх Глории понадобилось время и вся сила воли, которой она обладала. Ощупав руки и лицо, девочка попыталась представить себя во плоти и повторить последовательность действий, но ничего не вышло.

— И совсем не страшного, ведь правда? — громко спросила себя Глория. Звук собственного голоса успокоил её. Она поднялась, на ощупь подобрала платье и, полная решимости исправить свою ошибку, двинулась прямиком в кабинет отца. Её служанка, слава богами, не сидела под дверью. Поэтому Глория, выскользнув из спальни, прикрыла дверь и засеменила по коридору. Притаившись напротив входа в рабочую обитель мессера Нильянто, Глория настороженно огляделась. Нужно было непременно дождаться посетителя или самого отца, который мог и не выйти из кабинета до самой ночи. Глория изнывала от нетерпения. Ей показалось, что прошла вечность, а не четверть часа, когда в правом конце коридора показался сутулый, угрюмый мужчина в серых одеждах с накинутым на голову капюшоном. Глория подскочила к двери. Её невидимое платье зашуршало, и незнакомец, замерев, огляделся. Глория, прижавшись к стене за спиной гостя, задержала дыхание. Незнакомец, осторожно повёл головой из стороны в сторону, тихо постучал и, дождавшись ответа, вошёл. Глория едва успела проскользнуть следом за ним и, оказавшись в кабинете отца, тут же прижалась к двери, ожидая удобного случая, чтобы неслышно метнуться в более укромный уголок.

Мессир Нильянто, увидев мужчину, резко поднялся.

— Что ты здесь делаешь, Мышь?

— Мессер, — неуклюже поклонившись, прохрипел незнакомец. — Непредвиденные обстоятельства.

Он говорил отрывисто, проглатывая гласные, как делали обычно северяне.

— Настолько непредвиденные, что ты проникаешь в мой дом, как вор, хотя я под страхом смерти запрещал вашей братии попадаться мне на глаза? Как ты прошёл через мою охрану?

— Как мышь, мессер. Как мышь, атра мхитх. Пусть они убьют меня, но после того, как я вам всё расскажу.

Нильянто выжидательно глянул на дверь, чем поверг Глорию в ужас, но ничего не произошло, и он, вздохнув, потребовал.

— Говори, Мышь.

— Трое подмастерьев мертвы.

— Такое бывает.

— Мессер, их убил маг.

Нильянто вскинул брови.

— Вот как.

Глория ощутила за дверью какое-то движение и едва успела уйти в сторону, как в кабинет влетела пара Теней — личных воинов главы дома Скорпиона. Одного роста, в чёрных балахонах, с длинными кинжалами в рукавах, они редко попадались на глаза домочадцам и уж тем более слугам. Мессер Нильянто заботился о своей безопасности незаметно. Вот и сейчас, когда две Тени замерли по бокам от Мыши, мессер вскинул руку.

— Пошли вон.

Глория, забившись в угол у балкона, испуганно наблюдала за разыгрываемой сценой. Мышь остался недвижим, но почему-то Глория точно знала, что не подними отец руку, Тени были бы мертвы.

— Я разочарован в вас, — швырнул им в спины Нильянто и снова посмотрел на Мышь.

— Продолжай.

— Мои люди следили близ храма Водолея за мальчишкой. Тем самым, что совал нос в дела подопечного вам умника. Я помню ваш приказ, мессер. Они должны были исполнить его сегодня, но…

Нильянто оперся ладонями о стол и подался вперед.

— Не тяни.

— Их нашёл наблюдатель. Все трое обваренные, да так, что мясо отходит от костей. Грудой жаркого лежали в переулке и дымились.

Нильянто медленно опустился в кресло, сложил пальцы домиком и поверх них посмотрел на собеседника.

— Что ещё узрел твой наблюдатель?

— Нож одного по рукоять в крови. Клинок второго нашелся в сточной канаве. Думаю, тот, кого они атаковали, тяжело ранен.

— Его ищут?

— Да… — Мышь кашлянул. — Но если ему помогает маг…

— Или он сам маг, — Нильянто на мгновение задумался и вдруг, сверкнув глазами, улыбнулся. Глория прижала ладонь ко рту. — Если в ход идут чароделы, значит, мы на верном пути. Ищите его. Силы раненого на исходе, повторить фокус он не сможет. Держите под наблюдением дворец — мальчишка, если это тот, о ком я думаю, попытается вернуться туда.

— Слушаюсь, мессер.

— И Мышь…

— Да?

— Убей моих охранников, будь любезен, — Нильянто опустил руку под стол. Внизу что-то щелкнуло, и через миг увесистый кошель, со звоном прочертив дугу, попал точно в выпростанную ладонь Мыши. Тот низко склонил голову.

— Рад служить избраннику Скорпиона, — в голосе его слышалась улыбка.

— За чистые ковры и тишину получишь сверх. Ступай.

Мышь сделал шаг назад и, извернувшись, проскользнул за дверь.

Мессер Нильянто вздохнул, повертел перстень на своем пальце, наблюдая за игрой света в камне.

— Значит, чародел… — задумчиво протянул Валент. — Какая честь.

И резко вскинул голову, заслышав шорох и скрип двери. Напряжение через вздох сменилось раздражением.

— За тишину не получишь, Мышь, — процедил Нильянто себе под нос и вернулся к бумагам.

Глория неслась по улицам Диеннара, как предгрозовой ветер. Ей огромного труда стоило не сорваться на бег в доме. Крадучись, как кошка, она спустилась по лестнице, знакомым путём прошла через кладовые и внутренний двор, не таясь, открыла створку ворот и, проскользнув мимо озадаченного стражника, подобрала платье и побежала. Она не знала дороги до грязной клетушки, в которой скрывался Алтан, но помнила путь до подворотни, где на неё напал грабитель. Теперь она не боялась ни мертвецов, что налетали на невидимую, как призрак, девочку, ни возниц, которые вставали с козел и тянули шеи, не понимая, почему лошади, как вкопанные, останавливаются на пустой дороге, ни сбившихся в кучу оборванцев, клацающих челюстями и высматривающих пустыми глазницами очередную жертву.

На улице Подков, перейдя дорогу, Глория огляделась. Здесь она впервые увидела мёртвых, и с перепугу бросилась бежать без оглядки. Девочка закусила губу — нет, она не помнила, как очутилась в подворотне. Но Алтан точно провёл её по светлой площади. Глория не привыкла ходить по городу пешком и, видя Диеннар из окна кареты, не разбиралась в хитросплетениях вонючих, узких улочек. Поэтому сначала она двинулась направо. Потом, дойдя до тупика и так и не обнаружив нужного ей прохода, свернула обратно. В этот раз Глории повезло — и она без опаски миновала проулок, в котором на неё совсем недавно напал грабитель. Коснулась пальцами шеи — только и всего.

Дальше дело пошло быстрее. Глория без труда отыскала узкую улицу, вдоль которой спали нищие, и вышла на площадь, в центре которой возвышался молчаливый фонтан. Солнце пекло мостовую, и Глория, через подошвы туфель чувствуя жар камней, на цыпочках пробежала под натянутое над полупустым прилавком торговца фруктами полотнище. Торговец дремал, редкими взмахами руки отгоняя от лица мух. Глория вытерла пот со лба и огляделась. С площади вели три улицы, не считая той, через которую Глория сюда попала. Она точно помнила, что стоило им свернуть в улочку, как они тотчас оказались в темноте и сырости. Собравшись с духом, Глория выскочила на солнце и продолжила поиски пути.

Давно перевалило за полдень, когда невидимая донна Нильянто, доверившись памяти своего обоняния, наконец, нашла нужное здание и нужную лестницу. Ступени под ногами скрипели, подошвы липли к доскам. Глория пальцами коснулась изгаженной стены, но тут же отдернула руку, предпочитая свернуть шею, нежели вляпаться в ту жижу, коей был щедро обрызган щербатый камень. Поднявшись на верхний этаж, Глория замерла и прислушалась. Откуда-то из коридора доносились рыдания женщины и крик разгневанного мужчины.

— Кто он? Отвечай, грязная потаскуха!

— Пусти! Пусти меня, зверь!

Глория, покачав головой, подошла к первой закрытой двери, оглядела её и, не найдя ничего примечательного, двинулась к следующей. На косяке второй двери едва заметно алел кровавый потек. Зажмурившись, девочка дернула ручку. Дверь оказалась заперта.

— Это Глория, — прижавшись плечом к деревянным доскам, тихо произнесла она. — Друг мой, если ты жив, впусти меня…

Ручка медленно опустилась вниз. Глория приоткрыла дверь и шагнула в лужу крови. Красными лепестками расползались пятна по обшарпанным доскам. Глория замерла, боясь поднять голову и увидеть непоправимое.

— Зачем… — его голос был тих и слаб. — Зачем ты сотворила морок?

Взгляд юной ведьмы скользил по кровавым разводам, расчерчивающим пол. Она подняла глаза. Он сидел в углу, между кроватью и стеной, прислонившись к изголовью и вытянув ноги. Одно тёмное пятно тянулось по сорочке от бедра до ребер, другое, на груди, слева, было ярче, алее. Алтан смотрел на гостью из-под полуопущенных век. На бледном лице не было ни кровинки, губы побелели, но маг пока ещё был жив. Глория бросилась к нему, едва не поскользнувшись на крови, рухнула у его ног, схватила узкую ледяную ладонь и приложила к своей щеке.

— Я здесь, Алтан.

— Я знаю, — едва шевеля губами, прошептал он. — Ты испортила хорошее заклинание. Прости, но…

Он чуть дёрнул головой.

— У меня не хватит сил помочь тебе…

— Алтан, — Глория плакала. — Ты знаешь, что надо делать. Делай! Я готова!

Его ладонь дрогнула, словно он попытался вырвать руку.

— Нет. Тогда ты… — он закрыл глаза. — Изменишься.

— Алтан! — вскричала Глория. — Ты не можешь уйти! Ты нужен… Нужен королю, королеве. Мне! Слышишь?! Я не откажусь от магии, никогда! Так должно быть! Я — маг!

— Глупая, маленькая… — он тяжело вздохнул, принимая неизбежное. — Ведьма.

— Во имя Двенадцатого бога, — Глория крепче прижала ладонь друга к своей щеке. — Я, слуга его во тьме и свете, добровольно и во славу Рыб, вверяю тебе силы мои в твоей слабости. Мой дух жаждет твоего спасения.

Веки Алтана дрогнули, он измучено посмотрел на девочку.

— Видят боги, мои и чужие, — едва слышно прошептал он. — Я этого не желал.

Он зажмурился и что-то пробормотал. Глория не расслышала и испугалась, что он не примет её дара, но в этот момент из холодных пальцев, что касались её щеки, будто выросли иглы и впились в её лицо. Она не отвела взгляда, не отстранилась, только вздрогнула всем телом, почувствовав, как сила, которая питала её, уходит. А потом морок спал — она увидела своё перепачканное платье, руку, лежащую на колене Алтана, и, как ни странно, свой собственный нос. Она не успела подумать о такой глупости, как в следующий миг ей стало тяжело, почти невозможно вздохнуть.

— Смотри на меня, — громко приказал маг.

И Глория заглянула в золотые глаза.

— Ещё немного, — произнёс он. — Дыши.

— Я не могу, — сдавлено прошептала она, но через боль сделала вдох. В боку и под сердцем разливался жар. Потяжелел затылок, во рту появился металлический привкус. Кровь закапала из носа на светлые оборки её летнего, домашнего платья. А золотые глаза сияли все ярче.

— Какая же ты сильная, — услышала она будто издали тихий, ласковый голос. — Ведьма из дома Скорпиона. Отпусти меня теперь.

Она закрыла глаза и убрала свою ладонь с его. Тёплые пальцы больше не причиняли ей боли. Она ощутила нежное прикосновение к горящей щеке и, покачнувшись, провалилась в небытие.

— Глория, очнись.

Она закашлялась и ей помогли сесть, придерживая за спину. Тяжело дыша, прижимая руки к груди, Глория широко открытыми глазами уставилась на сидящего перед ней чародела. Он был все также бледен и смотрел устало, но его рука, взявшая её за запястье, была тёплой.

— Ты жив! — Глория бросилась ему на шею. — У нас получилось.

Он застонал, и девочка отпрянула.

— Что? Тебе больно? Ты ещё не здоров? — она испуганно оглядывала его лицо.

— Невозможно исцелиться полностью от смертельных ран, — он слабо улыбнулся. — Ты отдала мне много сил. Больше брать было нельзя.

— Я готова… — начала она пылко.

— Нет, — Алтан сжал её плечо. — Достаточно. Я не умру.

Он огляделся, посмотрел на Глорию и покачал головой.

— Я тебя испачкал. Что ты скажешь дома?

— Я не вернусь домой! Я… Я знаю, кто приказал убить тебя.

Алтан помрачнел.

— Я тоже. Это не меняет ничего.

— Но мы должны…

Чародел, цепляясь за кровать, поднялся и протянул руку Глории.

— Ты ничего не должна.

Она рывком встала на ноги. Голова на миг закружилась, и Глория, пошатнувшись, вцепилась в руку Алтангэрэла. Он поморщился от боли.

— Мне нужно рассказать королеве о заговоре.

— Нет, — чародел сурово посмотрел на неё. — Никто не должен знать, что ты знаешь. Может, потом это спасёт тебе жизнь.

— Почему?

— Потому что сейчас неясно, кто победит.

Глория отпрянула от него.

— Ты… Ты не можешь так говорить! Король…

— Короля нет здесь.

Юная ведьма помотала головой.

— Но мой отец…

— На стороне твоего отца знать.

— Не смей меня перебивать! — в отчаянии вскричала Глория. — Ты должен защищать дом Львов, а ты пророчишь им поражение!

Алтан вздохнул и опустился на кровать.

— Сотри кровь и иди домой.

Глория смотрела на него сначала растерянно, потом обиженно, а затем гордо вскинула голову и отвернулась. В дверях она замерла и, не оборачиваясь, бросила.

— У дворца тебя будут ждать.

Алтан поднялся было, в последний момент решив задержать её, но Глория уже сбегала по лестнице, а он ещё не мог двигаться так быстро. Печально смотрел он ей вслед и, собирая накопленные с помощью неё силы, накидывал на себя морок.

Путь до дворца был долог. Алтан заметил, что на улице, у дома, бродил нищий, которого он здесь раньше не видел. Попрошайки очень ревностно оберегали закрепленные за ними территории, и этот тут был очевидно лишним. Алтан не стал тратить не него время — он чувствовал, как заклинание отнимает силы. Раны уже не кровоточили, но ещё не зажили. Его мутило, и перед глазами плыло. Он не пошёл ко дворцу напрямик, а свернул к низам. Там пошатывающийся конюх ни у кого не вызвал подозрений.

Миновав несколько узких, темных улиц, Алтан, опершись о стену, остановился перевести дух. На мостовую капнула кровь, а он только крепче сжал зубы и полным ненависти взглядом посмотрел на возвышающийся впереди замок Лура.

Едва удерживая сознание на грани беспамятства, чародел добрел до полуразрушенной хибары, за которой громоздился дворцовый комплекс и, скользнув внутрь, постучал ногой по полу три раза, а потом ещё два. Внизу щелкнул замок, и пара досок ушла вниз. Алтан присел, спустил ноги и прыгнул. Удар о землю выбил из него дух. Боль прокатилась по всему телу, врезалась в затылок и потянула в сырую, пахнущую кровью, темноту.

Лев

Капитан стражи торопился и все никак не мог подстроить свои быстрые шаги под размеренный шаг королевы. Она не собиралась спешить, даже если дело не требовало отлагательств.

— Я приказал перенести его наверх и вызвал нашего лекаря. Хотя мы думали, что чародел может исцелить себя сам.

Королева ничего не ответила. Когда-то она думала точно также. Маги с их таинственной, непостижимой силой, казались ей неуязвимыми. Но сначала умер от горячки старик Магдар, верный чародел её мужа. Конечно, она тогда решила, что тот был слишком стар, чтобы помочь себе, ведь маги все же смертны, хоть и живут гораздо дольше обычных людей. Но когда во время очередной военной авантюры её сына, ранение получил Фирмос, королева засомневалась в величии магии. Чародел был ранен во время штурма северного форта, который давно стал камнем преткновения для двух государств. Коинт хотел его себе, но правитель Марравии считал притязания Льва на часть своих земель необоснованными. С кончины второй жены ещё не минул полный месяц, и Коинт жаждал крови — ничего не боясь, самолично рвался в пекло. А чародел, отвечавший за его защиту и следовавший за своим господином по пятам, не уследил за собственной обороной. Стрела варвара попала ему в спину.

И только тогда, когда Коинт, в спешке спалив форт дотла, привёз во дворец бредящего мага, королева, наконец, узнала, что чароделы не могут лечить себя. Они умели поддерживать в себе силы после серьёзных ранений, но тем самым лишь усугубляли их последствия. Для исцеления магу был нужен маг. А чароделов, кроме Фирмоса, в государстве не водилось. Шарлатанов карали, ведьм казнили, а королевский маг передавал свои знания только ученику. У Фирмоса ученика не было — он так и не смог найти на Востоке одаренного парня.

Фирмос, конечно, выжил, и пока Коинт пытался получить наследника от третьей жены, уехал искать удачу среди кочевников. И нашёл, и привёз младшего сына тамошнего вождя, который должен был занять какое-то важное место в своем племени. Но мальчишке этого было мало. Алтангэрэл желал познать мир. И вот теперь он, раненый и измученный, лежал перед ней на перепачканных кровью простынях, слишком маленький для такой огромной кровати, слишком юный для такой огромной силы.

Он посмотрел на неё и попытался сесть.

— Не двигайся, мальчик, — она откинула вуаль. — Лучший лекарь королевства позаботится о тебе. Только ответь — кто на тебя напал?

— Наёмники Скорпионов, — хрипло ответил чародел. — Ваше Величество, я узнал, что служителя Водолея Нита мессер Нильянто нашёл в Раките. Его жизнь и статус — от влияния Скорпиона.

Королева кивнула.

— Благодарю за верную службу. Набирайся сил, юный чародел. Ты нужен нам, — она дождалась невнятных слов благодарности и вышла.

Капитан шагнул за ней.

— Что прикажите, моя королева?

Она задумчиво смотрела на семенящего по коридору лекаря, следом за которым, спотыкаясь, торопился его ученик, молодой служитель Девы, с черным сундучком в руках.

— Мне нужно знать, что знают Скорпионы. Приведи ко мне того, кто нам все расскажет.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Королева кивнула подоспевшему лекарю.

— Поставьте мальчика на ноги как можно скорее.

— Непременно, Ваше Величество.

Она накинула вуаль и поплыла прочь, но не успела дойти до лестницы, как её догнал торопыга-капитан.

— Моя королева, — он склонился перед ней и замер. — У меня снова важные новости.

Она вздохнула.

— Что на этот раз?

Капитан выпрямился, многозначительно огляделся по сторонам.

— Один из моих людей узнал нечто невообразимое.

— Правда? — насмешливо спросила она. До чего молодые любят тайны! — Интересно было бы послушать. Ведите меня, капитан.

Они прошли мимо спальни с раненым, миновали комнаты слуг, спустились на несколько этажей ниже. Когда-то в этом крыле останавливались гости — родственники королев, представители приближенных к королевскому роду домов. Теперь здесь обитали сумрак и тишина. Ковры были убраны, гобелены сняты, только тяжёлые шторы ещё пылились, спасая ярус от палящих солнечных лучей. Полы мыли, но не до блеска. Под потолком тянулись лёгкие сети паутины. Ночью здесь не зажигали огней, а днём свет проникал через тонкую полоску меж неплотно задернутых штор.

Когда-то старый король сказал молодой невестке, что запустение дворца есть признак упадка рода. Тогда королеве не было дела до нравоучений старика, она учтиво покивала в ответ, повосхищалась мудростью правящего Льва и тотчас обо всем забыла. Только с годами, когда комната за комнатой, ярус за ярусом, гобелен за гобеленом стали покрываться пылью, пропитываться одиночеством и затхлостью, королева вспомнила слова покойного короля, деда Коинта. Сначала она пыталась вдохнуть жизнь в умирающий дворец — устраивала балы, обеды, на праздники приглашала гостей, но время шло, уходили под Арку жены его сына, гости приезжали только на похороны, а королева постарела и полюбила одиночество. Вместе с ней старел и закрывался от поданных и дворец.

Дворец последнего Льва.

Дворец, который никогда не достанется Нильянто.

— Ваше Величество, — одна из штор едва заметно колыхнулась, и к ним шагнула высокая, худая женщина. У неё было неприятное, вытянутое лицо и выпученные, как у рыбы глаза. Только такая и могла быть соглядатаем.

— Слушаю тебя, дитя мое.

Женщина закусила губу и огляделась.

— Здесь ты в безопасности, — её настороженность раздражала. — Говори.

— Сегодня я имела удачу встретить юную дочь мессера Нильянто, — женщина понизила голос и шепотом добавила. — Я видела, как она творит чары.

Рыбы

На этот раз Глория все сделала правильно. Она сотворила морок без помощи зеркала и представила торговца овощами, который и вышел на улицу из убежища ученика королевского чародела. Кривой нищий, сидевший у стены напротив, глянул на неё одним глазом и что-то забормотал.

Глория шла домой. Она не знала и не думала, что ей теперь делать. Никто в целом мире, кроме старшей сестры, никогда не слушал её и не воспринимал всерьёз, а между тем она обладала даром, с помощью которого могла бы заставить всех считаться с собой. Жаль, ей не найти учителя. Жаль, что за использование магии женщин казнят.

Отчаяние путало мысли, от усталости кружилась голова. Глория теряла силы. От ударов сердца ныла грудь. Она плутала по лабиринтам Диеннара и всё время сворачивала не туда. Уже смеркалось, когда юная донна Нильянто на негнущихся ногах, наконец, нашла дорогу. Опершись о стену, она замерла, чтобы перевести дух, и меж домов увидела дворец Нильянто. Глубоко вздохнув, Глория сбросила морок и, ощутив прилив сил, смело двинулась вперед, навстречу судьбе. Она ослушалась отца и готова была принять наказание.

Мессер Нильянто лишит её титула и обречет на вечное созерцание смерти. Это лучше, чем носить, как клеймо, имя предателей короны.

У главных ворот стражник, что-то хмуро высматривающий слева от себя, не сразу заметил её, а когда увидел, вытаращил глаза и разинул рот.

— Донна…

Глория остановилась перед ним и произнесла неузнаваемым, хриплым голосом.

— Отведите меня к моему отцу.

В кабинете мессера Нильянто свою госпожу ждала заплаканная служанка. Она стояла на коленях перед столом главы дома и, опустив голову, тихо всхлипывала. Когда Глория появилась в дверях, девушка дернулась было к ней, но, оглядев девочку, замерла и прикрыла рот ладонью.

Глория не сводила глаз с отца. Мессер Нильянто поднялся. На вид он был совершенно спокоен.

— Я же сказал, она вернётся, — заметил он, чуть повернувшись в сторону окна. И только тут Глория увидела мать. Монна Нильянто стояла за занавеской у балкона и округлившимися глазами смотрела на дочь.

Глория провела рукой по запачканному кровью лифу платья.

— Я готова, отец, — она вскинула голову, ощущая гордость за свою смелость. — Готова сбросить с себя твоё имя.

Монна Нильянто сдавленно вскрикнула.

— Лори, что ты несешь!? Опомнись!

Но Глория смотрела только на отца.

Мессер Нильянто покачал головой и, вернувшись в кресло, уронил одно-единственное слово.

— Жаль.

Знать не выносила наказание на обозрение толпы. Публичность подразумевала, что за унижением отпрыска будут наблюдать исключительно обитатели дома, от мала до велика. Во внутреннем дворе расчистили пятачок, врыли высокий столб с перекрестьем у основания. Мессеру Нильянто нужно было всего лишь достать плеть.

Об этом Глории рассказывала бедная служанка, в одночасье лишившаяся и госпожи, и работы. Глория не слушала её. Она сидела перед зеркалом и медленно расчесывала волосы.

— Донна, сплетники уже разнесли весть, что ваш отец готовится сотворить с вами, — девушка, обхватив руками свои худые плечи, полными слез глазами смотрела на девочку.

— Завтра… После… Вас повезут в храм Восьмого бога… Вы… Народ…

Скрипнула дверь. В комнату зашла мать.

— Пошла вон, — бросила монна служанке. Та, всхлипнув, выскочила в коридор, а мать продолжила. — Глория, ты слишком далеко зашла. Извинись перед отцом, и он тотчас все отменит.

— Я не хочу.

Монна Нильянто встала у зеркала и, опершись рукой о тумбу, склонилась над дочерью.

— Ты ведешь себя как маленькая, капризная дурочка. Ваша перепалка — просто смешна. Не позорь себя и отца.

Глория молча продолжала расчесывать волосы.

— К кому ты ходила, дочь? За кем бежала из дома?

На этот раз тишина как ответ не удовлетворила монну Нильянто. Она схватила Глорию за запястье и с силой дернула в сторону. Девочка покачнулась и чудом удержалась на стуле.

— Отвечай мне, маленькая ослица!

Глория без страха посмотрела в глаза матери. Та отшвырнула её руку и сорвалась на крик.

— Ты не понимаешь, на что идёшь! У тебя сейчас есть все, дура! И что ты…

Монна Нильянто замолчала и обернулась. В дверях стоял Клавдий. Мать часто заморгала и рассеяно кивнула ему. В черных глазах служителя Восьмого бога не отразилось ничего.

— Маэстро…

— Выйдите, монна.

Мать в последний раз с негодованием глянула на дочь и, обойдя гостя, покинула комнату, хлопнув дверью.

Клавдий прошёл вперед. Его шаги были бесшумны, только наконечник посоха с глухим стуком опускался на ковер.

Глория отложила расческу и закрыла глаза, а когда открыла их, дядя стоял за её спиной ровно так, что в зеркале отражалось не только его лицо, но и навершие посоха — острый серп.

— Известно ли тебе, что завтра ты станешь слугой Восьмого бога?

Глория не смогла вытерпеть его взгляда и опустила глаза.

— Да, маэстро.

— Известно ли тебе, что завтра ты станешь моей слугой?

Слёзы закапали на скрещенные на коленях ладони. Клавдию Глория противостоять не могла.

Никто не мог.

— Ты будешь омывать тела умерших. Смывать кровь, грязь, гной, срезать наросты и залеплять раны. Ты будешь заправлять кишки в распоротые животы, ты будешь вынимать раздробленные кости из-под разорванной кожи. Ты помнишь молитвы? Ты чувствуешь запах смерти?

Глория закрыла лицо руками. Её плечи затряслись. Клавдий продолжал.

— Не так страшна загробная жизнь как та, что ей предшествует. Да славится Восьмой бог, — он замолчал, ожидая ответа.

Глория зажмурилась, скривила губы, давясь рыданиями, и медленно, пошатываясь, поднялась. На мгновение она заглянула в черные глаза маэстро, а потом, как сломанная кукла, рухнула перед ним на колени и склонила голову.

— Да славится Восьмой бог…

Клавдий положил тяжелую ладонь на голову племянницы.

— Да будет так.

Он резко развернулся и плащом задел её плечо. Его посох застучал по ковру, отсчитывая последние мгновения, за которые можно было все исправить. Глория не сдвинулась с места. Когда дверь за Чёрным Скорпионом закрылась, юная донна Нильянто повалилась на ковер и сдавлено, глухо зарыдала.

Она проплакала всю ночь, а к утру слёзы высохли. Служанка принесла ей длинную серую сорочку и хотела помочь переодеться, но Глория выгнала её и потом долго сидела одна, комкая в руках тонкую, полупрозрачную ткань.

В дверь постучали.

— Донна, пора.

Её, как преступницу, вели стражники. Глория не знала, надо ли ей снимать туфли и распускать волосы, поэтому туфли оставила, а волосы заплела в косу. В доме царила тишина, как в послеобеденные часы, зато с улицы доносились крики и гомон. Когда её вывели на внутренний двор, она пожалела, что не распустила волосы — так хотя бы можно было укрыть лицо от любопытных взглядов. Слуги заполонили галереи, но вели себя сдержанно и говорили только шепотом.

Такого представления нынешние обитатели дома Скорпиона не помнили, поэтому сомневались в самой его возможности. Большинству казалось, что мессер Нильянто нарочно разыгрывает сцену, чтобы напугать непокорную дочь. И лишь те, кто хорошо знал своего господина, понимали, что он не шутил.

Перед входом во дворец возвышался небольшой помост, на котором стояли четыре стула с подлокотниками. Глория, искоса глянув на самодельную ложу, опустила голову, не желая видеть, кого отец пригласил посмотреть на её унижение.

Здесь все также пахло гнилью и мочой, а ещё потом и прелым сеном. Ворота были заперты. У них шеренгой стояли стражники. Глорию провели в центр двора и оставили у столба. Она опустила голову ещё ниже.

Во дворе воцарилась тишина. Стражник взял донну Нильянто за плечо и заставил развернуться к помосту.

— Сегодня я, глава дома Скорпиона, — голос отца среди молчания толпы звучал для Глории раскатами грома. — Валент Нильянто, отпускаю свою дочь, Глорию Нильянто, из её родного дома. Сегодня я лишусь одного ребёнка. Сегодня Скорпионы будут печальны. Но нет места скорби в наших сердцах. Сей путь моя дочь выбрала сама, отвернувшись от семьи, плюнув в очаг отчего дома. Сегодня Глория Нильянто будет наказана. Сегодня Глория Нильянто умрёт. Но сегодня же родится новая прислужница в храме нашего покровителя. Да славится Восьмой бог!

— Да славится Восьмой бог! — хором повторили присутствующие.

— Да очистит он твою душу, Глория, от скверны, тайной и явной.

Она вскинула голову и, наконец, посмотрела на отца. Мессер Нильянто поднялся со своего стула и сверху вниз смотрел на дочь. Он выглядел усталым, не более. Справа от него сидела монна, спрятавшая лицо под плотной вуалью. Слева, бледный и растерянный, вздрагивая от каждого шороха, дрожал один из её старших братьев. Удивительно, но вся храбрость молодого поколения дома Нильянто досталась исключительно дочерям.

Четвертым зрителем был дядя Клавдий. На него Глория предпочла не смотреть.

Мессер вскинул руку.

— Твоё последнее слово, дочь моя.

— Покойной смерти, отец.

Мессер вытаращил глаза, брат испуганно ахнул, по толпе зевак прокатился ропот, и только Клавдий сохранил спокойствие. Стражник потянул Глорию к столбу, а она не сводила глаз с отца, который, справившись с собой, уселся на стул и, поставив локоть на подлокотник, кулаком подпер подбородок. В такой позе он смотрел представления в театре.

Стражник опутал запястья Глории веревкой и привязал её руки к перекрестью. Пальцы вмиг онемели. Засвистела за спиной, пробуя свободу, плеть. Юную донну должен был высечь глава дома. Но мессер Нильянто не желал марать руки.

Глория не сводила с него глаз. Отец не смотрел на неё, предпочитая наблюдать за стражниками. Слуги замерли в предвкушении первого удара, Глория зажмурилась, прижимаясь к столбу, и вдруг по толпе пронёсся шепот. Кто-то вскрикнул, и внезапно весь двор загомонил.

Глория распахнула глаза. К отцу побежал стражник, потом слуга. Отец изменился в лице второй раз за день. Они с Клавдием переглянулись. За креслами послышались громкие крики, но Глория не могла различить слова. Слуги бросились врассыпную. Стражники у ворот подались было вперед, но мессер вскинул руку и, поднявшись на ноги, стремительно спрыгнул с помоста. Монна Нильянто приподнялась и громко ахнула, увидев кого-то позади их шаткой ложи.

— Ваше Величество, — глава дома низко поклонился вышедшей на свет королеве. — Какая честь…

— Что за представление вы устроили, мессер Нильянто? — резко, почти зло, спросила она. — Такое бессердечие непростительно даже для Скорпионов! Мы что же, северные варвары, чтобы сечь собственных детей плетью, как преступников?

— Но это мой приказ, Ваше Величество. Традиции нашего дома…

— А вот вам мой приказ, мессер! Освободите девочку!

Стражники замялись. Мессер Нильянто отступил в сторону, пропуская вперед людей королевы.

Глория замерла, вжав голову в плечи, обескураженная и не верящая своему счастью. Она будто узрела Тринадцатого бога, что пришел спасти её, как когда-то он спас Патрицию.

Королева, придерживая юбки своего траурного наряда, подошла к столбу. Кто-то из воинов Льва перерезал путы, и Глория, обессилев, упала в объятья своей спасительницы.

— Бедное дитя, — прошептала королева, прижимая к себе дрожащую девочку. — Теперь ты в безопасности. Теперь ты под моей защитой.

Рыбы

Нити сияли. Словно молнии они ветвились среди людей, тянулись от одного человека к другому, через улицы, через стены, охватывая город за городом, провинцию за провинцией. Нити пересекали реку. Нити вели на Запад.

Алтан открыл глаза. Действие настоя, прописанного ему лекарем, заканчивалось. Чародел и не думал обращаться к магии. Если с его ранами может справиться служитель дома Дев, то зачем тратить то, что непомерно дороже лекарств?

Алтан протянул руку, взял склянку с настоем. Поморщившись, проглотил несколько капель. Вкус мяты перебил горечь лекарства. Служители Девы считали, что больным нечего мучиться от горького снадобья. Приятного в болезни мало, так пусть хоть лекарства будут сладкими.

Он повёл плечами, устраиваясь на подушке, и, повернув голову, вперился в стену. Светало, и сумрак бледнел. Неспешное отступление ночи успокаивало. Где-то внизу просыпался суетливый Диеннар. Когда первые лучи солнца коснулись куполов, запели колокола. Алтан слушал их звон, прикрыв глаза. Все его существо, каждая мысль, каждый удар сердца тонул в громких голосах чужих богов.

В дверь постучали. Алтан вздрогнул и открыл глаза. Яркие лучи солнца проскальзывали в комнату из-за штор и светлыми полосами расчерчивали пол и стены. Чародел провел ладонью по лицу, встряхнулся и, неловким движением подоткнув под спину подушку, сел.

— Войдите.

К нему пришёл лекарь с учеником. Утренние процедуры начинались для раненого с перевязки. Теперь он мог сидеть, и дело пошло быстрее. Лекарь, молча занимавшийся больным, не выдержал и продолжил разговор, который был начат явно задолго до прибытия во дворец.

— А я тебе говорю совершенно точно, что королева поступила верно. Традиции пишутся когтями львов.

— Но те традиции тоже ими и были написаны!

— Во имя Лура и Лотта! Время не стоит на месте. Эта девочка должна была служить нашему богу! Я не могу поверить, что мессер Нильянто так легко отбросил данное слово.

Алтан навострил уши. Но лекари будто почуяли его внимание и замолкли. Старик ещё только закреплял повязки, как в комнату без стука вошёл капитан Герра. Открыл дверь и, пропустив вперед служанку со стопкой одежды, кивнул лекарям.

— Доброго дня, служители Девы.

— И тебе, — искоса глянув на него, отозвался старик. — Почитатель Первого бога.

Герра, закрыв дверь, прислонился к ней спиной. Алтан, глядя на гостя, едва слышно вздохнул. Капитан Герра являл собой образец диеннарского воина — высокий, темноволосый, с тонкой линией бороды вдоль скул и подбородка, широкоплечий и длинноногий. Он был ловок, как чародел, хитер, как богатый купец, умен, как соглядатаи великих домов. Капитан Герра мог все. А Алтан завидовал его росту. Он бы хотел быть чуточку выше. Но кочевники, все, как на подбор, были низкими и тощими. Его отец любил повторять: «Тот лишь степняк хорош, что не виден за головой лошади». Но в Диеннаре Алтана все принимали за совсем юного мальчишку. А ему, между тем, скоро должно было исполниться пятнадцать.

— Чародел, нужна твоя помощь, — Герра многозначительно посмотрел на него. — Одевайся и поспешим. Нужно торопиться.

Герра всегда торопился. Даже ходил быстро, едва ли не бегом. Из-за этого подчинённые за глаза называли его Бурундуком.

— После перевязки требуется полежать немного, чтобы материя обмякла, — заметил лекарь.

— По дороге обмякнет, — отрезал Герра.

Алтан кивнул.

— Хорошо, капитан. Я скоро выйду.

Герра, ничего не ответив, удалился. Лекарь поворчал для порядка, но Алтану ничего не сказал. Оставил ещё пару склянок и ушёл. Ученик, торопливо собрав приспособления и материалы в чёрный сундучок, выскочил следом. Алтан, почесав перевязанный бок, повернулся к служанке.

Вы свободны. Я сам оденусь.

С этим решением он поторопился. Сухие повязки терли раны, поднимать руки было больно. Движения выходили неуклюжими. Алтан устал от одевания, и к Герре вышел почти без сил.

— Нда-а-а-а, — протянул капитан и потащил его на кухни. Алтана угостили наваристым куриным супом, сливочным сыром и чашкой лёгкого красного вина. Еда придала чароделу сил, и он с куда большей охотой последовал за капитаном.

Алтан не удивился, когда они спустились в подвалы. По сумеречным коридорам скользили их тени. Двери камер были закрыты, их замки давно проржавели. В скрытых противостояниях пленные не ценились.

Впереди, в дальнем коридоре, промелькнули два силуэта. Капитан внезапно остановился.

— Дальше, до поворота, иди один.

Алтан кивнул. Добравшись до указанной цели, он замер, огляделся и, заметив, что одна из дверей чуть приоткрыта, проскользнул туда. В тёмной камере у маленького светлого окошка сидела королева. В темноте, чуть поодаль от неё, замер стражник. Обычно львица бродила по дворцу в одиночестве, но в подвалы, видимо, одна спускаться не решилась.

Алтан неуклюже поклонился.

— Ваше…

— Ш-ш-ш, — она поднесла палец к губам. — Молчи, мальчик, и подойди ко мне.

Алтан проскользил по сырому полу и замер. Королева взмахом головы указала на окошко. Чародел осторожно, укрывшись за откосом, заглянул в него. Их тайная каморка находилась этажом выше той, что располагалась за окошком. Внизу, в центре небольшой, квадратной комнаты, стояли двое. Между ними, спиной к Алтану, на железном стуле сидел человек. Его руки были связаны за спинкой, на голове, кажется, красовался мешок или волосы торчали во все стороны. В свете единственного факела Алтан большего разглядеть не мог.

— Делайте со мной, что хотите, — с вызовом воскликнул связанный. — Я ничего вам не скажу. Потому что ничего не знаю.

— Слишком ты самоуверен для своего положения, — заметил один из мужчин. — Но я тебе сразу скажу — мы не палачи.

— Оно и видно, — огрызнулся пленный.

— Поэтому, — мужчина пожал плечами. — Тебе не повезло.

— Мальчик, — шепотом произнесла королева и посмотрела на Алтана. — Ты знаешь, что делать?

Чародел в знак согласия прикрыл начавшие светлеть глаза.

— Приступай.

Алтан любил силу, которая питала его. Она была легка и неощутима, когда он не обращался к ней. И становилась тяжёлой и густой, когда он творил магию.

Человек внизу закричал. Мужчины от неожиданности отступили. Оба начали озираться, но почему-то совершенно не замечали окна. Возможно, они думали, что это воздухоотвод.

Алтан прищурился. Воздействие на другого человека требовало внимания и осторожности. Маг мог случайно убить пленника. Собственное хладнокровие поразило юного чародела.

Когда он стал таким бездушным? Насколько глубоко древняя сила проникла в его разум? Насколько изменила его?

Человек внизу вопил все громче, пока Алтан размышлял о себе. Последний штрих — и пленный заговорил. Быстро, сбивчиво, громко.

— Коинт ушёл в Западные земли. Его мотивы неизвестны. С ним ушёл Водолей, Скорпион, чародел и Бык. Ни один из посланных через Аноро отрядов не вернулся. Знать Ракиты обеспокоена. Король затаился или пропал? Сумасшедший не может править.

Пленный сорвался на пронзительный визг. Мужчины попятились, королева отвела взгляд. Внезапно обрушившаяся на них тишина писком отдалась в ушах. Алтан отвернулся от окна.

— Он мёртв, — сухо доложил чародел.

Королева склонила голову.

— Воин, подожди меня снаружи.

Стражник безмолвно повиновался. Львица пристально посмотрела на служителя Рыб.

— Скажи мне, мальчик. Как проверить, владеет ли человек магией? Чтобы сам человек этого не заметил.

Алтан смрогнул. Глаза жгло. Заныли раны, и накатившая слабость заставила его припасть к стене, освежающе холодной.

— Если человек уже познал суть заклинаний, поймать его можно только за сотворением оного.

— Печально, — королева вздохнула. — Тогда вот тебе новое задание, чародел. С сегодняшнего дня в моём дворце поселится в качестве придворной донны юная Глория Нильянто. Я знаю, ты знаком с ней. И у меня имеются все основания полагать, что она ведьма. Слушай меня, мальчик. Следи за ней. Наблюдай. Докладывай мне обо всем. О магии, о её отношении к отцу, о каждом её шаге. Ты понял меня, чародел?

Алтан поклонился.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

— И запомни, — она поднялась, оправила платье. — Если мне станет известно, что ты утаил от меня мгновение её жизни, я тотчас прикажу её казнить.

Королева удалилась. Алтан повернулся к окну и, морщась от боли, глубоко вздохнул.

Магия не приводила ни к чему хорошему. Жаль, он не знал этого тогда, когда согласился покинуть родную степь.