Триггеры

Глава 18

Сьюзан завершила ещё одно интервью, поговорив с Дорой Хеннесси, женщиной, которая оказалась в больнице, чтобы отдать своему отцу почку. Сью посетила уборную, потом зашла в лабораторию Сингха, где он проводил свои интервью. Кряжистый белый мужчина как раз выходил, когда она туда пришла.

— Есть мысли о том, как разорвать эту связь? — спросила она Сингха.

— Я даже не знаю, что её вызвало, — ответил канадец. — Ну, то есть, память — она ведь химическая. Она основана на молекулах, перебрасываемых через синаптическую щель от одного нейрона к другому. Как память может преодолевать расстояния в несколько метров — это выше моего понимания. — Он покачал головой. — Именно поэтому большинство людей с научной подготовкой считают телепатию надувательством: ваш мозг не испускает ничего такого, что могло бы быть считано на расстоянии.

— А как же мозговые волны? — спросила Сьюзан, присев на стул для подопытного рядом с суставчатой штангой с укреплённой на ней геодезической сферой.

— Не существует никаких мозговых волн в том смысле, что вы думаете, — ответил Сингх. — Мозг не излучает электромагнитных сигналов так, как это делает Wi-Fi раутер или радиостанция. И даже если бы излучал, сигнал был бы слаб, и ещё более ослабевал бы, как и все сигналы, на расстоянии — обычно согласно закону обратных квадратов. На втрое большем расстоянии интенсивность сигнала падала бы в девять раз. Вы бы и не заметили, как любой такой сигнал потерялся бы в фоновом шуме всех других сигналов.

— Тогда что регистрирует ЭЭГ, если не мозговые волны?

— Ну, она действительно регистрирует мозговые волны — но, как я сказал, этот термин наводит на неверные идеи. Видите ли, мозг содержит миллиарды нейронов. Когда один нейрон получает сигнал от соседа, он может ответить, испустив ионы — то есть заряженные атомы, верно?

Сьюзан кивнула.

Сингх продолжал.

— Ионы с одноимёнными зарядами отталкиваются, и когда группа соседних нейронов испускает группу одноимённо заряженных ионов, они все расталкивают друг друга в стороны, создавая физическую волну в материале мозга, имеющем консистенцию пудинга. ЭЭГ измеряет эти самые волны в момент, когда они ударяются о череп.

— Ох.

— Так что, как видите, нет способа читать мозговые волны через большой пространственный промежуток.

— Вашу мать звали Гурни́т, а отца Манви́р.

Сингх склонил голову.

— Признаю, что у меня нет объяснения тому, что вы это знаете.

— То есть, я сейчас… где-то в шести футах от вас?

— Около двух метров, да.

— И этот закон квадратных обратов, что вы упоминали…

— Обратных квадратов.

— Если я пойду на дальний край здания, сигнал должен ослабнуть практически до нуля, верно?

— Это здание в длину… не знаю, метров сто вдоль своей длинной стороны. Так что да, если мы будем на разных концах здания, то мощность сигнала будет примерно один поделить на сто в квадрате или одна десятитысячная от текущего, исходя из предположения, что сигнал действительно есть и он излучается во всех направлениях.

— А что если нет? Что если связь — это именно связь, ну, типа, как линия, проведённая между вами и мной?

Сингх встал и повернулся вокруг себя.

— И как бы такая связь при этом поддерживалась? Какой механизм мог бы удерживать некий луч всё время направленным из моей головы на вашу, или из вашей на голову рядового Адамса? Это немыслимо.

— Хорошо. И всё же давайте проверим. Я попытаюсь отойти от вас настолько далеко, насколько это возможно, не покидая здание, и мы посмотрим, будет ли сигнал… гмм… ослабевать.

Сьюзан покинула лабораторию и пошла вдоль длинного коридора мимо пациентов на каталках, докторов, медсестёр и других людей — некоторые из них пытались приставать к ней с вопросами о том, как долго их ещё здесь продержат. Она прошла в дальнюю часть здания так быстро, как только смогла, а потом ещё и вышла на лестницу и поднялась на шестой — последний — этаж.

Там она увидела уборщика в синей униформе, моющего пол.

— Вы! — сказала Сьюзан, указывая на него. — Назовите тему.

— Простите?

— Тему — что-нибудь, что угодно, о чём можно подумать.

— Мэм?

— Ой, ну давайте! Это не такой уж сложный вопрос. Любую тему.

— Гмм… ну, скажем, бейсбол — вы это имели в виду?

— Бейсбол! Отлично. Спасибо! — И она повернулась к, несомненно, сбитому с толку и растерянному уборщику спиной, прикрыла глаза и стала думать о том, когда она в первый раз увидела вживую бейсбольный матч, и…

И в голове возникло воспоминание об отце, который повёл её на стадион «Доджер». Она расплескала на него пепси-колу, а он смеялся и брызгал на неё водой. Она тряхнула головой, прогоняя собственные воспоминания, и попыталась вызвать в памяти другие, и…

И вот она смотрит матч «Торонто Блю Джейз», с приватной трибуны — чего ей самой делать не приходилось.

Ещё одна деталь: другие люди на трибуне. Сикхи, которые запомнились не потому, что они сикхи, а благодаря различным цветам их тюрбанов; Сьюзан прежде и понятия не имела, что его цвет выбирается в соответствии с личными предпочтениями. Какой-то праздник… торжество…

Ах, да. Восемнадцатилетие брата Ранджипа, которое, да, которое на самом деле было накануне, но в тот день игр не было. Прекрасное воспоминание, счастливое воспоминание — и вообще никакого ощущения, что вызвать его в памяти сколько-нибудь труднее, чем когда Сингх находился гораздо ближе. Ей не приходилось делать усилий, не нужно было «напрягать слух», чтобы услышать что-то очень тихое, ничего не нужно было делать по-другому. Воспоминание просто приходило к ней, когда она о нём думала, так же легко, как когда она находилась рядом с Сингхом.

Она шла по коридору шестого этажа, пока не оказалась у выхода на лестницу рядом с лифтом; по ней она спустилась на третий.

Профессор Сингх по-прежнему был в своей лаборатории.

— Первый бейсбольный матч в вашей жизни, который вы видели вживую — это было в Торонто, верно? — спросила Сьюзан. — На восемнадцатилетие вашего брата? Ваш отец арендовал приватную трибуну в «Скай-Доме».

Сингх кивнул.

— Хотя он больше так не называется. Сейчас это «Роджерс-Центр».

— Вы помните его как «Скай-Дом».

— Это точно. — Он моргнул. — То есть, у вас не было проблем с чтением моих воспоминаний даже на большом расстоянии?

— Никаких.

— Я этого не понимаю. Должно быть падение сигнала, если только…

— Да?

Он крутанулся вместе с креслом, разворачиваясь к компьютеру.

— Это… нет. Нет, такого не может быть.

— Какого?

Сингх на секунду задумался, потом, без всякой видимой связи, спросил:

— Вы когда-нибудь смотрели «Saturday Night Live»?

— Последний раз ещё подростком.

— Помните выпуски с Майком Майерсом? Он играл еврейку по имени Линда Рикман, которая вела телефонное ток-шоу. Когда она приходила в волнение, она клала ладонь на грудь и говорила: «Я вся ферклемпт. Поговорите между собой. Я дам вам тему». А потом говорила что-нибудь вроде: «Гражданская война не была ни гражданской, ни войной — обсудите».

— Нет, я такого не помню. О, погодите — гмм, да, теперь помню.

Сингх улыбнулся.

— Именно.

— По-моему, эпизод, где она говорит «Коньяк — это не конь и не як», гораздо смешнее.

Сингх кивнул.

— Возможно. Но смысл в том, что если я попрошу вас вспомнить нечто, о чём у вас нет воспоминаний, но есть у меня, вы тоже это вспомните. Давайте я дам вам тему — но не обсуждайте её. Просто думайте про неё; вспоминайте её. Хорошо?

Сьюзан кивнула.

— Хорошо.

— Квантовая спутанность, — сказал он.

Её первым импульсом было сымитировать Линду Рикман и сказать «не квантовая и не спутанная», но она не знала даже, есть ли в этом какой-нибудь смысл, и…

И смысла в этом не было никакого. Квантовая спутанность оказалась понятием из квантовой механики, и она действительно подразумевала сплетение чего-то такого…

И это было очень странно. Она никогда не слышала ни о чём подобном. Когда пара частиц создаётся одновременно при определённых условиях, они могут оказаться связанными таким образом, что эта связь продолжает существовать независимо от расстояния между ними.

— Вау! — сказала Сьюзан.

— В самом деле, — согласился Ранджип. — Теперь другая тема. Ну, вернее, та же, но рассматриваемая под другим углом. Готовы?

Сьюзан кивнула.

— «Некие жуткие дальнодействия», — сказал Ранджип.

Сьюзан поразилась тому, что знает — это слова, сказанные когда-то Эйнштейном. И да, они правда были жуткие. Измени спин одной спутанной частицы, и спин другой изменится тут же; они связаны воедино каким-то почти магическим способом — и опять же, неважно, на каком расстоянии частицы находятся друг от друга.

— Поняла, — сказала Сьюзан и затем удивила саму себя, задав вопрос: — Но если это квантовая спутанность, почему связи не симметричны? То есть, если A читает B, то почему B не читает A?

— Связи, вероятно, симметричны, — ответил Сингх. — То есть, и A, и B могут изменять любой конкретный участок памяти, общий для них обоих — общая память спутана, и изменение её в одной локации приводит к её изменению в обеих. Но симметрия не означает обоюдности. A и B имеют симметрично совместную память, которая, так уж получилось, изначально принадлежала A. В то же время B и C имеют симметрично совместную память, которая, как оказывается, изначально принадлежала B. И так далее.

— Ага, — сказала Сьюзан. — Понимаю.

— О’кей, — сказал Сингх. — Новая тема: Пенроуз и Хамерофф.

И это она тоже вспомнила: физик Роджер Пенроуз — иногда сотрудничающий со Стивеном Хокингом — и аннестезиолог Стюарт Хамерофф предположили, что человеческое сознание имеет квантовую природу.

Это было поразительно: знать что-то настолько сложное и при этом никогда раньше про это не слышать. Это не было похоже на университетский курс лекций, проигрываемый в голове на большой скорости, это не было похоже на игру в «тривиал персьют», где нужно глубоко копать, чтобы добраться до ответов; это были вещи, которые Сингх знал хорошо, и поэтому она тоже знала их хорошо, и они приходили на ум без усилий сразу же, как только он произносил слова-триггеры.

— Поняла, — сказала она.

— О’кей, новая тема: конструкция моей установки.

И вот она уже знает всё и об этом: устройство, использующее модулированные лазеры — которые излучают фотоны, частицы того типа, которые действительно могут быть спутанными — для селективного возбуждения нейронов. Его конструкция по сути вытесняла фотоны, что уже были там и замещала их новыми.

Потом…

— Цитоскелет.

И:

— Микротрубочки.

И:

— Конденсат Бозе-Эйнштейна.

Она потрясла головой, словно это как-то могло отделить нужные кусочки от кружащейся массы и сложиться в картинку. И через мгновение это произошло.

— И это всё серьёзно? — спросила Сьюзан.

— Да, это нормальная научная теория, — ответил Сингх. — Пенроуз и Хамерофф утверждают, что истинным источником сознания, которое, разумеется, должно как-то взаимодействовать с памятью, являются не химические синапсы, а квантовые эффекты в микротрубочках цитоскелета — внутренних опорных структур — мозговых клеток. У их теории есть как убеждённые сторонники, так и убеждённые противники. Но если мы и правда имеем дело с квантовой спутанностью, это может объяснить, почему связь не ослабевает с расстоянием.

— А это не даёт идей о том, как её разорвать? — спросила Сьюзан.

— Гмм… нет… нет, у меня нет никаких идей насчёт того, как это сделать. Спутанность вообще-то хитрая штука и обычно весьма неустойчива. Но я буду пытаться найти ответ.

— Найдите его, — сказала Сьюзан.

— Постараюсь. А как у вас дела? Есть продвижение?

Сьюзан покачала головой.

— Я по-прежнему не знаю, кто читает президента.

— Что вы будете делать, если так и не сможете выяснить, кто это? — спросил Сингх.

Сьюзан ничего не ответила.

— Вы не можете удерживать здесь людей бессрочно.

И снова она промолчала.

— Они не совершили никакого преступления! — сказал Сингх.

— Один из них получил доступ к секретной информации.

— Не намеренно.

Сьюзан покачала головой.

— Это неважно. Владение такой информацией уже является тяжким преступлением, и все они — подозреваемые.

— Вы хотели бы… — начал Сингх и потом, не в силах озвучить такую мысль, начал снова: — Вы хотели бы, чтобы они исчезли, не так ли?

Сьюзан вскинула брови.

— Это один из вариантов.

— Но они не сделали ничего дурного!

— Профессор Сингх, — сказала Сьюзан, — посмотрите на меня. Моя работа — умереть за президента, если понадобится: обменять мою жизнь на его. Я не голосовала за него, я по большей части не согласна с его политикой, мне он вообще не слишком нравится, но ничто из этого не имеет значения. Мы живём в системе, в которой президент более важен, чем кто бы то ни было, и у этого президента возникла уязвимость, которая должна быть изолирована и ликвидирована. Фактически, даже разрыва связи может оказаться недостаточно. После её разрыва — если это когда-нибудь произойдёт — тот человек потеряет способность получать от президента новые воспоминания, но он, предположительно, по-прежнему будет помнить всё, что узнал от него, пока связь существовала.

— Не знаю, — сказал Сингх. — Честно. Никто и никогда раньше не попадал в такую ситуацию.

— Из чего следует, — сказала Сьюзан, — что нам и правда может понадобиться запереть всех этих людей на неограниченный срок.

— Вы не сможете, — возразил Сингх. — Дело получит огласку.

— Решение принимать не мне, — сказала Сьюзан, — но я бы на это не очень рассчитывала. Вообще-то…

Сингх прищурился.

— Что?

— Ваша работа может быть засекречена. Вы должны понимать, что создали идеальную технологию допроса. Научи́тесь повторять эффект сцепки памяти, но лишь с двумя людьми, находящимися внутри сферы. Тогда связь возникнет между ними двоими, верно? И допрашивающий будет знать всё, что знает допрашиваемый — планы, даты, коды, вообще всё.

— И наоборот, агент Доусон. Не забывайте об этом.

— Да, вам придётся тщательно подбирать ведущего допрос — следить за тем, чтобы он не знал ничего важного… если, конечно, вы собираетесь в будущем отпустить допрашиваемого.

У Сингха на лице возникло шокированное выражение, но Сьюзан предпочла его не заметить.

— Давайте-ка обновим схему, — сказала она. Сингх перерисовал схему на лабораторной доске, в ней было двадцать колонок и три строки. Строки были помечены словами «Имя», «Читает кого?», «Читается кем?».

Сьюзан указала на колонку Оррина Джиллетта.

— Джиллетт читает Ивана Тарасова, охранника.

Сингх синим маркером внёс эту информацию в таблицу.

— Так, — сказал он, — я говорил с Тарасовым. Он читает Дору Хеннесси, это которая донор почки для своего отца. — Он записал и это.

— Да, я знаю, кто она, — сказала Сьюзан. — Я говорила с Дорой перед тем, как прийти сюда. Она читает память Энн Дженьюари. Миссис Дженьюари — операционная сестра и…

— Простите, — прервал её Сингх, — Простите — вы в этом уверены?

— Ну, Дора не назвала точную должность Энн, — сказала Сьюзан, — но она знала, что та — какая-то медсестра.

— Нет-нет. Я имею в виду, уверены ли вы, что Дора Хеннесси читает Энн Дженьюари?

— О, да. Абсолютно.

Сингх указал на один из квадратов на доске.

— Потому что Дэвид Дженьюари также читает Энн Дженьюари. Я только что с ним разговаривал.

Сьюзам подошла к доске и оглядела таблицу.

— Муж и жена? Или брат и сестра? — Но прежде, чем Сингх успел ответить, ответ всплыл в её памяти. — Муж и жена, верно?

— Да.

— Это очень странно.

— Очень, — согласился Сингх. — До сих пор у нас не было двух людей, читающих одного и того же третьего, и…

— Да? — сказала Сьюзан.

Сингх выглядел расстроенным.

— Я было начал считать, что продвигаюсь в разрешении этой загадки. Но множественные связи попросту не подходят к тому механизму квантовой спутанности, что мы с вами обсуждали; двойная связь потребует сложной суперпозиции, которая, как я думаю, очень быстро утратит когерентность.

Сьюзан поразилась тому, что его слова имеют для неё смысл. Она задумалась над теорией Сингха — не о деталях, но на уровне общей уверенности. Он правда был уверен, что находится на верном пути, и…

— Он лжёт, — сказала Сьюзан.

— Что? — не понял Сингх.

— Он лжёт. Этот Дэвид Дженьюари — он нам врёт.

— Зачем кому-то лгать о том, с кем он связан? — спросил Сингх. Но тут же добавил: — О! Президент!

— Точно, — сказала Сьюзан. — Мне надо самой перемолвиться словечком с мистером Дженьюари. — Она посмотрела на Сингха. — Веселее, Ранджип. Возможно, нам понадобится устранить всего одного человека.