Триггеры

Глава 12

Эрик Редекоп резко пробудился в комнате отдыха для персонала. Дверь открылась, и кто-то ещё вошёл, чтобы воспользоваться одной из коек. Он перекатился на спину, не убирая головы с подушки с дыркой, и уставился в потолок.

Эрик знал, что сновидения являются ключевым элементом процессов консолидации воспоминаний в мозгу — определения того, какие из событий дня были достаточно важны, чтобы сохранить их в долговременной памяти. Он помнил свой сон только тогда, когда, как сейчас, просыпался прямо посреди него. Но этот сон был…

Это было поразительней всего. Он никогда не мог вспомнить цветов в своих сновидениях. Он всегда считал, что это из-за того, что сновидения появились раньше, чем приматы обзавелись цветовым зрением. В конце концов, собаки видят сны, а они цветов не различают. Он читал об экспериментах, в которых собакам удаляли часть нервной системы, ответственной за сонный паралич — эффект, который не даёт двигаться наяву, когда видишь сон. Вполне ожидаемо оказалось, что собаки видят сны о беготне, прыганье и охоте.

Но он видел сон о… трудно сказать, о чём. Визуальный ряд был сюрреалистической мешаниной, но в ней присутствовали яркие цвета: алое платье, лазурное небо, некто с пронзительно изумрудными глазами, ещё кто-то с медно-рыжими волосами.

Он слышал, что у творческих людей гораздо более яркие сновидения, и, конечно же, Джен Фалькони сама нарисовала тигра, которого татуировщик тщательно нанёс ей на кожу. Должно быть, он сейчас занимался консолидацией её свежих воспоминаний, летя сквозь них так же, как летела она сама: Дженис и удивительный плот красочных снов.

Он открыл глаза и увидел низкорослую женщину-азиатку: Кристина Ли, анестезиолог, работавшая с Джеррисоном. Она что-то сказала, но он не расслышал; он снял с головы шумоподавляющие наушники.

— Что, простите?

— Извините, что разбудила, — сказала Кристина. — Кто бы мог подумать, что усыплять других людей — это так изматывает.

Эрик сплёл пальцы и подложил ладони под затылок.

— Да ничего, — сказал он.

— Мне просто надо немного прилечь, — извиняющимся тоном сказала Кристина.

— Без проблем, — ответил Эрик. Он по-прежнему чувствовал себя усталым, но был благодарен за вторжение; что угодно было лучше, чем вертящееся у него в голове безумие.

Кристина подошла к другой койке и села на край, обхватив голову руками.

— С вами всё в порядке? — спросил Эрик. Комната была тускло освещена, и он не мог разглядеть выражение её лица.

— Думаю, да, — ответила она.

Эрик отложил наушники и приподнял голову на сгибе руки.

— Кристина, вы сегодня отлично поработали.

— Что? — переспросила она. — А. Спасибо. Не в этом дело.

Она больше ничего не сказала, но через минуту снова заговорила.

— Вы знаете Дэвида Дженьюари?

Эрик, как смог, изобразил Петера Лорре[15]:

— «Вы меня презираете, не так ли, Рик?»

Он надеялся на улыбку, но получил лишь кивок.

— Ага, он. Низенький пучеглазый человечек.

— И что?

— Я знаю его уже несколько лет, — сказала Кристина. — Хоть и не слишком хорошо. Но теперь я знаю о нём всякие разные вещи. Это словно…

Её голос утих. Эрик ощутил, как у него заколотилось сердце. Он хотел сказать «Словно вы читаете его воспоминания, верно?» Но он не мог этого сказать — это было безумие.

Кристина больше ничего не сказала, и Эрик просто смотрел на неё, не находя, что ответить. Ему казалось, что он сходит с ума, но… но…

Его осенило. Он бы настолько выбит из колеи своей встречей с сестрой Дженис Фалькони, что совершенно позабыл случившееся ранее. Но сейчас он вдруг вспомнил Никки, странную женщину, пристававшую к Юргену Стёрджессу. Она знала, как его зовут. Он сел на койке.

— Кристина?

Она всё ещё сидела, обхватив голову руками.

— Хммм?

— Происходит что-то очень странное.

Сьюзан Доусон вошла в круглый вестибюль с очень высокими потолками; люди со второго этажа могли видеть, кто входит в него и выходит. Разумеется, сейчас никто не входил и не выходил. Сьюзан перекинулась словом с охранником, который не давал никому проникнуть внутрь больницы, не показав документов, затем пересекла вестибюль в направлении кафетерия, проходя мимо ошеломлённых людей, безутешных людей и людей, напуганных до смерти.

Внутри кафетерий заполняли сотрудники больницы и посетители; на столах перед ними стояла еда, но почти никто не ел. Все вполголоса обсуждали последние новости. Она увидела, как мужчина утешает женщину, и другого мужчину, положившего голову на стол перед собой; похоже, он тоже плакал.

Первые двое, кого Сьюзан спросила о докторе Люциусе Джоно, его не знали, но третья, женщина с широко распахнутыми глазами и до сих пор толком не вышедшая из шока, указала на приземистого белого мужчину с рыжими волосами, сидящего за столом с тремя другими людьми; на всех были белые больничные халаты. Как Сингх и говорил, половинка чизбургера с беконом и бо́льшая часть луковых колечек всё ещё лежали на тарелке на стоящем перед Джоно коричневом подносе.

— Доктор Люциус Джоно? — спросила Сьюзан, подходя к столу. Она вытащила свой жетон. — Сьюзан Доусон, Секретная Служба. Я могу переговорить с вами наедине?

Джоно вскинул брови — ему стоило бы их подстричь, подумала Сьюзан; они выглядели как оранжевые гусеницы после электрошоковой терапии. Он запихал в рот ещё несколько луковых колечек, извинился перед коллегами и встал.

— Что случилось?

— Сюда, пожалуйста, — сказала Сьюзан. Она провела его через вестибюль, мимо охранника и внутрь больничного здания. На лифте они поднялись на третий этаж. Сьюзан решила реквизировать для своих целей кабинет доктора Сингха — в конце концов, как безумно это ни звучит, она его отлично знает и, к примеру, не будет тратить много времени на поиск скрепок. Когда они пришли туда, она уселась за вычурный стол доктора Сингха и жестом предложила Джоно занять второе кресло.

Она помедлила, не вполне уверенная, как сформулировать абсурдные вопросы, которые должна была задать. Наконец, она решила пойти напролом.

— Здесь, в больнице, происходит нечто странное, связанное с памятью и воспоминаниями, и…

— Вы хотите сказать, что это не только у меня? — прервал её Джоно с выражением облегчения на лице.

— Не только, — ответила Сьюзан. — Расскажите мне о том, что вы испытали.

— Это словно… Господи, это словно я знаю массу вещей, которых не должен знать, типа… гмм… где вы живёте?

Сьюзан этот вопрос застал врасплох, но она ответила.

— В Кенилворте.

— Интересный райончик, — тут же отозвался он. — Средняя цена дома за последний квартал $233000. Несколько замечательных старых домов, хотя в таких обычно не бывает ванны — но я знаю несколько с отлично сделанной перепланировкой.

— О чём вы говорите? — спросила Сьюзан.

— Недвижимость, — сказал Джоно. — Словно я вдруг стал знать всё о недвижимости. А я никогда о ней ничего не знал. Я переехал сюда пять лет назад — съехался с женщиной, с которой мы долгое время переписывались; у неё уже был здесь дом. Я никогда не покупал дом в этой части мира, но я знаю все районы, средние цены продаж и прочее, не говоря уж о целой куче уловок для обеспечения успешной продажи.

— Что вы знаете о президенте Соединённых Штатов? — спросила Сьюзан.

— В медицинском смысле? — переспросил Джоно. — Сейчас, разумеется, весьма немало. Для мужчины его возраста он находится в отличной форме.

— Нет, я имею в виду личную информацию.

— То, что каждый знает, полагаю. Появился из ниоткуда и выиграл республиканскую номинацию. Любит спортивную рыбалку. И всё такое прочее.

— Ничего более интимного?

— Не уверен, что понимаю, куда вы клоните.

— Знаете ли вы, к примеру, дату рождения его жены?

— Первой Леди? Без понятия.

— Или в какой школе он учился?

— Нет.

Сьюзан кивнула.

— Хорошо. Скажите: откуда, по-вашему, взялась у вас в голове вся эта информация о недвижимости?

— Я всё время об этом думаю. Правда, с момента окончания операции Джеррисона у меня было мало возможностей этим заняться. Но…

— Но?

— Ну, эта женщина, которую я знаю…

— Да?

— Я знаю её. Я знаю о ней всё, но я её не знаю. — Судя по гримасе на веснушчатом лице Джоно ясно понимал, как нелепо это звучит. — То есть, судя по всему я её знаю, но я уверен, что мы с ней никогда не встречались. Агент по недвижимости.

— Её имя?

— Никки Ван Хаузен, — сказал Джоно. — Полностью Николя, но все зовут её Никки. С двумя «к».

— И она здесь, в больнице? Пациентка?

— Не пациентка. О! По крайней мере, не с самого начала.

— В смысле?

— Они пришла сюда повидаться с братом, но потом они её заперли.

— Где?

— В психиатрическом отделении.

— Где это?

Он рассказал, и она направилась туда. Когда она подходила к главному входу, с другой стороны появился худой лысый мужчина в докторском халате. Сьюзан всегда пристально наблюдала за своим окружением и обычно читала имена на бэджах; имя этого типа оказалось «Э. Редекоп, M.D.» Она не узнала его в лицо — потому что, как она внезапно осознала, она никогда его не видела — только глаза, да и те на расстоянии.

— Вы Эрик Редекоп.

Он вскинул брови.

— Боже, опять!

— Простите?

— Вы простите. Просто вы — вторая, кто меня сегодня узнаёт и кого я вижу впервые.

— На самом деле, — сказала Сьюзан, — я просто прочитала ваш бэджик — а доктор Гриффин сказал мне ваше полное имя. Я Сьюзан Доусон, старший агент Секретной Службы. Я видела, как вы сегодня спасали президента. — Она сделала паузу, пытаясь придумать, что ещё сказать, но в голову не пришло ничего лучшего, чем «спасибо».

— Не за что, — ответил Редекоп с видом некоторого облегчения.

Работа Сьюзан состояла в том, чтобы замечать вещи, которые находятся не на своём месте.

— Что хирург делает в психиатрическом отделении?

Красивое лицо Редекопа несколько мгновений оставалось неподвижным, словно он задумался о том, что — и сколько — можно рассказать. Потом он слегка пожал плечами.

— Ну, как я и сказал. Сегодня меня уже узнавала женщина, которую я видел впервые. Она была весьма расстроена.

— Дайте угадаю, — сказала Сьюзан. — Никки Ван Хаузен, верно?

Редекоп был поражён.

— Я не знаю её фамилии, но зовут её Никки, всё верно.

— Идёмте со мной.

Агент Секретной Службы Дирк Дженкинс выскользнул из толпы собратьев-агентов, заполнившей внутренние помещения Мемориала Линкольна. Он спустился по широкой мраморной лестнице и обошёл его сзади. Лишь три тысячи человек пришли сегодня послушать речь Джеррисона, но теперь, когда его подстрелили, в эту часть Молла ринулись новые тысячи в надежде увидеть место покушения; и ещё большая толпа народу стекалась поглазеть на руины Белого Дома: лемминги, очертя голову стремящиеся в пустоту и прах, к концу истории.

Дженкс быстрым шагом дошёл до ближайшего шоссе и поймал такси, только что высадившее двух человек. Он велел водителю отвезти его в аэропорт «Рейган», в четырёх километрах отсюда в штате Виргиния.

— О, — сказал водитель, — а вы были здесь раньше? Видели парня, который стрелял в Джеррисона?

— Нет.

— А Белый Дом? Видели, как он взорвался? Господи Иисусе!

Дженкс покачал головой, и водитель, наконец, замолк. Шоссе практически стояло — дорога до аэропорта, похоже, займёт уйму времени. Дженкинс бросил обеспокоенный взгляд вправо от машины и увидел Мемориал Джефферсона — как он думал, в последний раз в своей жизни.