Три звездочки для принцессы

Глава 8. Айлин. Молчание котенка

Ох… как раскалывается голова… С трудом села на кровать, ощущая тело свинцовым. Не помню, когда в последний раз напивалась. Если честно, я вообще никогда не напивалась, и даже вино пробовала разве что несколько глотков. Леди не пристало пробовать напитки работяг. Оглянулась, пытаясь понять, где я нахожусь. Какая-то большая палатка-тент, в которой расставлены кровати, я в одежде, и мои вещи сложены у тумбочки… кто меня сюда принес?

— О! Проснулась, — слышу знакомый голос Глори, она подскакивает и садится рядом со мной, обнимая за плечи. — Ты как? — Голова… болит... — еле прохрипела. — Пфф, подумаешь, половина стаканчика. От такого даже дети не болеют, — надулась Натти, закатив глаза. — Ну хватит, Натти! — покачала головой Глория. — Она же керим, а у них не переваривается алкоголь. Забыла, как нам влетело от Сергея Витальевича?

И тут я вздрагиваю и вспоминаю. Как мы встретили прекрасного незнакомца, как я была рада его видеть, как плыла от его брутальной задумчивости и низкого голоса с хрипотцой, как рассказала ему много всякого, о чем следовало молчать, а ещё то, как кричала, кричала, кричала… а потом притворилась мертвой, потому что очень сильно испугалась. Я открываю рот, чтобы охнуть, но из моего горла вырывается только хрип!

— О, бедняжка, смотри-ка, — сочувственно вздохнула Глория. — Она сорвала голос! — Ещё бы, так орать, — фыркнула Натти. — Думала, все джунгли распугает. Как ещё у Сергея Витальевича перепонки не лопнули. — Надо поставить тебя на ноги! — кричит Глори и я морщусь от громких звуков. — Идем в лазарет.

Лазаретом оказывается точно такая же палатка, в которой пахнет лекарствами и спиртом. Глори вводит меня туда практически под ручки, потому что я не вижу дороги перед собой от головной боли.

— Держите, — медбрат протягивает мне какой-то стакан с прозрачной жидкостью и я с жадностью его выпиваю. — Должно стать легче.

— Спасибо… — хриплю так тихо, что меня никто не слышит. — Слушай, Осмунд, а у тебя есть что-нибудь, что вернёт нашей птичке голос? — смеётся Глори. — Может, ещё раз запоёт. Хи-хи. — Есть, — осторожно ответил медбрат. — Да вот только Сергей Витальевич распорядился не давать. — Что? — удивилась Глори не меньше меня. — Почему?! — Не знаю, — пожал плечами медбрат. — Он только сказал, что молчание пойдет ей на пользу. — Вот вредина, — проворчала Глория. — Говорила же, что он тиран! Айлин, пойдем, нужно сделать тебе какую-нибудь прическу, чтобы собрать волосы. А то капитан уже сделал нам выговор. Уж лучше с косой, чем вообще без волос.

И тут я замечаю, что девочки сделали себе прически, из которых даже волоска не торчало — их головы походили на большие кувшины с косичками и заколками. Я испугалась так, что сразу же согласилась. А вдруг Сергей Витальевич отрежет мне волосы? Я же их очень сильно любила…

Следующие полчаса Глори заплетала мне волосы, а Натти давала советы, как лучше это сделать, потому что они были у меня очень густые. Я бы тоже хотела принять участие в разговоре, но была нема, словно рыбка.

После обеда, когда мне стало получше, Сергей Витальевич выстроил нас на выходе из лагеря и начал раздавать указания.

— Сегодня — пешая прогулка, — грозно вещал он так, что у меня мурашки шли по коже. — Так сказать, первый выход в свет. На все про все — час, полтора, не больше. Это потому что НЕКОТОРЫЕ, — он многозначительно посмотрел на меня исподлобья. — …нарушают дисциплину и тормозят всю группу.

Сергей Витальевич оглядел меня с ног до головы задумчивым взглядом, остановившись на моей прическе… я вся замерла. Он смотрел так несколько мгновений, а потом… ничего не сказал. Я облегчённо выдохнула, поняв, что мои волосы спасены.

— Сергей Витальевич, а разве мы не должны уйти на дальний периметр? — улыбнулась во все зубы Натти, склонив головку. — У нас так много работы…

Я заметила, что Натти вела себя странно рядом с Сергеем Витальевичем. Она становилась… какой-то другой, что ли. Улыбалась так кокетливо, расстегивала верхние пуговицы формы так сильно, что было видно декольте, а ещё все время накручивала кончик косички на палец, когда разговаривала с ним. Все это мне решительно не нравилось. Зачем она это делает?

— Никто из вас не готов пройти дальше, чем на километр от лагеря, — недовольно проворчал Сергей. — Мне нужно увидеть, как вы ведёте себя в поле. Если я замечу, что кто-то отстаёт или лезет, куда не следует — будете сидеть в палатке до окончания рейда. Все всё поняли? — По-о-оняли, — грустно протянула наша команда, особенно парни расстроились. Они-то рассчитывали на немедленный, длинный поход. — Вопросы? — грозно спросил Сергей Витальевич, зыркнув на нас так недобро.

Все притихли, как птенчики в гнезде — ни у кого вопросов не было… кроме меня. Я всё-таки телепат, и должна показать свои способности на деле. Читала в задачах и правилах рейда, что все кадеты-телепаты тестируются на способность растить изгородь по ближнему периметру лагеря, и капитан оценивает их способности. Я открыла рот… но вспомнила вдруг, что не могу говорить. Из горла вырвался только возмущенный хрип.

Сергей Витальевич посмотрел на меня так загадочно и улыбнулся. Довольно так улыбнулся… будто наслаждался тем, что я молчу. Мне это решительно не понравилось, и теперь он совсем не казался мне таким замечательным рыцарем, каким был. Он вел себя очень строго, не давал никому спуску, и общался с нами только приказами. И смотрел на меня так пронзительно, что мурашки шли по телу.

Следующие несколько дней мы только и делали, что блуждали по туманным полям и занимались всякой ерундой.

Записывали территориальные метки, отмечали в журнале растения, которые попадались на пути, рассматривали высокие далёкие изгороди, что тянулись справа и слева по периметру… и я не получила ни одного задания, чтобы проявить свою телепатию. Будто капитан специально игнорировал меня, о чем-то усиленно размышляя. И смотрел, смотрел… А вдруг он прикидывает, с какой стороны подобраться ко мне ночью, чтобы отрезать волосы? От этих мыслей я вся вздрагивала.

Теперь Сергей совсем не казался мне рыцарем, и самым прекрасным мужчиной на свете тоже. Как только я протрезвела, передо мной предстал строгий, непонятный мне мужчина, который больше пугал, чем вызывал симпатию.

Хоть он был высок, и красив, и глаза у него были такими ясными, что когда он глядел, начинала кружиться голова… Но все это меркло перед тем, что он запретил выдавать мне сыворотку для голоса. Это было ужасно, и последующие несколько дней я желала только одного — заговорить, чтобы делиться всякими секретиками с девочками, потому что они делали это без меня. А мне было до ужаса интересно принять участие в вечерних девичьих сплетнях.

— Ну и вредина же он, — жаловалась Глори. — Смотри-ка. К походу мы не готовы, лишнее не говори, волосы убирай. Все, что о нем говорили — правда! — Ага, он когда нес тебя в палатку, я думала, тут же даст от ворот поворот! Но пронесло… — цокнула Натти. — Что? — еле прохрипела, расчесывая волосы после тугих кос, когда мы сидели на кроватях в палатке. — Сергей Витальевич принес меня сюда? — Да! И уложил прямо на эту кровать. И сразу ворчать принялся, что, мол, если б его воля…

Глория дальше болтала о чем то, но я уже не слушала. Я была просто поражена, нет, более того — контужена этим заявлением. Сам капитан вынес меня из джипа, когда я заснула после того, как напилась? Уму непостижимо. Разве это может быть правдой?

Я вся покраснела, как спелое яблочко, поняв, что ко мне прикасался мужчина. До сего момента никто не обнимал меня, кроме отца, и не трогал меня руками, кроме семейного врача. Как хорошо, что у меня не было голоса! Я бы обязательно разболтала этот секрет девочкам, а они бы точно посмеялись надо мной. Потому что Глори и Натти уже успели рассказать мне все об их прошлых парнях. Когда я слушала, опускала глаза и краснела — даже не представляла, что мужчина и женщина могут делать некоторые вещи наедине. Я знала медицину, но совсем не представляла себе подробностей.

— Долой тиранию! — гордо возвестила Глория, задрав руку к полотняному потолку. — Даёшь возвращение голоса рабочему классу! — Она сыворотку из медицинского блока сперла, — поведала мне Натти. — Для твоего голоса. — Да, — подтверждает Глория и достает из-за пазухи прозрачный пузырек, подписанный на земном языке: «Элегиум Войс», и передает мне. — Держи, вернем тебе голос, русалочка.