Товарищ американский президент

Содержимое пакета вскрывали в кладовке, где у нас официально значилась саперная лаборатория, а на самом деле была установлена неизученная до конца аппаратура для перегонки квасосодержащих жидкостей. На мерах предосторожности настоял янкель.

– Местная среда весьма агрессивна к человеку, особенно к русскому, – заявил он в официальном обращении к команде. – Мой дедушка рассказывал леденящую душу историю, когда много сотен лет назад на моей бывшей исторической родине в моде были "письма счастья со спорами насморка". Получатель был обязан разослать содержимое полученного письма по десяти адресам и только после этого получал доступ к вакцине.

К счастью для принимающей нас стороны никаких аллергенов в конверте обнаружено не было. Только деловая информация, которую второй номер, в совершенстве владеющий местным американским диалектом, зачитал вслух:

– My russian friend! – Боб наморщился, вспоминая как правильно перевести данное словосочетание. – В общем, привет, русские парни и особенно Роберт Клинроуз. Честно, командир, так и написано.

Милашка, которая еще не загрузила в свои мозги американский толковый словарь, промолчала. Полиглот Герасим, не успевший выучить американский диалект по детской книжке раскладушке "Все приключения мальчика Гарри", тоже не смог усомниться в словах второго номера. Я же, десять лет проучившись в Академии спасателей и знавший в совершенстве восемьдесят языков, кроме, увы, местного, привык доверять тем, кто лучше меня знает американский.

– Обращается к вам президент молодой американской республики, – продолжил Боб, гордый оттого, что за время долгого отсутствия здешнее наречие окончательно не вымерло. – Очень рад, что ваша страна послала к нам на помощь таких отличных ребят, как вы, и особенно Роберта Клинроуза, то есть меня.

– Боб, давай без комментариев, – я стенографировал перевод письма в блокнот-записной книжке мирового лидера по производству компьютерной техники Череповецкого тракторно-компьютерного завода.

– В последнее время в отношении меня, это он про себя говорит, – пояснил второй номер, но под моим суровым взглядом вернулся к переводу, – … в отношении меня, американского президента, нехорошие парни замышляют козни, шлют постоянные угрозы, ни фига себе, извините командир, в письменной и устной форме. От такого произвола тормозиться руководящая работа, что сказывается на росте валового национального продукта.

– Мм, – прокомментировал Герасим.

– А как он хотел? – ответил я. – Революцию провел, а теперь ждет, чтобы все добренькими были? Найдутся и недовольные. Продолжай, Боб.

– Я хочу, пишет президент, чтобы вы, а в особенности отличный парень Роберт Клинроуз, обеспечили мою безопасность. К сожалению сейчас я нахожусь в длительной командировке, но по возвращению непременно жду всех вас, а в особенности Роберта Клинроуза, это снова про меня, в гости. А пока вы направляетесь в переселенческий лагерь для прохождения карантина и адаптации. За сим остаюсь навеки ваш американский Президент.

– Это все?

Боб потряс конверт из которого выпала небольшая зеленая бумажка.

– Фотографию прислал.

– Красивый мужик, но слишком старый, – я тщательно всмотрелся в портрет столетнего президента работы неизвестного мастера. – Даже с автографом. Гера, наклей на лобовом стекле, чтоб местные власти не приставали. И чтоб знали, за кого мы здесь страдаем.

Гера не поленился и приделал портрет старика так, что отодрать его можно было только свернув лобовое стекло. А стекла для спецмашин подразделения "000", как известно, изготавливаются на специальном оборонном заводе в Гусь-Хрустальном. Выдерживают не только нечаянно брошенные сорванцами камушки, но и направленный ядерный взрыв.

– Командор! – вышла на связь Милашка, занимающаяся в настоящее время утряской личных и общественных вещей в багажном отсеке. – Там какая-то ржавчина о мои колеса трется. С двумя, смешно сказать, мигалками.

На третьем в пятом ряду мониторе показалась черно-белая конструкция, отдаленно напоминающая транспортное средство. Всего четыре пары колес и одна направляющая гусеница. Конструкция выглядела весьма непрезентабельно рядом с мощными колесами Милашки. В последний раз я видел такой экземпляр на экскурсии в историческом музее. Толи двадцать третий, толи чуть раньше какой век.

Рядом с конструкцией стояли, задрав на нашу спецмашину головы, два местных жителя. Милашка до упора вылупила наружные камеры наблюдения и показала нам железные штуки, на которых значилось, что местные товарищи являются представителями местных сил правопорядка.

– И чего они от нас хотят? – обычно мы слишком любопытных налогоплательщиков водой из шланга поливаем, но сейчас явно не тот случай.

– Команда сопровождения, – после недолгих переговоров с прибывшими, сообщил Боб. – Приставлены местной администрацией для обеспечения моей безопасности. Заодно и дорогу к месту новой работы покажут.

– Ну что ж…, – я с трудом отвел пальцы от красных кнопочек, с помощью которых осуществлялось управление всеми системами вооружения, установленных на Милашке. – Безопасность это хорошо. Значит не придется свои патроны тратить. Боб, сообщи нашим новым американским друзьям, что мы готовы следовать за ними к месту рабочей дислокации. А еще лучше закатывай их железо в багажный отсек.

Уже здесь на территории молодой американской республики.

– Русские спасатели прибыли, товарищ президент.

– Как они вам?

– В кино симпатичней выглядели. Но, в общем, неплохие ребята. Встретились с нашими представителями без мордобития. Квасом угостили. Придется расслабившихся сотрудников уволить. К русскому квасу быстро привыкают.

– Согласен. Установите за русскими круглосуточное наблюдение. Все действия подразделения снимайте. В дальнейшем мы по крупицам разберем их действия.

– Извините, товарищ президент, но запасы кинопленки на исходе. Дня на три хватит.

– Привлеките художников. Пусть карандашиками поработают.

– Карандаши….

– Углем, голубчик. Углем. На стенах. Почему я должен решать такие мелочные вопросы?

– Все сделаем, товарищ президент.

Личный секретарь высокого человека с бородкой вышел.

– Если они не помогут нашей молодой американской республике, то не поможет никто, – прошептал товарищ американский президент, согревая остывший стакан чая без сахара в горячих президентских ладонях. – Никто. Даже дьявол.

– Thirteenth machine! Thirteenth machine! Base causes a thirteenth machine!

Я осторожно постучал пальчиком по передатчику, растерянно огляделся, пытаясь отыскать в пределах видимости Боба, но вспомнив, что самолично отдал устный приказ, отсылающий янкеля в ближайший магазин за продуктами питания, махнул рукой.

– Герасим! – пододвинув поближе микрофон внутренней связи, я решил потревожить сон третьего номера команды. – Извини за беспокойство. Обстоятельства непреодолимой силы. Там эти снова что-то по-своему лялякают. А Боб на спецзадании. Выручай.

Дверной шлюз спального отсека, пшикнув струей сжатого воздуха, отъехал в сторону и на пороге кабины появился лучший в мире анализатор критических ситуаций, а также непревзойденный мастер нахождения нестандартных решений из безвыходных ситуаций, третий номер нашей великолепной команды Герасим. Поглядев на меня мутными глазами, в который еще метался, ища лежбища, сон, Гера поскреб небритый подбородок и, задрав указательный палец к осветительной люстре кабины, назидательно посоветовал:

– Мм!

После чего с чувством выполненного долга, пошатываясь и цепляясь за обшивку, удалился на место постоянной прописки, навечно закрепленного за его персоной. В спальный отсек, где ждала его возвращения трехметровая гидрокровать с улучшенными спальными характеристиками. Российские ученые специально для него три года разрабатывали.

– И не смей грубить своему командиру! – крикнул я вслед третьему номеру, понимая, что Герка, в общем-то, прав. Он мозг команды, а не переводчик. Но не в его компетенции хамить мне и давать советы, касающиеся командирского образования. Разве мог кто-либо в Академии предположить, что лучшему командиру подразделения "000" майору Сергееву придется общаться с местным населением на практически вымершем языке? Нас учили действовать в экстремальных ситуациях, а не болтать о пустяках.

– Thirteenth machine! Base causes a thirteenth machine!

– Да слышу я!

Стиснув до скрипа зубы, я мотнул головой, прогоняя растерянность, и рубанул кулаком по панели управления. Командир я, или не командир?

– Милашка, командир на связи.

На панели загорелась зеленая лампочка, означающая, что Милашка видит меня, слышит меня и готова оказать любую посильную помощь непосредственному начальству в лице майора Сергеева. Внутренние камеры долго изучали личность командира, словно спецмашина впервые лицезрела майора Сергеева.

– Командор? Опять вы? Ну, что на этот раз?

– Тут американцы что-то болтают, – смущенно кивнул я в сторону передатчика, – а Боба нет. А Герасим тоже не владеет. Одна надежда на тебя.

Российские лингвисты, как уж им удалось – не знаю, вложили в самый последний момент перед отправкой в гигантский интеллект Милашки обширные знания о всевозможных наречиях американского континента. А после углубленного изучения словаря, кроме Боба способностью общаться с нашими американскими товарищами обладала только Милашка. Она этим бессовестно пользовалась и требовала за свои услуги всевозможные блага.

Но очевидно сегодня у Милашки было хорошее настроение. Спецмашина подразделения "000", лучшая машина из когда-либо созданных человечеством, обработала принятую информацию через контуры переводчиков и выдала на динамики:

– Говорят, что нас, тринадцатую машину, вызывает база. Если по-нашему, то Управление.

– И что хотят? – заискивающе улыбнулся я.

– Случилось, видать, что-то, – устало захрипели динамики. – Командор, честное слово, не до переводов сейчас. Я ж не разорвусь на части. Или с базой американской болтать, или имущество охранять.

– Да, да, конечно, – поспешно согласился я, понимая, что Милашка права на все сто процентов.

В данный момент спецмашина занималась тем, что отгоняла от себя местных детишек, обступивших ее со всевозможным инструментом на предмет возможности открутить какую-нибудь блестящую деталь. Настоящее бедствие – это местное население. Две тонны стеклянных безделушек, предусмотрительно захваченных из России и вываленных рядом с Милашкой, заняли американских аборигенов только на два часа. Все было растащено по домам и кустам. Потом настала очередь спецмашины.

После потери локатора дальней связи и двух левых подфарников Милашка самостоятельно включила защитное поле, стараясь сохранить саму себя в рабочем состоянии. Поле, впрочем, работало плохо и спецмашина отвлекала любопытных сборщиков цветного лома пуском межконтинентальных ракет. Детишки радостно визжали, размахивая разводными ключами, и требовали продолжения представления.

Рука независимо от мысли пробралась к кнопкам, отвечающим за связь и, даже не покраснев, вырубила все приемные устройства. В кабине возникла благословенная тишина. Самое время развалиться на кресле и полистать местные журналы с дурацкими моно цветными картинками.

Я и развалился, и даже послюнявил две страницы с уродливыми монстрами, гоняющимися за испуганными людьми. После чего швырнул журнал в мусорный приемник. Никакой культуры. Неудивительно, что детишки настолько озлоблены.

Долгое отсутствие второго номера беспокоило заботливое командирское сердце. Мало ли что может случиться с Бобом на его исторической родине. Тем более, что он забрал с собой все наши командировочные.

Напрягать Милашку поисками Боба я не стал. Она и так измучена невыносимой жарой, наглой детворой и вынужденным бездельем. Стараясь не шуметь, я поднялся в верхнюю башню, откуда открывался удручающий вид на окрестности.

Периферийный американский городок. Ветхие стоэтажные домишки, разбросанные без всякого порядка вдоль неухоженной автомобильной трассы. У каждого домика хиленькая травяная лужайка. Трава никогда не успевает подняться в полный рост. Жмотистые американцы беспрестанно косят ее и сдают за жалкие крохи кубинским спекулянтам-перекупщикам.

Улицы пусты и довольно грязноваты. Но, надо отдать Америке должное, воздух чист на семьдесят процентов. Повсюду натыканы кабинки для курения, на которых специально для неграмотных нарисовано, на какой электрический стул сажают тех, кто курит в неположенных местах.

В ста метрах от спецмашины десятиэтажный магазинчик с болтающейся на ветру железной вывеской с изображением мохнатой коровы. Боб сказал, что это местное реликтовое животное бизон. Я, честно говоря, так и не понял, почему "би", и почему "зон". Двойная зона обитания?

У входа в магазин на автоматических креслах-качалках отдыхают местные пенсионеры в выцветших шортах и потных майках. Половина из них, кажется, давно померла и высохла на бешеной жаре местного неуправляемого солнца.

Чуть в стороне ржавый остов какого-то автомобиля, опознать который не смогла даже Милашка. Остов передвижного средства превращен местными умельцами в круглосуточный ларек, торгующий различными талисманами из жабьих лапок, кока-колой без сахара и газа и обогревателями, явно корейского производства.

На углу магазинчика телефонная будка с выбитыми стеклами, разобранным связь-аппаратом и толстой телефонной книгой на ржавой цепи. Местные детишки, вволю налюбовавшись запуском ракет, иногда забегают в будку, варварски вырывают страницы из книги и прячутся в придорожных кустах. Бедные дети вынуждены скрываться от родителей, чтобы потренироваться в чтении недетской литературы. Надо бы попросить Милашку поискать на складе популярные детские книги с картинками. Потом спишем на гуманитарную помощь.

Прямо за будкой кирпичный тротуар, который хозяин магазинчика зачем-то каждый день моет с мылом. На тротуаре отдыхают три десятка местных товарищей. В первую же ночь они строем подошли к спецмашине и, хором, назвавшись нашими родственниками, попросились покушать и переночевать. Я уже хотел было приказать спустить парадный трап, но меня опередил Боб, который популярно объяснил, что товарищи никакие не родственники, а обыкновенные налоговые инспекторы, потерявшие работу.

– Нет доходов, нет налогов. В стране депрессия и поголовная безработица.

Пришлось отдать несостоявшимся родственникам еще одно ведро картошки. С такими темпами мы всю сельскохозяйственную культуру разбазарим.

На той стороне трассы здание местной администрации, десятиэтажный бункер, в котором живет мэр по имени Джонсон. У них тут все Джонсоны. Мэр по совместительству начальник и единственный сотрудник местного американского отделения спасателей. Именно к нему на помощь мы и направлены. Джонсон неплохой парень, но третьего дня он попался на подпольной торговле сахарными петушками и был отправлен в тюрьму области.

К сожалению Джонсон был единственным человеком в местной области, кто сносно знал русский язык. В шестилетнем возрасте он по линии ООН посетил Российский Чебурашкин-парк, чтобы покататься на русских горках, поесть шоколадный пломбир и попить русского кваса. Теперь же, после его ареста, мы испытывали некоторые затруднения при общении с головным отделением местной спасательской организации.

Мы здесь уже неделю. Патрулируем движение по трассе государственного американского значения. За все время мимо нас проехала всего одна машина на допотопном атомном двигателе. Заправилась на местной атомной заправке и заглохла на первых же метрах. Я же говорю, в Америке не топливо, а второсортная переработка. Хорошо, что мы со своими ГАМ (горюче атомными материалами) приехали.

В дверях магазина с железным мохнатым животным показался второй номер. Наконец-то! Что можно делать пять часов среди пустых полок? Был я в этом магазинчике. Во-первых, все по пластиковым талонам. Даже местные курицы, тощие и синие. Во-вторых, кроме куриц в магазине есть еще пустые полки, на которых для красоты стоят пустые коробки из-под кубинских баранок.

Правда в самом углу магазина имеется отдел, арендованный ново американским предпринимателем. Параллельно с ремонтом обуви и срочным изготовлением ключей для рассеянных американских домохозяек предприниматель приторговывает едой. Скорее всего Боб у того прилавка и задержался.

Приблизившись к спецмашине Роберт Клинроуз по американскому паспорту и второй номер Милашки по отчетным документам с первого взгляда понял, что родной команде требуется незамедлительная помощь. Он быстренько собрал вокруг себя вооруженных слесарным инструментом детишек и, красноречиво тараща глаза, заговорил на американском языке.

Что он там молол, я не разобрал по понятной причине, но потому, с какой опаской стали поглядывать в мою сторону американские детишки, я понял, что в данную минуту янкель повествует о дурном характере командира русской спасательной машины. Не зря же бедные дети с визигами и с криками ужаса бросились прочь от спецмашины в разные стороны.

На жаркой американской улочке стало спокойно и тихо. Довольный Боб, не запросив поддержки, сгибаясь от многочисленных кульков и пакетов, поднялся по выдвинутому Милашкой парадному трапу.

– Все бы так качественно работали, – заметила ни для кого Милашка, сыграв при появлении в кабине Боба бравурный марш "Ты прилетел ко мне, красавчик".

Не глядя на меня второй номер незамедлительно проследовал к личному сейфу, свалил на пол коробки и свертки с едой и принялся тщательно прятать все это внутри титановой коробки с двадцатисантиметровыми непробиваемыми стенками. В другое бы время, да на другой земле я непременно пожурил Боба за проявление единоличности. Но мы находились в Америке, на исторической родине Боба. Здесь все ему знакомо, и не мне, командиру спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать выделываться с пустыми придирками.

Боб спиной почувствовал пристальный и где-то даже холодный взгляд начальства, чуть повернул голову и, поразмыслив, что зверя нельзя загонять в угол, подтолкнул в мою сторону плоскую коробку с нарисованной на ней простыми фломастерами замысловатой фигурой.

– Тебе, командир, – прохрипел он. Потом вновь задумался и добавил: – И Герасиму. На двоих. На сутки. Без добавки.

– Но…, – я хотел заметить, что командировочные выделялись всей команде, а не только лицам, имеющим в своем прошлом американские корни, но меня остановил Герасим, который со своего места мудрым храпом напомнил, что продукты питания ни есть самое главное в жизни. А вот поддержание боевой атмосферы в экипаже есть первоочередная задача любого командира подразделения "000".

В коробке сиротливо жались друг к другу две страшненькие булочки, в которых извивались тощие и сморщенные палочки недоделанной колбасы.

– Ходидоди, – пояснил Боб, облизываясь. – Американская национальная пища. Запивается исключительно водопроводной водой. Всего две калории. Очень вкусно и питательно.

Вкусные и питательные ходидоди выглядели так, словно это они должны были закусить мной, а не я ими.

– Я их помещу под медицинский реанимационный колпак, – бережно закрывая коробку, сообщил я. – Может получиться вернуть им нормальный вид?

Расположенный в задней части кабины медицинский спасательный реаниматор задвинул внутрь себя подставку с ходидодями, заурчал тоскливыми нотами и выдал на панель, что "живые организмы, представленные к рассмотрению, являются стопроцентно дохлыми" и настоятельно рекомендовал утилизировать натуральную отраву. Но Боб не позволил свершиться надругательству над национальной пищей и вырвал ходидоди прямо из горловины утилизатора. Естественно, что коробочка с двумя "стопроцентными дохлыми" нашла достойное место в сейфе янкеля.

– Ноги протянуть всегда успеете.

Пока второй номер занимался тщательным занесением приобретенных в магазине товаров в продуктовый реестр, я незаметно пробрался в багажный отсек. Здесь, под надежной защитой сверхнадежной системы охраны в холодильнике хранился неприкосновенный запас отечественных продуктов. С мстительной улыбкой сорвав именную пломбу второго номера, я изъял из хранилища две трехлитровых банки килек в томатном соусе и четыре буханки хлеба. Половину уничтожил не сходя с места, а оставшуюся часть, прокравшись в спальный отсек, засунул под подушку Геры.

Мозг команды приоткрыл один глаз, кивнул, сказал: – Мм, – и накрылся с головой одеялом.

– Знаю, что подсудное дело, – прошептал я в ответ, – но куда деваться? Родина далеко, а Америка вот она, под боком.

Вернувшись в кабину я застал Роберта Клинроуза за тщательным обтиранием гигиеническими салфетками околоротовой полости. Судя по запахам, которые наполняли кабину спецмашины, второй номер времени зря не терял.

– Настоящую колбасу жрал, – на ушко сообщила Милашка, которая была собрана на российских заводах и, соответственно, имела полностью российский менталитет. То есть не любила, когда кого-то принуждали кушать ходидоди, а сами в это время уламывали колбасу настоящую. От излишнего чувства справедливости на Милашке часто перегорали титановые предохранители.

Будь мы в России, давно бы Боба уволил без выходного пособия. Желающих пополнить доблестные ряды спасателей полно. И не таких жмотов, а настоящих ребят, знающих, что такое дружба и нормальные отношения в коллективе. Но, как уже упоминалось, за бортом Милашки расстилались бескрайние просторы Америки. И выгнать янкеля на улицу я не мог чисто по человеческим причинам. Пропадет он здесь. Сгинет. А без него мне назад в Россию дорога заказана.

И Боб знает об этом и окончательно наглеет. Мало того, что приказы не выполняет, так голыми руками ходидоди из утилизатора таскает.

– А что это, товарищ командир, у вас огонечки связи горят, а ничего не слышно? – Боб неожиданно возник за спиной, я не успел приготовиться и непростительно вздрогнул.

– Твои соотечественники эфир засоряют, – пробурчал я, возвращая обратно положенные кнопочки.

Динамики ожили и кабина наполнила чужой и непонятной речью.

– Так это база нас вызывает, – гордо пояснил Боб, в совершенстве владеющий родным языком. – Вот слышите, командир, – " фазе, мазе, лав ю бразе". Это база недовольна нашим радиомолчанием.

– Вот и ответь, если недовольна.

Второй номер зажал в ладошках микрофон, театрально отставил ножку и проворковал что-то по-своему, по-американски:

– Commander russian machine весь во внимании.

Все дальнейшие переговоры сводились к тому, что Боб кивал головой и отвечал: – "О! Ес, беби. Комон, комон. О, щит! Ол райт! Сергееф фул, Сергееф мембер".

Милашка настойчиво мигала мне красной лампочкой индивидуального вызова, пытаясь сообщить нечто важное, но я полностью доверял второму номеру и ни во что не вмешивался. Не первый день в одной команде.

– Ну? Что хотят? – поглядывая в окошко и откровенно скучая, поинтересовался я. Сидеть без дела лучшему российскому спасателю надоело до чертиков. Душа и тело требовали настоящей работы. Например, спасти местный континент от стихийного бедствия. Или помочь бедному американскому народу стать на путь индустриализации и всеобщей грамотности. Мы ведь многое можем.

– База приказывает нам незамедлительно прибыть вот в эту точку сбора, – Боб ткнул пальцем в третий во втором ряду монитор, где Милашка вывела координаты, переданные базой. – Конкретно ничего не сообщают, но говорят, что дело серьезное и требуется наша помощь. Еще говорят, что нас там встретят и объяснят все подробности предстоящей операции.

– Давно бы так, – ладошки зачесались, предчувствуя настоящую работу. – Милашка, тебе нужны дополнительные указания? Тогда снимаемся и быстренько на помощь американскому народу.

Я стащил с шеи шнурок с ключами зажигания, вставил наисекретнейший и наисложнейший ключ в нужное место на панели управления и повернул его ровно на тридцать два с половиной оборота. Конечно, Милашка сама могла бы завестись, но у нас существовали свои традиции и правила. Командир должен лично завести спецмашину, согласно правилам эксплуатации спецмашины подразделения “"000"”. Для чего-то ведь нужны командиры.

Спецмашина подразделения "000", лучшая из всех когда-либо созданных человечеством спецмашин, не устану это повторять, как ни упрашивайте, ровно заурчала ядерными топками, самостоятельно сняла защитный экран, задвинула совмещенный с анализатором скорости дистанционный штрафователь и неторопливо выкатила из-за укрытия на трассу. Десять гусениц и шестнадцать колес автоматически нашли наиболее рациональное зацепление с отвратительным местным покрытием и Милашка, выпуская из восьми выхлопных труб большого размера белесую отработку, неспешно помчалась в нужном направлении.

– А почему без музыки и опознавательных знаков? – как можно бодрее спросил я.

– А перед кем выпендриваться? – бесцветным механическим голосом ответила Милашка, но один проблесковый маячок включила.

Выпендриваться, действительно, было не перед кем. Улицы американского городка, по которым мы в данную минуту ехали, были практически безлюдны. Парочка местных мусоровозов, едва завидев громадину Милашки, испуганно свернули с дороги и скрылись в узких подворотнях.

На выезде из города, дожидаясь разрешающего сигнала светофорного маяка, я заметил, как к нашей дорогой спецмашине метнулись из придорожных кустов несколько автоматических мойщиков лобовых стекол.

В первый день нашего пребывания в Америке Милашка позволила таким же умникам заплевать себя какой-то едкой гадостью с верхней башни до покрышек. Вместо того, чтобы добросовестно смыть все это, мойщики в ультимативной форме потребовали предварительную оплату. Естественно, мы отказались. В результате потом вся команда в скафандрах высокой защиты целые сутки оттирала плевки.

Отпугнув автоматических мойщиков густой очередью из боковых спаренных пулеметов, Милашка, не дожидаясь разрешающего сигнала светофорного маяка, врубила повышенную скорость и вылетела из города с предельно возможным ускорением.

– Далеко до точки сбора?

– Полтора часа, командор, – загудела Милашка расчетными цепями, вычисляя время, – плюс минус двадцать минут. Дороги здесь отвратительные.

Глазеть на безжизненный пейзаж за окном надоело через три минуты. Безжизненные пустоши, выжженные до пеньков джунгли, стаи голодных собачек. Группа товарищей в черных колпаках с прорезями для глаз весело гоняются за белокожим жителем. Странная страна, странные игры.

Откинувшись на кресло, я прикрыл глаза и попытался вспомнить все, что знал об этой стране.

Согласно последнему изданию Большой Мировой Энциклопедии Америку открыли в каком-то там веке американцы. В те далекие времена американцы были гордыми и смелыми людьми, поэтому, недолго размышляя, назвали континент в свою честь. В результате одной из революций, случившейся лет сто пятьдесят назад, к власти пришла женская хунта. Опираясь на коренное малограмотное население в лице негров и индейцев, женские военизированные батальоны захватили почту, телефон, телеграф, а также стратегические объекты по производству каких-то крылатых приспособлений. Провозгласив в стране полный эмансипейшен и добавив в конституцию шестую поправку, хунта на долгие годы отгородилась от мирового сообщества. Пыталась на примере высокоразвитой России построить закрытое передовое государство, но ничего не получилось. Белых мужиков ведь почти всех уничтожили. А с неграми и индейцами передовое общество не построить. Первые только и умеют, что в баскетбол играть. А вторых забыли из резерваций выпустить.

Потом, конечно, Америка одумалась. Но было слишком поздно. Мир давно умчался вперед по монорельсам прогресса. Женское правительство, осознав всю неправильность собственной политики, затребовало обширную гуманитарную помощь, беспроцентные ссуды и безвозмездные экономические пособия.

Первыми, понятное дело, откликнулись русские люди. В Америку пошли караваны с гуманитарными куриными яйцами и селедочной икрой. У нас этого добра всегда навалом было. Целыми косяками устремились в сторону многострадальной страны тяжеловесные аэробусы с посылками от простых и честных российских налогоплательщиков. Шерстяные носки, табачок, одноразовая посуда и разбавленная водка для медицинских целей.

Я хорошо помню то время, когда на каждом углу столицы стояли титановые урны, в которые сердобольные россияне складывали кровные сбережения. На каждой такой урне красовался лозунг: – "Америка тоже страна!"

– Подъезжаем, командор, – вырвала из глубокого раздумья Милашка. – За бортом тридцать градусов жары, пониженная влажность, кровожадные твари, голодные крокодилы. В пределах видимости ни одного квасного ларька. И какие-то люди в пиджаках.

– Местные представители федеральной базы расследований, – пояснил Боб, выглядывая в боковую форточку. – Вроде нашей оборонной разведки, только местного масштаба. Крутые ребята, они меня еще у президентской дачи гоняли, когда я с протестами против политики правительства выступал.

Я знал о революционном пятне в биографии Боба. В его личном деле темным по светлому было написано, что он, Роберт Клинроуз, будучи еще гражданином Америки, проявил себя как неукротимый борец за свои права. За это янкеля и пропустили без очереди через границу во времена восьмой американской депрессии. И не только пропустили, но и выдали российский паспорт и даже зачислили без тщательного конкурса в подразделение "000".

– Форма одежды повседневная. Милашка, спусти парадный трап. Инструменты не брать, сначала узнаем, что за проблемы. Герасима не будить, его время впереди, пусть сил набирается.

– Командир! – второй номер топтался рядышком и мялся так, словно в ванной комнате испортился универсальный нужник.

– Что вам, Роберт? – во время работы никаких панибратских отношений с подчиненными. Тем более, что командиры подразделения "000" долго не забывают подачки в виде ходидодей.

– Мы в Америке, командир, – честные глаза Боба заглянули в не менее честные глаза командира. – Языком нашим, как я понимаю, вы, товарищ майор, не владеете. А я умею. Может, стоит представиться мне командиром спецмашины? Престиж Родины, как никак.

Рациональное зерно в заявлении второго номера имелось. Для командира спецмашины подразделения "000" нет ничего более важного, чем сохранение престижа Отчизны. Не станешь же объяснять местным товарищам, что в Академии, где обучается младший и старший командный состав Службы "000" не нашлось ни одного профессора мало-мальски владеющего американским диалектом.

– Милашка! Пометь в черных самописцах, что я, майор Сергеев передал бразды правления тобой и всеми нами в руки лейтенанта Роберта Клинроуза. Впредь и до особого распоряжения вся ответственность и приоритет в приказах принадлежит второму номеру.

– Командор, не сходи с ума, – жарко зашептала Милашка по личной линии. – Янкель натворит проблем, а расхлебывать все одно тебе придется. Да и Устав не предусматривает передачи в экстремальных условиях.

– Экстремальных условий пока не видно, – ухо от личной линии свербело и пришлось прочистить его пальцем, – пусть командует.

– Тогда хотя бы возьмите универсальный переводчик. Ответить не ответите, но понимать будете все.

Универсальный переводчик специальный, по документам УПС, был разработан гениальными российскими учеными двадцать лет назад в эпоху освоения африканских саванн. По виду кусок пластыря, по сути сверхсекретное волокно, преобразующее любую незнакомую речь в простой и доходчивый русский. Зря я, наверно, все это объясняю. Принцип работы универсального переводчика есть государственная тайна, а сам пластырь выдается командиру Подразделения под три подписки о неразглашении и одну торжественную клятву на Конституции. В присутствии Президента, естественно.

Прилепив УПС на шею, я приготовился спуститься по парадному эскалатору и радостно поприветствовать американских друзей. По-простому, по-русски. Обняться там троекратно, по плечам похлопать. Матрешку электронную, которая и по дому прибраться может и квартирку гавканьем сохранить, в качестве сувенира поднести.

Но Боб, получив неограниченные полномочия, решил все сделать по-своему.

– Работаем, мальчики! – захлопал он в ладоши, суетливо бегая по кабине. – Милашка, слушай приказ. Когда здороваться станем, сыграй нам пару куплетов из национальных гимнов. Герасима обязательно разбуди. Пусть найдет в багажном отсеке столик раскладной. Накроет, как положено. Командир, я твой мундир с орденами возьму? Спасибо, командир. И не называй меня, пожалуйста, Бобом. Я ж в майорском мундире. Пингвина куда спрятали? Мне что ли со шлангом стоять.

– Каким шлангом? – вставил я робкий вопрос.

– Фонтан. Вода. Прохлада. Солнцепек, – коротко отмахнулся Боб и, одернув мундир с моими погонами и моими орденами, печатая шаг, направился к эскалатору.

– Мм? – поинтересовался разбуженный Герасим, выплывая из спального отсека.

Коротко обрисовав ситуацию, я подхватил Геру под локоть и мы проследовали вслед за Бобом. Простите, временно майором Клинроузом.

Товарищи из федеральной базы расследования ожидали нас у эскалатора. В симпатичных пыльных пиджаках, в галстуках, в шортах и сандалиях. У каждого кожаная папочка. И рюкзачок с антенной для связи со своей федеральной базой.

Боб благополучно спустился по движущимся ступенькам, лихо спрыгнул на раскаленную, местами потрескавшуюся почву и приступил к протокольному приветствию.

Пластырь на шее старательно переправил звуковые волны в район левого уха и я разобрал следующий диалог:

– Привет, брат!

– Привет, братья.

– У тебя хорошее произношение, брат.

– Я русский офицер, брат.

– Майор Сергеев?

Небольшая заминка. Боб всего мгновение смотрит в мою сторону. Я рассматриваю чистое, без единого облачка, небо.

– Да. Я майор Сергеев. Командир спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать.

– А кто эти братья? – пальцы в нашу сторону.

– Не обращайте на них внимания, братья. Вспомогательные силы. Принеси то, пойди туда, – Боб наморщил лоб и старательно проговорил по-русски: – Шестерочки.

Мы с ничего не понимающим Герасимом мило улыбнулись и щелкнули каблуками тапочек.

После того, как Милашка пропиликала по куплету из гимнов, один из американских товарищей обнял Боба за плечо и стал прогуливаться вдоль борта Милашки, выкладывая причину, по которой наша доблестная команда оказалась в этом жарком и, чего скрывать, жутко пыльном месте.

– Вы как раз вовремя, – говорил американский товарищ нашему янкелю. – У нас в республике намечается чрезвычайная ситуация. На заседании конгресса принято единогласное решение подключить к решению вопроса вашу, майор, доблестную команду.

– Мы такие, – гордо звякнул Боб майорскими погонами, плохо закрепленными на плечах.

– Да, да, брат, – закивал американский товарищ. – По своим каналам мы навели справки. Вы единственные, кто не заробеет перед возникшими трудностями.

– А каковы, собственно, трудности?

Слава богу! Боб, наконец-то вспомнил, для чего мы торчим в этом гиблом месте.

– Трудности перед вами, брат майор Сергеев.

Где-то на юге молодой американской республики.

Наблюдательный центр республиканского значения. У взятого под залог перископа группа наблюдателей. Особенно выделяется высокий человек с бородкой. Он стоит чуть в стороне и торопливо записывает карандашом что-то свое, наболевшее. Личный секретарь подходит сзади и заглядывает через плечо высокого человека:

– Раз и в глаз, – шутит высокий человек, тыкая карандашом в искусственный стеклянный глаз секретаря.

Все смеются.

– Русские прибыли на место происшествия, товарищ президент, – сообщает личный секретарь, растерянно шевеля пальцами. Даже его большой опыт работы с многочисленными начальниками не сумел подсказать правильной постановки блока.

– Отлично. Это их первая самостоятельная работа на нашей земле. И угроза, надо сказать, не шуточная. Наблюдатели готовы? Художники?

– Все, как вы приказывали, товарищ президент. Но, позвольте сказать. Конгресс считает, что вам опасно находиться в этом районе. Целесообразно вернуться в столицу.

– Снова под кислотный дождь? – загрустил высокий человек. – Понимаю, голубчик. Национальная безопасность превыше всего. Отлично сказал. Запишите это для меня. Вставим куда-нибудь. И приготовьте к отлету воздушный командный центр.

– Техники уже надувают шар, товарищ президент. Через час борт номер один будет готов.

Отпустив личного секретаря высокий человек с бородкой прильнул к окулярам перископа, за которые в пункте проката драли бешеные деньги в валюте, посмотрел на далекие фигурки русских спасателей и вздохнул.

– Как бы я хотел быть сейчас с вами, друзья мои. Сражаться плечом к плечу с опасностями и трудностями. Смотреть страху в глаза и смеяться над ним. Но не могу. Интересы молодой американской республики зовут в дорогу. Эй! Любезный! Я тут тезис придумал. Обалденный. Запиши. Вставим куда-нибудь.

Трудности оказались не перед нами, а под нами.

Обширное поле, усеянное маленькими, круглыми и симпатичными на вид кактусами.

Поначалу я даже не обратил на это поле никакого внимания. Обычная пустыня с естественной растительностью. Но приглядевшись понял, не все так просто.

Кактусы росли ровными рядами, словно картошка на рязанских черноземах. Все одинакового размера, старательно окученные. У каждого зеленого качанчика бирка с данными произведенных работ по удобрению. Над кактусовым полем то и дело проносился сельскохозяйственный дирижабль, распыляющий толи подкормку, толи отраву от вредителей.

По углам поля стояли деревянные вышки, на которых просматривались угрюмые черные, а может просто загорелые, лица вооруженных охранников.

– Фазе, мазе… что это за лав ю бразе?

Естественно, Боб запаниковал. Перемешивая американские и русские слова он попытался прояснить для себя ситуацию, требуя подробностей. Американский товарищ, постоянно сверяясь с бумажками из кожаной папочки, поведал и подробности.

Если нашейный УПС не врал, то выходило следующее.

Данное кактусовое поле производило два продукта, являющихся для молодой республики единственными источниками поступления валютных, а именно, брююликовых поступлений. Из длинных и особо прочных иголок на подземных американских заводах производили зубные щетки, пользующиеся огромным спросом у всего мирового потребительского рынка, а также расчески для жителей африканского континента.

После удаления в подземных лабораториях верхнего, колючего слоя, оставшаяся часть в виде зеленой массы поступала на различные предприятия, где: прокрученная на мясорубке использовалась для изготовления котлет. Высушенная шла на изготовление сандалий. Выжатая, на кактусовую водку. Спрессованная отправлялась на сталелитейные заводы.

И самое главное. Из мякоти данного вида кактусов, по словам американского товарища, также изготавливалась местная валюта, понятно почему зеленого цвета. А совсем уж бессовестные американские граждане, доведись им незаконно приобрести хоть несколько граммов ценного материала, выпаривали зеленую массу и получали запрещенные ООН порошки явно немедицинского свойства.

– Теперь тебе ясно, брат, какую ценность представляет это уникальное и единственное на всем континенте поле?

Боб по глупости попытался приблизиться к кактусам, чтобы руками пощупать будущие американские деньги, но охрана на вышках подобралась зоркая и отсекла исполняющего обязанности командира подразделения "000" от национального продукта короткими очередями из маломощных автоматов. Только вмешательство Милашки, произведшей предупредительный залп с правого борта спасло янкеля от неминуемого позора. А так и в сухих штанах и при погонах остался.

– И какая беда, какое стихийное бедствие угрожает этим? – пальцем Боб показывать не стал. Это только я могу рисковать, а у Боба кишка тонка пальцами на кактусы показывать.

Американский товарищ заговорил быстро-быстро. Его соратники подбадривали выступающего взмахами кожаных папок. УПС на моей шее нагрелся от перегрузки, но сумел выдать суть несчастья.

Оказывается, на бесценное американское достояние, на кактусовое поле, охраняемое не только свирепыми охранниками, но и всеми местными законами, надвигалась мигрирующая из Южной Америки в Северную Америку стая мексиканских ежиков. Но это большой секрет Америки и никто не должен знать о надвигающейся катастрофе.

Я закашлялся, и американские товарищи подозрительно посмотрели в мою сторону. Боб, не подозревающий о наличии внедренного агента с УПСом на шее доверительно сообщил подозрительным бюрошникам о хилости и болезненности некоторых членов его экипажа.

Чтобы окончательно себя не рассекречивать пришлось вернуться в кабину и от души похихикать в теплую грудь пингвина, который очень любил, когда у него на груди кто-нибудь хихикал.

Мексиканские ежики! Такому нас в Академии не учили. Мы, спасатели подразделения "000" способны выполнять любые поставленные честными налогоплательщиками задачи. Мы можем вытаскивать людей из огня, из воды, изо льда, из расплавленного металла. Мы умеем останавливать ураганы, тайфуны и циклоны различной направленности. Да что там говорить! Нет в мире таких проблем, которые неподвластны подразделению "000". Но мексиканские ежики!

Герасим, наблюдавший за командирским нестандартным поведением, дождался когда я немного успокоюсь и подал носовой платок, изготовленный специально для сотрудников Службы на лучших российских носовых фабриках.

– Мм, – глубокомысленно выдал Гера, покосившись на пульт управления. У меня закралось подозрение, что Милашка, ослушавшись приказа Боба, тайно снабжала третий номер переводной информацией.

– Конечно, Гера, непростительно для русского человека смеяться над чужой бедой, – я выжал платок и вручил чудо отечественного производителя обратно хозяину. – Но подумай, что скажут на Родине, когда там станет известно, какие наисложнейшие задачи мы решали в командировке? Посмеются, не то слово. Поверь мне. И уж никогда даже ломаной медальки не дадут. Да наш хорошо известный журналист-практикант, если жив еще, первым вылезет на цветные полосы утренних газет с заголовком – "Лучшие в мире спасатели сражаются с мексиканскими ежиками!"

– Мм, – скривился Герасим, почесывая волосатую грудь.

Слова третьего номера немного отрезвили. Правильно Гера говорит, что американцу подвиг, русскому с пробором. Я расслабился. Я забыл свое предназначение. Очевидно непривычные погодные условия и трехдневное безделье негативно сказались на рабочих качествах. Американцы зря паниковать не станут. Волнуются, значит есть на то веские причины. И наша задача, раз уж мы сюда сосланы, помочь несчастной стране всеми имеющимися на Милашке способами.

– Шепчетесь, мальчики? – у входа в спецмашину стоял Боб в майорском мундире нараспашку. – Не желаете ли поработать на пользу моей исторической родины?

Мы с Герасимом переглянулись и кивнули. Молча. Какие уж тут разговоры, когда мексиканские ежики….

– Милашка! Карту на центр кабины! – и откуда у янкеля столько уверенности? И столько наглости? Переговоры вроде закончились, пора и мундир в шкафчик на чистку повесить. Ан нет, не хочет.

Спецмашина выполнила приказ как обычно четко и без вопросов. Ей же никто не отдавал распоряжений об отмене ранее полученных команд. А мне лень было.

Стол с разложенной на нем "Русской монополией" ушел под пол и на его месте появилась трехмерная карта прилегающей к спецмашине местности.

– Внимание всем! – крикнул Боб, хотя мы с Герасимом и так были все во внимании. – Докладываю первый и последний раз диспозицию. Территория, на которой нам предстоит работать в ближайшие дни, является совершенно засекреченным районом. Не ухмыляйтесь, товарищ Сергеев. У Америки тоже могут быть засекреченные районы. Вся информация, касающаяся предстоящей работы, разглашению не подлежит ни в коей мере. За излишнюю болтливость лично расстреляю из табельного оружия.

Эк янкеля завернуло. Кто ж ему табельное оружие выдаст? Оружейный отсек только на мой большой палец отзывается. Хотя ведь этот двуличный подлец на все пойдет. Может и подручными средствами угрозу выполнить. Однако послушаем, что сообщит нам американец с русским паспортом.

– Вот здесь, – Боб рукой обвел квадратное поле засеянное кактусами, – здесь под землей секретнейший гражданский американский объект. Не спрашивайте меня, какие функции он выполняет, не скажу. Вам достаточно знать лишь то, что подлый враг задумал совершить коварную интервенцию на эту беззащитную землю. Америка, товарищи спасатели, в опасности.

Да кому нужна эта Америка? Природные ископаемые давно разработаны. Нефть выкачана и отправлена в Саудовскую Аравию еще два века назад. Уголек сожжен. Торф закончился и новый еще не сопрел. Золотишко все в Аляскинской области, которая вот уже как триста лет присоединена к России. Единственная ценная вещь – статуя тетки с завязанными глазами и с факелом – практически разрушена эмансипированной хунтой, которая посчитала недопустимым использование женского образа в патриотических целях.

– Сергеев, вы меня слушаете? Не отвлекайтесь. Интервенция осуществляется с юга страны. Предполагаемые направления атак здесь, здесь и, пожалуй, вот здесь.

– Мм? – задал вопрос любопытный Герасим.

– Кто осуществляет атаку? – растерялся Боб, но тут же собрался с мыслями и стал бессовестно врать. – Те растения, которые вы успели заметить, не являются на самом деле кактусами. Это замаскированные, э-э, солнечные батареи. И интервенцию осуществляют такие же замаскированные враги молодой развивающейся республики.

– А поподробнее? – незаметно для Боба я подмигнул Гере. – Какая маскировка? Степень опасности? Где вооруженные силы страны, способные самостоятельно отразить агрессию?

– Враг замаскировался под мексиканских ежиков, – очевидно Боб решил, что лучшая ложь, это частичная правда. Мы ж тоже не дураки. – Степень опасности максимальная. Вооруженные силы далеко, так что придется мне с вами самостоятельно осуществить безопасность гражданского секретного объекта.

– Мм, – пробасил Герасим, пытаясь рассмотреть прыщик на носу.

– Согласен полностью, третий номер. Мексиканские ежики это очень серьезный противник. Двигаясь огромными стаями они способны полностью парализовать работоспособность любого объекта, в том числе и вверенного нам под охрану. А этого допустить никак нельзя. Пригласившая нас сторона полностью доверяет моему, ну и вашему, конечно, опыту при разрешении подобных инцидентов.

– А медали нам дадут? – нагло поинтересовался я, вглядываясь в карту.

Боб Клинроуз высунулся в боковую форточку и спросил у американских товарищей, дадут ли ему медаль за удачно проведенную операцию. После положительного ответа, Боб вернулся к карте:

– Дадут, но только самым достойным. И маленькие. На большие медали у правительства железа не хватает. Какие будут предложения?

Лично у меня предложений не имелось. Кто, в конце концов, командир в данной ситуации? Боб. Вот пусть и предлагает. А я во временном самоотводе.

Третий номер экипажа, Герасим, в отличие от меня, оказался более порядочным. Да и не мог лучший мозг мира не выдвинуть ни одного предложения. Его речь была недолгой, минут пятнадцать.

– Мм. Мм. Мм.

Дельные предложения. Лучшего способа остановить мексиканских ежиков не смог бы предложить даже Директор Службы.

– Отлично! – воскликнул Боб. – Сам придумал?

– Мм, – Гера всегда отличался скромностью.

– Так и поступим, – решил бывший второй номер, поправляя все время сползающий майорский погон. – Начало спасательной экспедиции приказываю начать через два часа. Личному составу и подотчетной технике проверить комплектность и как следует отдохнуть. Сергееву все здесь прибрать, помыть и вообще….

Не придумав более ничего ценного, Боб бросился к американским товарищам сообщать о мерах, которые он собирается предпринять, чтобы остановить диких мексиканских ежиков.

– Мм, – сказал Герасим и красноречиво хрустнул пальцами.

– Вернемся на Родину, тогда и поговорим по-товарищески, – согласился я. – Милашка!

– Милашка на связи.

– Поищи в контурных мозгах все, что касается мексиканских ежиков и низкорослых кактусов. Привычки, среда обитания, сроки спаривания. Что жрут, от чего травит. Чем болеют, на что аллергия. В общем, по полной программе. Гера, ты бы прилег. Мозги человеку даются раз и беречь их надо смолоду.

Хорошие и правильные мысли необходимо повторять по несколько раз на дню. Тогда и тол будет.

Герка хороший мужик. Не говоря ни слова развернулся и устремился в спальный отсек, восстанавливать работоспособность серого вещества. Заснул Герасим, как всегда на ходу.

В мозгах Милашки информации нашлось на удивление мало. Про кактусы она знала только то, что уже было известно. Ценный национальный продукт, который лелеют, охраняют и берегут. А с мексиканскими ежиками все оказалось не так просто.

После падения на Землю в две тысячи засекреченном году крупного астероида миролюбивые и незлопамятные мексиканские ежики, подвергшись сильнейшим мутациям, превратились в настоящих монстров. Сбиваясь в крупные стаи, они мигрировали без всякого разбора по территории двух континентов, уничтожая на своем пути все живое. Остановить их было невозможно. Водные преграды ежики переплывали, горы переползали, ловушки уничтожали, людей игнорировали. Особенную любовь мексиканские ежики испытывали к низкорослым кактусам.

Как испытывали? Не скажу. Боб четко предупредил, что сделает с особо болтливыми и любопытными честными налогоплательщиками и спасателями.

Два часа тяжелых раздумий пролетели незаметно. Ситуация, чего уж скрывать, действительно складывалась напряженная. С одной стороны мы должны сохранить посадки ценного кактуса, а с другой никак невозможно навредить мексиканским ежикам, которые также охранялись мировым сообществом, как пострадавшие в результате природного катаклизма.

Но мы – спасатели. И должны решать самые сложные из самых сложных задач. Это не я сказал. Выдержка из Устава.

Точно в назначенное время Милашка сыграла побудку, использовав при этом все имеющиеся на борту сигналы оповещения. Под не стихающий рев клаксонов, паровозных гудков и корабельных сирен в кабину ворвался возбужденный Боб.

– За работу, мальчики! Правительство полностью одобрило предложенные мною меры по спасению территории. Сергеев, комбинезон протирать в отпуске будешь.

Натянув на уши связь-панаму, чтобы янкель не заметил моего злобного взгляда, я направился в грузовой отсек спецмашины подразделения "000".

Милашка предусмотрительно распахнула задние ворота, добавила освещения, чтобы любимому командиру не копаться в темноте, и сочувственно моргнула красными огоньками внутренних камер наблюдений. Она слишком долго работала со мной и понимала, что долго в таких условиях я не выдержу. Сорвусь.

Отыскав в просторных помещениях склада ядерозабороукладчик, и попинав его ногами, я затребовал у железяки доклада. Ядерозабороукладчик, соскучившись по работе, доложился как положено:

– Горючее на исходе, командор. Реакторы почистить бы? Командор, а почему такой грустный?

– Не твое дело, – огрызнулся я. Совсем техника от рук отбилась, – где у тебя интеллектуальный выключатель?

Если вовремя не отрубить искусственный интеллект, ржавчина может до сумасшествия заболтать. Они все такие. Простоят в темноте год, потом болтают без остановки.

– Не скажу, – от собственной смелости ядерозабороукладчик пустил струйку охлаждающей жидкости прямо мне под ноги.

– Не скажешь, не надо.

Я поискал глазами автономный резак, но в бардаке Милашкиного склада отыскать что-либо с первой попытки никак нельзя, а без резака вскрыть бронированную коробку с предохранительными стержнями ни теоретически ни практически невозможно. Под возмущенное пыхтение железяки я, нарушая правила обращения с подотчетной техникой, вырвал с корнем оба динамика.

– А теперь медленно и торжественно спускаешься вниз и ждешь меня снаружи, – приказал я ядерозаборуукладчику и, чтобы хоть как-то смягчить плохое к ней отношение, добавил: – Я тебе после выполнения задания другие динамики поставлю. Новые и блестящие.

Универсальные ядерозабороукладчики такие доверчивые.

Проводив до ворот железяку, я облачился в рабочий комбинезон со встроенной системой охлаждения. Работать и при этом потеть русский спасатель не приучен. Вот если наоборот, совсем другое дело.

Уже забираясь по лестнице в тесную кабинку ядерозабороукладчика я обнаружил, что работать на предстоящем задании мне придется, по-видимому, в одиночку. Мозг нашей команды продолжал безмятежно набираться сил в комнате отдыха, которая обладала повышенной звуконепроницаемостью. Никакая побудка не страшна. А второй номер, ныне как бы командир спецмашины, Роберт Клинроуз сидел в окружение американских товарищей под зонтиком, который, пыжась, держал Директорский любимчик.

Я люблю свою работу и еще помню то время, когда сам был вторым номером. Поэтому любая деятельность связанная со спасением кого-либо, или чего-либо, всегда приносила мне внутреннее удовлетворение. Один, так один.

Постучав пальцем по микрофону связь-рабочей каски, я вызвал Боба и в вежливой форме, иногда срываясь на крик, затребовал немедленного снятия с вышек военизированной охраны. Когда спасатели подразделения "000" работают, им ничто не должно мешать.

Дождавшись, пока вышки опустеют, я направил ядерозабороукладчик к краю кактусовых посевов. Десять минут ушло на то, чтобы ввести в железяку необходимые команды. Теперь можно с возможно большим удобством скрючится в кабине и отдыхать, не забывая, однако, контролировать деятельность подручного механизма.

Российские разработчики ядерозабороукладчиков не зря кушают черный хлеб с маслом. Самая совершенная техника на службе лучших спасателей мира. Только отработки много, особенно когда ветер попутный.

Ядерозабороукладчик, окрыленный обещанием получить новые и блестящие динамики, с похвальным остервенением вгрызся в землю.

Описать работу ядерозабороукладчика довольно сложно. Даже невозможно. Но Боб, связавшись со мной, попросил, чтобы я комментировал все, что делает чудо российского ядерозабороукладостроения. Пришлось подчиниться.

– Сейчас мы бурим в американской земле десятиметровые скважины и загоняем в них пятнадцатиметровые русские столбы. Столбы видите? Суперпрочные, суперстойкие, и вообще это государственная тайна.

Американские товарищи понимающе закивали. Что такое государственная тайна, они знали.

– Расстояние между двумя вогнанными в американскую землю столбами вымеряется с помощью лазерного измерителя, встроенного в укладчик. Точность, второе имя подразделения "000". Кто не верит, может проверить рулеткой.

Укрывшиеся под зонтиком недоверия не испытывали.

– Пока ядерозабороукладчик бурит очередную дыру в гостеприимной американской земле, между готовыми столбами натягивается пятиметровая сетка. По моему желанию я могу менять не только ее цвет, но и рисунок. Узор по-вашему. Можно в клеточку. Можно в горошек. Лучшие специалисты российских подразделений способны даже изобразить на натянутой сетке сценки из повседневной жизни.

В доказательство своих слов я поколдовал над кнопочками управления и из хвоста железяки выползла сетка, изображающая взятие господствующей высоты шестым космическим батальоном во время войны за независимость лунных поселений.

Охайте и ахайте американские друзья. Вам до такой филигранной техники еще долгие и долгие годы развиваться. Да и то, кто из вас сможет вот так запросто изобразить хотя бы маленький рисунок? У вас же способностей хватает только на косую полоску или, в худом случае, звездочки.

К обеду первая часть задуманного плана была выполнена. Вокруг Объекта красовался пятиметровой высоты забор. Оставалось только подключить сетку к Малашкиным накопителям и для красоты навесить красные флажки. Если мексиканские ежики не дураки, они даже близко не подойдут к непреодолимой преграде.

Но на этом план по спасению особо ценных посевов не ограничивался. Я развернул ядерозабороукладчик на новый круг, сменил при помощи самоходных заменителей навесное оборудование и двинулся выполнять пункт номер следующий.

Канава достаточной глубины. Из особой штуковины под страшным давлением форматируется прямоугольные бетонные плиты. Все плотно подгоняется, вкапывается, утрамбовывается и закрашивается беленькой краской. Супер прочный бетонный пластик, применяемый исключительно при устройстве взлетно-посадочных полос на военных космодромах. Но для Америки ничего не жалко. Пусть будет самый крепкий в мире забор. Я у себя на даче такой же построил из производственных отходов.

Не оставляя ни одной минуты на отдых, я произвел очередную смену оборудования и зашел на следующий круг. Время поджимает. Милашка только что сообщила – по местному проводному радио передали предупреждение о приближении стаи мексиканских ежиков. Администрация просит граждан не покидать домов, завалить мешками с песком все двери и окна до особого распоряжения. В радиусе тысячи километров уже закрылись правительственные и общественные учреждения. Местные силы самообороны из последних усилий кое-как сдерживают натиск мигрирующей стаи. Вся надежда только на русских спасателей. То есть на нас.

– Сколько осталось времени?

– Тяжело сказать, командор, – замялось Милашка. – Не могу связаться с нашими спутниками. Не летают они над Америкой.

– Можно на глазок, – разрешил я, понимая, в каких немашинных условиях приходиться работать Милашке.

– На глазок, у тебя, командор, не больше двух часов.

– Достаточно.

Основная часть работы сделана, оставались кое-какие мелочи, без которых проведенная работа ничего не значила.

Выпрыгнув из ядерозабороукладчика, который мог и самостоятельно поставить деревянный штакетник по внешней линии обороны, я выкатил из чрева спецмашины подразделения "000" экскаватор и, не обращая внимания на его постоянное нытье, быстро выкопал яму.

На глупые вопросы второго номера в майорских погонах ответил, что это котлован для бункера. Если уж встречать неприятеля, то в надежном укрытии. Из-за отсутствия достаточного лимита времени пришлось мобилизовать практически всю технику. Ядеросмесители смешивали быстротвердеющий бетонопластик. Ядеропрокатчики раскатывали свинцовые рулоны для надежной защиты убежища от возможной радиации. Ядерокроты и ядеропроходчики прокладывали в строящийся рекордными темпами бункер водопровод, канализацию и связь.

На строительной площадке стоял страшный гул. Подсобная техника, не обеспеченная надежным контролем, вовсю распоясалась и болтала друг с другом, перемывая не только последние новости, тяжелые условия работы, недостаточное масло финансирование, но так же и отвратительный характер отдельных личностей нашего экипажа. Большинство маломощных агрегатов сходилось на том, что янкель американский настоящий душка, с работой не пристает, с руганью не налетает. А вот майор Сергеев, который сегодня почему-то без парадного мундира, зверь, деспот и грязный прощелыга.

– Командор, – из-за невыносимого гвалта я чуть не пропустил Милашкиного сообщения, – контрольное время тридцать минут. Надеюсь, вы успеваете?

Чтобы русский спасатель да не успел? Быть такого не может.

– Всем спасибо! – закричал я в штатный матюгальник, с помощью которого можно перекричать любой шум на строительной площадке. Милашка его у ракетчиков выменяла. У тех самых ребят, которые у звездолетов шнуры на дюзах подпаливают. Оттого и глуховатые.

Подсобное оборудование, услышав, что ее вежливо посылают в Милашку, торопливо покатила в грузовой отсек. К маслопоилкам, к дозаправкам, к тишине и спокойной темноте.

– Милашка! Командир на связи.

– Внимание на пределе, командор!

– Заезжай в бункер и не забудь предупредить Боба, что у нас готовность на единице. А то так и проторчит с американскими товарищами на свежем американском воздухе. Не дай бог затопчут их ежики. На весь мир опозоримся.

Пока Милашка осторожно заползала в бункер, пока янкель с американцами бежали в укрытие, я стоял на рукотворном земляном валу и с удовольствием оглядывал дело рук своих. Ну и подсобных механизмов, конечно.

Кактусовое поле может спать спокойно. По всему периметру огромного государственного огорода красовались несколько рядов заграждений.

Первый. Резной деревянный штакетник, выкрашенный веселенькой серебряной краской. Краска, к слову сказать, жаростойкая. Водонепроницаемая. Да и штакетник чертовски красив. Ядероштакетница постаралась на славу.

Второй ряд. Обыкновенный деревянный забор. Ядеропульвизаторы поленились. Только с одной стороны покрасили. Разобрать стервецов и на свалку. Хотя не стоит. Краску спишем по полному объему. У меня крыша на даче некрашеная.

Третий ряд. Земляной вал, покрыт жидким стеклом. Для лучшего скольжения. Я не знаю ни одного нормального ежика, который сможет преодолеть такое препятствие.

Четвертым стоял уже описанный забор из пластикового бетона. Пять метров в высоту. Прочность неимоверная.

Последняя линия обороны – сеточное заграждение под напряжением. Голубые огоньки то и дело вспыхивают и неторопливо наполняют воздух запахом приближающейся грозы. Из представленных полотен особо хочется отметить картины "Спасатели на отдыхе", триптих "Я и мои ордена", а также пятидесятиметровую панораму " Майор Сергеев въезжает на белой спецмашине в город Париж".

– Все хорошо, что хорошо защищено, – мудро улыбнулся лучший из командиров подразделения "000" и направил взор свой на подсобные строения. На бункер. За которым спрятались люди и Милашка. Стометровый купол, покрытый свинцовыми плитами. Дешево и надежно. На самой вершине купола гордо стоял пингвин и воодушевлено размахивал российским флагом.

Красота.

– Красота, говорю, – сообщил я Бобу, который волновался по поводу моего долгого отсутствия. – Последний штрих и я через минуту присоединюсь к вашей дружной компании.

Последний штрих просто необходим в любом деле. Это как точка, поставленная в конце предложения, как последний солдат, вывезенный автоматическими санитарами из-под обстрела, как последний гвоздь в гроб.

Размышляя над справедливостью последнего сравнения, я воткнул перед заграждением, защищающим кактусовое поле, фанерный плакат размерами три на один метр. На фанере было по-русски написано:

"Проход закрыт. Вход мексиканским ежикам категорически запрещен".

– Командор! – вызвала меня Милашка. – Думаю, вам стоит посмотреть, что твориться на горизонте.

– Сейчас буду.

Петляя по благоустроенным окопам, я добежал до бункера и нырнул в его прохладу. Пройдя дезинфекционные камеры, переодевшись в белые одежды и, соответственно, белые тапочки, я присоединился к взволнованной публике.

Все толпились у обзорной щели с тройным бронированным стеклом. Боб в моем майорском парадном мундире поверх белого комбинезона казался взволнованнее всех.

– Посмотри, – второй номер освободил место у перископа.

Что так взволновало спецмашину подразделения "000", а также второго номера во главе с американскими товарищами из федеральной базы? Приближающийся вечер или что-то другое?

Натянув на голову перископный шлем с трехмерным изображением и автоматическим измерителем, я как бы вознесся над американской местностью, уподобившись птице.

Отличный вид.

Ага! Оказывается в Америке горы вот такой высоты! Удивительно. Ага! И реки вот такой ширины! Невероятно! А в речках тех крокодилы и бегемоты, что само по себе неинтересно. А также по берегам пасутся обезьяны и высятся трупы выбросившихся на песок кашалотов.

И, конечно, надвигается на нас, поднимая тучи пыли до самого неба, стаи мексиканских ежиков.

Хрупкие ряды американских заградительных отрядов пытаются сдержать несдерживаемое. Из последних сил спец войска в беретах и примкнувшие к ним добровольцы из числа наиболее сознательных американских граждан голыми руками тщетно пытаются отбросить противника за реку. Но противник хитер и коварен. Он уже почуял, что где-то рядом есть добыча. Кровожадность и страсть к кактусам пересиливают природный страх перед человеком. Линия обороны лопается и серая масса, затаптывая всех, кто не успевает отскочить, скачет вперед.

– Отводите войска, – хорошо поставленным командирским голосом приказываю я.

Американцы недоуменно смотрят на "шестерочку", не понимая, с чего этот русский без погон отдает команды. Боб шипит на меня, напоминая, кто командующий операцией. Но меня уже не остановить.

– Сейчас там, у реки, гибнут простые американские парни. Гибнут за свою страну и за свое кактусовое поле. Они не знают, что мы готовы принять удар на себя. Боб, ты можешь командовать сколько хочешь, но я требую, что бы несчастных американских парней убрали с линии атаки. Они сделали все, что было в их силах. Отдавай приказ об отступлении. Иначе их смерть будет на твоей совести.

Боб скрипнул челюстями и зачирикал что-то федералам.

Регулярная и добровольная американская армия, уведомленная конными посыльными о всеобщем отступлении, достаточно стройными рядами кинулась прочь. Через минуту никем не сдерживаемая серая масса, окончательно определив направление, потекла к аграрным американским угодьям.

– Контакт через десять минут, – тревожно зашептала Милашка по выделенному каналу. – Командор, может нам стоит смыться, пока нас тоже не того….

– Русские спасатели не отступают, – засосало у меня там, где обычно сосет от страха. Если уж спецмашина подразделения "000" дрогнула, значит наше положение хуже некуда.

– Может, разбудим третий номер?

– Отставить побудку. Пока я не вижу для Герасима фронта работ. В Уставе ясно написано – только при критических ситуациях.

– Но, командор!

– Прекратить панику! Приготовь лучше валерьяновые и нашатырные пластыри для американских товарищей. Думаю, они им пригодятся. Через несколько минут здесь начнется настоящий ад. Настоящий ад….

Нашатырные пластыри понадобились, когда передовые шеренги мексиканских ежиков выскочили из тучи пыли и на полном ходу, противно топоча короткими лапами, голыми наглыми мордами протаранили резной штакетник.

– Милашка! Открыть реабилитационный отсек! – принимая в объятия первого потерявшего сознание американца, прокричал я.

В левом борту спецмашины отъехала в сторону дверь, открывая доступ в помещение, приспособленное для психологической разгрузки как самой команды, так и для приема в экстремальных случаях гражданского населения. Внутрь заталкивается возможно большее число мешающих нормально работать граждан, наглухо закрывается дверь, гаснет свет и паникерам прокручивается героико-исторический фильм "Чапаев" из серии "Русские чудо богатыри". Мы там в свое время в массовке участвовали. Я в черной бурке, Боб у пулемета. Герасим? Герасим на съемках отравился и все время ухи просил.

Желающих просмотреть на халяву русское кино оказалось предостаточно. Практически все представители федеральной базы. Быстренько нашлепав каждому по нашатырному пластырю, плюс на всякий случай по валерьяновому пластырю, мы освободили наблюдательную площадку. Остались мы с Бобом и единственный американский товарищ в черных очках, с собачкой таксой на поводке и с кривой палкой. Товарищ явно любил свою собачку, потому что и шагу не мог сделать без нее. Только все время палкой по полу стучал.

А за пределами бункера творилось бог знает что.

Мексиканские ежики, даже не заметив дощатого забора, без задержки преодолели стеклянный вал и накинулись на пластиковую стену. Под напором взбесившейся стаи крепкий пластиковый бетон дрогнул и кое-где стали появляться трещины.

– Какие бешенные мексиканские ежики, – заметил Боб, покусывая губы. – Как думаете, Сергеев, выдержит стена?

– Посмотрим, – отвечать честно не хотелось. По всем расчетам, которые произвела Милашка, и которые я лично перепроверил в уме, жить пластиковому бетону не больше минуты. Мы изначально совершили непростительную ошибку. Заложили слишком большую хрупкость.

И как всегда я оказался прав.

Ежики управились за сорок секунд. Стену валить не стали, просто прогрызли дырки и устремились дальше.

На пути мексиканских ежиков оставалась наша последняя надежда. Натянутая на столбах пятиметровая сетка под напряжением.

– Мыша! Подай возможно большее напряжение, – одними губами прошептал я.

Серая и колючая масса неожиданно замерла перед докрасна разогретой сеткой, задрало морды и принялась внимательно изучать преграду.

– Что они делают? – слегка заикаясь, спросил Боб.

– А ты иди сам у них спросил, – скривился я.

По толпе мексиканских ежиков прошло движение, серая масса всколыхнулась и несколько смельчаков попытались перепрыгнуть препятствие. Правильно я сделал, что настоял на пятиметровой высоте. Словно предчувствовал, что мексиканские ежики обладают повышенной прыгучестью.

На сетке вспыхнуло несколько десятков голубых огоньков и природный мир северного и южного континента потерял самых смелых своих представителей. Высоковата сеточка оказалась.

Рядом нервно захихикал Боб. Я бы не стал так расслабляться. Что-то подсказывало, самое неприятное впереди.

– Милашка, что у нас на пси-сканерах?

Пси-сканеры это такие мудреные штуки, которые измеряют пси-поле. Случайно сконструированы русскими инженерами. Хотели одно, а получилось другое. А все остальное неважно.

– Напряжение достигает критической отметки. Может из всех стволов?

– Тебе бы все пострелять. Хочешь, чтобы русских спасателей обвинили в бесчеловечности? Но на всякий случай приготовь вооружение.

– Уже давно и на мушке, – Спецмашина подразделения "000" очень умная спецмашина. – Командор, кажется к нам, как бы лучше сказать, представители противника.

Милашка никогда не врет. Особенно мне. От замершей перед сеткой стаи отделилось небольшое пятно и подбежало к бронированному стеклу, за которым находились мы. Колючая группа остановилась метрах в трех, а вплотную приблизился только один мексиканский ежик. Прильнул к стеклу и долго смотрел на замерших в тревожном ожидании спасателей. Особенно нехорошо смотрел на Боба. Я всегда говорил, что животные чувствуют, кто вкуснее.

Ознакомившись с нашими лицами, мексиканский ежик встал на задние лапы, а передней показал в сторону сетки. Потом скрестил передние лапки крестом, ясно давая понять, что от нас требуется.

– Мутация высшей степени, – заключил я. – Боб, вроде у нас ты командир на текущий момент. Принимай решение. Наши маленькие друзья требуют обесточить последнее заграждение.

– Нет! – замотал головой второй номер, позвякивая моими орденами. – Моя историческая родина не простит такое малодушие.

Мексиканский ежик понятливо покачал мордой, почесал за ухом и достаточно красноречиво провел лапой по короткой шее.

– Умрем, но не отключимся, – твердо сказал Боб и грязно выругался: – Фазе, мазе лав ю бразе!

Ежик постучал по бронированному стеклу и покрутил лапой у виска. Видно максимальное напряжение вызывало у мексиканских ежиков сильные приступы мигрени.

– На твоем месте я поступил бы также, – пожал я руку Бобу. – Думаю не ошибусь, если предположу, что мы выиграли этот раунд. Показали стервецам, кто хозяйничает в долбанном кактусовом поле.

– Командор!

За бронированным стеклом мексиканские ежики засуетились, замельтешили и неожиданно для всех нас выставили на переговоры Директорского любимчика.

Не выйти мне с неприкрытой головой из бункера, если мы не забыли пригласить в укрытие глупую птицу. Значит все это время гордый пингвин стояла на бункере, махал российским флагом и хранил верность как родине, так и Директору.

– У них заложник.

– Вижу. Боб, твое решение? Думай, что хуже – позор перед исторической родиной, или встреча с Директором в особо теплой обстановке.

И тут Роберт Клинроуз, спасатель и просто человек, сломался. Такое бывает. Недостаточная физическая и моральная подготовка. Переоценка своих возможностей. Винить за это нельзя.

Путаясь в рукавах Боб стянул майорский мундир и протянул его мне. Он больше не хотел командовать.

Это было правильное решение. Не каждому под силу носить мой парадный мундир. Особенно если на нем вывешены все ордена и медали.

– Милашка! – загрохотал я привычным командирским голосом. – Майор Сергеев берет на себя командование операцией. Ранее отданные приказы относительно второго номера считать недействительными. Принимаю, так сказать, огонь на себя!

– Мы верим в тебя, командор. – Милашка сыграла мою любимую мелодию "На российской стороне хорошо живется нам", – Готова выполнить любой приказ по уничтожению мутантов.

– Это лишнее, – Боб, зараза, растянул мундир. Теперь в плечах болтается. Но зато орденов больше нацепить можно. Кстати, о Бобе! – Мыша! Назначаю второму номеру Роберту Клинроузу два часа гауптвахты с рассрочкой приговора. После задания посидит. Занеси в черные самописцы.

Второй номер, скинув с плеч тяжесть командирского мундира, сиял.

– А теперь главное. В целях сохранения жизни неофициального члена экипажа, птицы пингвина, проходящего по спискам как "Пингвин Директорский", требую немедленного отключения электричества от забора. Пусть эти сволочи пользуются кактусами. Но только в обмен на нашего сотрудника.

Пингвин уже проходил санобработку под защитой бункера, когда Милашка, выполняя полученный приказ, обесточила последний рубеж.

Страшно и больно было видеть, как тысячи диких мексиканских ежиков бросились вперед, разрывая на куски сверхпрочную титановую сеть, с исполненными на ней произведениями искусства. Милашка, подавленная этим ужасным зрелищем, тихо исполняла траурную сонату "Последний парад перед смертью". Боб, пристроившись у спецмашины, набирал на личном блокютере секретный донос в трех экземплярах. Американскому и русскому президентам, а также нашему Директору. Товарищ из федеральной базы, забившись в угол, тихо плакал. Ему подвывала такса. И только я, простой русский спасатель, орденоносец и железной выдержки человек, верил, не все еще потеряно.

Первые прорвавшиеся через сетку набросились на беззащитные кактусы, с радостным визгом накрыли их и погибли вместе с жертвой. Один мексиканский ежик и один валютный кактус. Счет ничейный, но всегда не в нашу пользу.

Основная масса серых и злобных мутантов ринулась в кактусовые плантации, предвкушая вакханалию, но в это время над американской землей сгустилась темнота. Неуправляемое светило закатилось за горизонт, мир погрузился в кромешные потемки. И я только успел заметить, как сотни и сотни мексиканских ежиков моментально свалились на землю и заснули. Прямо, как наш Герасим.

– Они… спят? – оторвался от написания фальшивых донесений Боб.

– Похоже на то. Милашка, прощупай область поражения.

– Уже сделано, командор. Метаболизм данного вида мутантов подвержен так называемой заразе Бестсонника. При наступлении темноты организм мгновенно расслабляется и засыпает.

Замечательно, подумал я.

– Замечательно! – сказал я, разминая пальцы рук и ног. – У нас на складе где-то асфальтовый укладчик гниет. Подготовь его к работе. Прокатимся раза три по кругу и нет проблемы.

Заплаканный американец с таксой подал голос. Боб, не дожидаясь команды, перевел:

– Американское правительство не заинтересовано в том, чтобы акт массового умертвления мексиканских ежиков произошел на территории кактусового ранчо. У них как раз месячник дружбы с зелеными.

Это существенно меняет дело. Мы, спасатели, тоже люди, понимаем что к чему. Нельзя, так нельзя.

– Тогда выгоняем самосвалы и бульдозеры. За два часа, думаю, управимся. Вывезем куда-нибудь к чертовой бабушке.

– Ни один штат не согласиться принять ежиков в самосвалах, – засомневался второй номер, проконсультировавшись с американским товарищем, – к тому же существует вероятность, что мы их разбудим. Мексиканские ежики еще не достаточно хорошо изучены.

– Тогда выкапываем кактусы с огорода и тем самым выигрываем битву за урожай.

Я уже знал, что кактусы выкапывать категорически запрещено. И вообще, что бы я ни предложил, все будет недостаточно эффективно.

– Ну, тогда не знаю, – развел я руки, показывая, что мой мозг больше не в состоянии придумывать выходы из создавшейся ситуации.

Все загрустили. Даже спасенный пингвин, натерпевшийся в плену унижений и издевательств, грустно бродил по бункеру, пытаясь найти место для ночевки.

Именно в такие минуты всеобщего упадка духа у командиров спецмашин подразделения "000" появляется второе дыхание.

– Милашка! Слушай команду! Правом данным мне Уставом и лично товарищем Директором, приказываю! Немедленно доставить сюда третий номер экипажа.

– Герасима? – ужаснулась спецмашина. И ее ужас был понятен. Будить Геру среди ночи небезопасно. Наука давно отметила, что у тех, кого будят посреди ночи дурной характер.

– Иного выхода нет. Надеюсь, он поймет и простит.

– Только ради тебя, командор, – согласилась Милашка после десятиминутного обдумывания. – Выполняю приказ.

Наступила гнетущая тишина. Ничто не нарушало безмолвия американской ночи. Только где-то далеко-далеко у горизонта дрожали далекие огни печальных американских деревень.

Я знал, что сейчас в спальном отсеке Милашка пытается с возможно максимальной осторожностью, не потревожив умственные процессы, разбудить Геру. Тихая и спокойная музыка, ровный сумрачный свет, запах вонючих благовоний. И заранее записанный мелодичный голос Директора на минимальной громкости: – "Вставай сынок! Вставай спасатель! Пришла беда, откуда не ждали. Вставай яхонтовый!"

Безмятежность ночи разорвал дикий крик, проникший сквозь обшивку Милашки. Корпус спецмашины мелко задрожал, но выдержал. Выходной люк распахнулся и на парадном эскалаторе появился третий номер нашей великолепной команды – Герасим из глухой пятисоттысячной сибирской деревеньки. Поскреб по синей щетине. Оглядел прищуренными глазами присутствующих – кто мог отдать безжалостный и бесчеловечный по своей сути приказ?

Я чуть заметно кивнул в сторону пингвина. Кого-кого, а Директорского любимчика Герка не тронет. Проверено.

Герасим хмыкнул недоверчиво, но ничего не сказал. Все облегченно вздохнули. Если третий номер начинает хмыкать, значит разборок не будет. Значит – проснулся. Он же спасатель и прекрасно понимает, что ради того, чтобы полюбоваться его помятым лицом, никто рисковать не станет. Для дела вызвали.

Герасим подошел к бронированному стеклу и посмотрел в кромешную темноту.

– Мм?

– Они пришли, все сломали, но теперь спят. У нас время только до утра.

– Мм, – поморщился Гера.

– Да нет! Ты что? Никто не собирается по ним катками ездить. Мы не звери. Тем более, на то получен категорический американский отказ.

– Мм?

– Это уже обсуждалось. Неприемлемый вариант. Гера, ты что-нибудь поумнее предложи. На тебя вся надежда. Но учти, что и кактусы необходимо сохранить, и этих сволочей живыми оставить.

– Мм.

– Да кто ж тебе думать запрещает? Думай, сколько влезет. Но учти, американское солнце встает рано. Оно ж неуправляемое.

Гера кивнул, в очередной раз почесал щетину и упершись руками в пластик подоконника уставился в бронированное стекло немигающими стеклянными глазами.

Знаками я приказал всем покинуть прилегающую к третьему номеру территорию. Ничто не должно мешать работающему Герасиму. Мыслить в правильном направлении, разыскивая одно единственное правильное решение, это не на катках по мексиканским ежикам кататься. Искусство!

Герасим работал почти два часа. Рисовал на запотевшем бронированном стекле какие-то формулы. Ходил туда-сюда, бесперебойно курил, бросая тлеющие окурки на чистый продезинфицированный пол бункера. Сжимал виски, пытаясь поймать пугливую мысль. Облачившись в комбинезон высокой защиты выходил на улицу, знакомился с обстановкой. Щелкал ядерокалькулятором. Ковырялся в носу.

Наблюдать за работающим Герой одно удовольствие. Сразу видно, человек не зря получает спасательскую зарплату.

– Мм!? – третий номер вызвал меня по внутренней связи.

– Слушаю, Гера, – поправив связь-пилотку, ответил я.

– Мм.

– Сейчас проверю по списку. Да. Есть. У нас в багажном отсеке целая бухта супер клейкой изоляционной ленты. Есть красненькая. Есть синенькая. Тебе какую?

– Мм, – продолжил Герасим.

– Резак тоже найдем. А что ты задумал, могу поинтересоваться?

– Мм, – довольно неприветливо выпалил третий номер. Нет, на самом деле он не злой. Огрызается только в крайних случаях.

– Ладно, не говори, – сдался я, поглядывая в сторону американского товарища, который совместно с Бобом разбирался с продуктовыми запасами. – Но учти, Гера, что все должно быть по закону. Я не хочу иметь неприятности.

– Мм, – третий номер заверил, что все будет хорошо и мне не придется краснеть перед американским народом, а уж тем более перед американским правосудием.

Герасим лично проверил доставленное из спецмашины оборудование. Бухту клейкой ленты и резак. Выкурил последнюю сигарету, выпил последнюю чашку кваса, прочитал последнюю книжку по психоанализу.

– Мм, – делать еще что-либо в последний раз было нечего и Герасим, взвалив на спасательские плечи бухту, зажав в зубах резак, обвел взглядом своих товарищей.

– И тебя туда же, – пожелали мы ему счастливого пути.

Ничего больше не сказал третий номер команды спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать. Обтер мозолистой рукой пот со лба и вышел, даже не обернувшись, в темноту американской ночи. И стало сразу пусто в бункере. И запахло победой. А также американскими орденами и медалями. Пусть даже маленькими.

Усевшись в командирское кресло и подсоединившись к спецмашине, я попытался спрогнозировать, что же такого особенного придумал Герасим, что не смогли мы?

Супер клейкая изоляционная лента и резак. Резак и супер клейкая лента. Больше ничего. С такими материалами больших дел не наворотишь.

– Милашка, можешь вывести на мониторы, что там происходит?

– Боюсь, что нет, командор. Третий номер экипажа предупредил, что любое воздействие на мексиканских ежиков во время их сна, будь то свет прожектора или иное другое излучение, может нарушить чистоту работы. Извините, командор.

– Не стоит извиняться. Я верю, что Гера сделает все правильно. Иначе мы его уволим, не запуская на борт. Подготовь приказ.

Выбивая грустную дробь пальцами по панели управления, я терпеливо ждал возвращения Герасима. Директорский пингвин дремал у меня на коленях, согретый теплом командирского тела. Роберт Клинроуз и его американский друг их федеральной базы тихо обсуждали геополитическую обстановку в мире и в частности в самой Америке. Боб доказывал, что без помощи России его бывшая историческая родина пропадет. А американец свято верил, что из пропасти депрессии можно выкарабкаться, если занять у мирового сообщества много-много денег и не возвращать их ни при каких обстоятельствах.

– Мм? – неожиданно закричали динамики голосом Герасима.

– Секунду, Гера! – встрепенулся я, роняя пингвина на пол. – Милашка! Срочный запрос! Расчетное время до восхода солнца?

– Двадцать две минуты, – ночь пролетела быстро и незаметно.

Я передал третьему номеру запрашиваемую информацию и поспешил к обзорному стеклу. Следом устремился янкель и американский товарищ. Пропускать развязку никто не хотел.

– Мыша, выпусти товарищей из комнаты психологической разгрузки. Отвечать, в конце концов, им придется.

Через пару минут у бронированного стекла столпились все ответственные за операцию. Уткнувшись носами в исписанное формулами стекло, они требовали объяснения всего происходящего. Боб, которого по инерции принимали за старшего, отбивался, ссылаясь на секретность технологий.

– Десять минут до восхода, – сообщила Милашка срывающимся голосом и одновременно с ее докладом в бункер ввалился Герасим.

И страшен был его вид. Мешки под глазами. Дрожащие руки, сжимающие ядерный резак. Подранный в коленках комбинезон. Но глаза! Глаза третьего номера сияли тем непередаваемым светом победы, что всем сразу стало ясно – надежда жива и никуда не сбежала.

Герасим оступился и чуть не упал. Только вовремя подставивший короткое крыло пингвин удержал его в равновесии:

– Мм! – еле шевеля губами доложился Герасим и улыбнулся. Улыбнулся так, как умеют улыбаться только русские спасатели, сделавшие невозможное.

– Молодец, – принял я доклад и, открутив с груди серебряный орден, полученный мной при не помню каких обстоятельствах, сунул его в сухую ладонь Герасима. – Родина и Америка никогда тебя не забудут. Можешь отдыхать.

Герасим со слезами благодарности на глазах хотел еще что-то добавить, но только махнул рукой. Что тут говорить?

– Иди, дорогой мой третий номер! – прошептал я, провожая взглядом героя сегодняшних суток. Потом повернулся к напряженно ожидающим объяснениям американским товарищам и с подкупающей улыбкой командира подразделения "000" объявил, что: – Все под контролем, товарищи американские республиканцы.

Товарищи загалдели и тыкая в темную ночь, еще скрывающую плоды труда третьего номера, потребовали подробностей.

Будут и подробности.

– Нами, сотрудниками подразделения "000", именные списки для награждений будут переданы вам позже, проведена титаническая работа. Боб, я не тебе говорю, а нашим друзьям. Переводи.

Боб старательно перевел и даже ничего не переврал.

Я сверился с часами и продолжил:

– Милашка, выведи на проектор изображение ранчохозяйственной культуры и мексиканского ежика. Можно в разрезе. Спасибо. Прошу внимания! Теоретические результаты нашего труда перед вами. Через минуту мы предоставим вам и практические. Нет, деньги за показ никто с вас брать не станет. Хотя, подождите. Боб, собери с товарищей, кому сколько не жалко. Жизнь длинная, пригодиться.

Не жалко было всем. Связь-каска Боба наполнилась отвратительно шуршащими зелеными бумажками неизвестного достоинства.

– Итак. Что же мы имеем? Нами установлено, что мексиканские ежики ориентируются в пространстве с помощью обоняния. То есть, по-американски говоря, носом. Проведенные лабораторные и полевые испытания показали, что данный вид способен улавливать запах интересующего их кактуса на расстоянии до тысячи километров. Невероятно, согласитесь. Что же происходит при улавливании запаха, спросите вы? Милашка, прокрути кино.

Милашка старательно прокрутила кино, где трехмерный мексиканский ежик в разрезе наваливался всей массой на бедный кактус, тоже в разрезе, и не справившись с поставленной задачей, издыхал вместе с придавленной ранчохозяйственной культурой.

– Мы поставили перед собой задачу спасти как плантации, так и ценных, еще не до конца изученных наукой животных. И должен сказать, что мы с честью справились с этой трудной задачей. Милашка, опусти бронированное стекло. Пусть свежий утренний американский ветер ворвется в наши сердца.

Скрипя пылью, стекло медленно опустилось в толщу бункера, открывая присутствующим бескрайние просторы Америки.

Изумленный вздох пронесся и затих под куполом.

Толпы мексиканских ежиков, позабыв про кактусы, неслись прочь от плантации. И только пыль, поднятая многочисленными ножками, взметалась к встающему солнцу.

Я люблю эту чертову работу.

Сотрудники федеральной базы, перестав изумленно пялиться на убегающих ежиков, бросились к Бобу и принялись качать скромного сотрудника подразделения "000". Счастливый второй номер радостно смеялся, болтал ногами, и опасливо косился в мою сторону.

Ничего-ничего. Я не в обиде. Пусть сегодня будет твой день, Боб. Америка должна знать, какого прекрасного человека и героя она потеряла.

– Милашка, ты подготовила гауптвахту?

Оставив янкеля развлекать гостей, я вышел из бункера и огляделся.

Вокруг кактусового поля валялись поломанные пластико-бетонные плиты, погнутая и завязанная на узлы титановая сетка, разнесенный в щепки забор и раздолбанный до невозможного состояния резной штакетник. Словно дикий ураган пронесся, оставив после себя никому ненужные обломки. И только фанерный плакат с предупреждающей надписью гордо высился над обломками. Надо бы попросить американскую сторону, чтобы оставили фанерку стоять навечно. Чтобы последующие поколения помнили, как страдали и боролись за счастье Америки простые русские парни из подразделения "000".

Прав наш Директор. Тысячу раз прав. Все гениальные решения просты, как сваренные вкрутую яйца. Странно только, что решение не пришло в голову самих американцев. Может потому, что они жители развивающейся страны? А вот Герасиму пришло. Потому, что надо постоянно над собой работать. Потом и кровью приобретать драгоценные крупицы опыта, чтобы в самый ответственный момент вытащить их из потаенных уголков сознания и прославить Родину. Ну, и, конечно, своего командира.

Вздохнув полной грудью пыльный воздух, я вскарабкался на макушку бункера, чтобы в последний раз посмотреть на улепетывающих от кактусовых посадок мексиканских ежиков. К моему удивлению здесь уже любовался окрестностями американский товарищ в черных очках. У ног его свернулась калачиком такса. Товарищ смешно задирал очки к небу и постоянно стучал палкой по куполу, словно проверяя его прочность.

– Красивые у вас места, – приветливо улыбнулся я.

Американец улыбнулся в ответ и проворковал что-то по-своему.

– Да ничего сложного, товарищ, – к сожалению в УПСе полностью сели батарейки. Они же, УПСы, одноразовые. Так что приходилось сердцем воспринимать слова соседа по макушке бункера. – Когда-нибудь и вы сможете работать также качественно. Если что, Россия поможет.

Федерал поправил очки и, вытянув руку, показал в сторону убегающих мексиканских ежиков.

– Как, как? Я же говорил внизу, что это государственная тайна. Не разглашаемая технология. Но если вы мне дадите американское слово чести, что все сказанное здесь останется между нами, то скажу.

Американец ткнул двумя пальцами в стекла очков, что, очевидно, означало, что он скорее глаз лишиться, чем расскажет принадлежащие чужой стране тайну.

– Верю, товарищ. Посмотрите на ежиков. Ничего необычного не замечаете?

Американец отрицательно покачал головой.

– Жаль, товарищ. Вам по роду службы следует быть более наблюдательным. Для того, чтобы мексиканские стервецы не набросились с восходом солнца на беззащитные кактусы, мы, а вернее наш сотрудник, замотал их морды супер клейкой лентой. Нет запаха – нет цели. Нет цели – нет проблемы. Ловко, да?

Американский товарищ схватился за голову, выдавливая из себя непонятные слова.

Довольный произведенным эффектом, я засмеялся, наполняясь гордостью за сообразительность Герасима.

В самом деле. Все просто.

Пока мексиканские ежики дремали, Герасим, вооружившись клейкой лентой, изолировал каждый нос из спящего стада, лишив мутантов самого главного, ведомого чувства обоняния. Проснувшись, ежики, конечно, удивились, но не набрасываться же на кактусы, которые не пахнут. Неинтересно. Поэтому они развернулись и сейчас двигаются в неизвестном для нас направление.

– Вот так то, товарищ, – я благосклонно похлопал американского товарища по плечу. – Смотрите, и на прекрасном примере работы подразделения "000" учитесь. Мы не все время будем рядом. А за ежиков не волнуйтесь. Назад не вернутся. Их уже позвали к себе прекрасные американские дали.

Нехорошее чувство кольнуло в правую лопатку. Неясное ощущение тревоги потрепало по щекам.

– Милашка! – поправив связь-панаму, вызвал я спецмашину. – Командир на линии.

– Командор? – отозвалась отзывчивая спецмашина за номером тринадцать.

– Просьба у меня. Проследи по картам, куда направляется стадо мексиканских ежиков? Что-то не нравится мне, как они шустро новое направление выбрали. Если потребуется, запроси местный конгресс о наличии на пути следования стаи важных стратегических объектов.

Ответ пришел практически мгновенно. Спецмашина подразделения "000" за номером тринадцать когда надо умеет быстро в мозгах ковыряться.

– Командор! – голос в динамиках связь-панамы был хрипл и беспокоен. – Проведя поголовный опрос участников местного конгресса, анализ продукции, которую готовят из кактусов, а также смоделировав процесс в центральном мозге, я могу стопроцентно утверждать, что на пути следования стаи имеется только один объект, достойный внимания мексиканских ежиков.

– Не тяни Милашка, – мне показалось, что американский товарищ в черных очках стал как-то подозрительно на меня посматривать. – Какова бы ни была правда, мы ее примем твердо стоя на ногах. Правда товарищ?

– Командор. Дело в том, что стадо так называемых мексиканских ежиков, полным ходом прет в сторону национального хранилища местной валюты. Вероятно Герасим недостаточно квалифицированно поработал. А мы все прекрасно помним, из чего сделана национальная американская валюта.

Я не торопясь отвинтил с парадного мундира майорские погоны и, широко размахнувшись, швырнул их в сторону кактусового поля.

– Из всех искусств для нас важнейшим является искусство дружбы с Россией, – запишите, любезный. Вставим куда-нибудь.

– Федеральная база вызывает русский экипаж!

Можно подумать, что у американцев есть другие экипажи.

– База вызывает спецмашину русских.

Боб со своего места посмотрел вопросительно. Отвечать?

Я вздохнул, свернул в трубочку журнал "Ты сам?" весьма оригинального содержания и протянул его пингвину. Директорский любимчик, вот уже третий час ожидающий своей очереди на просмотр сомнительной литературы, радостно захлопал крыльями, схватил журнал и умчался в холодильную камеру. Глупая птица думает, что журнал про рыбалку. Представляю, какое его ждет разочарование.

– База объявляет федеральный розыск русской спецмашины с номером тринадцать на бортах. Поднимайся американский народ! Нашедшего пропавших ждет вид на жительство в России и десять тысяч брюликов от русского правительства каждый день в течение десяти лет.

– А можно за такие деньги я сам себя найду? – спросил Боб, открывая вакуумную упаковку бубликов.

Бояться за нас. И правильно делают. Если Америка потеряет спецмашину плюс экипаж в придачу, ей лет сто перед Россией рассчитываться. И не зелеными фантиками, а настоящими брюликами, с рубиновыми звездами и серпастой контрольной лентой.

– Они сейчас воздушные силы поднимут на поиски, – у Боба нервы не выдерживают. Нет, до русской спокойности ему еще далеко.

– Воздушные силы? Какие? Ладно…, – в конце концов ребята не станут нас по пустякам разыскивать. Знать, случилось срочное и важное дело. – Ладно, Боб. Выгружаем последнюю партию и связываемся с базой. Успокоим американских друзей, то-то радости будет.

Команда доблестной спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать, отбывающая двухмесячный срок в молодой американской республике, на данный отрезок времени занималась не совсем законным делом. Но полезным. Перевозила отчаявшихся американских туристов через границу в Мексиканскую республику. Оптом. Пятьдесят две семьи с личными вещами за раз, не считая прицепленных на веревках контейнеров с мебелью.

На эту шабашку Боб напоролся во время сопровождения мексиканских ежиков в места их постоянного проживания. То есть в сопредельное с Америкой государство. Вовремя сволочей завернули. И хотя Мексиканское республиканско-монархическое королевство всячески открещивалась от мутантов, мировое сообщество встало целиком и полностью на сторону молодой американской республики и настояла на депортации ценных пород иглообразных.

Шабашили не за деньги. Как можно? Что взять с бедного туриста? За идею работали. И из жалости. Желающих перебраться в Мексиканскую страну слишком много, местный пограничный терминал вторую неделю закрыт на профилактику. А мы, русские спасатели, не можем спокойно взирать на страдающих от бюрократии и несовершенства технического прогресса людей.

Продуктами брали. Это да. Преимущественно длительного пользования. Желательно картошкой. Боб настоял.

– Ценный продовольственный продукт, завезенный двести лет назад на наш континент из Европы, поначалу воспринимался американским населением, как декоративные цветы. Вроде герани. И только сто лет назад разобрались, что его кушать можно, – сообщил всем второй номер, принимая первую партию продукта в багажный отсек.

Нет. Мексиканская пограничная система с нами не связывалась. В первый день, правда, случилась небольшая стычка, переходящая в грубо словесный конфликт, но как пограничники узнали, что мы из России и умеем психовать не хуже любого амигоса, приуныли. Даже пострелять не получилось. Более того, мексиканские власти в месте разгрузки американских туристов вывесили российский флаг, открыли посольство и отстроили временный палаточный карантинный городок.

– Выгрузка закончена, командир, – второй номер вернулся из багажного отсека, где лично прощался с соплеменниками. Каждой семье янкель вручал цветную брошюру, откатанную в Милашкином типографном отсеке, в которой рассказывалось о героических буднях второго номера. – Можно возвращаться.

– Милашка! – кликнул я спецмашину. – Курс на возвращение. Предупреди, когда границу переедем.

Спецмашина, изрыгнув из себя экологически чистую ядерную переработку, взревела топками и, набирая скорость, взрыла мексиканский песок всеми десятью гусеницами.

– Не гони. Не на встречу с Директором едем, – предупредил я, удобно устраиваясь в командирском кресле. – Боб, а почему без музыки?

Второй номер, перестав махать из форточки рукой, склонился над приемником. Из динамиков полилась ритмичная мелодия.

– Это про что? – шея уже болела от универсальных переводчиков.

– Про любовь, про что еще? – Боб вытащил из кармана комбинезона упаковку концентрированных семечек. – О том, что американский парень хочет в Лос-Анджелес. Но враги молодой республики разобрали железнодорожные пути и перегородили единственную дорогу. Вот он и садится, дурак, в поезд, не зная, что не едут в Лос-Анджелес поезда.

– А самолетом?

– Откуда в Америке самолеты? – вздохнул Боб, грустно поглядывая в боковое стекло.

– Пешком? Если сильно любишь, можно и пешком.

Второй номер пожал плечами.

– Грустные у вас песни, – говорю я, – и вообще! Радости вокруг мало. Как телевизор не включишь, постоянно каких-то нищих женщин показывают. С голодухи аж у столбов никелированных извиваются. Или у вашего правительства денег на одежду не хватает?

Боб молчал, как в кабинете Директора. Да и что он мог сказать?

Молодая американская республика только оправляется от кровопролитных боев. Бывшее эмансипированное правительство никак не хочет успокоиться и признать поражение. Женская хунта того гляди снова всколыхнет боевые знамена, выроет из древних шахт старенькие "Томагавки" и воздух наполнится ревом ядерожаблей с бомбами. И брат пойдет на сестру. И муж встанет против жены. И сосед никогда не сядет против соседки. И России придется посылать в многострадальную Америку миротворческие силы красно-сине-белых ушанок.

Как только Милашка миновала ухоженные поля Мексики и выехала на невспаханные просторы ничейной земли, Боб в полголоса, с тяжким вздохом, ни для кого, для себя, прошептал:

– Страна рабов, страна господ….

Иногда янкель вызывает уважение. Теперь понятно, почему в свое время он подвергался политическим гонениям. Здесь, не у нас в России, языком трепать не булочки жевать.

– Командор! По данным телеметрии государственная граница Америки в десяти километрах. Согласно заложенной программе перехожу на малую скорость проникновения. Включаю защитный экран и помехи. Выпускаю перцовое облако. Теперь нас ни одна гадость не засечет.

Милашка славная машина, когда дело касается секретности.

– Американские друзья нас все еще в трауре? Продолжают поиски?

– И не переставали. База поисковые отряды собирает. Может, отзоветесь?

Беда с этими американцами. Как дети, в самом деле. Подумаешь, неделю на связь не выходили.

– До сеанса связи необходимо углубиться… или углубиться, неважно, на территорию государства. Иначе начнутся лишние расспросы, разговоры. Поэтому! Правом данным мне родным правительством приказываю прекратить на рабочих местах шуметь, галдеть и даже сопеть. Спецмашине потушить сигнальные огни. Второй номер! Известно ли вам, что современные средства разведки способны распознать среди многообразия шумов скрежет челюстей?

Второй номер, Роберт Клинроуз, приготовившийся покончить с порцией прессованного концентрат-мороженного, мгновенно притих под грозным взором командира и торопливо спрятал продукт в сейф.

Спецмашина подразделения "000" послушно отключила наружные динамики, по которым прокручивала патетическую серенаду – "От Вашингтона до самых до окраин". Притушила топки, а также втянула внутрь все выступающие части, как-то антенны, пулеметы, пустой скворечник и бельевую веревку, на которой сушились экипажные носки. Естественно постиранные. Зря мы что ли пингвина с собой таскаем.

Второй номер плотно сжал губы, стараясь не стучать на колдобинах зубами. Даже третий номер, отдыхавший в индивидуальном отсеке для отдыха третьего номера перестал храпеть и перешел на легкое посвистывание. Знает человек, что посвистывание не ловиться современными средствами шумовой разведки.

– Тихо-то как! – прошептала Милашка у меня в ухе, – даже страшно.

За пределами кабины, действительно, было несколько страшновато. Хлестал в стекла дождь, гудел злой американский ветер. Пару раз на опушках джунглей показывались силуэты причудливых иностранных зверей. На сучьях деревьев сидели странного вида птицы и даже где-то похожие на людей пресмыкающиеся.

Чтобы не испугаться окончательно Милашка робко отстреливалась из пулемета с глушителями. Десять тысяч выстрелов в минуту. После десятиминутного залпа не нужно производить вырубку джунглей. Даже пней не остается.

Чтобы не беспокоить командирское сердце я решил воспользоваться проверенным средством. До точки выхода из секретной зоны минут сорок хода. Чтобы не волноваться и раньше времени не облысеть, необходимо отвлечься. Самый лучший забыться, это просмотреть местные журналы, оставленные нам американскими товарищами, которых мы за символическую плату перевезли через блокпосты пограничных терминалов.

Листая скучные страницы, вглядываясь в лица людей и в суровую американскую действительность, мысли мои устремились к далекой Родине. Вспомнилось о том, что у нас в России уже начался сезон обильного листопада. О том, что техники, наверняка, пьют по страшному, и по нестрашному, поэтому обильный листопад полностью завалил города и села. Мысли уносили меня вдаль, к широким просторным проспектам, по которым так приятно промчаться на полной скорости. И я уже бродил по тихим столичным шестиуровневым улочкам старого города, любуясь на блочные памятники древнего зодчества и вдыхал непередаваемый запах старинных панельных храмов.

– Командор! – взревели динамики спецмашины. – Команда, ровно как и я сама, находимся на территории молодой американской республики. Погода за бортом плохонькая, дороги никудышные, но это не повод для грусти, командор!

– Орать-то зачем? – подняв с пола упавший от неожиданности журнал, я запихал его в ящик, где, согласно Устава, должны были находиться сертификационные таблицы спецмашины. Знаете, брутто, нетто? И прочая дребедень. – Что с базой?

– Пытаюсь связаться, командор. Но надежды мало. Американский спутник космической связи, который мы собрали из запасных деталей, закрыт облаками, а наши в эти места не залетают.

Пока Милашка металась в волнах эфира, пытаясь нащупать канал базы, я размял затекшую шею и вызвал по очереди всех членов экипажа.

– Второй номер на месте, – ответил Боб, следя за работой шестнадцати дворников, гонявших струи дождя по ветровому стеклу.

– Мм, – не просыпаясь отчеканил Герасим. Слышно было, как заскрипела пневматическими пружинами кровать третьего номера.

– …, – прокричал пингвин из морозильного отсека. Впрочем, его доклада никто не ждал, но раз напомнил, что он все еще с нами, и за это спасибо. Значит морозилка функционирует нормально.

– Не слышу радостного возбуждения, товарищи спасатели! – подбодрить экипаж также входит в зону ответственности командира подразделения "000". – Может, именно сейчас сотрудники федеральной базы пытаются сообщить нам, лучшим спасателям мира, что, предположим, великая американская река… Боб как называется ваша великая американская река?

– Миссисипи, командир.

– Красиво. Повезло вам. Хорошо, не будем о больном. А может огромный астероид грозит местному континенту из глубин космоса и нам…

– Астероид мы в прошлом году расстреляли, командир, – уныло напомнил второй номер. – И вообще, на моей исторической родине вряд ли может случиться нечто экстраординарное.

– Господи, ну до чего же с вами скучно!

– Простите, командор, – встряла Милашка, – есть связь с базой. Они там уже телеграмму в Россию готовят с просьбой прислать наши фотографии. Даже гробы заказали.

– Приготовь официальное опровержение и подключай меня к каналу. База, База! База! Але! Але! Але! Спецмашина подразделения "000" за номером тринадцать на связи. Живы мы, живы! Русские так просто на чужбине не умирают.

В динамиках раздались радостные всхлипывания.

– Плачут, – перевела Милашка, – а теперь ругаются. Снова ругаются. И опять ругаются. И, наконец, спрашивают, где все это время была русская команда?

– Каков вопрос, таков ответ, – отчего-то рассердился я. – Милашка, вскрой секретный контур со словарником русского народного творчества и ответь базе как положено. Только внутренние динамики отключи. Бобу рано еще окончательно к русской истории приобщаться.

Милашка покраснела всеми сигнальными лампочками, но приказ выполнила. Тугой комок из убористого словарно-русского запаса выплеснулся на Америку.

– Чтобы помнили, – проворчал я, чувствуя некоторый стыд за действия собственного экипажа. – Что у них за дело?

– Принимаю информацию. Приняла информацию. Информация на пятом во втором ряду мониторе. Координаты занесены в черные самописцы. Серьезное дело, командор.

– Позвольте мне самостоятельно решать серьезность поставленных перед командой задач, – резко оборвал я размышления Милашки. – Боб, переведи, что на этот раз стряслось. Опять ежики, или на этот раз что-нибудь более ответственное?

Второй номер прильнул к пятому во втором ряду монитору и, водя пальцем по строчкам, постоянно сбиваясь и запинаясь, перевел:

– В секторе таком-то, на координатах таких-то, несчастный случай. Нашей спецмашине рекомендуют срочно прибыть для оказания помощи потерпевшему.

Я сверился с картой. Точка вызова находилась в четырех часах езды на максимально возможной по американским дорогам скорости. И то, если покрышки и гусеницы не жалеть.

– Далековато. Какова специфика несчастного случая?

– Предположительно укус ядовитой змеи. Потерпевшая в бессознательном состоянии. Состояние ухудшается.

– Вот же скотина какая, – прокомментировала спецмашина. Я не стал переспрашивать, кого она имела в виду.

– Местные плохо образованные врачебные силы уже отказались от безнадежного пациента. Родственники Объекта обратились к президенту. Он незамедлительно приказал федеральной базе связаться с нами. Президент, как и весь американский народ считает, что только мы способны оказать немедленную и, главное, квалифицированную помощь Объекту.

– И правильно считают. Последняя надежда республики. Данные об Объекте прислали?

– Местная уроженка по имени Мура Демина. Русская эмигрантка в восемнадцатом поколении. Актриса какая-то.

– Это они врут, – нахмурился я. – Стал бы ваш президент из-за какой-то актрисы пургу гнать. Тем более в восемнадцатом поколении.

– Да наши президенты за любого американца готовы….

– Боб, я тебя умоляю! – улыбнулся я саркастической улыбкой, которая так шла к моему командирскому лицу. – Знаем мы ваших президентов. За тебя хоть кто слово сказал, когда ты под окнами Службы банки из-под кваса собирал? Что-нибудь еще есть?

– Только адрес и обещание зеленого света на железнодорожных переездах, – второй номер не обиделся. Все он прекрасно помнил и все прекрасно осознавал.

– И за то спасибо, – кивнул я. – Милашка!

– Командор?!

– Координаты известны. Поехали. Слишком спешить не стоит. Все равно не успеем, зачем материальную часть изнашивать.

Прислушиваясь к ровному гудению укрытых под много сантиметровой броней топок, я постукивал по панели управления пальцами, пытаясь исполнить "Танец с лазерными шашками" и думал.

Что-то неспокойно на душе. Чем-то не нравился мне этот вызов.

Вроде все как обычно. Есть Объект. Есть причина. Нам следует всего-то подъехать на место и констатировать невозможность приведения в чувство потерпевшей. Составить акт в трех экземплярах и получить благодарности за честно выполненную работу. Так нет! Крутится в сердце червячок беспокойства. Ковыряется, грызет, пытаясь о чем-то предупредить.

– Милашка, это командир, – стараясь не тревожить остальную команду, шепотом вызвал я спецмашину. – Выведи на личный монитор конец полученного сообщения.

На командирском мониторе появились скупые строки информации.

– Вас тоже что-то беспокоит? – прошептала Милашка по личному связь-каналу.

– Имя…, – нахмурился я, – знакомое имя. Где-то я уже его слышал. Или видел. Мура Демина. Мура Демина…. Нет, не могу. У нас есть что-нибудь о ней?

– Я уже проверяла, командор. Ни крупинки. А в американские данные я еще не заглядывала. Для этого мой статус слишком мал. Требуется специальное разрешение местного конгресса.

– Так получи его, – наморщился я. Откинулся на мягкую спинку командирского кресла. Почесал лоб. Обычно это помогает работе памяти. – Стоп!

От крика проснулся даже Герасим. Высунулся из отсека, беспокойно огляделся:

– Мм!

– Потом объяснения, Гера! Где журнал, который я недавно просматривал? Тот, со скучными картинками.